Покинув Иноземную слободу, я остановился в нерешительности. Возвращаться в Кремль не хотелось совершенно, в последнее время его стены просто давили на меня, не давая не свободно вздохнуть.
- Куда прикажешь, государь? - подал голос, едущий за мной по пятам Вельяминов.
- Никита, а у тебя баня топлена? – неожиданно спросил я него.
- Коли повелишь, так недолго и истопить, - пожал плечами в ответ окольничий.
- Ну, раз недолго, так поехали.
Как оказалось, баню все-таки топили и вскоре мы и присоединившийся к нам Анисим, до исступления хлестали друг друга вениками, изнемогали от жары на верхней полке и наконец, измученные, но чувствующие себя чистыми душой и телом сидели бок о бок на лавке в полутемной горнице. Тихонько скрипнула дверь, и к нам зашли Алена и названные дочери Пушкарева. Девушки принесли квас, оказавшийся как нельзя кстати.
- Испей, государь, - подала с поклоном ковш Вельяминова.
- Благодарствую, - поблагодарил  я, и с жадностью припал к ковшу.
- Может, чего покрепче? – спросил Анисим, но я только помахал рукой, дескать, не надо, завтра вставать рано.
Как не странно, наши красны девицы напоив нас, и не подумали уходить, а устроившись чуть в сторонке, принялись шушукаться. В другое время их бы, наверное, нагнали старшие, однако при мне не решились. Я же поначалу и не обратил на это внимания, а просто отстраненно смотрел в раскрытое окошко на темнеющее небо и размышлял о перипетиях жизни. Как случилось так, что я попал сюда в это время? Почему история пошла не тем путем, который был известен здесь только мне,  а совсем другим? И самое главное, почему и в этой жизни, я совершенно одинок. Вроде есть и семья и дети, а я все равно продолжаю оставаться один. Нет, разумеется, вокруг всегда много народа. Есть и соратники, есть и слуги, а среди последних, наверное, даже верные… Сидящих рядом Никиту и Анисима вполне можно считать друзьями, но… все это не то. Хочется, чтобы рядом была любящая женщина, да только где же ее взять? Просто женщин много, даже, наверное, с избытком, а вот одну единственную, да чтобы любила, да еще и взаимно… Неожиданно, прежде всего для себя самого, начал перебирать в уме женщин с которыми меня сводила судьба. Супруга моя Катарина Карловна вышла за меня по приказу отца. Оно и понятно, засиделась принцесса в девках, а тут герцог подходящий, да еще и не из совсем уж последних. Воюет к тому же хорошо, а Швеции нужны храбрые солдаты. Какая уж тут любовь, тут брак по расчету – династический. И для моей благоверной корона всегда будет важнее меня, причем корона шведская, а не та, что на моей бедовой головушке. Княгиня Дарловская? Бедняжка Агнесса Магдалена, выданная замуж за старика и внезапно оставшаяся вдовой. Ей было нужно срочно забеременеть, чтобы остаться полновластной хозяйкой во владениях мужа, и она получила то, что хотела. Не знаю, рассчитывали ли она всерьез на мое возвращение, и не разбил ли я ей сердце своей женитьбой на шведской принцессе. Надеюсь, что нет, а так же что она счастлива со своим новым мужем. Ульрика Спаре? Не знаю, чего добивалась она, а мне нравились ее экзальтированность и бесшабашность. К тому же, что греха таить, кровь мою будоражило осознание того, что любовница одновременно приходится сестрой заклятому врагу и женой одному из главных политических противников. Марта? Моя бедная Марта, как я мог о ней забыть! Эта девочка, похоже, меня действительно любила, и всем пожертвовала ради этой любви. Мало того, она родила мне дочь, которую я так и не увидел. Как они там, в этом далеком Вольфенбютеле? Впрочем, меня ли она любила? А может вовсе не меня, а этого беспутного принца, который жил в этом теле до моего появления. Он, помнится, обесчестил ее старшую сестру, у которой, кстати, тоже родился ребенок, и убил на дуэли брата. Папаша собирался жестоко отомстить, но маленькая Марта спасла принца… нет, уже меня. Мы через многое прошли вместе, но расстался я с ней без сожаления, успокаивая свою совесть, тем, что о девушке и ребенке позаботится герцогиня Клара Мария.
