***
Узкую полосу деревьев вдоль берега Химкинского водохранилища, ограниченную с другой стороны Ленинградским шоссе, местные обитатели называли Путаной Рощей. Егора удивляло, как трепетно Лес относился к планировке погибшего мегаполиса – порой те или иные его фрагменты укладывались в прежние разметки районов и кварталов, не пересекая линий, заданных давно сгинувшими градостроителями. Вот и здесь – непроницаемая древесная стена нависала над полотном Ленинградки, заросшей кустарником и буйным разнотравьем, ни на метр не вторгаясь в  «чужие» владения. 
Растительность здесь была особенная, не встречающаяся  в других районах Леса - ни в колдовских дубравах Лосинки, ни среди чёрных, колючих, как обглоданные рыбьи скелеты, елей, заполонивших окрестности Бутырки, ни в кайнозойских островках Малой Чересполосицы.
Деревья Путаной Рощи не могли похвастать высотой, подобно ясеням с Воробьёвых – мало какое дотягивало до середины Речвокзаловского шпиля – но отличались редкой кряжистостью и толщиной стволов. Их ветви на высоте третьего примерно этажа сплетались воедино и даже срастались, образуя сплошной слой - такой густой, что невозможно было разобрать, где начинается одна крона и заканчивается другая. По сути, вся Путаная Роща была одним громадным деревом с тысячами стволов, мириадами ветвей и единственной прорехой по границе Речвокзала. Протиснуться сквозь этот висячий бурелом могла далеко  не всякая рысь-баюн, которых в этих краях водилось великое множество.
- Вот почему ты каждый раз заставляешь меня тащиться в какую-нибудь отвратительную дыру? В прошлый раз чуть ли не на Ковёр, а теперь вот это!..
Яська сидела на изогнутом корне и привычно болтала ногой в мягком замшевом мокасине. Егор знал, что подошвы у этой обуви сделаны из особо обработанной кожи чернолесских кикимор и способны прилипать к любой поверхности – подобно легендарным «азиатским галошам» советских спортсменов-скалолазов.
- Ну, Ясь… - егерь явно смутился, что замечалось за ним нечасто. – А что прикажешь делать? Нужно сказать смотаться до дяди Вовы, нужно, хоть убейся! Где он сейчас, кстати - в Боброхатках?
Оправдывался он не зря. Рыжеволосые лесные почтальонши не жаловали Путаную Рощу  - здесь  они были лишены главного своего преимущества, лёгкости, с которой перелетали с дерева на дерево. Приходилось либо спускаться вниз, чего они терпеть не могли, либо прокладывать дорогу в бесконечной путанице ветвей, порой пуская в ход тяжёлые многолезвийные ножи-тумбаши.
- Угу, на Лихоборке.  – кивнула белка. – Девчонки говорили – у него в Боброхатках зазноба, какая-то вдовушка…
- Слыхал, как же. Найдёшь его – передай на словах: пусть бросает свою ненаглядную и чешет в Лихоборское  депо, благо там рукой подать. Хватает любую дрезину – и аллюр три креста до Ховрина, а там ждёт от меня известий. Да, и если Лёха-Кочегар тоже на Лихоборах – отдай ему это…
Он черкнул несколько слов на листке бумаги, сложил и подал белке вместе с изрядной жменей желудей. Та хмыкнула, сняла со спины тонкий, не больше офицерского планшета, рюкзачок, и спрятала депешу. Жёлуди же аккуратно ссыпала в кожаный мешочек у пояса. Встала - и одним невероятно длинным прыжком взлетела на нижнюю ветку.
- Пока… эксплуататор!
Егор проводил её задумчивым взглядом.
- Слушай, а может и нам?.. До Войковской по Ленинградке тропа приличная, а там пересядем на МЦК. Крюк, конечно, зато доедем со всеми удобствами!
- Знать бы раньше… - вздохнул егерь. – Чем плыть на Речвокзал - добрались бы до Лужников и оттуда, как белые люди… Но кто ж мог подумать, что Порченый засел в такой жопе мира? 
- А зачем ты дядю Вову вызвал – не секрет?
- Лишний ствол в таком деле помехой не будет. От железки до Грачёвки всего ничего, он там будет раньше нас.
