Глава 4

Уже через сто метров после очередного поворота стало понятно, что средневековая романтика закончилась. До этого то, что во дворе двадцатый век показывал только кабельрост с проводами, идущий под кирпичным сводчатым потолком. Зато сейчас мы выскочили во вполне современный бетонный ход. Кабеля шли в нише правой стены, а слева проходили какие-то трубы. Через каждый десяток метров под потолком висела лампочка. Правда, иллюминация не работала, но нам это неудобств не доставляло – фонари после очередной смены батарей, светили достаточно ярко, а бежать по ровному и не усыпанному осколками кирпичей полу, было одно удовольствие. Тревожило только одно – двери. В подобных местах, обычно ставят металлические двери с клиновыми запорами. Если упремся в такую, считай все – приехали. Но пока их нет, надо наращивать скорость. Только хотел прибавить, как вдруг  бегущий сзади Шах окликнул:
- Командир, смотри!
Пробежав по инерции несколько метров, я остановился и оглянулся. Шарафутдинов что-то стер пальцем с пола и теперь разглядывая его, обрадовано сказал:
- Кровь! Свежак! Видно кто-то из фрицев ранен!
- Это здорово, значит они медленнее нас идут. Так что - ходу, ходу!
А после еще одного изгиба тоннеля, мы увидели спины преследуемых. Рысящий впереди, тащил на закорках какого-то мужика одетого в пальто и даже не сбился с шага, когда свет наших фонариков уперся в них сзади. Зато третий, который шел последним увидев отсвет, тут же развернулся и выхватив пистолет открыл огонь. Но, долгий бег и волнение не располагали к меткости. Пули с противным воем рикошетили от стен и только одна прошла прямо возле уха, заставив рефлекторно вжать голову в плечи.
Нет, так не пойдет. Если мы еще ближе подойдем, то в этой кишке он нас просто расстреляет – тут даже укрыться негде. И ждать нельзя, я даже отсюда вижу ту самую металлическую дверь, которую так опасался встретить. А несущий раненного, до нее не дошел буквально пару десятков метров. Поэтому, призрев рикошеты, которые могут положить немцев, упав на колено, дал длинную очередь над головами беглецов, рассчитывая их хоть немного напугать. Пули еще взвизгивали впереди, когда я почти тут же перенеся прицел, влепил трехпатронную по ногам стрелка. Судя по тому, как его скрючило – попал. Пытаясь выиграть время, пока раненный не отошел от шока, я рванул будто на стометровке. Почти успел…
Когда  был от него в нескольких шагах, то увидел, как недобиток, закусив губу, поднимает пистолет. Мой фонарь, болтавшийся на шнурке ни хрена не освещал, зато оставшийся сзади Марат своим ручным прожектором давал очень хорошую подсветку. И в этом свете, отверстие ствола глянувшего мне в глаза показалось катастрофически огромным. Тут уже стало не до живых языков – самого бы не ухолпали! Заработавший на полную катушку инстинкт самосохранения заставил нырнуть рыбкой и одновременно вскинув автомат, доработать остатки рожка в бледное лицо немца. Куда метил, конечно не попал, но из десятка выпущенных пуль несколько нашли свою цель и все-таки успевший сделать выстрел немец, плавно завалился на спину. Я же брякнулся на бетон как лягушка – ободрав себе руки, коленки, подбородок и отбив пузо. Сгруппироваться не успел поэтому и шваркнулся так, что аж зубы клацнули. Но шипеть от боли и восстанавливать дыхание не было времени. Последние два фрица уже открыли дверь и через несколько секунд захлопнув ее, оставят нас с носом.
Я только начал подниматься, как перепрыгнувший через меня Шарафутдинов, сделав еще несколько гигантских скачков успел упереться в закрывающиеся препятствие. Глядя как он пыхтит, скользя сапогами по бетону,  я начал шевелиться активней и через несколько секунд присоединился к нему. Против сдвоенного советского напора тевтонская немочь не протянула даже нескольких секунд и, дверь распахнулась. Я, еще не отошедший от предыдущего падения просто упал, а Марат, ловко кувыркнувшись внутрь, дал очередь вверх и завопил:
- Хенде хох, хенде хох, аршлох!
