***
Джим Грей переключил рацию на прием и потянулся за навигатором.
- Крейзи рашенс! Они идут к нам!
- Жесткие парни! – Патрик О'Келли, как всегда, был немногословен. Уже то, что он вообще что-то сказал, демонстрировало необычность ситуации.
- Идиоты! – выругался Кокс. – Билли не спасут и сами сгинут!
- Не торопи события, Тим, - не согласился Макферсон. – Русские, они такие… - Руди замялся, безуспешно подыскивая слово, вздохнул и продолжил, - русские! Могут и дойти. Помнишь лавину в двадцать четвертом?
- Здесь не Мак-Кинли!
- Там было не лучше!
- А что там случилось? – двадцать четвертый Джим провел далеко от родных мест.
- Янки из Филадельфии там случились! Гонору – куда там техасцам, а ай-кью ниже, чем у подстилки моего добермана! Заночевали между гребневым и высотным лагерями. В феврале! Представляешь?
Грей выругался.
- Ну и накрыло их к завтраку. Две палатки вглухую завалило, а третью блокировало в каменной нише. Хорошо, что хоть СОС сумели подать. Но толку-то! Мы внизу, пока дойдем, все перемрут. Погода нелетная, да и не посадить там геликоптер. В общем, везде край. Я уж начал рапорт сочинять и письма с соболезнованиями. И тут русские на связь выходят: мол, что за ажиотаж в эфире? Выслушали, хмыкнули и сказали: «Сходим, посмотрим». Мы было подумали, что они в высотном лагере, а оказалось, ни свет, ни заря вверх ушли и к этому моменту уже к вершине подходили. Оттуда и рванули назад. До сих пор не понимаю, каким образом, но они спустились за час! Говорили, что половину пути на задницах проехали. Представить себе этого не могу, но как ещё?! В девять утра мы с ними впервые общались, а к полудню эти терминаторы уже всех раскопали!
- Двоих трупами, - вставил Айк Фостер. – Но этим и господь бог не помог бы. А остальные, благодаря русским, своими ножками шли к самолету в Анкоридже.
- Именно, - кивнул Макферсон. – Так что русские вполне могут и дойти. Я даже почти уверен, что дойдут. Билли, реально оперировать в этих условиях?
- Можно… - Харрис выплёвывал слова между судорожными выдохами. – Аппендэктомию… студенты делают… Один мужик… в Антарктиде… сам себя… Русский, кстати... Только ветер… Палатку полощет…
- То есть надо построить иглу, - протянул Макферсон. – А наста нет… Найти сугроб в торосах и вырыть пещеру?
- То место, куда мы в сортир ходим! – воскликнул Фостер. – С трех сторон прикрыто! Закрыть четвертую, выпилить плиты на потолок, заткнуть щели…
- И дерьмо за собой убрать, - закончил Руди.
- Дерьмо – ладно, - проворчал Кокс. – А вот остальное – та ещё работка…
- Русским приходится хуже! - рыкнул Макферсон. - Так парни, у нас четыре часа! Погнали! Джим, ты остаешься с Билли и на рации. Если кто устанет, сменишь.
***

«Вот снежный склон, перила надо снять,
В три такта раком малость прошагать»…
Всё это вместе Брусованский обозначал словом «пургец». На подоконнике в отведенной туристам комнате в Хатанге валялся ободранный томик весьма почтенного возраста, повествующий про мир после ядерной войны. Сама книжка выглядела под стать жанру – без обложки, с одного краю слегка подпаленная, и, явно побывавшая в воде и паршиво высушенная. Читателем Умка был никаким, выдуманным историям предпочитал реальные приключения, но за время, потраченное интеллектуальной элитой группы на расписного кинга, прочитал томик от корки до корки. Тем более что места описывались знакомые, а герои-альпинисты действовали на удивление грамотно. Чувствовалось, что автор знал толк в извращениях*. Особенно понравилось словечко «пургень» для обозначения затяжной паршивой погоды со снегом, ветром и прочими прелестями метеорологических явлений. Но «пургец» показался Умке позвучнее. Да и сегодняшнюю ситуацию описывал ярче. Попадаешь в подобное посреди льдины, и все. Сразу и конец настает, и песец приходит. Пушистый такой, теплый… Упитанный.
«Совсем немного – меньше километра,
Часов двенадцать жопой против ветра»…
Текст маленько приблизился к реальности. Жаль, что идти проходилось не «жопой против ветра», а очень даже мордой. И не один километр, а восемь, которые в реальности неминуемо окажутся десятью, а то и двенадцатью. Но зато считается путь по горизонтали, а не по вертикали, как в песне. И никаких «в три такта», никаких перил: ровненько всё, иди – не хочу. В снегу по самую развилку и против сбивающего с ног ветра! И двенадцати часов нет категорически. Лёва обещал алеутам пять, значит надо пройти за пять. А лучше за четыре или даже три. А реально или нереально, кого это вообще интересует?
