основательно переделал и дополнил заключительную главу.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
в которой раздаются проходные гудки.
На внутреннем рейде было тесно. Нет – очень тесно. светопреставление. Клочки неба запутались в переплетении мачт и снастей; вместо воды сплошь доски палуб и борта, смолёные, облупившиеся, свежевыкрашенные. Между ними, в невообразимой толчее, какой позавидовал бы и восточный базар, снуют десятки, сотни лодок, лодочек, лодчонок. Моряки возвращаются на свои суда; горланят, предлагая свой товар мелкие торговцы чьи скорлупки, кажется, вот-вот пойдут на дно под грузом экзотических фруктов, ярких тканей и чеканной медной посуды; угольные баржи, неторопливо ползут за деловитыми колёсными буксирами.
А корабли – каких тут только нет! Арабские и индийские посудины, вышедшие из сказок «Тысячи и одной ночи», соседствуют с океанскими пароходами британских судоходных компаний и парусными шхунами местных торговцев. Землечерпалка-грязнуха пристроилась рядом с нарядным пакетботом германского Ллойда, и, призовым английским жеребцом среди неказистых рабочих лошадок, мулов и тощих кур – редкий гость, чайный клипер, зашедший сюда по пути в Китай, поправить потрепанный экваториальными штормами такелаж.
Возле брекватера угрюмо дымит казематный броненосец – Британия по-прежнему правит морями, джентльмены! – и на его фоне совершенно теряется силуэт французского колониального крейсера с несуразно длинным тараном и мачтами, наклонёнными к корме. А дальше, до самого горизонта, жидкая ртуть, едва подёрнутая рябью. Штиль - и лишь лёгкие мазки белой гуаши на голубом, намекают на возможную перемену погоды…
- Будет шторм! – уверенно заявил Юбер. – Видите, перистые облака? Верная примета - пары часов не пройдёт, как погода испортится.
Николай поглядел туда, куда указал француз.
- "Барашки по небу бегут,
Иль небо мётлами метут,
Когда рангоут твой высок,
Оставь лишь марсели и фок." - нараспев произнёс он. - Прочёл давно, еще ребёнком, в каком-то журнальчике - и вот, запомнилось.
- Это о чём? – нахмурился Юбер. – Мсье, опять вы по-русски…
- Особые морские стишки, чтобы запоминать приметы. А беспокоитесь вы зря: не должно быть сейчас сильных ураганов. Прошлый случился меньше месяца назад, природа даёт людям передышку. Так, подует немного… «Город Любек» - отличное судно, вдали от берега мы легко переживём любую непогоду. Надеюсь, вы не страдаете морской болезнью, за борт травить не будете?
- Мсье, вы говорите с воздухоплавателем! – возмутился француз. – Что такое морская качка в сравнении с тем, что выделывают с аэростатом воздушные потоки! Так что еще посмотрим, кто будет… как это?
- «Травить». И, рискну напомнить - я тоже имею некоторое отношение к аэронавтике!
- Я не это имел в виду – смутился Юбер. – Конечно, вы… я не хотел вас задеть, поверьте, мсье!
Николай похлопал спутника по плечу.
- Ладно уж, какие обиды между старыми вояками! Главное, мы покинули владения её величества королевы Виктории - а то, признаться, я места каждую минуту ожидал ареста. Да и наш сикхский друг что-то очень уж нервно озирался по сторонам...
Он перегнулся через леера и сплюнул за борт, едва не угодив на чалму торговца, приткнувшего свою скорлупку к самому трапу парохода. Тот ничего не заметил, поскольку самозабвенно торговался с буфетчиком второго класса, приценивающимся к овощам.
- Да, Раджит Сингх… – вздохнул Юбер. – Бесценный оказался человек! Без него мы ни за что не добрались бы до Карачи, не говоря уж о переброске дирижабля в Лех. Да весь план Саразена держался на предположении, что сикх будет следовать древней семейной клятве. Мне порой кажется, что я оказался в каком-то приключенческом романе, вроде тех, какими потчует читателей мсье Жюль Верн.
Русский невесело усмехнулся.