Еще не поднявшись с пола, я поймал свой фонарик и осветил двух немцев стоящих возле стены. То есть, один – здоровый белесый детина, тяжело пыхтя стоял задрав руки в гору, а второй, оказавшийся худощавым мужиком лет сорока – сорока пяти, сидел на одном из ящиков, которыми было в изобилии заставлено помещение. Ну, теперь можно выдохнуть теперь они наши…
Покряхтывая,  поднялся на ноги и подойдя к молодому, поставил того в четвертую позицию. Ну, ее все знают – ноги пошире и подальше от стены, а руками упор на эту самую стену. Вообще, после подобной установки обыскиваемому полагается расслабляющий удар по почкам или между ног, чтобы не дергался, но я решил этим пренебречь. Просто у самого, все тело, после плюха на бетонный пол болело так, что совершать резкие движения лишний раз просто не хотелось. Поэтому ограничился легким пинком по косточке на ступне, раздвигая ноги языка пошире и принялся охлопывать свежепойманную тушу со всех сторон.
Найдя, бросил на пол полную обойму для пистолета, только самого пистолета так и не нащупал. Зато снял с пленного холодное оружие, явно указывающее его корпоративную принадлежность.
Нет, никакой «школой Старой Магды» здесь и не пахло, все было гораздо проще. Этот ножичек имел на лезвии многозначительную надпись – «моя честь зовется верность» и был обыкновенным эсэсовским кинжалом. Правда, судя по цепочке и ножнам, не совсем обыкновенный. Такие  вещи давались только «старой гвардии», тем, кто вступил в СС до 33 года. Так что «язык» попался заслуженный. А исходя из этого, для дальнейшего обыска, удар по его яйцам просто необходим – такие зубры просто так не сдаются. Это в начале он от усталости и неожиданности лапки поднял и стоял тихим козликом. Зато теперь отдышался и все осознал, значит вполне может выкинуть какую-нибудь пакость.
Бросив кинжал в сторону, я приготовился выполнить задуманное, но опоздал на какое-то мгновение. Блин, ведь знал же, что пренебрежение правилами всегда выходит боком, только не рассчитывал, что этот «бок» проявится настолько быстро.
Эсэсовский нож только брякнул по полу, как вдруг фриц, из крайне неудобного положения, ногой нанес мне удар. Как это у него вышло, ума не приложу, но тот удар получился на славу!  Такое впечатление, что меня как будто лошадь лягнула! Причем в самое уязвимое место. Больно было настолько, что не вздохнуть ни выдохнуть. Даже крикнуть не получилось – смог лишь выпучив глаза схватиться за поврежденное хозяйство и в свете выпавшего фонарика увидеть быстро приближающийся кулак успевшего развернуться здоровяка.
Удар рукой пришелся в лоб и отбросил меня на Марата, который не мог стрелять из-за того, что скрюченное, креветкообразное тело командира перекрыло ему объект. А прыткий как черт эсэсовец, ко всему прочему, оказывается успел сорвать с меня автомат и теперь яростно ощерясь, надавил на курок.
Когда я второй раз за последние пять минут увидел черный провал направленного в лицо ствола, в голове мелькнула только одна мысль: «теперь точно - трындец»…
Но секунда прошла, я уже упал, а фриц так и не выстрелил. Единственно, морда у него из торжествующей, стала вытянутой и недоуменной. А в следующую секунду коротко прогрохотал автомат Шарафутдинова и здоровяк сломавшись в поясе, сначала опустился на колени, а потом с размаху треснулся мордой о бетонный пол. Живые так не падают, поэтому можно считать, что с моим обидчиком покончено.