- Значит, пешедралом?
Бич кивнул и стал вдевать руки в лямки «Ермака».
- Придётся. Кубик-Рубик вчера ещё одну наводку дал:  один из «партизан» - ну, ребят, которых он послал на поиски друида –дожидается в дружбинском парке.  Это недалеко, сразу за Ленинградкой. Я так рассуждаю: надо бы с ним потолковать, может, подскажет что-нибудь полезное?
- Опять же, лишний ствол не помешает?  - понимающе кивнул Егор. - Ты сам-то те места знаешь?
- По диагонали.   Случалось как-то хаживать, только  с севера, со стороны Дмитровки. Проводника бы…
-Может, поспрошаем дружбинских?  Они наверняка здесь все тропки знают.
- Так-то оно так… - егерь проверил, легко ли выходит из ножен кукри.  - Да только Кубик-Рубик прозрачно так намекнул: «мол, у «грачёвских» в Дружбе имеются завязки». Легко могут стукануть Порченому, а оно нам надо? Нет уж, сама-сама…
Егор встал и поднял рюкзак – станковый, как у напарника, только самодельный, старательно склёпанный неведомым лесным умельцем из дюралевых трубок. Пешеходов в Путаной Роще подстерегало ничуть не меньше препятствий, нежели почтовых белок. Толстенные древесные корни переплетались, подобно ветвям над головами, создавая жуткое ощущение  бесконечного клубка одеревеневших гигантских змей, между которыми вовсе не видно земли. Порой Егору казалось, что они вот-вот оживут, зашевелятся, и накинутся на незваных гостей подобно приснопамятному  «бешеному корню» - вот только отбиться на этот раз уже не получится…
Передвигаться по такой «поверхности» было сущим мучением – ноги то и дело норовили соскользнуть и провалиться в коварную щель между корнями, и хорошо, если дело обойдётся ободранной лодыжкой.  Зато  здесь не было даже намёка на подлесок. Сросшиеся кроны пропускали слишком мало света для трав и кустарников, так что на нижнем, грунтовом ярусе Путаной Рощи царствовали  бурые лишайники, вездесущий проволочный вьюн, да белели в развилках  корней пузырчатые гроздья жгучих дождевиков.
Бич попрыгал на месте – не звякает ли? -  повесил карабин горизонтально на шею и водрузил на него ладони.
- Ну что, орёлики,  готовы? Тогда потопали - и ноги берегите, тут их в два счёта можно переломать.  До Грачёвки путь неблизкий, клык на холодец!

Отредактировано Ромей (22-04-2020 23:00:26)

XXVI
Блудояр попятился с криком: «Не стрелять! Живыми брать марамоев!», и вперёд, расталкивая перепуганных грачёвцев, шагнул грибной зомби. Замер на секунду, раскинул руки и нечеловеческой походкой заковылял навстречу Виктору.
Тот злобно оскалился и вскинул бензопилу – тяжеленную, машинально отметила Лиска, с громоздким мотоблоком, не чета тем, что ей случалось видеть до сих пор.  Эту надо было удерживать обеими руками за прихотливо изогнутые обрезиненные дуги; на большом, как у  мотоцикла, облупленном топливным бачке читалась надпись: «Дружба».
До зомби оставалось шага три. Виктор шагнул вперёд, с натугой размахнулся и наискось, справа налево, рубанул.
Тварь вскинула руку, закрываясь от удара - и девушка, словно во сне, увидела, как полотно прошло сквозь плоть, и рука, вращаясь, отлетела в сторону. А стремительно мелькающие зубья продолжили движение, разваливая грудь и брюшину гнусного создания.
Она ожидала фонтана крови, но его не было. Тело ходячего трупа раскрылось, словно лопнувший тугой мешок, и оттуда вывалилась груда черноватых, с белёсыми и багровыми вкраплениями, кусочков. Волна немыслимого смрада обдала людей, заглушая вонь сгоревшего биодизеля.
Поразительно, но тварь устояла на ногах, лишь пошатнулась в попытке сохранить равновесие. Виктор выматерился и обратным движением направил полотно, подсекая страшному врагу ноги ниже колен. Хруст немёртвой плоти, разрываемой ожившим металлом, и лишившийся опоры обрубок грибного зомби мягко шлёпнулся на пол. Но даже четвертованное, отвратительное создание силилось достать врага – тянуло скрюченные пальцы единственной оставшейся руки, извивалось в груде гнилья, вывалившегося из распоротых внутренностей.