- Вам это только кажется? Тогда вы счастливчик, мсье Юбер – я уже третий год живу в таких вот занимательных романах. Вот и сейчас - мы с вами очередной том и вот-вот возьмемся за следующий. И бог весть, чем эта история заканчивается…
- Ничего, обойдётся…– легкомысленно отмахнулся Юбер. – После расставания с вашими русскими спутниками, дела идут отлично, на горизонте – никаких опасностей… если не считать приближающегося шторма, разумеется.
- Да, разделиться – это было правильное решение. Погоня, если она, конечно, была, наверняка отправилась по следам отряда Мерзликина. А те идут налегке, пойди их, догони! Но если и догонят – сами виноваты, казаки шутить не станут. Я вообще слаюо представляю, кто в тех краях мог бы представлять для них хоть какую-то угрозу!
- Раджит Сингх отправил с русскими почти всех своих людей. – заметил француз. – И объяснил, что малым отрядом нам будет проще остаться незамеченными. Но что-то мне подсказывает: дело тут совсем в другом. Вам не кажется, мсье, что он решил поиграть в политику?
Николай пристально посмотрел на собеседника.
- А хоть бы и так? У этого господина свой, персональный и очень длинный счёт к англичанам – и за убитого отца и за унижение народа, который англичане превратили, по сути, в наёмников. Немудрено, что он рад любым союзникам - лишь бы тем было, что делить с Британией. И лучше России ему никого не найти.
- Значит, мсье Мерзликѝн еще вернётся в Лех со своими казаками?
- Он, или кто-нибудь другой, в Лех, или на север Афганистана – какая разница? Большая Игра продолжается, а что до господина Сингха – думаю, он неприятно удивит англичан – и сделает это весьма скоро!
Николай не успел договорить – все заглушил длинный гудок. Низкий, слегка вибрирующий, звук катился по воде, отражался от бортов пароходов, дребезжал стеклами с домах припортовых кварталов. Услыхав его, засуетились торговцы в лодчонках, облепивших «город Любек», а дамы в, стоящие на корме, изо всех сил замахали платочками кому-то, оставшемуся на берегу.
- Первый гудок. – заметил Николай. – Ну что, мсье, отправляемся?
Юбер не ответил. Не то, чтобы русский не стал делиться с ним своими планами – нет, он обстоятельно изложил спутнику маршрут предстоящего путешествия: из порта Карачи на Цейлон, а оттуда на остров Ява. В Батавии их ждёт русский фрегат, и на нём…
Дальше начиналась сплошная неизвестность. Вроде, им предстоит изловить похитителей «слёз асуров» - но как их искать, и почему поиски непременно надо начинать на Яве? Русский помалкивал ограничиваясь туманными намёками и неизменным «Всё узнаете в своё время»…
- Вашбродь, тут половый спрашивал: вечерять будете в зале, али как?
За время странствий, Курбатов выучился сносно болтать по-английски и Николай доверял ему самостоятельно объясняться с пароходной прислугой.
- Половые, голубчик, бывают в трактире. А на пароходе – как называется? Вспоминай, я же тебе объяснял!
Казак поскрёб пятернёй затылок.
- Сту... кажись, стюрат!
- Стюард, Курбатов, стюард. А «зал» здесь называется «табльдот», тоже запомни. Да, и вели принести ужин на двоих в мою в каюту, а то нам с мсье Бондилем надо ещё кое-что обсудить.
На щербатой физиономии расплылась улыбка.
- Так точно вашбродь, тотчас передам - не в этот… таблёт, а в каюту!
- Табльдот, а не таблёт! Ладно, ступай мы следом..
Когда Николай уговаривал штабс-капитана Мерзликина отпустить Курбатова с ними, он вовсе не имел в виду делать из него денщика. Но казак сам предложил взять на себя это бремя: «небось у вас, вашбродие, дел хватает, кроме как бегать по хозяйству. А я ничего, привычный, справлюсь». И справился, играя став денщиком и вестовым при обоих путешественниках. Правда, Юбер, памятуя о том, как безжалостно Курбатов расправился с человеком-гекконом, долго не решался отдавать ему распоряжения. Но постепенно привык и уже не вздрагивал, увидав в руке казака столовый нож…
- Как там, интересно, Цэрин? – спросил француз. – С тех пор, как мы поднялись на борт, я его ни разу не видел.
