Окончание пролога

С этого момента события понеслись вскачь для премьер-старшины Клода Мишо по прозвищу «Шассёр». Не успел развеяться дым над разбитым мостиком «Дюге-Труэна», как на шканцах крейсера замелькали сигнальные флажки, и миноноски двинулись вперёд. Рулевой Ляфлёр перебирал рукоятки маленького штурвала, удерживая судёнышко на нужном курсе, а премьер-старшина беззвучно шевеля губами, отсчитывал дистанцию до цели, корвета «Янлу» - «Два кабельтовых... полтора… кабельтов с четвертью…»  С борта цинского флагмана сверкали вспышки ружейных выстрелов, но пули бессильно шлёпались в воду вокруг «номера сорок пять», и лишь одна или две с тупым стуком ударили в железный борт, выбив из него снопы искр. Стрелки мало что могли разглядеть сквозь белёсую, воняющую серой и селитрой пелену -  китайские орудия стреляли чёрным, дымным порохом и Шассёр в какой-то момент всерьёз стал опасаться, опасался, что в такой дымовой завесе и сам промахнётся мимо цели. Однако - обошлось; спустя малое время из клубов дыма вырос чёрный борт китайского флагмана; Шассёр торопливо крикнул малый назад и положил руку на рубильники гальванических взрывных машинок.
Согласно правилам, атаковать следовало одной «торпедой», выдвигая их вперёд по очереди. Но премьер-старшина, человек опытный, понимал, что шанса на вторую атаку у них, скорее всего не будет – и когда бочонки ткнулись в борт «Янву» - как положено, фута на три ниже ватерлинии – он прошептал про себя короткую молитву, зычно гаркнул «Берегись!»  и замкнул контакты.
Расчёт оказался верен – обе мины сработали одновременно. Сильнейшая волна отбросила миноноску, словно пинком великана, едва её не опрокинув. Из всех, кто был в кокпите, премьер-старшина единственный устоял на ногах; он кинулся к рукоятке реверса и с криком «полный назад!» выжал её до упора. Вода вскипела под кормой, и «сорок пятая» принялась отползать прочь от корвета, который стремительно валился на борт – и не затонул в течение считанных минут лишь потому, что течение, подхлёстнутое морским приливом, оттащило охваченное огнём (на корвете после взрывов начался пожар) судно  на мель. Премьер-старшина слышал ужасные крики людей, сгорающих заживо, видел, сыплющиеся в воду тела – в этот день из двухсот человек, составлявших команду «Янлу», сто восемьдесят пять погибли в огне, были убиты силой взрыва или утонули в мутных водах реки Мин.
Но всего этого премьер-старшина знать, конечно, не мог.  Он шуровал в топке котла, заменив кочегара Клоша, чей лоб пробила китайская пуля, и не видел, как миноноска «№46» попыталась атаковать  «Фубо». Но стоило ей лечь на боевой курс, как из клубов порохового дыма появился «Фусин», и беглым огнём из револьверных пушек заставил «сорок шестую» отвернуть и выйти из боя. За это пришлось заплатить сполна – снаряды с «Дюге-Труэна» и «Вийяра» (оба крейсера прикрывали атакующие миноноски) изрешетили несчастную канонерку и та быстро пошла ко дну. Снявшийся с якоря «Фубо» стал набирать ход, но в этот момент его атаковал малый катер с «д'Эстена». Мина взорвалась под кормой, оторвав винт и своротив перо руля так, что оно повисло на одной петле. Лишившееся управления судно понесло на французский строй, и премьер-старшина был вынужден уклоняться сначала от столкновения в погибающим пароходом, а потом ещё и от дождя летевших в него со всех сторон французских снарядов.
