III
Ноябрь, 1920 г.
Где-то в районе Феодосии
«Аппараты - товсь!»
- Наглецов надо учить, - проворчал  Иконников. - Война им не война, вишь ты!
Лодка «Имени тов. Троцкого» держалась в стороне от каравана беляков, милях в полутора - двух. Уже совсем стемнело, но красвоенморы отлично видели противника - все три корабля. Большой, издали похожий на доброфлотовские пароходы, шел впереди, волоча на буксире другой, узкий, длинный, с низким силуэтом - наверное, один из угольных миноносцев еще доцусимской постройки. На этом огней почти не было, но с марса головного бил прожектор, и луч его цепко держал миноносец - Иконников хорошо различал в бинокль буксирные тросы. Волнение почти улеглось, корабли почти не мотало, так что буксир все время оставался натянутым. «Узлов восемь идут, - прикинул Иконников. - Лодка в подводном положении могла дать и десять - правда, они ни разу еще не пробовал выжать из нее паспортные характеристики. Но это и не требовалось - сумрак, быстро сгущающийся туман, противник освещен, как рождественская елка, вполне можно атаковать из надводного положения.
Врангелевских посудин было три. Еще один корабль, тоже военный, неизвестного типа - эсминец, не эсминец? - с надстройкой неуместного в военные годы ярко-белого цвета, держался за первыми двумя, и пока его можно было не брать его в расчет.
- Приготовить первую и вторую трубы! - скомандовал командир. Две других привести в порядок так и не удалось, но и две торпеды в залпе - неплохо. Пожалуй, решил он, надо будет все же погрузиться частично, до походного положения, так, чтобы из воды торчала только рубка. Он давно слышал об этом приеме, изобретенном кайзеровскими подводниками специально для ночных атак и даже успел опробовать его на учениях, на Днепро-Бугском лимане. Экипажи посудин Каркинитского отряда, противостоявшему субмарине на учениях, не хаметили их даже на расстоянии пяти кабельтовых - а ведь было посветлее, как сейчас! И не загони командир отряда свои корабли со страху на мелководья, где они благополучно увязли на песчаных банках - лодка вполне могла бы записать на себе в актив две, а то и три успешные торпедные атаки. Конечно, никто не собирался тогда стрелять, торпеды, даже учебные, у Республики Советов наперечет - но разве с такой дистанции промахиваются?
Комиссар, стоящий рядом с Иконниковым на площадке рубки, опустил бинокль.
- Однако, Александр Лексеич, они вроде, быстрее пошли. - Ну и недоумки ж эти беляки, даже огни не погасили!
Иконников пригляделся. Комиссар, хоть и крыса сухопутная, а все правильно разглядел: головной корабль, тот, что волок на буксире миноносец, явно развивает обороты - вон, как вырос ходовой бурун!
- Ничего, один раз в атаку успеем выйти. Тринадцать узлов против четырнадцати с половиной парадных дадим, да нам столько и не надо.
Иконников говорил уверенно. Сзаимное расположение лодки и каравана позволяло занять удобную позицию для торпедной стрельбы.
- Если промажем - второй раз уже не получится. - глубокомысленно заметил комиссар.
- Второй раз нам стрелять нечем. - сухо ответил Иконников. - Запасных торпед нет, а вытаскивать из третьего и четвертого, да перезаряжать - в море такой фокус быстро не проделать. Малеев, дистанцию до головного, уснул, что ль? - крикнул он матросу, приникшему к трубе малого дальномера.
- Шишнадцать кабельтовых, тютелька в тютельку! - немедленно отозвался тот.
- Вот и руби каждые полминуты! - буркнул Иконников и наклонился над люком.
- Боцман? Перфильич, слышишь, что ль? Становись к клапанам затопления. Как скомандую - отдраивай и будь готов сразу опять задраить. Понял, что ль?
Из люка отозвались в том смысле, что не маленькие мол, сами все понимаем. Перфильич был в подплаве с пятнадцатого года и сменил не одну лодку, так что ему позволялись многие вольности в общении с командиром. Да и порядки в подплаве даже в царские времена были не в пример демократичнее, чем даже у авиаторов.
- Будем нырять? - с беспокойством спросил комиссар. - Но раз так, не следует ли нам...