Но Марат на этом не угомонился и судя по звукам принялся молотить второго языка. Видно во избежание… Значит, теперь можно заняться собой. Обезболивающий адреналиновый выброс, который на несколько секунд отвлек меня  от повреждений нанесенных интимному месту, слегка поутих и не в силах больше сдерживаться я промычал:
- У-у-у…
Как же мне оказывается больно. Аж глаза выскакивают и кажется, будто стали как у рака – на стебельках. Неостанавливаемые слезы обильно потекли по щекам, полностью опровергая постулат насчет того, что мужчины не плачут. Плачут! Еще как плачут! В три ручья! Просто все зависит от повода…
- У-у-у…
Это неинформативное подвывание отвлекло Шарафа от обработки пленного и он метнулся ко мне:
- Илья, фриц тебя что, зацепил? Ножом? Ты не молчи! Куда?!
- У-у-у!
Однотонный вой, вверг напарника в смятение и он начал лихорадочно лапать меня, видно в поисках крови должной бежать из страшной раны, которой наградили его друга. Лапанье сильно мешало сосредоточится на отбитом месте, поэтому собравшись с силами я озвучил свои претензии более членораздельно:
- У-у-у…у-у-у, сука! Прямо по яйцам! Я когда очухаюсь, его второй раз убью! У-у-у!
Шах поняв, что необратимых повреждений командир не получил, прекратил попытки меня разогнуть и лишь легонько похлопывая по плечу, успокаивал:
- Ничего, ничего… на пяточках попрыгаешь и все пройдет! А тому немцу, уже все равно – дохлый он.
Потом, оставив меня в покое подошел к трупу и подняв валяющийся автомат, начал его разглядывать. Отстегнул магазин, хмыкнул и вернувшись, опять присел рядом.
Первая, самая сильная боль к тому времени несколько притупилась и я, застыв скрюченной мумией, смог наконец перевести дух. Увидев, что глаза у меня из выпученных и бешенных стали более-менее нормальными, Марат сунул магазин мне под нос и спросил:
- Ты что, не перезарядился?
От этого простого вопроса, я почти пришел в себя. Так вот почему фриц не стрелял! А ведь действительно – остаток патронов был выпущен в стрелка перед дверью. Потом я брякнулся всеми костями на пол так, что чуть дух не вышибло. А потом, только вскочив, побежал помогать Шаху открывать дверь.
Немец захвативший мое оружие, просто не мог предположить, что оно будет без боеприпасов, так как следить за ними, у воевавших бойцов, вбито на уровне инстинктов. То есть по логике, магазин я должен был сменить совершенно автоматически. Но не сменил… И это нас спасло: ведь у того кабана целых две секунды было, пока я своей спиной Шаху цель перекрывал. Сквозь меня напарник выстрелить бы не смог, зато эсэсовец вполне мог прошить нас обоих одной очередью.
И вот интересно, к чему это отнести – к везению или к интуиции? Ну откуда мне было знать, что попадется противник с подготовкой не хуже, а даже лучше чем у меня? А если интуиция мне это подсказывала, почему не подсказала, невзирая на боль в отбитом теле, перед обыском сразу садануть его покрепче и связать? Или все-таки за счет чистого везения в этот раз выжил?
Кстати, про отбитое тело – а ведь не болит! Хозяйство – болит, а все остальное прошло моментально. Видно правильно люди говорят, что при мигрени, достаточно садануть себя молотком по пальцу и голова пройдет сразу. Палец будет болеть, это да, зато головная боль прекратится. Только испытывать на себе это средство я точно не буду. Да и незачем - данный постулат только что подтвердился без всякого молотка…
А еще минут через пять, я смог наконец осторожно разогнуться и даже с помощью напарника встать на ноги. Приняв почти вертикальное положение, огляделся. Пожилой фриц лежал лицом вниз на одном из ящиков. Лежал тихо, спокойно, не делая попыток перевернуться и только иногда шевелил пальцами на связанных за спиной руках.
Молодец Шарафутдинов! Он его не только хорошо отоварить успел, но еще и связать. Только видно в ажитации сильно перетянул петлю и теперь второй “язык» пытается хоть как-то восстановить кровоток.