И тут удача изменила премьер-старшине и остальной  команде «сорок пятой» тяжёлый снаряд с одного из французских крейсеров угодил в миноноску в районе мидель-шпангоута, разом переломив хрупкое судёнышко пополам. Шассёр один остался жив – оглушённый взрывом, ошпаренный перегретым паром из лопнувшего котла, он намертво вцепился в в обломок решётчатой деревянной пайолы. В таком состоянии его и прибило к берегу в полумиле ниже по реке, и  там он попал в руки каких-то людей, одетых в лохмотья и вооружённых кривыми ножами самого зловещего вида. Последнее, что успел заметить премьер-старшина прежде, чем лишиться сознания - это слишком уж узкий разрез глаз своих «спасителей», как и оттенок их смуглой кожи -  коричневый, а не желтоватый, что, как он успел узнать за время, проведённое на Кохинхинской эскадре, характерно скорее для аннамитов, чем для жителей Поднебесной…

Отредактировано Ромей (17-12-2023 17:56:14)

- Итак, всё было обставлено в лучших традициях авантюрных романов. На набережной ко мне подошёл какой-то господин и протянул записку. Её содержимое предлагало мне следовать за подателем сего, не задавая лишних вопросов. Так я и поступил, и посланник проводил в кофейню неподалёку. Сам он туда не пошёл, передав на попечение гарсону, и тот проводил меня в отдельный кабинет. Помещение было затемнено – несмотря на вечернее время, лампы не горели, и лишь скудные толики света проникали через щель между сдвинутыми занавесями. Его хватило лишь на то, чтобы я разглядел маску на лице мужчины, сидящего между мной и окном – знаете, эдакое чёрное домино под низко надвинутым цилиндром, как у персонажа  дешёвой оперетке… Тем не менее, кое-что в визави показалось мне знакомым, а именно – голос. Говорили мы по-французски, причём он обходился без малейшего акцента, однако я голову готов заложить, что этот язык ему не родной. Кроме того, в середине беседы он встал и подошёл к окну, чтобы раздвинуть занавеси пошире – на улице стало совсем уж темно, - и мне показалось, что я узнаю эту мягкую, кошачью манеру двигаться.
- И кто же это был – вы сумели понять? – спросил Остелецкий. Слушая рассказ барона, он раз за разом убеждался, что свойственная старому другу жизнерадостность и юмор бесследно испарились. Впрочем, оно и неудивительно – при нынешних обстоятельствах…
- Не имею ни малейшего представления. – Греве развёл руками.
- А записки его сохранились? Мы могли бы изучить почерк…
- Да, все три – письмо, полученное в Александрии, записку из Отеля и ту, которую мне передали на набережной. Но поверьте, друг мой, вы только зря потратите время. Все три документа написаны разными людьми, это я совершенно точно установил.
- И, скорее всего, ни одна не принадлежит перу человека в маске. – Остелецкий кивнул, соглашаясь с бароном. - Сукин сын осторожен, простите мой французский… Ну, хорошо, и что было дальше?
В нескольких фразах Греве изложил суть условий, поставленных похитителем. Остелецкий, дослушав,  удивлённо покачал головой.
- Признаюсь, барон вы… вернее сказать, ваш таинственный знакомый сумели меня удивить.
- Я и сам ушам своим не поверил. Отправиться в Россию, втайне набрать там людей для команд двух построенных в Германии броненосцев – тех самых, которые если верить газетам, были перекуплены правительством Республики Перу, -  переправить «рекрутов» в Штеттин, принять корабли и уже в море передать их новым владельцам, китайцам! Не слишком ли замысловато?
Остелецкий поискал глазами скамейку.
– Давайте-ка присядем барон, такое лучше осмысливать, находясь в неподвижности. И держите-ка, сейчас это, пожалуй, полезно…
Он извлёк из кармана сюртука крошечную плоскую фляжку и протянул Греве. Тот отвернул крышку, понюхал – во фляжке был отличный шотландский виски.
- Пожалуй… - барон сделал глоток и передал флягу товарищу. Тот последовал его примеру.
- Вообще-то, идея с выкупом у Перу построенных в Германии броненосцев не так уж и плоха. Скажу сугубо по секрету: мы и сами подумывали о чём-то подобном, ведь получив эти броненосцы вдобавок к далеко не слабому Бэйянском флоту, китайцы могут устроить нашим французским… хм… партнёрам приличный сюрприз!
Переспрашивать кто эти «мы», барон не стал – ему давно было известно, что старый друг сменил карьеру морского офицера на работу в разведывательном департаменте Адмиралтейства..
- В самом деле, раз уж один раз удалось – то почему бы и не повторить?  Тем более, что уговорить перуанцев труда бы не составило, слишком многим они нам обязаны. Но Государь, когда мой патрон доложил ему план операции, согласия своего не дал, решив, что стоит так уж откровенно дразнить французов – хватит с них той операции, что проворачивает сейчас наш дорогой друг Серёжка Казанков!
- Что за операция? – немедленно насторожился Греве.
- Стоп! – Остелецкий вскинул в предупреждающем жесте ладонь. - Пойми меня правильно, Гревочка, я и так сказал больше, чем следовало. В своё время всё узнаешь, и в подробностях, а сейчас – извини!
