Что бы ни случалось накануне, каждое утро Карла Густава начиналось одинаково. Подъем, умывание, краткая молитва, легкий завтрак и занятия с учителями. Единственное изменение заключалось в том, что теперь он занимался вместе со своим приятелем Петером. Барону фон Гершову удалось убедить принцессу Катарину в том, что ее сыну необходим слуга его возраста. Так что теперь он учился, играл и проказничал в компании принца на законном основании. Впрочем, времени на проказы у них становилось все меньше. Новый воспитатель полагал праздность худшим из грехов и потому день мальчиков был заполнен до предела. Семь свободных искусств сменяло фехтование, после изучения Закона Божьего наступало время танцев, а за грамматикой и риторикой по пятам следовали гимнастика и плавание. Отдельной статьей шло обучение военному делу. Для мушкетов и кавалерийских пистолетов молодые люди были еще слишком субтильны, но процесс зарядки усвоили гораздо тверже, чем «отче наш». Для рейтарской выездки так же было рановато, однако уверенно держаться в седле их научили.
Все это привело к тому, что Карл Густав так и не успел рассказать своему приятелю о том, что видел минувшим вечером, а затем его позвали на обед. Если за завтраком мальчишки сидели рядом, наперегонки поглощая данную им пищу, то обед за столом герцогини это совсем другое дело. Ее высочество обедали в торжественной обстановке, в компании приближенных.
Несмотря на то что супруги фон Гершов совсем недавно присоединились к двору Катарины, они быстро заняли весьма важные места в придворной иерархии, заставив подвинуться прежних фаворитов. Регина Аделаида стала статс-дамой и обычно сидела по правую руку от принцессы, вызывая этим лютую зависть у прочих придворных. Место Кароля было рядом с женой, с тем, чтобы герцогине было удобно слушать его рассказы, рассказывать которые он оказался мастером. Напротив него обычно сидели шведские офицеры во главе с недавно вступившим в командование Густавом Горном.
Принаряженные принц и принцесса сидели на отведенных им местах, терпеливо ожидая, когда подадут приборы и демонстрируя отменную благовоспитанность. Вступать без разрешения в разговоры взрослых, им было строжайше запрещено, а потому Карл Густав частенько с тоской думал, что пообедать вместе с Петером в людской было бы куда веселее.
- Как вы находите нашу кухню? - Любезно осведомилась Катарина у Регины Аделаиды, как только был утолен первый голод.
- Благодарю вас, ваше высочество, ваш повар настоящий кудесник. Хотя мы настолько отвыкли от цивилизации, что нас трудно считать ценителями.
- Неужели при дворе моего мужа так плохо готовят?
- Сказать по правде, я не могу сказать ничего о кремлевских поварах, поскольку у меня не было возможности оценить их искусство. Ведь в Москве женщины не допускаются на пиры.
- Это правда? – Удивилась шведская принцесса и обернулась к барону.
- Совершеннейшая, ваше высочество, - отвечал фон Гершов с любезной улыбкой. – К сожалению, нравы там царят довольно патриархальные и это одна из причин, по которой государь желает вашего скорейшего приезда. Он надеется, что вы и ваш блистательный двор станут образцом для подданных.
- Ваш муж коварный человек, - задумчиво сказала Катарина, обращаясь к баронессе, – что бы он ни сказал, все сводится к необходимости скорейшего переезда в Москву. Причем выглядит это так, как будто он делает комплимент.
- Очевидно таковы инструкции полученные им от вашего царственного супруга. Вообще, его величество умеет заставлять людей делать то что ему необходимо. Единственно чему я поражаюсь, так это велеречивости моего Кароля. До приезда в Мекленбург я полагала что он может лишь отдавать приказы солдатам, да распоряжения жителям Кукуя. Но, как выяснилось, он умеет быть настоящим придворным.
- Неужели он не проявил этого своего таланта, когда ухаживал за вами?
- Увы, нет.
- Вероятно, у него просто не было возможности проявить этот талант. Там ведь был Иоганн Альбрехт, не так ли? Вот уж кого трудно назвать молчуном! Рядом с моим мужем кто угодно покажется косноязычным тугодумом. Иногда мне кажется, что это главная причина, по которой у него так много врагов в Швеции.