А вот в России с любовью как-то не везло. Настю, которую я когда-то отбил у разбойников, зарезал этот чертов Енеке. Ксения, тогда и вовсе в монастырь вернулась, а я ведь ей дочку нашел, что было ничуть не легче чем иголку в стоге сена. Но даже не посмотрела в мою сторону царская дочка, а ведь видела, как я на нее смотрел. Машка, кстати, в нее, только белокурая. Вырастет – красавица будет, всем встреченным на пути парням голову вскружит чертовка! О любви Лизхен и говорить не приходится, она маркитантка и этим все сказано. Занимается, пользуясь моей защитой, ростовщичеством и потихоньку богатеет, а случись что со мной, тут же станет новой походной женой у следующего командира. Так уж в этой профессии заведено. Уже сейчас чует, что пахнет жареным и засуетилась. Нет, надо у неё дочку забрать, пока такой же стервой не выросла, да вот только куда?
Пока я так раздумывал, девушки затянули грустную песню. Начала Марьюшка, своим тонким, но мелодичным голоском, затем вступили грудные голоса Глаши и Алены. А я ведь и не подозревал, что они такие певуньи. Немудренные слова переплелись в песенном кружеве и поплыли над ночною Москвой ввысь. Мне невольно припомнилась наша первая встреча с Вельяминовой. Я только что бежал из польского плена и совершеннейшим чудом наткнулся на Никиту, а он на радостях повез меня знакомить со своей семьей. Как-никак спаситель из плена! Алена с тех пор сильно переменилась, тогда она была еще совсем девчонкой с дерзким нравом и острым язычком, которым она тут же прошлась по мне, а я может быть впервые в жизни, не нашелся с ответом. Что поделаешь, уж больно она была похожа на ту Алену из моей прошлой-будущей жизни, которую я так безнадежно любил. Та девчонка и без того не была гадким утенком, а теперь и вовсе превратилась в прекрасную лебедь. Русские наряды не слишком подчеркивают женскую фигуру, но даже в них, очевидно, что сестра моего окольничего великолепно сложена. Черты лица ее обладают необыкновенной прелестью, а кожа совершенно не нуждается ни в белилах, ни в румянах. Это, кстати, очень хорошо, потому что косметика в этом времени - просто оружие массового поражения по вредности. Что не смогли изменить прошедшие годы, так это характер боярышни. Каждый раз вспоминая, что она устроила драгунам на рынке, мои губы растягивает улыбка. И достанется же кому-то такое «счастье»! Помню, Никита рассказывал мне еще в далеком двенадцатом году, что его сестре кто-то нагадал, будто я ее суженый и она при всей своей независимости и дерзком нраве, отнеслась к этой ерунде совершенно серьезно. Впрочем, эта блажь, конечно же, давно прошла, а Никита наверняка подыскивает сестре хорошую партию среди родовитых людей и как только найдет, сразу же выдаст замуж. Спрашивать у девиц их согласия на брак никому и в голову не приходит, и, полагаю, мой окольничий тут не исключение. Странно, но мысль о том, что я был предметом девичьих грез у Алены, показалась мне очень приятной, а то, что ее выдадут замуж наоборот грустной. Наверное, я все-таки старею и становлюсь сентиментальным.
- Спасибо красавицы за пение, - похвалил я девушек, - порадовали. Машка иди поцелую, да спать пора ложиться.
Та не заставила себя просить дважды, и, тут вскочив, с удовольствием подставила губы. Осторожно поцеловав егозу, я ласково потрепал ей волосы.
- Совсем большая уже стала, того и гляди просватают. Позовешь хоть на свадьбу то?
- Ты мне, царь-батюшка, сначала принца обещанного найди, а за свадьбой дело не станет! – Со смехом заявила маленькая оторва, а затем, лукаво улыбнувшись, добавила: - а почто только меня целуешь? Девочки тоже старались!
- Машка! – Едва не прикрикнул от неожиданности Анисим.
- Эх, Марьюшка, - засмеялся я в ответ, - да на что я им нужен со своими поцелуями такой старый?
- Ну, Глашке может и старый, - задумчиво протянула она. - А Аленушке в самый раз!
Вот же, паршивка, подумал я со смехом, и шагнул к девушкам. Поцеловав одну за другой в лоб и перекрестив, я пожелал всем спокойной ночи и пошел в горницу, где для меня была приготовлена постель. Уже выходя, я услышал ехидный возглас Машки: - «А почему вас не в губы?» и злобное шипение Пушкарева: - «Выпорю!» Припомнив красиво очерченные губы цвета спелой вишни у Алены и Глаши, я подумал, что мысль не так уж и дурна.