Барон снова приложился к фляжке, крякнул – виски был хорош. Остелецкий наблюдал за ним с одобрением.
- Между прочим, это продукция старейшей в Шотландии винокурни, она уже лет пятьсот, как начали поставлять виски шотландскому, а впоследствии и британскому королевскому двору. Это, чтобы ты, Гревочка, понимал, где-то между их Хартией Вольностей и нашей Куликовской битвой.
Барон хмыкнул, сделал ещё глоток, потряс фляжкой – и вернул опустевший сосуд владельцу.
- Ну, хорошо, предположим, я соглашаюсь и перегоняю эти два корыта в Вэйхайвэй. Но, насколько я помню – а я внимательно слежу за корреспонденцией с этой войны, - Бэйянский флот не выделил ни единого корабля, чтобы помочь защитникам защитникам Формозы или Фуцзяньскому флоту, призванному оборонять Тонкинский залив! С чего же вы решили, что теперь, после разгрома при Фунчжоу, они поступят иначе?  Адмирал Дин Жучан, командующий Бэйянским флотом, если верить тому, что пишут о нём в Европе – хитрый лис, с чего ему таскать каштаны из огня для губернаторов южных провинций Китая?
Остелецкий проводил глазами двух конных жандармов, процокавших копытами по аллее – за порядком в Фолксгартене и спосойствием его посетителей следили неукоснительно.
- Насчёт хитрости Дин Жучана ты прав, но не следует скидывать со счетов и честолюбие – самого адмирала, и его покровителя, Ли Хунчжана. Герой подавления восстания тайпинов, он сейчас занимает пост наместника столичной провинции Чжили, что в Империи Цин  является высшей государственной должностью. Но если он запишет на свой счёт ещё и победу над французскими «ян гуйцзы», что означает «заморские дьяволы», то сможет подумать и о возвышении… особенно, если кто-то нашепчет ему на ухо о такой возможности. мало, что ли, в истории Китая прецедентов, когда удачливые полководцы свергали императора и занимали его место? Так что, дело за малым - передать Дин Жучану в дополнение к его и без того немаленьким силам ещё и два германских броненосца. Таким образом, англичане убивают сразу двух зайцев:  получают нового  правителя Поднебесной, обязанного им своим положением, и публично обвиняют Россию в том, что она приложила руку к тайной помощи Китаю. В этом случае отношения между Парижем и Петербургом будут испорчены надолго. Только на этот раз господа с Даунинг-Стрит просчитались, отныне игра пойдёт по нашему сценарию.
- А они сумеют… обвинить? - барон нахмурился. – То есть, обвинить-то они могут, а вот доказать свои обвинения?
- А зачем им, по-твоему, понадобилось твоё участие и вообще русские моряки в командах этих германских калош? У Китая пока и своих хватает!
Барон скривился.
- Значит, ты считаешь, что мне следует пока действовать в соответствии с планами похитителей баронессы? Я всё понимаю, но… уж больно мерзко уступать этим мерзавцам! Кстати, ты не догадываешься, кто бы это мог быть?
Остелецкий пожал плечами.
- Ясно, что за столь сложным и масштабным замыслом стоит держава – частное лицо, пусть и обладающее возможностями графа Монте-Кристо на такое не способно. Я бы подумал о китайцах, но это уж совсем немыслимо. Несмотря на имеющиеся в Поднебесной богатые традиции шпионажа – об организации агентурной разведки писал ещё Сунь Цзы, - у них полностью отсутствуют какие-либо возможности на европейском континенте. Да и модус вивенди нашего неведомого контрагента наводит на мысли…
Барон согласно кивнул.
- Да, образ действий человека в маске – будем пока считать, что он и есть главный организатор и похищения и операции с броненосцами - подозрительно знаком. Особенно то, как решительно он  расправился с наёмниками-арабами в Александрии.
Остелецкий прищурился.
- Я всё думал, Гревочка, заметишь ты это или нет. Обратил внимание на способ, которым они были убиты?
- Ножом, как ещё? Троим перерезали глотки, а третьему распороли печень. По крайней мере, так мне рассказывали в Александрии…
- Вот именно, печень! Арабы предпочитают вскрывать своим жертвам гортань, а такой удар, да ещё и снизу вверх, наискось, явно из нижней стойки… ничего не напоминает?
Греве задумался на миг, потом щёлкнул пальцами.
