Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Мониторы-5. "Здесь водятся драконы".


Мониторы-5. "Здесь водятся драконы".

Сообщений 51 страница 60 из 100

51

III

Индокитай, Тонкин
Долина реки Красная.

В кармане куртки негромко звякнуло. Матвей вытащил на свет божий часы – большие, в стальном корпусе и на стальной же цепочке, настолько увесистые, что при необходимости вполне могли сойти за кистень – и звякнул крышкой. Он приобрёл их во время стоянки в Нагасаки, где «Смоленск» сделал остановку перед тем, как идти во Владивосток, у боцмана с голландского парохода. Сей морской волк неделю не вылезал из припортовых кабаков и пропился вчистую – потому и пристал к Матвею с предложением приобрести часы по сходной цене. Разговор шёл на портовом жаргоне, состоящей из невообразимой смеси английских, голландских и ещё каких-то слов. И закончился тем, что высокие договаривающиеся стороны разошлись, вполне довольные друг другом – боцман отправился в таверну пропивать полученную горсть серебряной российской мелочи (в сумме чуть больше двух рублей с полтиной))два с полтиной – Матвей же остался наслаждаться первыми в своей жизни «всамделишними», карманными часами. Голландец не обманул – механизм действовал исправно, отбивая тихим звоном «склянки» - каждые полчаса, не забывай только подзаводить довольно-таки тугую пружину. Молодой человек довольно быстро привык сверять свой режим с их стрелками – вот и сейчас мягкий металлический «дзинь» дал знать, что время вышло и пора к Казанкову.
Идти к «штабной» хижине предстояло через всё стрельбище; на противоположном его конце Матвей миновал воткнутые в землю длинные бамбуковые шесты. На шестах красовались узкие полотнища чёрного, белого и ярко-жёлтого цветоы, изрисованные изображениями драконов. Разноцветная чешуя, оскаленные пасти, гребни, кроваво-красные устрашающие когти -  всё это трепетало вместе с тканью на ветру так, что моментами казалось, будто драконы ожили и угрожающе извиваются, готовые броситься на проходящего мимо человека.

Матвей припомнил, как он удивился, впервые увидав штандарты с драконами – он-то искренне полагал, что подобные изображения характерны лишь китайской традиции. Казанков, который к тому времени успел почитать кое-что по культуре региона, где им предстояло действовать, развеял это заблуждение. Во-первых, говорил он, северный Тонкин граничит с китайскими провинциями, и влияние культуры Поднебесной ощущается здесь особенно остро. А во-вторых, и это главное, сами аннамиты, согласно древней легенде – потомки Дракона и Феи. Тысячи лет назад могучий сын Дракона по имени Лонг Куан поразил в поединке морское чудовище, обосновался на суше по соседству и взял в жёны прекрасную Фею Ау Ко. А от детей их пошёл народ, населяющий теперь и Кохинхину, и Аннам, и Тонкин – как, впрочем, и другие страны Индокитая.
Всё это было весьма увлекательно, конечно, но сейчас Матвею было не до древних мифов. У входа в «штабную» хижину он задержался – пришлось пропустить вперёд нескольких решительно настроенных аннамитов, вооружённых мечами и старыми французскими винтовками. Они конвоировали человека, европейца – судя по форменке, в прорехи которой проглядывала нательная рубаха в не по-российски крупную бело синюю полоску, французского матроса. Вид подконвойный имел самый жалкий: изодранная одежда, босые, черные от грязи, покрытые струпьями босые ступни, лицо в застарелых кровоподтёках и засохших струпьях. По всему было видно, что бедняга провёл в местной темнице (обыкновенной яме, вырытой в земле и прикрытой сверху решёткой, связанной из бамбуковых жердей) не одну неделю. Любопытно, подумал Матвей, зачем он понадобился Казанкову? Может, собирается допрашивать о французских канонерках, действующих на реке Красная? Что ж, в таком случае, Матвей скоро узнает все подробности – скрывать их от своего помощника Казанкову нет никакого смысла. А пока можно и подождать, пока штабс-капитан разберётся с пленным - и только тогда совать нос в «штабную» хижину.

