...это хорошо, удача мне не помешает. Потому что – мама. Отца нет дома, он в командировке  - этот жалкий обрывок сведений я ухитрился выудить у своего юного «альтер эго», чему изрядно порадовался: идёт контроль, идёт!
Итак, отца нет, а вот мама дома, и через несколько минут мне предстоит с ней встретиться. Да, конечно, я буду сидеть в дальнем уголке сознания себя-подростка, как мышь под веником, никак себя не проявляя, но... получится ли? Стресс предстоит сильнейший, особенно с учётом того, что мама в оставленном мной прошлом (во всяком случае той ей части, что сохранилась в моей памяти) ещё жива, благополучно отпраздновав 80ти-летие.. Не захлестнёт ли «юного меня» волна взрослых неконтролируемых эмоций? Это риск, ему ведь и так досталось сегодня не по-детски. И ещё достанется. Завтра школа, встреча с одноклассниками и учителями - эмоции и прочие непредвиденные реакции попрут из меня бурлящим потоком, и не факт, что я сумею его обуздать…

- Завтра первым уроком что, история?
- Ага.  – кивнул Аст. – Геша ведёт.
- Здорово! – обрадовался Женька. Историю он любил и уже успел наскоро полистать оба учебника – и «Новую историю» с картинкой, изображающей штурм Бастилии на бежевой картонной обложке, и «Историю СССР»,  где на голубом фоне красовались четыре цветных иллюстрации из жизни девятнадцатого века.
А вот Серёга к истории равнодушен. Ему географию подавай. Последний год, между прочим, в девятом этого предмета уже не будет.
Они расстались возле Серёгиного дома – известного на весь микрорайон «дома циркачей», на торце которого красуется здоровенное изображение клоуна и цирковых львов. Дом был (как, впрочем, и половина соседних) был кооперативным, и немалую часть его жителей составляли сотрудники структур Союзгосцирка. Дети из цирковых семей были нередкими гостями в Женькиной школе   – они появлялись ненадолго, проводили с классом одну-две четверти, после чего исчезали на очередные гастроли. Впрочем, к семье Серёги это не относится – его мать геолог, и к цирку не имеет ни малейшего отношения. 
  - Слышь, Бабай, что-то ты сбледнул с лица.  – озабоченно сказал Аст. - Нет, правда, что-то ты бледный. И вспотел, вон, весь… может, тебя до подъезда довести?
- Нет, не надо. – отмахнулся Женька. – Тут два шага, сам как нибудь….
Они уже стояли возле Серёгиного подъезда. Женькин дом был чуть дальше,  за длинной пятиэтажкой, стоящей на невысоком пригорке – у его подножия угнездилась крошечная, на пяток машин, парковка и старая, оставшаяся от стоявшей здесь когда-то деревеньки, голубятня. 
…в самом деле – чего это он взмок? И руки почему-то  трясутся…
- Ладно, я пошёл. До завтра!
Он беззаботно закинул сумку за спину и зашагал прочь.
…а ведь прав Серёга:  колотит его, и ещё как. И справиться с этим, как Женька ни старался, не получалось. С чего бы это, а?..

…вот и мой (наш!) подъезд – предпоследний слева, пятый в стандартной панельной девятиэтажке, которыми, как грибами, поросли московские окраины вслед за знаменитыми «хрущёвками». Скрипнула пружиной доводчика дверь – никаких домофонов, никаких стальных листов, только деревянные планки и узкое, почти во всю высоту, стеклянное окошко, вечное замызганное, едва пропускающее свет.  Пол-пролёта лестничных ступенек, ведущие на площадку первого этажа, неровные пластиковые перила, по которым в иной ситуации так весело скатываться, сидя на пятой точке... Лифт – старый, с открывающейся вручную гулкой железной дверью и окошком, забранным металлической сеткой.
…закрыть наружную дверь, потом распашные дверки самой кабины – из обычного ДСП, покрытого потрескавшейся, выщербленной кое где фибровой панелькой «под дерево». Кнопка, шестой этаж - в окошках замелькали кабели и торцы межэтажных перекрытий. Если прямо сейчас приоткрыть одну из створок, лифт остановится, и я получу желанную отсрочку.
..а смысл?..
Всё. Поздно. Лифт, звякнув, остановился.
Вправо, чёрная, обтянутая дерматином, с латунными гвоздиками-розочками, дверь. На плексигласовой табличке цифры - «164», под ногами – потрёпанный жизнью резиновый рельефный коврик. Иногда под него прятали ключ...
Три звонка, это я отлично помню – два коротких и длинный. Нехитрый «код опознавания», один и тот же  для половины, наверное, обитателей многоквартирных домов большой страны.
Приближающиеся шаги, за дверью – лёгкие, торопливые.
…вот, сейчас…

Отредактировано Ромей (12-12-2020 14:40:03)