- Мексиканская школа ножевого боя, а как же! Знавал я одногознатока и любителя…
- В корень зришь, дружище. – подтвердил Остелецкий догадку собеседника. - О нём я и подумал, причём сразу, как только ознакомился с докладом, полученным из Александрии – наши сотрудники, состоящие в штате консульства, расстарались и раздобыли материалы расследования.  Недавно мне пришлось пересечься с этим господином и в краях не столь уж отдалённых. В Абиссинии, если тебе интересно.
- Инцидент в Таджуре?  - барон хлопнул себя ладонью по колену. - Я так и думал, что ты имеешь к этому отношение!..
- Как видишь, не я один.
- Я только вот чего понять не могу. Ну, хорошо, поножовщина в Вальпараисо, потом резня в Александрии…
- Прибавь сюда ещё и парочку трупов в Новой Москве. – добавил Остелецкий. – Этот господин себя не ограничивает.
Пусть так. – барон помотал головой. – Всё это дело, в общем, обычное. Но - похищать подданную бельгийской короны, аристократку, со связями при всех дворах Европы?
- Как будто в первый раз!  Помнишь, как Серёжка в семьдесят восьмом потерял свою невесту? А ведь взрыв, убивший её, Государя и ещё немало народу как раз англичане и устроили! Вот теперь и до Камиллы твоей дотянулись…
- Типун тебе на язык! – барон, обычно не слишком религиозный, перекрестился на католический манер слева направо. – Накаркаешь ещё… баронесса, слава богу, жива и, надеюсь, живой и останется!
Ну, извини! – Остелецкий виновато развёл руками. и, кстати - помнишь такую поговорку: «Джентльмен к западу от Суэца не отвечает за то, что делает джентльмен к востоку от Суэца? Уверяю тебя, любой из руководителей нашего общего знакомого, узнав о том, что он вытворяет, разумеется немедленно возмутится и заявит, что Британия не имеет к этому отношения. Но на самом деле…
- Англичанка гадит?
- Как обычно. Стравить благодаря истории с броненосцами Париж и Петербург – задумано, что и говорить, талантливо, а что ради этого придётся закрыть глаза на пару-тройку гнусностей – что ж, политика вообще дело грязное, а теневая, тайная политика, так и тем более. А что касается баронессы – даю слово, я её сумею найти её и вырвать из лап этих мерзавцев, кем бы они ни были!

Отредактировано Ромей (18-12-2023 15:23:51)

VI
Российская Империя,
город Владивосток
Матвей надавил отвёрткой на пружину и щелчком вдвинул вместе со штифтом-сердечником на своё место. Сам штифт при этом вошёл в зацепление с бойком; теперь достаточно будет взвести пружину, передвинуть рычажок регулятора на одну из четырёх позиций – «10», «15» «30» и «45» - и по прошествии назначенного срока (цифры обозначали интервал времени в минутах) ударник высвободится и пружина толкнёт его вперёд – туда, где в бронзовом  дырчатом цилиндре будет находиться пробирка с кислотой. Ну а дальше – всё, в точности так, как в бомбе народовольца Кибальчича, копию которой Матвей по дурости и младости лет собирался изготовить в Москве, для изничтожения своего идейного врага, идейным врагом, смотрителя казённой гимназии коллежского советника Скрынникова – разве что, в этой бомбе, точнее подводной буксируемой мине, вместо динамита содержался заряд отличного французского пироксилина. Выбор взрывчатого вещества тоже был не случаен – в распоряжении Матвея и мичмана Новосельцева, минёра с канлодки «Бобр», взявшегося обучать бывшего гимназиста премудростям взрывного дела, имелся и русский пироколодийный порох, созданный по срочному заказу Военного ведомства химиком Менделеевым ,  и динамит тоже. Однако, Казанков особенно оговорил, чтобы они воздерживались пользоваться компонентами, способными указать на российское изготовление «адской машины», благо, пружина, сердечник и прочие детали взрывного механизма были изготовлены в ограниченном количестве здесь же, во Владивостоке, мастером-часовщиком, переведённым по такому случаю, на казарменное положение. Белый же порох, как иначе называли нитроцеллюлозу, изобретённую французским химиком в 1884-м году, широко применялся армией и флотом Третьей Республики, в частности, для начинки морских мин разных типов – а, следовательно, как нельзя лучше подходил для их целей.