Отредактировано Ромей (10-04-2024 12:54:23)

+4

52

Ромей написал(а):

боцман отправился в таверну пропивать полученную горсть серебряной российской мелочи (в сумме чуть больше двух рублей с полтиной))два с полтиной

лишнее...

0

53

После долгого перерыва - возвращаюсь.
Уж очень полезны для дела ваши, коллеги, комментарии, тапки и банановая кожура....

Отредактировано Ромей (10-04-2024 14:07:55)

0

54

Казанков перебрал разбросанные по столу листы и откинулся на спинку стула. Стул был самодельный – его соорудил из расщеплённых бамбуковых стволов судовой гальванёр, переведённый за отсутствием работы по специальности в отрядные плотники. У местных жителей походная мебель отсутствовала, как явление, и это стало головной болью боцмана «Манджура», взявшего на себя обязанности коменданта маленького русского лагеря. «Порядок в кают-компании должен быть, - назидательным тоном объяснял старший офицер, - и неважно, где она находится, на судне или в халупе этой аннамитской! Ежели ты боцман флота российского – так изволь обеспечить, а не кивать на местные условия!»
Таких стульев в «штабной» хижине (именуемой упомянутым старшим офицером «кают-компанией») было полдюжины, и на одном из них устроился сейчас Матвей. Кроме него и самого Казанкова в хижине никого не было.
- Сами посудите, друг мой, ну что такого мог этот тип рассказать о планах французского командования? В плен он попал далеко отсюда, при Фунчжоу. Да и давно это было, несколько месяцев назад - а с тех пор много воды утекло.
- Но всё же, не может быть, чтобы он совсем ничего полезного не знал? – продолжал допытываться юноша. – О чём-то ведь вы говорили с ним столько времени?
Офицер пожал плечами.
_ Ну, расспросил я его о французской эскадре: кто командиры, каково состояние кораблей, машин, орудий. Но проку от этого немного – то, что он знает, относится к эскадре Курбэ, из которой здесь, на реке только пара малых канонерок.
- Так зачем тогда этот лягушатник вам понадобился? Или это военный секрет?
Матвей прождал возле хижины часа полтора, не решаясь отлучиться на стрельбище, откуда снова загремели выстрелы - опасался, что Казанков тем временем закончит допрос француза и уйдёт по своим делам. И вот теперь никак не желал смириться с тем, что прождал, в сущности, напрасно.
- Какие могут быть секреты! – Казанков пододвинул собеседнику стакан в серебряном подстаканнике – остатки былой роскоши, спасённые из кают-компании погибшего «Манджура». – Да вы пейте, чай чёрный, китайский, заварен отменно. Самое то в здешнем климате…
Офицер хорошо понимал настойчивость своего юного протеже. Русский отряд уже вторую неделю торчал в лагере аннамитских повстанцев, и у всех руки чесались по настоящему делу.
- Штука в том, что он согласился нам служить.
- Служить? Нам? – Матвей поперхнулся чаем и закашлялся. – Кх-х… как это? Он ведь, хоть и пленный, а присягу давал своей Франции?
Офицер пожал плечами.
- Э-э-э, дюша мой, где Франция, а где Тонкинский залив! – Казанков усмехнулся. - На таком расстоянии многие вещи выглядят иначе даже и для офицеров, чего уж говорить об унтерах и нижних чинах! Вообще-то, винить их за это трудно – воевать на краю света, неизвестно с кем, неизвестно, за что… В таких условиях легко забыть не только о присяге, но даже и об элементарной дисциплине. И, судя по тому, что мы знаем о наших французских друзьях - с дисциплиной у них дела обстоят неважнецки. На крупных кораблях ещё ничего, терпимо а вот на судах речной флотилии – малых канонерках, паровых катерах, а так же среди пехотных солдат творится полнейший декаданс. Это ведь не Иностранный Легион, и не зуавы! Рядовые, унтера водку банановую хлещут почём зря, за девками аннамитскими бегают - а в караулах мух считают, винтовки грязью да ржой заросли. К тому же, Россия с Францией сейчас не воюют, так что этот… – Казанков справился со своими записями - …этот Клод Мишо, строго говоря, никакого предательства не совершает. Ну, попал в плен, ну поступил, чтобы аннамиты не прирезали, к нам на службу матросом-волонтёром – какая в том беда? Его даже в дезертирстве не обвинят… скорее всего.
- То есть он теперь нашу, российскую присягу примет? – спросил Матвей. Из прочитанных книг он твёрдо усвоил, что доверять перебежчикам не стоит – что бы там ни говорил Казанков, оправдывая французского унтера.