- Врагов в Швеции… у вашего мужа? Но мне казалось …
- Что он популярен в Стокгольме? Разве что среди солдат, да еще крестьян. Сейчас только они помнят про его подвиги в Кальмарской войне. Горожане до сих пор не могут забыть бунта, вспыхнувшего в его прошлый приезд. Именно тогда мы расстались. Нас с сыном спасая, увезла дворцовая стража, а он со своими людьми пробился в порт пролив по пути реки крови. Аристократы считают его чужаком и выскочкой. Даже враждующие между собой семейства Оксеншерна и Юленшерна сходятся в своей неприязни к моему мужу. Про отношение к нему церкви и говорить нечего, особенно после принятия схизмы. Епископ Глюк, к сожалению, совсем не одинок в своем мнении. Кстати, он прислал записку, в которой утверждает, что его не пускают в замок и вообще всячески притесняют. Это правда?
- Боюсь что так, ваше высочество, - твердо ответил фон Гершов.
- Надеюсь, у вас есть объяснения подобным поступкам?
- Разумеется. Есть достаточные основания подозревать его преподобие в измене.
- Это неслыханно! - воскликнул молчавший до сих пор Густав Горн. - Как вы смеете обвинять святого отца в подобном преступлении?
- Действительно, - поддержала шведа Катарина, - я не знаю, о каких основаниях идет речь, но уверена что это какая-то ошибка!
- Если это так, то я готов принести любые извинения и понести любое наказание. Однако, с немалым сожалением, думаю, что подозрения более чем основательны. Впрочем, почему бы вам не пригласить его господина епископа? Я представлю улики, а у него будет возможность оправдаться.
- Я уверен, что преподобный сделает это с легкостью, - мрачно заявил Горн, яростно сверля глазами померанца.
Густав был младшим братом полковника Эверта Горна, погибшего при осаде Пскова. Собственно говоря, он тоже участвовал в той осаде и был свидетелем трагедии. Безвестному русскому стрелку, не иначе наущаемому дьяволом, удалось тогда почти невозможное - точно попасть в грудь Эверта на расстоянии около трехсот шагов. Не смотря на то, что он видел это своими глазами, кое-что оставалось неясным. Полковник и только что прибывший герцог Мекленбургский явно ссорились и если бы не проклятый московит, все могло кончиться требованием сатисфакции. Однако его брат погиб, а зять шведского короля тут же вступил в командование и увел войска от Пскова, оставив Эверта неотмщенным. Кроме того, Иоганн Альбрехт вел какие-то странные разговоры с полковым лекарем О´Конором и даже зачем-то забрал пулю убившую Горна. Это все выглядело очень странно, особенно принимая во внимание противоестественную дружбу немецкого герцога с московитами. Однако в ту пору дознаться до истины у Густава не получилось. Сначала сбежал этот скользкий полуирландец-полуфранцуз, затем король отозвал и самого Горна младшего, чтобы отправить его учится военному делу в Голландии. Едва тот вернулся, Густав Адольф пожаловав его чином полковника и камергерским ключом, отправил командовать шведским региментом принцессы Катарины в Мекленбург. Молодой и амбициозный шведский офицер занял блестящее положение при дворе сестры короля, однако с прибытием фон Гершова его звезда закатилась. Разумеется, он продолжал находиться в свите герцогини, но с каждой минутой его влияние уменьшалось, а проклятый померанец становился все более важной персоной.
Что хуже всего, Горн никак не мог взять в толк, отчего это происходит. Вроде бы он во всем превосходил приближенного русского царя, ибо принадлежал к старинному и богатому роду, получил прекрасное образование и выше всяких похвал проявил себя на войне. Но, он был всего лишь полковник, а фон Гершов успел стать генералом, ему пожаловали титул и весьма недурное состояние, а самое главное он был женат на прекраснейшей из женщин, каких только доводилось видеть Густаву Горну. И вдобавок ко всему, если швед мог называть себя учеником Морица Оранского, то померанца осияла слава правой руки непобедимого герцога странника!
Епископ Глюк появился в замке ближе к вечеру. Ему достало ума вести себя кротко, проявляя поистине апостольское смирение. Любезно поприветствовав герцогиню и ее немногочисленную свиту, он страдальчески взглянул на невозмутимого фон Гершова и тяжело вздохнув, благословил всех присутствующих.
- Рада видеть вас в добром здравии, преподобный, - отвечала чувствующая себя немного виноватой Катарина.
- И я вас, ваше высочество. К сожалению, в последнее время эта радость стала для меня совсем недоступной.
- Не говорите так, мой друг. Просто мы были немного заняты…
- О, конечно, разве могут сравниться ваши заботы с нуждами скромного пастыря!
- Ваше преподобие, - прервал его излияния фон Гершов, - прошу простить меня за невольную бестактность, однако возникло дело, совершенно не терпящее отлагательств. Оно касается в первую очередь вас, вашего благочестивого короля, а также моего сюзерена - великого герцога Мекленбургского. Поэтому я со всем почтением прошу ответить вас на некоторые вопросы.