О целях этих Матвей узнал ещё до прибытия во Владивосток – во время того памятного разговора, когда Казанков показал ему депешу Остелецкого, полученную в Батавии. Узнал – и долго не мог поверить тому, что это происходит с ним на самом деле. Действительно, после африканский приключений, после жестокой битвы с французской эскадрой и иностранными легионерами – отправиться на другой конец света, в Индокитай, во французскую Кохинхину – вернее, в северную её часть, Аннам, в джунглях которого малорослые желтокожие люди в соломенных конусообразных шляпах уже который год сопротивляются  со своими копьями и мечами европейским колонизаторам, оснащённым по последнему слову истребительной техники. Об этом регулярно сообщала читателям еженедельных журнал «Нива», сопровождая публикации рисунками и дагерротипами. Матвей частенько рассматривал их вместе со своими гимназическими товарищами, и, как и остальные, мечтал однажды отправиться туда, в Индокитай, чтобы помочь справедливой борьбе несчастных аннамитов.
А тут, выходит, секретная военная разведка Российской Империи (так для себя Матвей определил ведомство, в  котором состоял «штабс-капитан) решила посодействовать в исполнении мечты бывшего гимназиста и отправило его за казённый счёт в этот самый Индокитай! Ну, хорошо, поправил себя юноша, пока ещё не в Индокитай а во Владивосток – но ведь не зря капитан второго ранга Казанков в спешке снаряжает сейчас старый военный транспорт «Манджур», и не зря он сам с мичманом Новосельцевым готовят новые боевые устройства. Стоит, пожалуй, сказать спасибо Аверкию Гордасевичу, сыну проворовавшегося петербургского полицейского чина, завербованного британским агентом и по его наущению отправившемуся в Абиссинию, с ашиновскими переселенцами. По заданию англичанина Бёртона он взорвал на рейде Новой Москвы французский авизо, прибывший для переговоров – и для взрыва этого использовал подводную мину, изготовленную из украденных у Матвея реактивов. Эту мину они и воспроизвели –   на совсем другом техническом уровне, устранив вечный бич кустарных динамитных бомб, так любимых народовольцами и вообще террористами всех мастей – крайнюю капризность и ненадёжность.
Новая конструкция должна во-первых, выдерживать долгую транспортировку под водой, во-вторых, позволять установку взрывателя с задержкой по времени, чтобы дать возможность «морскому пластуну», установившему заряд, убраться восвояси. Сам-то Горасевич поступил проще – прицепил свою «адскую машину» к винту «Пэнгвэна» в расчёте на то, что когда он начнёт вращаться, толчок произведёт нужное действие, но ь им было необходимо нечто более предсказуемое  удобное в обращении. Такое устройство мичман и спроектировал – не без помощи Матвея! – ещё на борту «Смоленска», на пути к Владивостоку – и вот, пришло время испытать его в деле. Пусть пока и в холостом виде, без заряда взрывчатки. Его заменяла стеклянная ёмкость с красной краской – после того, как сработает ударный механизм, она окрасит воду близ борта шлюпки, выбранной учебной целью, сигнализируя об успехе испытаний. Следующий этап, с применением уже боевого заряда, был намечен на следующий день – время утекало неумолимо, и Казанков, как мог, торопил «экспериментаторов».

Отредактировано Ромей (20-12-2023 17:56:02)

***
Кожаная маска для плавания под водой прилегала к лицу недостаточно плотно – вода просачивалась тонкой струйкой, доставая, когда Матвей приводил себя в относительно вертикальное положение, до носа. Это, впрочем, было не страшно – ноздри был заткнуты парой гуттаперчевых заглушек, во рту же помещался гуттаперчевый же загубник, напоминающий амбушюры переговорных труб, которыми пользуются на кораблях, чтобы передавать распоряжения с мостика в машинное отделение. От загубника шла изогнутая, изготовленная из бамбука и кожи трубка – через неё «морские пластуны» могли дышать, когда подвсплывали к самой поверхности, не показываясь, однако, над водой.
Сам процесс плавания изрядно облегчали замысловатые приспособления из арсенала «морских пластунов», называемые «водолаптями» - кожаные башмаки, снабжённые перепонками из железных прутьев и тонкой кожи, отчего ноги обутого в них человека походили на лягушачьи лапки. Изобретение это было испытано испытанные ещё во время Дунайской кампании 1877-го года, а потом ещё и опробовано во время южноамериканских приключений. В дополнение к «водолаптям» имелись и перчатки с такими же перепонками – но сейчас приходилось обходиться без них, поскольку для выполнения намеченного пловцам были необходимы свободные, ничем не скованные кисти рук.