«Ползу вперед с огромным рюкзаком,
А впереди чудовищный подъем»…
Умка тропил один. Пару раз пытался выйти вперед Лёва, но скорость падала мгновенно, и приходилось меняться обратно. Стаса и вовсе не пускали: берегли. Ему ещё оперировать сегодня, что толку от умотанного в ноль хирурга с дрожащими руками. Да и сомнительно, чтобы у Сенцова получилось бы лучше, чем у командира. И Умка тропил один. Рычал, шипел, обкладывал круто навороченными оборотами осточертевший снег; доставший до печенок вмордувинд; полярную ночь за то, что кончилась, и полярный день за то, что наступил; Арктику, одним своим существованием сбивающую с панталыку хороших людей; организаторов гонки, потому что уроды; аляскинцев, оказавшихся в пределах пешей досягаемости; отдельно Харриса, нашедшего время поймать аппендицит; Стаса за то, что хирург; Лёву, которому вечно больше всех надо; себя, потому что точно такой же идиот; но упрямо пробивался сквозь горы снега, перепахивая сугроб за сугробом и лишь изредка останавливаясь, чтобы перевести дух и глотнуть чайку из термоса, а то уже сознание мутится, так и с катушек съехать недолго! И пел:
«Куда полезешь разве после фляжки
Или в тяжелом приступе горняшки»…
Когда на одной такой остановке из снежной пелены высунулась медвежья морда, Умка решил, что до него добралась-таки шизофрения. А что? Тропежка сойдет за навязчивую идею, бред и расстройство мышления наличествуют хотя бы в последнем мысленном монологе, а теперь и галлюцинация заявилась. Симпатичная белая медвежья галлюцинация. Всё правильно, в Арктике медвежьи морды и должны быть белые. Была бы вокруг тайга – была бы бурой. А вот что дорогу перегораживает – непорядок! Миха сунул термос в карман, протянул морде остаток шоколадной колбасы и проникновенно обратился к глюку:
- Слышь, братан, будь ласка, освободи дорогу. Нам к алеутам надо, просто край. У них там друган помирает, операцию хочет, а ты тут устроился в сугробе и пробку создаешь, как в Москве перед Новым Годом! Давай, съезжай на обочину. А лучше потропи километриков пять-шесть, а то я уже замотался в одиночку снег ломать!
Морда пристально посмотрела Умке в глаза, аккуратно взяла из руки лакомство и… Порывом ветра разогнало пелену, и Брусованский увидел, как медведь, заглотнув подарок, развернулся и, разнося массивным телом сугробы, двинулся прочь. В нужном направлении! А потом разрыв затянуло, оставив в поле зрения только начало широкой неаккуратной траншеи.
- Спасибо, братан! – прошептал Миха и бросился за медведем.
Идти по медвежьей колее было куда проще. Темп резко вырос. Брусованский пер буром, шепотом нахваливая неожиданную подмогу:
- Ну ты и трактор, пушистый! Словно по линеечке прёшь! И точно по пеленгу! Слышь, братан, ты сильно не отрывайся, за нами люди идут, они ногами шерудят медленней! Но как чешешь, а! Здоровья у тебя не море даже, самый настоящий океан! Ледовитый! Давай, мохнатый, давай, придем к алеутам, я их на вкусняшки грабану в твою пользу! Пять километров осталось, - Умка бросил взгляд на навигатор, - Четыре уже! Поднапрягись немного, красавчег!
Медведь молчал. Собственно, его и видно не было, лишь изредка мелькало в просветах расплывчатое пятно, очертаниями напоминающее медвежью задницу. Большую мохнатую, с коротким, словно купированным хвостом. Молчал, но наверняка всё слышал и мотал на ус. Или у медведей нет усов? Умка не помнил. Он вообще в биологии не шибко разбирался. Медведь устраивал его и с усами, и без усов. Лишь бы не сходил с направления. А тот и не сходил. Пока не выплыла из снежной круговерти полузаметенная снегом оранжевая палатка и стоящий рядом человек.
- Туунбак, - отчетливо произнес тот.