- Вы хотите допросить меня, сын мой? – елейным тоном спросил епископ под ропот присутствующих при допросе шведов.
- Ну что вы, - невозмутимо отвечал померанец, - я лишь смиренно прошу дать мне, ее королевскому высочеству герцогине Катарине, а также и прочим присутствующим здесь господам кое-какие разъяснения.
- Спрашивайте, - кротко заявил Глюк.
- Как давно вы предали короля Густава Адольфа, и его сестру – нашу добрую герцогиню?
- Что?!!
- Господа! – Возвысил голос фон Гершов, перекрикивая шум, - извольте ознакомиться кое с какими документами, перехваченными моими людьми.
- Какими еще документами?
- Ну, хотя бы с этим письмом, - говоря так, Кароль достал из кожаной сумки документ и начал зачитал присутствующим отрывок:
- Возлюбленный мой брат Кристиан, мы со всем вниманием изучили Ваши претензии к, так называемому, великому герцогу Мекленбургскому Иоганну Альбрехту и находим их в высшей степени обоснованными. Если его происхождение действительно так туманно, как вы нам сообщили, то он, разумеется, не может считаться законным правителем Мекленбурга. И хотя покойный герцог Сигизмунд Август и признал его своим сыном, это лишь означает, что он может претендовать на его земли, а именно города Стрелиц, Раков и Ивенак и не более того. Что же касается прочих земель и городов герцогства, в особенности Шверина и Гюстрова, то принимая во внимание несомненное участие вышеозначенного Иоганна Альбрехта в убиении их законных властителей, нам представляется предоставление ему этих герцогств совершеннейшим кощунством…
- Что это значит? – Ледяным голосом спросила Катарина.
- Прошу прощения, ваше высочество, но я совершенно не знаком ни с этими письмами, ни с их содержанием, - хладнокровно отвечал епископ.
- Барон, что это за письмо?
- Ваше высочество, - с поклоном отвечал Кароль, - это письмо короля Богемии Фердинанда к Кристиану Датскому. Вы можете ознакомиться с письмом лично и убедиться в его достоверности.
- Видите ли, ваше высочество, ваш царственный супруг давно подозревал преподобного отца в неблаговидных поступках, и именно потому приказал выслать его из подвластных ему земель. Однако, как вам известно, господин епископ не торопился исполнять это повеление и всячески старался уклониться от отъезда. Именно поэтому я был вынужден отдать приказ о слежке за ним.
- Вы осмелились следить за епископом! – Не удержался от восклицания Горн.
- Увы, господин полковник, у меня не было иного выхода.
- Продолжайте господин барон, - прервала их Катарина.
- Во время слежки выяснилось, что господина епископа постоянно навещает причетник собора Хаузе.
- Действительно странно, - осклабился швед, - причетник приходит к епископу!
- После каждого такого визита, - невозмутимо продолжал Кароль,  - оный Хаузе неизменно отправлялся в порт и через различных негоциантов отправлял послания.
- И вы полагаете это предательством?
- Терпение, господин Горн, дойдет дело и до предательства. Итак, наблюдение доподлинно установило, что причетник является доверенным лицом господина епископа и помогает ему вести весьма значительную переписку. Разумеется, эта переписка могла иметь вполне невинный характер, однако несколько дней назад в Росток прибыл гонец от короля Рудольфа, передавший причетнику послание, которое я вам только что зачитал.
- Это письмо, несомненно, изобличает коварство короля Кристиана. – Решительно заявила Катарина, - Но как оно связано с господином епископом?
- Не далее как вчера, причетник попытался отправить обратное послание, и был при этом схвачен.
- Обратное послание?
- Именно так, впрочем, извольте:  «Мой дорогой друг, я с огромным удовлетворением получил присланный вами документ. Рад сообщить вам, что наше предприятие развивается по намеченному плану, несмотря на некоторые досадные препятствия. Так ко двору прибыл доверенный человек узурпатора с инструкциями от него. Как нам удалось выяснить, он должен сформировать кампанию наемников и, используя ее как охрану, увезти герцогиню и наследника в Москву. К сожалению, у меня нет возможности помешать этому плану и более того, я вынужден оставить их двор. Впрочем, полагаю, мое дальнейшее присутствие не является необходимым, поскольку присланный вами документ сможет убедить даже самого последнего маловера».
- Интересное письмо, - задумался Горн, - однако оно не подписано и не указывает на господина епископа напрямую.
