Представляю заключительную часть.
Что-то неуловимо изменилось…
А затем настал момент, когда вдруг зазвучали голоса совсем других…
- Батя, пошли, - чай остынет…
- Комбат, сухой спирт почти кончился, и так чайник на свечках ставили.
- Товарищ майор, пшеки и укры на сегодня угомонились, им, вроде, всем хватило.
- Да, чего загорать под Луной и звёздами, идёмте в блиндаж.
- Владимирыч, там у хохлов нового снайпера англоязычного наши слухачи засекли. Лучше не отсвечивать…
Чуть мешковатая камуфлированная форма размывала фигуры, превращая их в призраки. Броники, которые стали с ними единым целым, как панцири у черепах, делали людей обманчиво грузными и мешковатыми. «Калаши», с которыми они не расставались даже во сне, стали естественным продолжением рук. Комроты миномётчиков, командир БПЛАшников, бог связи, «штурмы». Сослуживцы комбата с позывным «Старик», гвардии майора Михеева Сергея Владимировича… По той далёкой войне, которая была у него более сорока лет назад, которая ещё только будет спустя почти двести лет.
Человек, который прожил две века, всматривался в темноту и видел лица тех, с кем его разлучила причудливая игра вихрей времён, в тот миг, когда при очередном артналёте под Угледаром 155-ти миллиметровый снаряд, выпущенный из «трёх топоров», разорвался на НП батальона. Он не забыл их, ведя вторую жизнь младшим сыном ашукинского помещика Ростовцева, а впоследствии офицером лейб-гвардии Егерского полка. В десятилетнем теле барчука, разбитом после падения с лошади, бывший комбат обнаружил себя сорок четыре года назад.
Много воды утекло с той поры.
Сначала была радость родителей, которые уже приготовились к похоронам, а затем их огорчение, когда оказалось, что мальчик напрочь забыл всех родственников и соседей. Восторг учителей способностями маленького Серёжи к точным наукам и английскому языку, а затем удивление тому, что он совершенно не знает ни Закона Божьего, ни Латыни, ни древнегреческого. Друзья по кадетскому корпусу были в шоке, что Серж может по-французски сказать лишь несколько слов, притом что был явно знаком с произведениями Бомарше, а также каких-то загадочных Франсуа де Сада и Пьера Шодерло де Лакло.* *{Если «Севильского цирюльника» и «Женитьбу Фигаро» ещё можно было найти, хотя бы на французском, то «Философия в будуаре», «Жюстина», и «Опасные связи» находились под запретом цензуры, не переводились и не издавались}. В гвардию сыну небогатого помещика дорога была закрыта, но он был вписан в Егерский полк благодаря протекции, которую ему составили друзья (а точнее, их родственникам), происходившие из именитых семейств, потому что Серж стал любимцем курса за смешные короткие рассказы, которые он почему-то называл «анекдоты», за стихи каких-то неизвестных сочинителей, которых никто ранее не знал, за умение пить и оставаться трезвым, но выше всего у юношей ценились его невероятные познания в области общения с дамами и девицами. Офицеры-кураторы составили ему блестящие рекомендации особо отметив, что молодой человек обладает уникальными способностями к воинской науке и неожиданными подходами к решению многих задач.
Служба в лейб-гвардии Сергею Владимировичу давалась легко, однако, по карьерной лестнице он продвигался с трудом. Сказывалось происхождение и обстоятельство, что отец не мог высылать средства, сопоставимые с тем, что получали большинство офицеров полка. Приходилось не гнушаться тайным подработкам репетитором и ментором. Был ещё один источник дохода, который был вполне доступен молодым статным неженатым гвардейцам, но о нём настоящий офицер никогда и никому не расскажет, даже на смертном одре.
Затем походы и войны, войны и походы. На Семёновском плацу полк задерживался редко. Продвижение по службе постепенно решило финансовые проблемы. К этому времени поручик Ростовцев отважился просить руки милой Наденьки Ергольской, которая незадолго до этого приехала в Санкт-Петербург из Калуги. Молодожёны провели вместе два месяца, а затем полк ушёл в поход на очередную войну.
Старший брат так и не смог подружиться с климатом Северной Пальмиры. Его смерть от скоротечной чахотки стала большим горем для Ростовцевых. Средний брат, капитан второго ранга Балтийского флота, не вернулся из дальней экспедиции. Это известие подкосило стариков, поэтому через пару лет после его смерти Ашукино осталось на милость управляющего и молодой барыни, приезжавшей в имение на всё лето. Надежда Васильевна, которая с годами всё больше тяготела к тишине и покою, настоятельно попросила Ростовцева, приехавшего в очередной отпуск, оставить Армию и заняться делами имения. Служба в лейб-гвардии была почётной и блистательной, однако больших доходов не приносила. Перспективы на продвижение по службе и генеральские эполеты у лейб-гвардии полковника были призрачными. Просить о помощи в этом деле не хотелось, да, по большому счёту, было особенно и не у кого. В боевых действиях полк в ту пору не участвовал, поэтому Сергей Владимирович подал рапорт, который был с неудовольствием удовлетворён Александром Фёдоровичем фон Моллером.
И вот отставной полковник – погибший майор вглядывался в лица тех, кого память снова вернула из сплетения времён и судеб.
- Батя, дозоры уже сменились. Пойдём что ли?
- Завтра, чую, будет громко у нас…
- Командир, ну, остынет же…
И Ростовцев невольно ответил:
- Мужики, вы идите, я сейчас… Я догоню...
* * *
Тихие шаги развеяли призрачное забытьё ночи. Мелькнул огонёк свечи. Тени далёких друзей отдалились и совсем растаяли. «Шустрый», старлей разведроты, на прощанье даже успел махнуть рукой…
- Серж, - в голосе супруги чувствовался укор. – Обещал же, что недолго. Да ты и не написал ничего…
Ростовцев обнял свою милую Надюшу и прижал к себе.
- Я любовался падающим снегом. Посмотри, как это красиво…
Отредактировано CHAK_alchemist (01-06-2023 21:47:23)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
