ну, эта хреновина не смертельна и дажене слишком опасна - просто противна. А если предположить, что его деловые интересы по большей части, ниже по течению, то всё становится на своим места.
Что до отбивания - не поможет, больно много их сыплется. Тут только тент или  зонтик.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ
24 сентября 2054 года, пятница

ГЗ МГУ.
Младший лаборант Жалнин,
местная знаменитость.
После вчерашних приключений Егор едва добрался до своей комнаты – и рухнул на постель, как бревно, не вспомнив об ужине. Впечатления прошедшего дня – первая вылазка в Лес и встреча с саблезубой кошкой – выпили его до дна.
Утро напомнило о себе дребезжанием старенького механического будильника, холодным воздухом из распахнутого на ночь окна и урчанием в животе. Егор вскочил, сделал несколько махов руками, привычно разгоняя застоявшуюся в жилах кровь, наскоро застелил койку и, весело насвистывая, направился в душ. Вода – правда, только холодная, - подавалась без перебоев даже на верхние этажи.
В «шайбе», главном холле корпуса «А», получившем название за круглую форму, народ толпился у буфетов – студенты спешили добрать за оставшиеся до пар минуты недостающие калории. Егор взял ломоть копчёной оленины, саговый лаваш, стакан чая, и поискал глазами столик. Не нашёл и устроился у колонн на банкетке, по соседству с компанией студентов-химиков. Торопиться ему  было некуда - завлаб Яков Израилевич в порядке поощрения за вчерашнюю вылазку, великодушно разрешил явиться к обеденному перерыву, и планах на утро у Егора значилось посещение библиотеки и поход на рынок – вчера, после тира, на него попросту не хватило сил. Пожалуй, рынок даже важнее – возможно, предстоит новая вылазка и хороший нож придётся весьма кстати. Фомич прав: уважающий себя таёжник не возьмёт в руки штык нож иначе, как по крайней необходимости… 
Но и в библиотеку тоже хотелось зайти. И дело тут совсем не в книгах: его тянуло увидеть зеленокожую Лину – и проверить, почудился ли ему лёгкий намёк на интерес? Если нет, то зевать не стоило, да и вживаться в новую обстановку куда проще с таким гидом. К тому же она не просто сотрудница библиотеки, а обитательница загадочного Леса и, как источник информации, представляет особую ценность.
Егор нашёл новую знакомую в первом же библиотечном зале и с удовлетворением увидел, как радостно вспыхнули изумрудные, с коричневыми прожилками, глаза – он не ошибся, его действительно ждали. Отпроситься на часок-другой оказалось делом нескольких минут – посетителей утром было немного, а старшая библиотекарша, типичная «моль бледная», в сереньком невзрачном платье и жиденькими волосами, собранными на затылке в пучок, если и возражала, то для виду. И сдалась, стоило Егору отпустить парочку комплиментов её пальцам – действительно,  тонким и изящным, как у профессиональной скрипачки, хотя и несколько суховатым.
- Наша мымра на тебя запала. - сообщила Лина, когда они спускались по лестнице с пятого этажа. – Ты не смотри, что она такая невзрачненькая, темперамент у неё – о-го-го!
Егор покосился на спутницу. При солнечном свете зеленоватый оттенок кожи, так удививший его в прошлый раз, был почти не заметен.
- Рекомендуешь?
- Ещё чего! – фыркнула девушка. – Перебьётся. Расскажи лучше о себе!
- А нечего особо рассказывать. Закончил бакалавриат в Новосибе и вот, решил податься сюда, закончить образование. А ты родилась в лесу, или тоже, из «понаехавших»?
- Успел подцепить словечко? – усмехнулась Лина. – Больше никогда не говори так – не поймут.  «Понаехавшие» - это те, кто устроился не в Лесу, а в Универе, на ВДНХ или на Речвокзале -  и боится выйти в Лес по-настоящему.
- А ты, значит, не побоялась?
- Просто повезло. Нас была компания из двяти человек, кто добрался до Серебряного Бора. Двое умерли от анафилактического шока, один осел на ВДНХ, и ещё двое сбежали за МКАД. А у меня, Лиски и ещё одного парня, оказался иммунитет к Лесной Аллергии.
- Лиска? Это что, прозвище?
- Нет, имя, сокращение от «Василисы». А я – Ангелина. Мы с первого класса дружили, нас так и звали - Лина и Лиска.