II
Получилось. Не представляю, что было бы, поведи я себя иначе. Только это решение – забиться в дальний уголок сознания своего альтер эго, сжаться, закуклиться в позе эдакого виртуального зародыша,  не выпуская наружу ничего лишнего, и самому стараясь воспринимать как можно меньше, и спасло ситуацию. Потому что… мама.
В начале нулевых у нас приключилась трагедия. Мать затеяла очередную генеральную уборку – избавляла дом от поднакопившегося хлама, наполняя им большие пластиковые пакеты, заранее выставленные в прихожую. А я, заехав навестить под вечер, выволок их на помойку – в мусоропровод эти дуры не влезали.  А через несколько месяцев мама  собралась заглянуть в  старые семейные фотографии – и не нашла не одной! Тогда-то и выяснилось, что во время той самой большой приборки, она случайно выставила пакет с уложенными в него альбомами в коридор, а я, ничтоже сумняшеся… ну, вы понимаете. Из всех семейных архивов уцелел только мой выпускной школьный альбом – да и то, потому что я за несколько лет до этого грустного события отвёз его к себе на квартиру.
К чему я это? А к тому, что из пропавших фоток, я особо запомнил одну: мама, совсем молодая, лет двадцати, рядом с таким же молодым отцом и его другом дядей Володей, стоят на фоне недавно достроенного ГЗ МГУ. Чёрно-белая фотография, с обрезанными фигурными зубчиками краями. Мама в широченной колоколом юбке - весёлая,  юная, звенящая…  красивая!
Так вот, она была почти такая же. Подумаешь – пятнадцать лет! Вместо последнего писка моды начала шестидесятых на ней был  домашний атласный халатик но… какая разница? Когда она потрепала Женьку по голове, я чуть не сорвался – захотелось обнять, уткнуться, зареветь  по-детски…
Положение спас мой юный «сокамерник» по общему телу. Он вывернулся из под маминой ладони (как же, несолидно! Нам вот-вот стукнет пятнадцать, мы теперь взрослые!),  и удрал на кухню, ужинать. Дав тем самым мне минутную передышку, столь необходимую, чтобы собрать в кучку встрёпанные чувства. Сосиски с макарошками… чай… пожалуй, обойдусь без традиционных для «попаданцев» восхвалений «той самой» кухни. В юности, да ещё и после такого насыщенного дня вкусно всё.
Покончив с ужином, мы (мы с Женькой, разумеется) заглянули к себе в комнату.  Всё, совершенно всё так, как я и помнил!  Большой гардероб в углу, с него свисает колючий аспарагус – ему предстоит выдержать переезд в следующем году, а вот очередной «трансфер», уже в недоброй памяти 93-м, его добьёт. Письменный стол перед окном, с обеих сторон  - самодельные, отцовской работы, полки, на них Вальтер Скотт, Жюль-Верн, Марк Твен… Настольная лампа с прямоугольным светло-зелёным абажюром - с одной стороны пластик оплыл, покоробился. Помнится, ввернули стоваттную лампочку, вот он и не выдержал…
За стеной затрещал включённый телевизор. Женька скинул школьную форму, не удосужившись повесить её в гардероб (аж на душе потеплело – понадобится армейская служба, чтобы приучить этого раздолбая к порядку) натянул хлопчатые треники, футболку, и двинул в большую, родительскую комнату. А я на ходу я  губкой впитывал каждую, до боли родную мелочь. Вот венгерский гарнитур на тонких ножках, вот висящие на дальней от окна стене в шахматном порядке полки (они и через сорок лет в моей квартире – правда, без стёкол, побитых при трёх переездах), на них модельки кораблей из серого полистирола, «Аврора» и «Потемкин», продукция московского «Огонька».  Тогда я ещё не знал, что стендовые модели положено красить и доводить до ума… Напротив родительской тахты  телевизор «Темп» на тонких ножках – задняя крышка снята и стоит у стены, лампы покрыты слоем пыли. Кольнуло – если изображение пойдёт рябью, одну из ламп надо слегка вытащить из гнезда, а потом воткнуть поглубже. Интересно, вспомню сейчас, какую именно?
Проверить это не удалось. Мама щёлкнула большой круглой ручкой переключения каналов, ища что-нибудь интересное – до программы «Время», за которой в обязательном порядке следовал какой-нибудь художественный фильм, оставалось ещё около часа. Ну-ка, ну-ка, что там сегодня сулит центральное телевидение Страны Советов?
Альтер эго словно уловил эту мысль – шустро сгрёб с тумбочки «Правду» и зашуршал газетными страницами в поисках телепрограммы. Ого, «Вечный зов», восьмая серия! Отлично помню, как мы всей семьёй собирались у экрана и следили за перипетиями жизни сибирской глубинки в последние годы «старого режима», в огне революции и Гражданки… Старенький «Темп» не мог воспроизводить цветную картинку, а потому герои Александра Иванова так навсегда и остались для меня в чёрно-белыми…
Сегодня семейного просмотра не будет. Отец уже месяц, как в командировке. Это случалось довольно часто и называлось «во Владимировку», на крупнейший в Союзе полигон по боевому применению авиации. Борис Харитонович Абашин работал ведущим конструктором по лётным испытаниям на МиГе. И, когда не отлучался в приволжские степи – ежедневно ездил в подмосковный Жуковский в Лётно-Испытательный Институт.
А вот вернётся он совсем скоро, о чём с таинственной улыбкой сообщила мама  - «к твоему дню рождения!»
Ели-метели, а я и забыл! У меня же через три дня юбилей, пятнадцать лет. А что, вполне себе дата…
И – совершенно детская мысль, непонятно, моя или Женькина: «..а что подарят?..»

Отредактировано Ромей (12-12-2020 20:08:51)

И туда и туда.
Но говорили именно так, хорошо помню.