На тестдрайв:
Пятница, 14 апреля 1978, день
Ташкент, пр. Бируни.
В скверике напротив Октябрьского рынка было людно, но не суетно – ташкентцы, даже молодежь, ходили неторопливо. Провинция – милая, простодушная и невинная …
Вокруг бурно цвели молодые каштаны и доходила последняя сирень. Ветки тополей курчавились пухом. Из торговых рядов призывно тянуло ароматом первой клубники – мелкой и темно-красной.
«Не забыть купить в Ленинград», – пометил я себе в памяти, – «и побольше – всем моим», – и я начал загибать пальцы, считая, – «домой, Афанасьевым, девчонкам на Фрунзе… Яське, Кузе, Паштету», – и тут моя мысль споткнулась, – «постой… Кузе?!»
Я озадаченно поскреб в затылке.
«Когда это, дорогуша, она успела стать твоей? Я пропустил что-то захватывающе-интересное? Это было бы весьма обидно…»
Губы мои изогнуло ехидством.
«Ладно-ладно, не моя», – быстро отыграл я назад, – «но угостить все равно надо».
Я опять прошелся взад-вперед по выбранному для ожидания пятачку и посмотрел на часы: Жозефина Ивановна опаздывала на рандеву. Пока несильно – всего на семь минут.
«Женщинам это простительно. Тем более – таким», – решил я, и мысль тут же воротилась к только что случившемуся конфузу: – «Вот же ж сказанул: моя…»
Я был настроен тут весьма решительно.
Да, Кузя за эти три недели во многом преуспела: обучалась быстро, работала споро. Отрядную символику вышивала дома и, судя по скорости, прихватывала ночи, но вот подгонять выданную на отряд «эксперименталку» нам все равно приходилось сообща, у меня, после школы.
Томка, к некоторому моему разочарованию, оказалась неревнивой и являлась на наши посиделки ненадолго. Да и с шитьем у нее откровенно не заладилось.
Мелкая же не пропустила ни разу. Уроки у нее обычно заканчивались раньше, и она уносилась домой с моими ключами, а потом встречала нас уже разогретым обедом. Вообще, ее гораздо сильнее тянуло на кухню, чем к швейной машинке, и вскоре я начал заранее подтаскивать продукты с рынка, чтобы Мелкой было над чем фантазировать. Да и восполнить убыль в холодильнике было совсем не лишним – мама на такую толпу обедающих не рассчитывала.
Помнится, начала Мелкая с того, что потушила на медленном огне рубленую курицу под слоями овощей, зелени и крупно порезанного чеснока. Пришедшего с работы папу встретил настолько чарующий запах, что он даже забыл заглянуть ко мне в комнату. Мелкая запорхала вокруг него, загромыхала на кухне посудой… В итоге отец дошел до меня уже сытый донельзя и размякший до необычайности. Оглядел девичник, похоже – признал в сидящей за швейной машинкой Кузе давешнюю санитарку, задумчиво покачал головой и подвел итог:
– А ты неплохо устроился, как я посмотрю: одна – штопает, вторая – готовит… Третья по магазинам побежала? И все – красавицы. Молодец, сына, горжусь.
Что интересно, предательский румянец выступил тогда лишь у меня. Папа посмотрел на все это, еще раз покачал головой и удалился.
– Это он еще четвертую не видел, – вдруг тихо улыбнулась Мелкая.
– Это кого? – вскинулся я.
Мелкая поиграла лукавыми ямочками на щеках, а потом, все так же улыбаясь, дунула себе на челку, точь-в-точь как Софи, и я сообразил:
– А! Нет, свят-свят. Мы с ней обо всем договорились. Кстати, так же, как и с Наташей, – и я кивнул на навострившую ушки Кузю, – так что не волнуйся, папа пошутил.
– Да, – опустив глаза, согласилась Наташа, – пошутил.
– Да я и не волнуюсь, – добавила Мелкая.
Я тогда еще порадовался: и правда, хорошо, что со всеми четырьмя обо всем открыто договорился, без экивоков. Удачно сложилось.
Вот Кузя, например, поняла слово «нет» с одного раза и вела себя, когда мы оставались в комнате один-на-один, совершенно примерно. Правда, тот однажды представившийся хруст свежевымытой кожи под пальцами мучительно донимал меня в такие часы, но винить Наташу за это мое весеннее томление я не мог никак.
Причина была совершенно прозрачна, но легче от этого не становилось, и я порой притискивал к себе Томку крепче, чем она считала допустимым. Можно было бы тут форсировать, но я смутно опасался необратимых потерь при жертве качества за темп, и это меня останавливало.
«Дотерплю, недолго осталось», – понадеялся я и еще раз прогулялся поперек аллеи, а потом остановился у афиши позавчерашнего матча Пахтакора с Локомотивом и незряче посмотрел сквозь него.
Нет, я пребывал в раздрае не из-за моих девчонок. И не из-за прошедшего сегодня первого олимпиадного тура – там, кажется, я отрешал все правильно, да к тому же еще и самостоятельно. Наработал, наконец, необходимую гибкость мысли. Но вот брейнсерфинг по бабушке Мелкой…
Я был раздосадован, и вовсе не подоспевшими по утру ответами, пусть они и оказались в высшей степени неожиданными. Сразу стала понятна и та обмолвка Чернобурки про Мелкую, мол, «с ней вообще все не просто», и долгоиграющие последствия такого родства. Чепуха, переживем.
Досада моя была обращена исключительно на самого себя. Ведь решал же, что по ближним брейнсерфингом не работаю! Нет, не выдержал и, пока летел над севером Арала, решил подстелить дополнительной соломки – запулил этот запрос. И есть у меня теперь многие знания, а с ними и лишние печали.
И вот как мне в предстоящем разговоре изображать, что я не в курсе? Как не сфальшивить? А, ведь, похоже, совсем не случайно Жозефина Ивановна пыталась отгородиться от внучки: то вполне могло быть не безразличие, а защита…
«Да и то не так важно», – я опять обнаружил себя у плаката с надписью «Пахтакор» и поморщился: – «Ох, лажаю! Все время лажаю!»
Непокорное тело подростка постоянно отмачивало фортеля: поступки на интуитивном ощущении грани между правильным и неправильным раз за разом опережали мысли. Я не успевал опереться на свой опыт, решения приходили и реализовывали быстрее, чем соображал подумать, и лишь потом, рефлексируя по тем или иным поводам, я догадывался, что мог поступить мудрее.
Меня все время несло, часто совсем по-детски, несло и заносило. Удивительно, что не опрокинуло еще в тех заносах…
Я опять взглянул на часы: плюс двадцать пять минут к времени «Ч».
«Как жрать-то хочется… Я же ради этой встречи пропустил обед. Удивительная непунктуальность для человека такой выучки… Изучает меня со стороны? Очень может быть».
Ноги опять поднесли меня к «Пахтакору», словно желая еще раз напомнить о предстоящей трагедии.
«Да помню я, помню», – отмахнулся я мысленно, – «легко. Самолеты тогда не разошлись на двадцать миллисекунд: один звонок о заложенной в багаже бомбе решит вопрос. Все бы вопросы так легко решались…»
– Андрей? Соколов? – раздалось из-за спины.
Я медленно повернулся.
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
. С другой стороны, возможно, что деда звали Янисом... 