- И давно ты здесь?
- Скоро четыре года.
- А почему подалась в Лес – не секрет?
- А что я там, снаружи забыла? Нет, жить-то можно, с голоду не умрёшь. Но ведь серость, тоска беспросветная, сплошной застой во всём! Только и разговоров: кризисы, экология, мигранты, террористы, войны повсюду…
Егор кивнул. Лина повторяла то, что во внешнем мире звучало из каждого утюга. После Зелёного Прилива мир откатился назад; одномоментная гибель шести крупнейших мегаполисов планеты и последовавшие за этим катастрофы в Китае и Японии спровоцировали невиданных масштабов кризис – финансовый, экономический, политический. Фундаментальной наукой почти перестали заниматься, слишком много средство ушло на ликвидацию последствий потрясений. Космические программы по всему миру были свёрнуты, едва-едва удавалось поддерживать в рабочем состоянии хотя бы основные спутники - связи, военные и метеорологические. Рынок электронных инвестиций накрылся вместе с Нью-Йоркской, Шанхайской и Токийской биржами. Глобальная экономика, как и Всемирная Паутина, балансировали на грани катастрофического обрушения. Ситуация стала кое-как выправляться лишь в последние годы, но до прежнего уровня было ещё далеко.
В такой обстановке многие молодые люди - жаждущие, как Лина с Лиской или их не столь удачливые спутники, чего-то нового, сулящего выход из всепланетного тупика – обращали взоры к Московскому Лесу.
Везло далеко не всем. Большинство сдавалось, не успев пересечь МКАД; многие из тех, кто добирался до спасительных островков Речвокзала, ВДНХ и Универа, так и проживали жизнь в новой клетке - с зелёными, экологически чистыми стенами, но оттого не менее прочной. Или, не выдержав заточения, решались на заведомо безнадёжный побег – и погибали от анафилактического шока. И где они теперь – я имею в виду, Лиска и тот, третий?
- Семён-то? Он, кажется, ушёл к сетуньцам. А мы с Лиской ушли в Золотые Леса. Только я осталась, она не смогла ужиться, сбежала через пару месяцев. Я о ней года два ничего не слышала.
Егор хотел переспросить о неведомых «сетуньцах», но передумал. Потом. Пусть лучше пооткровенничает о себе.
- А здесь, в Универе, давно работаешь?
- В августе устроилась, перед новым семестром. Хотела сама поступать, но завалила первый же экзамен.
- Слушай… а те, у кого нет иммунитета, как у вас – они что, всё время так и сидят в четырёх стенах? Неужели, нет средств против этой вашей Эл-А? Мне, помнится, на Речвокзале предлагали пилюли…
Лина испытующе посмотрела на собеседника.
- А что, есть симптомы? Насморк, глаза слезятся, зуд, крапивница? Ты же вчера выходил, они сразу должны были появиться….
- Вроде нет, но… постой! – Егор чуть не споткнулся. – Откуда ты знаешь, что я был снаружи?
Девушка рассмеялась – серебристым, русалочьим смехом. Двое студентов, поднимавшихся навстречу, вздрогнули и заворожённо уставились на неё…
«…нет, но какая всё же красавица... они что, все в Лесу такими становятся? Тогда понятно, почему народ сюда рвётся…»
- ГЗ – это большая деревня, - продолжала Лина. - здесь все про всех знают. Про нового лаборанта, который распугивает ракетами баюнов и выбивает из мелкашки рекорд факультета, мне с утра в библиотеке только ленивый не рассказал!
- Я не из мелкашки, а сборка-разборка…
- Какая разница? Главное – на Биофаке считанные люди могут  полноценно работать снаружи. Вон, тот же Фомич - дальше трёхсот метров от ГЗ не отдаляется. А тебе даже адаптироваться не понадобилось!
Егор озадаченно почесал переносицу.
- Так вот почему мне стажировку зачли…
- Ты что, в самом деле, решил, что из-за баюна? Израилич, как увидел результаты твоего анализа – сразу понял, кого заполучил!
- Ты и это знаешь?
- Чего тут знать? Стажёры не имеют права работать снаружи в одиночку, вот он и поспешил тебя оформить. Говорят, у них горит программа полевых работ, а к нашим он обращаться почему–то не хочет…
- К вашим?