***
________________________________________
*

Отредактировано ВВГ (18-04-2021 11:02:09)

Пилился лед плохо. То ли ножовка плохо подходила для этого материала, то ли перемороженный лёд - для инструмента. В конце концов, лёд не дерево! Но Патрик не обращал на это внимания. Есть вставшая на дыбы льдина нужной толщины, надо отпилить от неё двухметровые полосы полуметровой ширины. Можно длиннее, но не сильно. Шире – не надо, эти плиты ещё таскать. Лучше сделать на один кусок больше. Фигня вопрос! Когда заготавливали блоки для чемпионата*, вырезались куски куда массивней. А уж что творили со льдом участники… Но это там, в цивилизации, при хорошей погоде и с бензопилой, как минимум. А здесь секущий снег, шквальный ветер и ножовка по дереву, взятая для резки фирна, а не льда. Руди вообще не хотел её брать, говорил: «Обойдемся ножами». Но взяли, и теперь Патрик, оседлав не слишком удобный ледовый выступ, шаркал металлом по льду, сантиметр за сантиметром продвигаясь вперед. Точнее, вниз. Работал почти наощупь, через смерзшуюся балаклаву мало что было видно, а тут ещё ветер прямо по глазам бьёт. А иначе не пристроишься. Пила норовила застрять, лёд то отказывался поддаваться зубьям, то крошился с противным скрежетом. Но о'Келли с ослиным упрямством двигал рукой, сжимающей ножовку. Вперед, назад, вперед, назад. Русским хуже, помоги им святая Шейла…
Распределение работ диктовалось наличием инструмента. Айк с ледорубом расширяет стены внутри. У него самые тепличные условия: ветер внутрь почти не проникает. Но и работа самая тяжелая. Патрик с ножовкой ушел пилить плиты перекрытия. Кому же ещё! Считай, профессионал. Тим и сам Макферсон вооружились лопатами и занялись входом и защитной стенкой. Руди ещё успевал вытаскивать нарубленное и отслеживать состояние людей. Ледоруб стал всё чаще отскакивать от стены? Отправил Айка на рацию, ледоруб вручил подошедшему Джиму! С мягким шелестом рухнула отпиленная плита. Здоровенная дура, весом под центнер. Вчетвером еле дотащили, а уж как укладывали наверх – вообще кошмар. Разошлись по местам, но Джим – не двужильный Айк, через полчаса поменялись инструментами. Притащили ещё одну плиту. Отправил Тима сменить Айка. Фостер немедленно отобрал ледоруб и принялся ровнять пол: стены уже подрубили. Третья плита легла на своё место. Защиту входа закончили. Притащили четвертую плиту. Патрик в сердцах стукнул ногой по остатку льдины. Несильно стукнул, а она возьми и разлетись на куски. На потолок не годятся, но недостающую стену строить – самое оно. Перетаскали. Хватило на половину стены. Отправил Патрика на рацию. Айк добил пол. Тим отыскал небольшой участок с хорошим фирном, хватило достроить стену, и ещё осталось. Выстроили внутри возвышение, будет операционным столом. Кто ещё не отдыхал? Сам? Пока терпит. Меньше, чем за три часа справились. И то, снежные крепости строить – это не сквозь пургу идти. Русским хуже!..
Патрик сидел на рации уже полчаса. Спокойная работа. Да и не работа вовсе. Сигнал отправлялся автоматически, на связь русские пока не выходили. То есть, выходили, но ещё с Тимом. Или с Айком. Патрик на своей льдине этот момент пропустил. Делать нечего. Главное, не прозевать, когда лампочка на чертовом устройстве замигает красным. Тогда срочно менять батарейки. Впрочем, пока она горела ровным зеленым цветом: не так уж много жрет навигатор в режиме маячка. Даже чай готовить не надо, ещё Джим накипятил и залил все термоса. О'Келли откинулся на стенку и принялся набивать трубку. Курил он редко, но сейчас заслужил.
- Аляска, ответь России, - ожила рация.
Патрик схватил коробочку устройства:
- Раша, здесь Аляска.
- Аляска, по прибору мы в пятидесяти метрах. Не видно ни хера! Запалить фальшфейер можете?
«Как они быстро дошли», - мелькнула мысль. И ушла. Некогда.
- Принято. Запалить фальшфейер.
О'Келли вытащил из аварийного набора сигнальную шашку и выкатился на улицу. Вскочил, замер, прикидывая, где лучше поместить огонь, и замер. Сквозь белесую снежную пелену на него надвигался огромный белый медведь. Патрик вздрогнул и инстинктивно зажмурился. Тут же открыл глаза, но медведя не было. К нему подходил человек. Огромный белый человек.
- Туунбак! - выдохнул Патрик. – Великий дух Арктики!

______________________________________
* Чемпионат мира по ледовому искусству Ice Alaska. Проводится ежегодно в марте в Фербенксе (Аляска).

О чем байки? Да обо всем. Это только говорится: «Во льдах о бабах, при бабах обо льдах»*. А на самом деле – о чем угодно. Бабах, льдах, горах, лесе, политике… лишь бы время убить.