- А что ему сделается? Сидит, надо полагать, в каюте, медитирует.
Монах-переводчик оказался на редкость удобным попутчиком. За всё это время никто не слышал от него ни единой жалобы или просьбы. Питался он зёрнами ячменя, которые вёз с собой от самого Ладхака –молол в маленькой медной ступке и ел, смешав с водой. От другой пищи отказывался, изредка делая исключение для сырых овощей и зелени.
На пароходе, во время двухнедельного плавания по Инду от города Мултан до морского порта Карачи, он делил каюту с Курбатовым. Николай как-то расспросил казака о его соседе и узнал что монах как уселся на койку, так до сих пор и сидит: сложил ноги крест накрест, крутит молитвенный барабан да время от времени вполголоса подвывает. Раз в сутки, на закате, он выходил на палубу и стоял, повернувшись к тонущему за горизонтом солнечному диску. Когда же гас последний луч - склонялся в глубоком поклоне, произносил нараспев фразу на непонятном языке, всегда одну и ту же, и возвращался в каюту. Здесь, на пароходе, казаку и буддистскому монаху снова предстояло занимать одну каюту, и Николай нисколько не сомневался, что Цэрин будет аккуратно выполнять свой закатный ритуал даже посреди океана. Что ж, как говорит Курбатов: «Хозяин – барин, хочет живёт, хочет – удавится…»
Юбер не раз пытался втянуть монаха в разговор, но всякий каждый раз натыкался на стену – вежливый поклон, чуть заметная улыбка да набившее оскомину «все будет так, как предначертано». Николай забавлялся, глядя на эти попытки: сам он смирился с тем, что их попутчик склонен к откровенности не более, чем бронзовая статуэтка сидящего Будды. Юбер, однако, не сдавался, уповая на новые впечатления, перемену мест - словом, на всё то, что сближает людей, путешествующих в одной компании.
Протяжно заревел гудок – уже второй. На палубе засуетились, забегали; буфетчик втащил наверх огромную корзину, доверху гружёную стручками жгучего перца, бангалорскими баклажанами «чайот» и пучками шпината. Торговец упёрся веслом в борт, оттолкнул свою лодчонку от трапа, и трое дюжих матросов принялись с уханьем выбирать швартовый канат.
- Что ж, пойдёмте, мсье Юбер, скоро третий гудок. В пароходной конторе сказали, что «Город Любек» славится своей кухней, так что не стоит ждать, пока наш ужин остынет.
Юбер всем видом изобразил крайнее возмущение.
- Славиться? Это прусское корыто? Разве что, шеф у них - француз! Воистину, мсье, гаже немецкой кухни – только британская, а если они здесь еще и взяли индийскую манеру горстями сыпать в любое блюдо пряности… честное слово, меня скоро будет тошнить от запаха перца и муската!
У самого трапа Николай остановился и щелкнул пальцами.
- Кстати – припоминаете, у нас как-то был разговор о нашем общем друге Груссе?
Юбер вздохнул.
- Как же! Бедняга Паскуале… жив ли он сейчас? Говорят, из новой Каледонии возвращается только один каторжник ихз трёх, да и тот оставляет здоровье в этой отвратительной дыре…
- Не торопитесь хоронить старину Паске, мсье Бондиль! Пока не могу рассказать вам всего, но поверьте: нас в самом скором времени ожидает сюрприз!
Юбер в изумлении посмотрел на приятеля – в глазах у того плясали весёлые чёртики.
- Простите, но что вы…
Он не успел договорить – раздался третий, самый долгий гудок. Настил мостика под ногами Юбера дрогнул; внизу, в огромных, выше палубы, кожухах, провернулись и зашлёпали по воде гребные колёса. Красавец-пароход, с позолоченными готическими буквами «Stadt Lübeck» на корме, издал три коротких гудка, распугивая портовую мелюзгу, и неторопливо двинулся к выходу из гавани
Конец второй истории
Отредактировано Ромей (12-01-2019 04:03:21)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