- Не обязательно. – офицер покачал головой. - У меня, как у командира судна, находящегося в заграничном плавании, есть право брать в команду вольнонаёмных матросов - при особой необходимости, разумеется. Сейчас именно такая необходимость и есть.
- И в чём эта необходимость? Вы же сами говорили, что он мало что знает!
- Специальность у него полезная, вот в чём. Механик и рулевой на малых паровых судах и минных катерах.
Юноша удивлённо вздёрнул брови.
- У нас разве своих нет? Трюмные механики, машинисты с «Манджура», морские пластуны, опять же. Осадчий говорил, что они все этому обучены, разве нет?
- Обучены-то они обучены… - не стал спорить Казанков. – Но одно дело уметь управлять паровым катером, а другое – знать его машину до винтика, потому как служишь на этих посудинах не один десяток лет. К тому же, премьер-старшина – это унтер-офицерское звание, примерно соответствует нашему главному корабельному старшине – не один год ходил по реке Красной и знает её, как свои пять пальцев, а это очень даже нам пригодится.
- Но… - что-то тут не сходилось, во всяком случае, по понятиям Матвея. – Но ведь аннамиты знают реку не хуже, чем этот тип?
- Разумеется, куда ему до местных жителей? Они тут каждую мель, каждый островок, каждый топляк только что не облизали! Анамиты на реке как у себя дома – да это и есть их дом… Они ловко управляются со своими лодчонками, шампуньками китайскими и парусными джонками, пригодными для плавания по морю, но вот беда, с техникой не дружат – в лучшем случае за кочегаров на паровом катере, сойдут да и то, за ними глаз да глаз, иначе дров наломают…
Казанков усмехнулся неожиданно образовавшемуся каламбуру.
- …да, без присмотра с ними никак. Дикари-с, хоть и нехорошо так говорить…
Матвей озадаченно крякнул. Собеседник прав, конечно, но…
- Но ведь, Сергей Ильич, у нас паровых катеров нет! Один был, но его расколотили!
Действительно, единственный паровой катер, доставленный из Владивостока на борту многострадального «Манджура», не пережил аврала при разгрузке – напоролся на камни в полосе прибоя и в считанные минуты превратился в груду обломков. Старший механик порывался хотя бы снять с разбитой посудины паровую машину, благо но Казанков запретил. В любую минуту на горизонте могла появиться канонерка, а то и колониальный крейсер под французским триколором, и тогда им всем пришлось бы солоно – на узкой полосе песчаного берега, заваленной снятыми с транспорта грузами, укрыться было решительно негде.
- Будут у нас катера, будут. - Казанков многообещающе улыбнулся. - Всё будет, дайте только срок. Если верить аннамитским лазутчикам – а как не верить, коли у них во французском лагере полно своих глаз и ушей? – неприятель готовит большую вылазку вверх по реке. И нам это очень даже на руку…
Он расстелил на столешнице потрёпанную, всю в карандашных пометках, карту.
- Вот, извольте видеть, господин гимназист, как оно интересно получается….
***
Скоба «Винчестера» холодила ладонь. Матвей осторожно, стараясь двигаться как можо медленнее, - левый бок, на котором он лежал, давно затёк, но если Осадчий заметит, что отрядный снайпер решил немного размяться, то подзатыльником он не ограничится. Рожу набьёт, к гадалке не ходи, и не посмотрит, что провинившийся ходит у начальства… нет, не в любимчиках, разумеется, но уж точно в доверенных лицах.
Именно Казанков и назвал Матвея этим н словом – снайпер, «бекасинник» по-английски. Случилось это после того, как молодой человек продемонстрировал на лагерном стрельбище отменную точность стрельбы из своего американского карабина.. И дело было не в трубке-телескопе, прикрученной к карабину поверх ствола. У Матвея будто проснулось дремавшее раньше чувство, которое позволяло попадать в цель, словно пальцем тыкать – почти не целясь, навскидку. Однако от неудовольствия Осадчего это не спасёт, и даже если он сумеет хорошо проявить себя в предстоящем деле – бравый унтер не спустит ему такой оплошности. И правильно сделает, вынужден был признать Матвей – если французы или их проводники заметят на берегу хоть малейшее шевеление – плохо будет всем. На двух паровых катерах, сопровождающих караван лодок с пехотой и разобранными лёгкими орудиями, стоят пехотные митральезы системы Монтиньи; вместе с винтовками сидящих в лодках стрелков они способны нашпиговать прибрежную зелень таким количеством свинца, что живых там попросту не останется…