- К золотолесцам. Кто, думаешь, выполняет для кафедры задания в Лесу?
Егор кивнул. Всё становилось на свои места.
- Кстати… Лина задорно посмотрела на спутника. В зелёных глазах замелькали чёртики. – Ты спрашивал о средстве против Эл-А…
- Да, а что?
- А то, что приезжие из-за МКАД верят, что есть способ с ней справиться.
- Да? И какой?
- Секс. С тем, кто имеет стойкий иммунитет. Думают, что он, как СПИД, передаётся половым путём. Так что, когда на тебя станут вешаться первокурсницы, не реши, ненароком, что это из-за твоей немыслимой  привлекательности – голый расчёт, ничего больше!
Такого оборота Егор не ожидал.
- Что, правда передаётся?..
В ответ девушка продемонстрировала ему кончик розового язычка.
- Так я тебе и сказала!

Отредактировано Ромей (08-06-2019 19:23:50)

МЦК,
станция «Лужники»
Сергей «Бич», егерь.
Посланцы Сетуньского Стана появились в девять утра – прикатили на маленькой, пыхтящей газогенератором дрезине. Извинились за задержку, забросили на грузовую платформу заказ,  связки холодного оружия  - секир, рунок, рогатин, широких кривых мечей на длинных рукоятях и покатили назад, не забыв прихватить с собой пассажира. Один из сетуньцев оказался давним знакомцем Сергея -  и, узнав, что егерь собирается доехать с ними до Лужнецкого Моста, принялся уговаривать его изменить планы. Доводы он приводил вполне разумные: пока Коля-Эчемин пройдёт обязательный досмотр на Метромосту, пока  преодолеет на своём каноэ заросшее русло реки напротив Смотровой площадки, пройдёт часа четыре, а то и все пять. Сидеть и ждать на Бережковской набережной – удовольствие небольшое, а потому: «Пошли, Бич, с нами, в Стан! Сегодня праздник, Посвящение молодых – пусть они на тебя посмотрят, ты же легенда… А за лодочника не беспокойся: пост выставим, встретят его, накормят. Тебе сразу знать дадим, а он пока отдохнёт, вам ещё плыть и плыть…»
Сергей пока отделывался  неопределёнными «надо подумать…» и «дело хорошее, но…», а сам наслаждался поездкой. Хорошо, когда не надо пробираться сквозь подлесок, ежесекундно опасаясь броска какой-нибудь гадины.  Не надо даже сбивать ладони, орудуя веслом -  сиди, насвистывай да смотри по сторонам. Путец-механик своё дело, знает: движок успокоительно тарахтит, дрезина неторопливо, километров двадцать в час,  катится, постукивая колёсами на стыках  - такими темпами  до Лужнецкого моста они доберутся не позже, чем через полчаса. Если, конечно, не случится чего-нибудь непредвиденного. 
«Путейцы», довольно большое сообщество, обосновавшееся на Трёх Вокзалах, монополизировали в Лесу железнодорожные перевозки – подобно тому, как жители Нагатинского затона подмяли под себя реку. На своих дрезинах путейцы курсировали  по железнодорожным  веткам, пересекающим бывший мегаполис во всех направлениях, сообща ремонтировали пути и даже содержали перевалочные пункты там, где отсутствуют соединения пересекающихся веток.   По странной прихоти Леса, почти все они, как и МЦК,  уцелели после Зелёного прилива. Разумного объяснения не было -  взбесившаяся растительность безжалостно расправилась с трамвайными путями, а так же с участками магистралей, выходящими за пределы МКАД. Рельсы неизменно обрывались за пару километров до границы Леса, причём  восстановить пути не было никакой возможности – деревья в таких местах высились сплошной, непроходимой стеной. 
По уцелевшим железным дорогам катался весьма пёстрый набор транспортных средств:  от низеньких тележек с ручным приводом-качалкой до больших ремонтных дрезин с закрытыми будками, кранами и площадками для шпал. Попадались  похожие на обрубок вагона автомотрисы,  грузовики и «уазики», переставленные на рельсовый ход; встречались и моторизованные крохотульки, размером с письменный стол, едва вмещающие четверых. Оставшиеся после Зелёного Прилива запасы бензина и дизельного топлива давным-давно превратились в комковатое негорючее желе, так что любителям механической тяги пришлось переходить на дрова.  В мастерских  Трёх вокзалов наладили выпуск газогенераторов – если бы не эти архаичные устройства, сухопутный транспорт в границах Леса свёлся бы к осликам, вроде Петюниного Мойши, да крепким ногам его обитателей.