Кивнув в его сторону Шаху, я осторожно, как роженица, начал передвигаться по помещению разминаясь и прислушиваясь к себе. Снимать штаны, чтобы разглядеть повреждения воочию, было попросту страшно. Хотя с другой стороны, судя по саднящей боли на внутренней стороне бедра, тот резвый фриц немного промахнулся. Основная сила удара пришлась на ногу, а всему остальному досталось гораздо меньше, чем немец рассчитывал.
Мда, скорее всего именно так и вышло, а то я бы сейчас без сознания валялся. Но так как даже хожу самостоятельно, то все не настолько страшно…
Пока Марат вязал «языка» по-новой я, после очередного круга решил немного передохнуть и остановился, опершись на стеллаж из ящиков. Кстати, про ящики. Прямо перед носом оказался запор одной из этих упаковок. А на запоре болталась пломба. Осветив ее, я некоторое время просто стоял не о чем ни думая,  а потом разобрало любопытство – что это тут фрицы спрятали, да еще и опломбировали? Эти зеленые ящики с орлами, были похожи на гаубичные укупорки, но при чем тут пломбы?
Эта мысль увлекла настолько, что прекратив заниматься самосозерцанием я сорвал свинцовый кругляш и щелкнув «лягушками» замков, откинул крышку верхнего ящика. Сверху лежало что-то типа вощенной бумаги под которой обнаружились стандартные чертежные тубусы упакованные плотно, словно патроны в цинке. Достав один из них, я немного покряхтел, пережидая очередной приступ боли и  вытряхнул в руку рулон ватмана. Подсвечивая себе фонариком, пытался разобраться, что это за чертежи.
Вообще, на первый взгляд эти схемы напоминали детали двигателя. Кинув тубус обратно, я проковылял к следующему ящику и вскрыв его, убедился, что и он плотно забит подобными чертежами.
Угу, понятно… Похоже, фрицы здесь сховали документацию по какому-то крупному агрегату… а может и не по одному агрегату – уж слишком много тары вокруг. Еще раз глянув на чертеж, я только зубом цыкнул – нет, это не для моих мозгов. Чересчур сложные. Простые чертежи я бы прочел без труда - на начерталке нам это хорошо вдолбили. Но тут что-то уж очень сильно навороченное.
В «штампе» было указано, что это Walter HWK и еще какие-то цифры. Я в задумчивости почесал нос –что же получается, на  «Карл Вальтер Ваффенфабрик» решили подкалымить и помимо оружия занялись производством движков? Хм… вроде подобные метания у немцев не приветствуются. Хотя кто их сейчас поймет…
Ладно, что тут гадать, кому надо – те разберутся, тем более что ход который мы обнаружили не на один километр тянется. Тут, судя по всему, разного барахла еще немеряно складировано. Но этим пусть занимаются специально обученные люди, а нам сейчас нужно дождаться прихода ребят и осмотреть куда ведут остальные коридоры. Ну, по мере сил конечно осмотреть. Имея на руках раненного фрица и ушибленного командира, особенно не побегаешь. Да и батарейки к фонарям кончаются.
Голос из угла помещения, отвлек меня от ближайших планов на будущее и я потопал к Шаху, который занялся предварительным допросом пленного. Тот уже сидел и глядя преданными глазами на Марата раскалывался от головы до задницы.
Дескать он вообще практически не комбатант. Служил в небоевом подразделении Ваффен-СС, а именно - в частях охраны имперской почты. Никогда ни в кого не стрелял, вынимая оружие из кобуры только на стрельбище. И вообще, Феликс Гильденбрандт, как нам представился «язык», настолько белый и пушистый, что проклевывающиеся крылья, наверное доставляют ему сильные неудобства в районе лопаток. И документы при этом Феликсе были. Только почему-то не зольдбух, а обычный гражданский аусвайс. Но и на это у него нашелся ответ – дескать три месяца назад комиссовали его вчистую, из-за болезни мозга.
- Слишком много или слишком мало?
Мой вопрос заставил сбиться пленного, но он быстро взял себя в руки и заискивающе улыбаясь ответил:
- Болезнь моя проистекала не из-за количества мозгов, а из-за высокого черепного давления. Я даже сознание часто терял.