В толпе кого-то громко вывернуло, на пол, лязгнув, полетела двустволка, и грачёвское воинство с  воплями, оскальзываясь на каменных ступенях, давя друг друга, кинулись вверх по лестнице. Паническое отступление возглавил татуированный.
Виктор обернулся к союзникам. На лице его играла яростная, торжествующая улыбка.
- Вперёд, парни! Догоним и передавим гадов нахрен!
Лиска кинулась вслед за размахивающим ножом Мессером, но тут её бесцеремонно сцапали за плечо.
- Стоять, подруга! – Чекист подтолкнул её в противоположную сторону. – Мехвод, ко мне! Подсади её до окошка, пусть вылезает и чешет отсюда!
- Но я … - девушка растерянно переводила взгляд с командира партизан на окошко и обратно. – А как же вы?..
- Без сопливых обойдёмся! Твоя задача – уйти подальше от посёлка и вызвать помощь.
Она решительно помотала головой.
- Вас же убьют! Эти сбежали, но там куча народу, грибные, чупакабры!
- Приведёшь помощь – может и не убьют. Всё, вперёд, это приказ! Боец, выполняй!
Она повернулась и побежала к окошку – до него было метра два с половиной, под самым потолком – и вдруг услышала задорное тявканье. Щенок, выскочивший вслед за ней из клетки, весело скакал по полу, виляя хвостиком и мотая висячими ушами. Сердце девушки сжалось, пропустило удар. Не  раздумывая, она подхватила зверёныша под розовое пузико.
- Ты чё, мать, охрене…
- Хватит болтать, подсаживай!
Мехвод послушно взял её за талию и подбросил - легко, без малейшего усилия. Лиска зажмурилась - из оконного проёма в лицо ей  ударил дневной свет. Она пихнула наружу щенка, ухватилась за почерневшую, лишённую стёкол раму, подтянулась – и следом за ним вывалилась на свежий воздух.

Отредактировано Ромей (24-04-2020 11:04:57)

***
В прежней своей замкадной жизни Лиска-Василиса читала, (а если честно – смотрела мультик) историю о Маугли. А, оказавшись в Московском Лесу, познакомилась с местными байками о потерявшемся в дни Зелёного Прилива мальчике, приставшем к  стае то ли волков, то ли одичавших собак, да так и оставшемся навсегда ребёнком.
И теперь герой этих историй стоял перед ней. Только у этого «Маугли» не висел на шее, как у его рисованного предшественника,  «Железный Зуб», не было копны чёрных волос и медной, опалённой солнцем кожи.  Её, строго говоря, вообще не было – не считать же за кожу бугристую, растрескавшуюся древесную кору, с ног до головы покрывающую удивительное создание? Кору, пестрящую пятнами лишайника, сочетающимися с буро-зеленоватыми, до плеч, космами мха, заменяющими волосы. В этих «волосах», примерно там, где у нормального человека должна быть макушка, застрял  то ли клубок прутьев, то ли бурый гриб-дождевик, то ли старое птичье гнездо. Талисман? Украшение? Головной убор?
Физиономия лешачонка – так Лиска сразу окрестила странное создание -  расплылась в улыбке. Улыбка эта была совершенно детской, несмотря на избороздившие лицо трещины-морщины, замшелую кожу-кору на скулах и глубоко, словно в дупла, запавшие ярко-зелёные глаза. 
Девушке не раз случалось встречать лешаков, этих «бомжей Леса». С некоторыми  она даже была знакома – например, со знаменитым Гошей, прижившимся на Воробьёвых Горах и водящим дружбу с университетскими биологами. 
Но, чтобы лешак-ребёнок? Хотя, если подумать – чему тут удивляться? Были ведь до Зелёного Прилива и брошенные дети, и детские дома – так почему не появиться и лешачонку-Маугли?