- Я не собираюсь погружаться полностью, - оборвал шпака командир лодки. - Не волнуйтесь, волнения почти нет, так что вы даже галифе не замочите! Выстрелим - потом сразу ныряем и прочь, на малых оборотах. Авось да пронесет... А то, ежели следы торпед разглядят, могут и нас обнаружить! Тогда все, могила, вмиг утопят - либо артиллерией размолотят, либо форштевнем надвое развалят! Но, как торпеды выйдут - сразу в люк. Замешкаетесь, будете рыб кормить!
***
Ослепительный свет наотмашь хлестанул по глазам. Иконников физически ощутил этот удар и едва не полетел с ног, ухватившись за ограждение. А безжалостный луч вцепился в лодку и не выпускал, не было никакой возможности посмотреть, откуда он исходит - немыслимой яркости световой поток грозил выжечь сетчатку и добраться до мозга. Иконников подавил в себе желание повалиться на корточки, чтобы спрятаться от этого пронизывающего насквозь света. Прожектор бил совсем с другой стороны - оттуда, где не должно было быть никого, кроме моря и облаков. Подкрался незаметно французский эсминец, из числа тех, что сопровождали врангелевские конвои? Но как они могли разглядеть в темноте крошечную лодку?
Сипло матерился дальнометрист; комиссар стоял, нелепо задрав локти а самому лицу и обеими руками загораживал глаза. Иконников отвернулся от миллионосвечевого ока. В глазах плавали красные и черные круги, и тут луч его прожектора отклонился прожектор с головного корабля отклонился от взятого на буксир миноносца, сделался втрое ярче и заскользил по поверхности моря к подводной лодке. Иконников изо всех сил зажмурился, но все же успел увидеть в последний момент, как с плоской кормовой палубы третьего корабля корабля взмыла и пошла к лодке угловатая тень.
- Попались, командир! - прохрипел, высунувшись из люка, боцман. - Теперь не уйти, теперь беляки нас живо спеленают, как малых дитёв!
Иконников и сам понимал, что они попались - выхода нет. Зажатые между неприятельских кораблей, в лучах сразу трех прожекторов - еще один бил сверху, откуда несся громовой голос, - они видны, как на ладони. Никуда не деться, не стоит даже и пробовать...
В рукав вцепились чьи-то пальцы. Комиссар.
- Товарищ Иконников, надо готовить лодку к взрыву! Я лично вызываюсь... мы не имеем права сдавать врагам революции корабль, носящий имя товарища Тро...
Слова его заглушил гулкий рокот. Вслед за рокотом, заглушая его, по ушам ударил голос - казалось, принадлежащий исполину из античных мифов, титану, вроде гекатонхейров, про которых он читал в детстве. Мощь голоса была такова, что барабанные перепонки прогибаются, смыкаясь одна с другой где-то посредине головы.
- Товарищи краснофлотцы! Во избежание бессмысленных жертв, предлагаем не оказывать сопротивления, лечь в дрейф и принять призовую партию. Товарищ лейтенант Иконников! Мы обращаемся к вам, как к честному офицеру и русскому моряку! Не надо губить вверенных вам людей! Подумайте об их семьях! Мы гарантируем вашим подчиненным и вам неприкосновенность, более того, свободу! По прибытии в Севастополь вы все сможете идти, куда пожелаете, никто не будет вас удерживать! Товарищ лейтенант Иконников! Мы обращаемся к вам, как к честному офицеру и русскому моряку! Не надо губить вверенных вам...
- Ах ты, контра! - заорал комиссар. - Дружки, значит, твои явились? А ну, говори, за сколько продал им лодку? За сколько Республику им продал, хад ползучий?
Пальцы его зацарапали по лакированной крышке маузера. Иконников смотрел на них - длинные, с обкусанными ногтями, испачканные фиолетовыми чернилами, пальцы студента или гимназиста, - и отрешенно гадал: как получается, что он слышит каждое слово комиссара сквозь рев и рокот, льющиеся с небес?
«Парабеллум» хлопнул, коленчатый затвор сложился назад, выбрасывая гильзу. Комиссар, так и не успевший вытащить свое оружие, ничком повалился на железный настил. Дальнометрист смотрел на разыгравшуюся сцену остекленелыми глазами, из угла рта тянулась, блестя в свете прожектора, нитка слюны.
- Боцман, свистать всех наверх! - И, вполголоса, больше для себя, чем для кого-то еще, добавил:
- Сдаемся...
Но флага он спускать не будет. Пусть забирают лодку, сегодня их сила, но на ткое унижение он не пойдет!

Отредактировано Ромей (22-04-2017 02:22:34)