Сразу два эпизода. Так как главу закончила.

Чай подали в гостиную. Там же, расположив ярусами на двух придиванных столиках, Мисаманд разложил пирожные. И по взмаху руки Рисманда с глубоким поклоном удалился.
Он предложил ей на блюдечке белое кремовое суфле и она взяла его, жеманно облизывая ложечку. Но не доела, отставив. Рисманд напрягся и не зря.
Графиня приблизилась к нему и дотронулась до лица.
- Ты очень красивый мальчик! – прошептала она. – Сними эту маску…
И не дожидаясь, сама потянула за ленту. Открывшееся зрелище заставило ее взволнованно замереть. Она провела по шрамам пальцами ото лба к щеке. Глаза возбужденно заблестели и в них прявилось безумие.
- Ангел и демон в одном лице... Прекрасно! Прекрасно!
Рисманд уже понял, к какой категории относится эта вдова. Внутри всё замерло и похолодело. Тело вспоминало, как такие же пальцы проходились по ранам от плетей и так же наслаждались. Почему он тогда, как и сейчас позволял этим рукам делать с ним ужасные вещи, почему не сопротивлялся? Воспитание? Их учили, приучали никогда не сопротивляться. Но это был не физический страх расправы или наказаний. Нет, это был как ступор глубоко внутри, запрещающий даже подумать о сопротивлении. Это ступор останавливал кровь в сердце, заставляя замерзать чувства и эмоции. Но он уже не тот приютский мальчик, и не «вдовий племянник». Так почему он дрожит перед ней, как кролик перед удавом и не может сбросить эти потные противные руки?
А она, уже ничего не спрашивая, расстегнула его китель и потащила с плеч, возбужденно дыша в ухо.
- Покажи мне себя всего, мой маленький калека…Тебе ведь было больно? Да? Эти шрамы. Они просто кричат о боли!
…Такие же руки, такие же губы… десять лет назад. Он помнил. Женщина с обвисшими грудями и дряблым животом ползет к нему на кровать, мерзко улыбаясь разрисованным ртом. А он раздетый лежит не в силах пошевелиться от отвращения и холода. «Иди ко мне, мой мальчик!» - шепчут морщинистые губы и требуют поцелуя. И он обнимает её. Целует. Содрогаясь от омерзения выполняет все её требования. Она стонет, прижимаясь к нему, облизывая его лицо скользким языком. «Хороший мальчик! Хороший…».
Но сейчас он уже не мальчик. Давно уже не тот мальчик, который не мог ничего сделать. Он военный офицер, а не жалкая вдовья подстилка. Стоило убегать, бежать в другую страну, воевать, чтобы опять попасть в руки вдовы-садистки? Он смотрел в подернутые страстью глаза графини и поражался, насколько она отвратительна. От былой красоты не осталось и следа – перед ним была старая жаба, питающаяся чужой болью и страхом.
Он сорвал руки графини со своих плеч и грубо отбросил.
- Пошла вон! – Медленно и спокойно проговорил он.
- Что? – Она не сразу поняла, погрузившись в свои грёзы.
- Пошла! Вон! – Повторил он раздельно, равнодушно глядя ей в глаза.
До нее, наконец, дошло, и графиня в ярости вскочила. Ей еще никто так не смел перечить!
- Ты еще пожалеешь! – Закричала она и, увидев, что он даже не поменял выражения лица, прошипела: - Я тебя уничтожу!
Она в несколько шагов оказалась у двери, сама её распахнула и выбежала вон. Снаружи донеслось обиженное ржание коня и сразу дробный стук копыт – видно взяла сразу рысью.
Рисманд постоял еще некоторое время. Потом подошел, аккуратно прикрыл дверь и сел обратно в кресло, зажав голову между ладонями. А может быть стоило пойти навстречу женщине и отдаться? Вдовы имеют так мало развлечений и так много внутренней боли, которую они любят вымещать физически. Эти обиженные судьбой и страной люди, получающие от мира только презрение и отвечающие миру тем же. Но почему крестьянские вдовы остаются людьми? Он видел вдов ремесленников и торговцев – они брали на себя обязанности мужей и добивались уважение своими силами. И только дворянки позволяли себе становиться садистками или мазохистками. Высшее общество закрывало на это глаза. Об это не принято было говорить, все делали вид, что ничего такого нет. Это была круговая порука – мы тебя не видим, а ты об этом молчишь. И всё благопристойно.
А он пошел против одной из них. Но он - не высшее общество. И тем более не фаранийское высшее общество. Он боевой гэссэндский офицер. Захочет убить, что ж, пусть попробует. Война – это всегда смерть и он никогда её не боялся, и не испугается теперь. Убьет так убьет. Хотя он только почувствовал, что такое жизнь. Не выживание, не сражение, а просто жизнь. И это ему понравилось. Но для того, чтобы эту жизнь сохранить он не в чью постель не ляжет. Хватит. Назад дороги нет и не будет.

Отредактировано Ника (26-03-2018 22:39:20)