Тем более, что и волки у него имелись. Вернее, собаки – крупные, кудлатые, с жёлтыми клыками в капающих слюной пастях. К ним-то и поскакал щенок, и самый крупный пёс обнюхал его, облизал от носа до кончика хвоста большим розовым языком - а несмышлёныш в полнейшем восторге повалился на спину, виляя хвостиком, поскуливая, выпрашивая у больших новые ласки.
Псы, не мигая, смотрели на Лиску. Они выстроились полукругом - не шевелились, не рычали, не скалили зубы, распространяя вокруг густой, едкий запах псины. Хвосты не мельтешат из стороны в сторону в извечном жесте собачьей доброжелательности – наоборот, напряжены, вытянуты горизонтально, чуть подрагивают в готовности… к чему?
Лешачонок снова улыбнулся и неожиданно уселся на землю -там же, где и стоял, скрестив по-турецки узловатые ноги-корневища. Протянул своей визави обе сучковатые пятерни, поверх которых светились в дуплах-глазницах доброжелательные изумрудные огоньки.
Она тоже села и попыталась повторить его жест – мешал зажатый в правой руке наган. Тогда Лиска разжала пальцы, и оружие упало в траву. Её пальцы встретились с шершавой корой, покрывающих пальцы-корешки, странным образом тёплые, мягкие, живые…
«…пойдём, сказал Малой, сюда скоро явятся плохие гладкокожие – те, что живут в парке. Нельзя, чтобы они увидели Стаю здесь, надо идти, скорее… Знаю, ответила гостья, мы с друзьями тоже попались плохим, и я убежала от них, чтобы позвать помощь. Помощь – это правильно, ответил Малой, придут добрые гладкокожие прогонят плохих. Тогда Стая снова сможет жить в парке и никто не будет больше ловить Собак, чтобы превратить их в тех, других. Добрые обязательно их прогонят, подтвердила гостья, но тогда им придётся убить других - а разве это не ваши, те, которые попали в беду? Ну что ты, успокоил её Малой, никого они не убьют. Собак, которых схватили плохие, там уже нет, они ушли. Куда, спросила гостья, и Малой удивился её непонятливости: конечно, туда, где много чистой воды, где колючки не ранят лапы, а в траве не прячутся ядовитые змеи. Туда, где гладкокожие не умеют предавать тех, кто научил их любить.»
За всё время разговора они не издали ни звука. Лиска держала в руках пальцы-корешки, тонула в зелёных озерках лешачонковых глаз. Речь его лилась ей прямо в мозг, минуя уши, и она понимала все до единого несказанные слова. А потом вдруг обнаружила, что идёт, за лешачонком, а по бокам её сопровождают два огромных пса - и всякий раз, когда она спотыкалась, рука находила опору в виде лобастой, покрытой густой шерстью головы, или мягкий собачий бок поддерживал, подталкивал  её, не давая упасть.
Сколько они шли - Лиска так и не поняла. В какой-то момент она снова оказалась сидящей напротив лешачонка, и безмолвный разговор возобновился – только теперь на коленях у неё уютно свернулся, посапывая, щенок, а псы лежали рядом, словно тёплые, пушистые диванные валики. К ним можно было привалиться, давая, наконец, отдых истерзанным ногам. Лиска раздала собакам остатки вяленой оленины, содрала со ступней изодранные тряпки (ненадолго же их хватило!), и самый крупный пёс принялся старательно зализывать её раны и ссадины. Это было несказанное облегчение, действеннее самых сильных, самых редких лесных бальзамов…
«Пёс отнесёт твои слова добрым гладкокожим, сказал Малой. Хорошо, кивнула гостья, только сначала я должна написать письмо, чтобы они знали, что случилось. Не надо, ответил Малой, Пёс всё сделает. Как?  – удивилась гостья.  Сделает, повторил Малой, обязательно сделает, это очень умный и верный Пёс, он справится. Просто доверься, не спрашивай, а думай о том, что ты хочешь передать добрым гладкокожим - и тогда всё-всё будет хорошо.»
Лиска в очередной раз вынырнула из зелёного тумана. Пёс оставил её ступни (они удивительным образом перестали болеть и даже, кажется, начали подживать) звонко, весело гавкнул и скрылся в кустах.

Отредактировано Ромей (25-04-2020 11:57:04)

Ну, ей-то покрепче досталось