- Я совершенно ничего не знаю и об этом письме, – снова подал голос Глюк, - это, наверняка, какие-то интриги!
- Соблаговолите взглянуть еще и сюда.
- Что это? - удивленно спросил швед, разглядывая на поданный ему листок бумаги. – Какие-то каракули…
- Это урок, его высочества Карла Густава, - охотно пояснил фон Гершов, - однако обратите внимание не на то, что начертал наш принц, почерк которого, увы, действительно, далек от совершенства, а вот на эту строчку.
- Не понимаю, к чему вы клоните?
- Сравните почерк в письме и в этой строчке. Вам не кажется, что сходство очевидно?
- Да, пожалуй…
- Дайте-ка посмотреть, - протянула руку Катарина и, получив листок, внимательно его изучила, - да, я помню. Вы, ваше преподобие, тогда пеняли принцу на отсутствие успехов в каллиграфии и укоряли в невнимательности на уроках закона божьего. Это ваш почерк, не так ли?
- Ваше высочество, - закричал Глюк, - это заговор! Я ни в чем не виноват! Дайте мне оправдаться!
- Замолчите, негодяй, – вспыхнула шведская принцесса, - у вас еще будет возможность оправдываться перед королевским судом! И я очень надеюсь, что он обойдется с вашим преподобием без всякого снисхождения. Увести его!
Подоспевшие стражники тут же заломили голосящему епископу руки и потащили прочь. Пошедшая пятнами Катарина, проводив преподобного злобным взглядом, решительно двинулась по направлению к своим покоям. Остановившись у дверей, она обернулась к фон Гершову и Горну и заявила срывающимся голосом:
- Епископа держать под арестом, никаких прогулок и свиданий! Вы, Гершов, должны приготовить к отправке необходимые документы и не забудьте сделать копии. Вы, Горн, отвечаете за доставку преподобного, – в голове принцессы прорезался сарказм, - в Швецию. У вас ведь есть корабль? Распорядитесь чтобы его немедля подготовили к плаванию. И последнее, господа, надеюсь, у меня нет надобности объяснять вам, что дело это совершенно секретное и не подлежит оглашению?
Оба офицера немедля выразили свое полное согласие поклонами. Когда они подняли головы герцогиня уже вышла. Швед и померанец обменялись взглядами далекими от взаимного восхищения, однако так ничего и не сказав друг другу, двинулись в разные стороны. Выходя из зала Густав Горн выругался про себя и пробормотал вслух: - «что-то здесь не так».
Вечером того же дня, младший фон Гершов вернулся в трактир госпожи Гротте. Фрау Анна встретив постояльца, как ни в чем не бывало, тут же предложила ему ужин.
- Если возможно, подайте его в мою комнату, - попросил он, - надеюсь, она еще за мной?
- Конечно, господин Болеслав, - расплылась в улыбке бывшая маркитантка, - вы ведь заплатили до конца недели!
Молодой человек поднялся к себе в номер и вгляделся в окружающую его обстановку как будто оказался здесь впервые. За спиной скрипнула дверь, и резко обернувшись, он увидел встревоженное личико Кетхен.
- Прошу прощения у вашей милости, но я так перепугалась после вашего внезапного исчезновения…
- Ну, что ты милая, нет никакого повода для беспокойства!
- Вы снова назвали меня милой?
- Разумеется, я очень соскучился по тебе.
- Зачем вы смеетесь над бедной Кетхен?
- Разве я улыбаюсь?
- Нет, но от этого еще страшнее.
- Тебе не надо меня бояться.
- Как прикажете, господин Болеслав. Могу я спросить, где вы были?
- Гостил у брата.
- У вашей милости есть брат?
- Есть и не один. Впрочем, сейчас это не важно. Принеси мне скорее ужин, самого лучшего вина и сама приходи. В моей жизни произошли важные изменения, так что давай их отпразднуем.
С улыбкой посмотрев, как девушка кинулась выполнять его распоряжения, молодой человек скинул плащ и растянулся на кровати. Кажется, его жизнь наконец-то стала налаживаться, по крайней мере, в ней появился смысл. Конечно, придется послужить прежде чем Иоганн Альбрехт снова станет относиться к нему с доверием, но оно того стоило. В голове снова зазвучали слова сказанные братом: - «У нас с тобой очень тяжелая задача, Болик. Надо вывезти семью нашего герцога в Москву, а это чертовки непростое дело! Однако если мы преуспеем, награда превзойдет самые смелые наши ожидания». Что же, ради такого можно и рискнуть… Правда сначала нужно съездить в Данию, но дальними вояжами меня не напугать!