- А как же тебя такого дохлого в СС взяли?
Гильденбранд пожав плечами, коротко ответил:
- Тотальная мобилизация. И осмелюсь напомнить, что взяли во вспомогательные тыловые части.
- А с этими – я мотнул головой в сторону трупа – как оказался?
- О, это длинная история…
Фриц закатил глаза, но видя что мы никак на это не реагируем, вынужден был продолжить:
- Сам я из Гамбурга, а в Кенигсберг приехал повидать племянницу. Только уехать уже не успел, так как русские блокировали город. Это произошло настолько неожиданно – немец растерянно развел руками – что меня невзирая на купленный билет, даже не пустили на пароход, который вместо пассажиров принял на борт раненных солдат. Так я и остался у Луизы. А бедный Артур – пленный трагически скосил глаз на валяющийся возле стены труп – был ее мужем.
- Это понятно. Непонятно как вы оказались в подземелье.
- Просто дом племянницы разбомбили при последнем русском налете. Она погибла под руинами…
Феликс начал шмыгать, но Марат подзатыльником заставил его рассказывать дальше:
- После этого мы с Артуром жили у его знакомого. А когда город пал, Артур сказал, что русские убьют всех бывших эсэсовцев, но он, как родственник, поможет мне спастись…
Когда Гильденбранд ляпнул про разбомбленный дом, я несколько удивился зная, что наши город не обрабатывали. Поэтому попросил уточнить, в каком доме жила его сестра.
- Луиза проживала на Маринештрассе 12. Это рядом с фортом, на который были сброшены очень большие бомбы. Ее дом оказался слишком близко к основной цели…
Хм… на въезде в город я действительно видел руины возле форта. Наверное этот фриц о них и говорит. Но как у него все замечательно сходится! И главное - свидетелей никаких не осталось. Там даже соседей опросить вряд ли получится – тяжелые бомберы вместе с фортом раскатали чуть ли не целый квартал. Хотя…
- Где работала ваша племянница?
- Она не работала. Артур был против этого, выступая за три «К» для женщины. Сам же он служил в СС-штандарт «Курт Эггерс», в чине оберштурмфюрера.
- А про подземелья он откуда узнал?
- Я не знаю. Когда русские вошли в город я очень испугался и пошел за ним не задавая лишних вопросов. Мы и трое его сослуживцев первые несколько дней прятались в разрушенном доме, но потом нас обстрелял патруль и меня, уже раненного, перенесли сюда.
- Через ход в колодце?
- Нет, тот вход был замаскирован в подвале большого гаража на Фридрихштрассе.
Блин! Как у него все гладко получается - обычный гражданский, который прилип к родственнику и оказался в крайне двусмысленной ситуации. И подкопаться вроде не к чему…
На все прочие вопросы пленный отвечал так же охотно и быстро. И глаза были честные-честные. Я не верил ему не на грош. Шах похоже придерживался моего мнения, так как через десять минут допроса сказал:
- Врет как сивый мерин!
Я тут же откликнулся:
- Однозначно – брешет. Какой дебил в здравом уме будет говорить нам про службу в СС? Пусть даже во вспомогательных частях. Это может делаться лишь для того, чтобы объяснить татуировку под мышкой. Кстати, надо глянуть, что у него там за тату.
Марат кивнул и развязав веревку, приказал Гильдебрандту:
-Раздевайся!
Тот врубившись, что мы ему не врачебный осмотр устраивать собираемся, штаны трогать не стал, а скинув пальто и пиджак, принялся расстегивать рубашку. В конце концов разоблачившись и сразу же покрывшись гусиной кожей, он поднял левую руку. Осветив фонарем букву группы крови, я довольно сплюнул и повернувшись к Шарафу спросил:
- Ну, что скажешь?