Осадчий учил Матвея пользоваться всеми этими премудростями – учил строго, не за страх и за совесть, поскольку устанавливать механические взрыватели буксируемых мин и приводить их в действие предстояло именно ему. Но вчерашний гимназист был только рад наука «морского пластуна» показалась ему захватывающей, не похожей на всё остальное, что, ка кон полагал до сих пор, входило в обычную военную подготовку. Но и подразделение, возглавляемое бравым унтером, никак нельзя было назвать обычным – Казанков как-то обмолвился, что другого такого нет ни в одном флоте во всём мире…
Вчерашние испытания «холостого» образца прошли вполне успешно. Вместо полноценного заряда в полтора пуда пироксилина, в корпус мины было помещено всего полфунта взрывчатки и вдобавок к ней – две объёмные бутыли с карминовой краской, закупленные для такого ответственного случая в ближайшей москательной лавке. Мощности слабенького вышибного заряда как раз и хватило на то, чтобы корпус лопнул, и краска из разлетевшихся в стеклянную труху бутылей образовала у борта «условно подорванной» шхуны огромное ядовито-красное пятно.  Мичман Новосельцев, наблюдавший за испытаниями со стоящей рядом шлюпки остался доволен, и назначил испытания полноценного образца на следующий день.
Подход к цели осуществлялся с расстоянии в три кабельтовых, и, как убедился на собственном опыте Матвей, самым трудным оказалось выдержать в непроницаемо-тёмной воде правильное расстояние. Для этого они заранее испробовали самые разные способы, включая, например, такой: к поясу Осадчего был привязан кончик шнура, который разматывал сидящий в лодке «морской пластун». Задумка была такова – если не удастся сразу выйти точно на цель, они дождутся, когда шнур натянется (длина его была отмеряна в три с половиной кабельтова, немного больше расстояния, которое предстояло преодолеть под водой), следовало подвсплыть, оглядеться и, обнаружив шхуну, которая смутно вырисовывалась на фоне ночного неба, скорректировать курс. Но в итоге от всех ухищрений решено было отказаться – пловцы через небольшие промежутки выставляли из воды головы – ровно настолько, чтобы видеть происходящее – и проверяли направление.
Так они и действовали сегодня, и сумели подойти к шхуне, потратив на это примерно полчаса – плыть пришлось медленно, опасаясь малейшего всплеска. Осенняя водичка в бухте Золотой Рог не слишком-то тёплая, и Матвей успел изрядно окоченеть, прежде чем неожиданно ткнулся головой в осклизлый, обросший водорослями и бугристыми ракушками подводный борт.
Дальше всё пошло, как по маслу. Осадчий куском тонкого троса прикрутил мину к перу руля и уступил место напарнику. Матвей, обмирая от осознания ответственности, нащупал рычажок установки взрывателя, медленно досчитал до десяти и вырвал чеку. Потом хлопнул по плечу висящего рядом в воде Осадчего и они, загребая изо всех сил воду водолаптями, поплыли прочь от обречённой посудины. Всё тело Матвея враз покрылось липким потом - и самого банального страха – полтора пуда пироколлодия не шутка, и если не отплыть достаточно далеко – всплывёшь, как глушёная рыба, кверху брюхом.
Но, к счастью, всё обошлось благополучно. Механизм мины был выставлен на максимальную задержку в тридцать минут, направление на поджидающую  «диверсантов» шлюпку указывал яркий фонарь, и они с унтером успели не только взобраться на борт, но и стянуть осточертевшие маски, когда пенный столб взрыва как бы приподнял несчастную шхуну из воды и расколол её пополам. А спустя малое время на берегу, верстах в двух от места испытания, замелькали огоньки фонарей и даже послышался, вроде, звон железа по подвешенному металлическому листу.
- Просил же я Сергея Ильича предупредить полицию, что мы будем опытовые взрывы производить, чтобы зазря не поднимали паники и обывателей успокоили бы… - с досадой прошептал мичман. - Так нет же, запаниковали! Ты, братец, правь к берегу подальше от этого вселенского хая, - сказал он, обращаясь к шлюпочному старшине, сидящему у румпеля, - А то как бы сдуру не пальнули в нас! По берегам лодочные сараи да сети развешаны, а их по ночам стерегут от воров, и у сторожей всегда или берданка или ружьишко там с дробью непременно имеется…