Стало светлее – дрезина  вынырнула из зелёного сумрака метрах в пятидесяти от станции «Лужники». От самой станции мало что осталось – перроны и козырьки из стекла и алюминия давным-давно разодрали на части деревья.  Лес будто обозначал здесь границы своего влияния. Похожее явление встречалось во многих местах:  изогнутые стволы деревьев по обе стороны от насыпи смыкались над головой, образуя тоннель, но на самих путях, между шпалами, не росло даже самой тоненькой былинки. Вездесущий проволочный вьюн и прочая ползучая флора делали стены «тоннеля» почти непроницаемыми,  и покинуть его можно было далеко не везде – чаще всего, на разрушенных станциях или возле мостов и путепроводов. А если надо сойти где-нибудь ещё – бери, мил человек,  топор в руки, прорубай проход. И не сомневайся, что, вернувшись назавтра, не найдёшь и следа своих трудов – прореха в зелёной завесе затянется, будто и не было её вовсе...
За станцией  начинался длинный участок, почти свободный от растительности, и с насыпи открывался превосходный вид на Лужники. Деревья здесь росли нормальные - ни одного гиганта под сотню метров высотой. Справа от путей краснела сквозь непролазный кустарник кирпичная стена Новодевичьего кладбища да сверкало вдали сусальное золото куполов Скита.
Вокруг Большой Арены в зелёной стене угадывалась большая прогалина - там обосновалась самая многочисленная в Лесу фермерская община.  Покровительство обитателей Новодевичьего Скита и близость реки с одной стороны и железной дороги с другой,  делали это место весьма привлекательным: численность «лужниковцев» перевалила за пять сотен, а на местный рынок собирались фермеры и челноки со всего района Хамовники.
-Кстати, а чего на Лужниках-то не остановились? – спохватился Сергей,  бросив взгляд на медленно уплывающие назад руины.  – Вроде, ждал там кто-то, а у нас ещё место есть на платформе, могли бы и подхватить. Когда ещё кто-нибудь тут проедет!
«Голосовать» в Лесу было не принято – обычно путейцы сами тормозили, завидев на насыпи человека. Железнодорожный транспорт считался неприкосновенным, и даже конченые отморозки, из числа охотящихся за «барахольщиками» и челноками бандитов, не рисковали нарушать этот запрет. Себе дороже. К тому же, всякий знал, что путейцы, в отличие от остальных обитателей Леса, не страдают комплексами насчёт автоматического оружия и нередко возят на дрезинах пулемёты.
- Не… - помотал головой сетунец. – Они нас узнали. Это же местные, лужниковские, а им монахи не велят с нашими дело иметь.
Вот те раз! – удивился Сергей. – И давно?
- Да уж с месяц как. В прошлый раз мы пришли на их рынок  - надо было прикупить пчелиного воска, - а они все попрятались по домам и носа не кажут. Даже приезжие, кто на рынке торговал – и те отворачиваются – «нет» да «нет»…
- А монахи-то тут при чём?
- Как при чём? Они там всем заправляют, без их ведома ничего не делается.
Ну так и поговорили бы с ними. Отец Андроник – мужик толковый, вменяемый, я как раз собираюсь ему…
И осёкся – не стоило пока распространяться о цели последней вылазки.
- так не хотят говорить! – уныло отозвался сетунец. Оговорки Сергея он, похоже, не заметил. – Чёрт  знает, что они там не поделили – то ли с нашими старшинами, то ли с золотолесцами. Я – что, я  простой десятник, мне не докладывают….
Это было любопытно. Очень любопытно. До сих пор Сергею не доводилось слышать о разногласиях между монахами Новодевичьего Скита и Золотыми Лесами. А уж чтобы в это оказались как-то замешаны и обитатели Сетуньского Стана…
- Знаешь, я прикинул  - пожалуй, приму твоё приглашение.
- Вот и отлично, Бич!  - обрадовался сетунец. - Не пожалеешь, слово даю!
«…надеюсь, что не пожалею. Очень надеюсь. Потому что обязательно надо прояснить, что у вас там творится…»

Отредактировано Ромей (09-06-2019 19:30:56)