Напарник, который тоже осмотрел татушку удовлетворенно ухмыльнулся:
- Я же говорил, что врет! Он нам трындел, что попал в СС по тоталке. А там, во-первых далеко не всем группу крови проставляют, а во-вторых ее уже два года делают только латинским шрифтом. А тут мы имеем готический! И это значит, что наш Феликс, как ты любишь говорить - « лапшу на уши вешает»!
Умница Марат! Вот что значит не спать на лекциях и иметь большой опыт. Немец наверное на лопухов рассчитывал. Думал, что даже если его в «СМЕРШ» сдадим, то и там его история прокатит. Только недодумал, что лопухи у нас давно практически все закончились. Может при большом скоплении на фильтрах ему бы и удалось отмазаться, но в случае с нами сыграл роль еще и психологический фактор. Слабо верится, что муж племянницы его за собой под землю бы потащил. Зачем? Документы у Гильденбрандта чистые, сам он человек гражданский. А уж  оберштурмфюрер СС-штандарт «Курт Эггерс», не мог не знать, что опасность его родственнику не грозит. Тем более что этот самый «Курт Эггерс», является подразделением военных журналистов которые прекрасно знают что в почем.
То есть это была первая несообразность. Вторая то, что он при смертельно опасности для себя, тащил его до самого конца. И ведь тот фриц, которого я замочил в коридоре, сознательно остался их прикрывать, а не рванул вперед пользуясь тем, что был налегке. Почему? И последнее – готическая буква группы крови. Уже два года ее ставят только латинской буквой. А при теперешнем бардаке конца войны, бывает что и не ставят даже боевому составу, не говоря уж о вспомогательном. Наверняка ее можно получить только пройдя специализированный тренировочный лагерь. Но – латиницей!
А значит Гильдебрандту ее нанесли более чем два года назад. То есть ни о какой тотальной мобилизации, которая началась в прошлом году  и речи не идет. И что у нас получается? Дохлый фриц имел кинжал выдаваемый только тем, кто вступил в СС до тридцать третьего года. Вряд ли чужой – к этому они относятся щепетильно. То есть заслуженный гитлеровец тащил кого-то рискуя жизнью. Этот «кто-то» мужик сорока – сорока пяти лет с худощавым волевым лицом и подтянутой фигурой спортсмена имеет татуировку эсэсовца. Кем он может быть? Родственником? Не смешите мои тапочки! Командиром? Вот оно! Именно раненного командира можно выносить оставляя остальных бойцов в прикрытие!
И если убитый был старым партийцем, то можно предположить, что и чин у него не маленький. Минимум - гауптштурмфюрер. Просто вряд ли, настолько прыткий мужик не дослужился бы хоть до капитана. И если исходить из того, что высшим чинам СС группу крови вообще не татуируют, а так же из разницы в возрасте между пленными, то логично предположить…
Удовлетворенно выдохнув, я осторожно поменял позу ( удар мудака - Артура очень даже сказывался) и улыбнувшись предложил Марату:
- Забъемся?
Шах, связывающий пленного, тут же отозвался:
- По поводу и на что?
- На шелбан. А повод… Я предполагаю, что наш язык на самом деле, минимум - штурмбанфюрер. Ваша версия?
Шарафутдинов не помедлив ни секунды выпалил:
- Штандартенфюрер.
Мда… напарник видно похожие мысли в голове прокручивал, поэтому и не замедлил с ответом. Единственно, что мне не понравилось, так это то, как пленный при слове «штандартенфюрер» зыркнул глазами. По-русски он видно не бельмеса, но вот на звание среагировал четко. А не понравилось мне это потому, что при споре, мы с Маратом друг-друга не жалеем и  Шах за последний год навострился ставить очень звонкие и болючие фофаны…
Машинально почесав лоб под фуражкой, я кивнул соглашаясь с предложением друга и хотел уже сказать, что «штурмбанфюрер»,  это - минимум, но не успел, так как в коридоре из которого мы пришли послышался топот ног и замелькал отблеск фонаря. Похоже, это наши щеглы несолоно хлебавши рысят к командованию. Но автомат ( в котором уже торчал снаряженный магазин), на всякий случай взял на изготовку. Только опасения были напрасны – увидев свет наших фонарей, Гек издалека подал голос:
- Командир, это вы?