Вот сейчас Патрик сходил до ветру, а вернувшись, рассказал, что творится снаружи. Поэтичненько так, в духе эскимосских преданий. Правда, не до конца, но и то хлеб, обычно из него слова не вытянешь.
- Ну не так всё страшно, - ухмыльнулся Стас, убедившись, что продолжения не будет. – Вон какой вы дворец отгрохали. Не видел бы своими глазами – не поверил бы. Иду, настроился такой подвиг совершать, что Иловайск раем покажется. Оперировать в палатке буду, ассистентом Негафук встанет, анестезиологом – Тыкывак, свет Вендиго обеспечит… Прихожу, а тут – мать твою двадцать восемь! Хоромы! Тепло, светло, мухи не кусают, и даже операционный стол в наличии! И всё это построено за три часа!
Аляскинцы заулыбались: приятно, когда твою работу хорошо оценивают. А то, что сами не верили в успех, работали на голой истерике и фразе «русским хуже», так про это и забыть можно. Сделали же! И всё, победителей не судят! Тем более, русским было, действительно, хуже!
- Да ладно, - Макферсон небрежно отмахнулся (получилось не очень, но Руди старался). – Вот как вам удалось прийти столь быстро?! Мы даже в пять часов не верили!
- Если честно, - хмыкнул Айк, - ребята вообще не верили. Кроме нас с Руди.
- А вы особенные? – заинтересовался Лёва.
- Мы видели, как русские сбросили тысячу метров высоты за час. И сказали, что у них есть супероружие «жопслей». Мы решили, что у вас тоже есть какое-нибудь супероружие.
- Эт-то точно, - хмыкнул Стас, принимая от Патрика трубку. – Умка называется. Три часа тропить со скоростью идущего пешехода. Медвежье здоровье иметь надо.
- Да не тропил я! – взвыл Брусованский. – Братан тропил! Умка, который! Медведь! Стас, ты же за мной шел! Неужели не видел!
- Я и тебя видел весьма условно, - пожал плечами Сенцов. – Расплывчатый силуэт в тумане.
- Но траншею то ты не мог не заметить! – не сдавался Умка.
- А ты на свою колею ни разу не любовался? – расплылся в улыбке Стас. – Ах да, ты же, когда тропишь, не оглядываешься! Да и не всматривался я, если честно. Некогда было, тут бы не отстать…
- А шоколадную колбасу кто съел? – привел Миха главный аргумент. – Пушкин что ли?
- Сам схавал, - пожал плечами Стас. – Хотя да, за тобой такого не водится, чтобы про жратву что-нибудь напутал.
- В общем, дело ясное, что дело темное, - подытожил Лёва. – Кто-то из умок пробил нам лыжню. За что всем умкам большое полярное спасибо.
- Туунбак, - Патрик задумчиво выпустил струю дыма в потолок.
- Кстати, что означает это слово? – заинтересовался Стас.
- Дух Арктики в мифологии эскимосов, - ответил Руди. – Представляется в виде огромного белого медведя. Злой, кровожадный и беспощадный. Всех съест, один останется.
- Неправда, - покачал головой о'Келли и передал трубку Коксу. – Туунбак не злой. Это белые обозвали его злым. Дух Арктики питается трусами и подлецами. Смелому и сильному человеку Туунбук всегда поможет.
- Мистика какая-то, - пробурчал Стас.
Несколько минут помолчали. Руди открыл термос, наполнил кружку, аккуратно закрыл термос и спросил:
- А знаете, почему о'Келли зовут Патриком?
- Честно говоря, меня больше интересует, с какого хрена он о'Келли, - Лёва отзеркалил действия Макферсона. – Ему куда больше подошло бы что-нибудь типа Викэнинниш Шоемауэточокоеуохкэтоу.
- Ты знаешь вайандот? – удивился Тим.
- Откуда? – пожал плечами Лёва. – В рассказе одном попадалось. Сидит космический спасатель на астероиде, готовится отключить себе кислород, чтобы клиенту хватило, и вспоминает погибших друзей*. Один из которых гурон. Мне так имя понравилось, что я его научился выговаривать. И как язык называется, узнал.
- А-а, - Тим ухмыльнулся. – Тогда ты знаешь, что это имя нашего народа. Патрика так назвать не могли. Но сейчас старые имена вообще не в ходу. Я мог быть Викэниннишем. Но, как видишь, я – Тим.
- Откуда у индейцев английские имена, я понимаю, - кивнул Лёва и отхлебнул из кружки. – Но ирландские…
____________________________________________
* У этой поговорки куча вариантов. «В горах», «в лесу», «в море» и так далее. Какой из них был первым – неизвестно даже автору поговорки. Да и какая разница? В данном случае льды больше подходят.
* Рассказ В.Гвора «Такая работа»