- Мы, мы! Давай сюда!
Пока ребята приближались я, насколько позволяла боль в поврежденном хозяйстве, принял горделивую позу и приготовился на их восторженные вопли при виде пленного, толкнуть речь по поводу   опыта и умения «старичков» и никудышности молодежи. Вот только не смог. Просто при виде пацанов у меня отвисла челюсть и я только что и смог удивленно хлопать глазами. А все было в их внешнем виде. Гек и Змей были мокры по пояс. Только Гек был мокрый от пояса и ниже, а Змей - от пояса и выше. Жан был сухой, но очень грязный. Не так как я – в саже, а просто как будто его кирпичной пылью посыпали. При этом обычно узкие глаза Искалиева были расширены до невозможных для среднеазиата размеров. У остальных кстати тоже - зенки какие-то бешенные.
Не обратив на пойманного нами языка никакого внимания Гек, как старший в команде подскочил ко мне и тяжело пыхтя, показал в сторону коридора откуда они появились,  выпалив только одно слово:
- Там!
Мне сделалось обидно, что наши достижения никак не отметились новоприбывшими, поэтому я язвительно спросил:
- Что «там»? Тень отца Гамлета увидели? Или примы-балерины Большого театра вам танец маленьких лебедей сплясали? Докладывай нормально!
Но докладывать нормально Пучков не стал, а метнулся к Жану и сразу полез в его «сидор» висящий за спиной. Я с интересом следил за Лехиными телодвижениями до тех пор, пока он не выцарапал из вещмешка какой-то маслянисто блеснувший металлический брусок и не протянул его мне:
- Держи, только смотри – он очень тяжелый.
Ну еще бы не тяжелый! Золото – оно всегда своим весом славилось! С трудом удерживая в руках желтоватый «гробик» я пораженно разглядывал двуглавого орла на нем и надписи с ятями. А Гек, избавившись от тяжести, заполошно говорил:
- Там этого – тонны! Все помещение в ящиках! Слитки в маленьких, а в больших разные кольца, серьги, монеты! Вот.
Что «вот» я сразу не понял, занятый разглядыванием слитка и только подняв глаза увидел, что Пучков, как Буратино, протягивает мне ладонь на которой лежало пять золотых червонцев. Только это вовсе не червонцы были. Те – мелкие, а тут были крупные золотые монеты с незнакомым профилем. Наверное это таллеры, хотя я не уверен. Скажу больше – я этих таллеров и в глаза не видел, просто название само на ум пришло. С тем же успехом это могли быть и невиданные мною соверены.
Пропыхтев – «держи слиток» я передал его Змею, и забрав монеты у Лешки принялся разглядывать их. Марат, отобрав одну, тоже с удивлением крутил ее в руках. Суетящийся и подпрыгивающий Гек бегал вокруг нас, призывая поскорее вернуться в найденные закрома. В конце концов мне это надоело и сунув монеты в карман я сказал:
- Отставить «золотую лихорадку»! У нас на руках, если вы заметили, раненный «язык» поэтому бегать не будем, а пойдем медленно и печально. Да и командир ваш тоже слегка ушибся при падении – в этом месте я глянул на Шарафутдинова и он согласно кивнул, тоже не желая рассказывать о моем досадном промахе – поэтому никакого бега. Золото от нас никуда не уйдет! А сейчас вы спокойно расскажите, как вы его нашли и почему у вас такой непрезентабельный вид. Начнем с тебя.
Ткнув пальцем в Пучкова я приготовился выслушивать его нормальный доклад.

Добавил))))))))

я это объяснил ведь--- "Не надо ударяться в ересь глобализма. Ты бы еще авиабомбу предложил использовать. Зачем? Я ее сейчас вскрою аккуратненько, с малым шумом.
Вот, конь педальный, моим же выражением насчет глобализма меня и приколол"

- это не парадка))

Именно так)))

Зато есть выражение - мокрый как мышь))