(67)
Над рекой разнёсся прерывистый звук, похожий то ли на детский плач, то ли на вопль ужаса. Так кричала птица, названия которой на аннамитском Матвей так и не смог выучить. Осадчий называл её выпью и уверял, что точно такие создания, похожие на некрупных цапель с желто-бурым оперением во множестве водятся в его родных донских плавнях. В данный момент никакой выпи поблизости не было – кричал один из пластунов, засевших далеко за поворотом реки в дозоре вместе с тремя аннамитами. Матвей подобрался и очень осторожно,, чтобы не шелохнуть ни одну из низко нависающих веток, протёр окуляр телескопа. Так… расстояние до секрета - верста с четвертью, пронзительный звук еле слышен… а стука машин французских катеров и вовсе не слыхать, его начисто съедает растительность по берегам и поворот реки. Но скоро караван покажется, и вот тогда придётся сидеть тихо, как мышка, не выдавая себя ни единым движением. От поворота до маленького островка, образованного унесёнными течением деревьями, поверх которых нанесло ил, ветки и прочий речной мусор – шагов триста, не больше. Французы пойдут по правому, руслу – другое наглухо закупорено топляками. Этот завал повстанцы-аннамиты ещё и укрепили вбитыми в дно заострёнными стволами бамбука - против слонов, которых французы тащат с собой. Животные идут прямо по воде, благо река неглубокая по всей протяжённости, и если караван натыкается на такое вот препятствие - серые гиганты прокладывают путь, растаскивая брёвна и кустарники своими хоботами. А если этого оказывается мало – берут лодки и катера на буксир.

Слонов специально для этой цели доставили с юга, из Кохинхины, позаимствовав в частях колониальной артиллерии, где их использовали в качестве гужевой тяги; без них подобная экспедиция вообще была бы невозможна. А потому Казанков особо предупредил пластунов не стрелять в животных – пригодятся, когда отряд нанесёт французам ответный визит. Что касается Матвеева «Винчестера» - то главными целями для него определили не слонов и даже не погонщиков, а расчёты митральез. Дальше в дело должны вступить пластуны и аннамиты – те засели не на берегу, а прямо на островке, по пояс в воде, в ожидании, когда французский караван втянется в узость между берегом и островом.
Кроме слонов, предстояло захватить оба паровых катера, желательно, без повреждений, а так же взять хотя бы одного языка. «И постарайтесь взять офицера. - говорил Казанков, ставя подчинённым Осадчего боевую задачу. - Рядового или унтера тоже неплохо, но они мало знают, а без надёжной информации строить планы – то же самое, что гадать на кофейной гуще…»
До слуха донесся новый звук – на этот раз не птичий крик, а ровное пыхтение и металлический перестук, И из-за поворота реки высунулся острый форштевень парового катера. Посудина была крашена в серый цвет; на носу, на вертлюге было закреплено орудие с очень толстым стволом – вместо одного жерла в нём была целая россыпь мелких отверстий. Митральезы Монтиньи, сообразил Матвей – в отличие от знакомых ему систем Гатлинга и Гочкиса, стволы этого боевого агрегата не вращались, а были жёстко закреплены в общем кожухе. Зарядка происходила посредством вставляемой сверху обоймы, а для стрельбы следовало провернуть рукоять в казённой части, отчего все тридцать семь стволов либо давали залп, либо выстреливали по одному, очередью. Сейчас митральеза была направлена на противоположный от засады берег; Матвей, затаив дыхание, поймал в перекрестье телескопа грудь наводчика и стал ждать, когда караван втянется в узкую протоку между островком и засадой.
Французы, однако, не торопились. Караван остановился, матрос на головном катере принялся прощупывать дно длинным полосатым шестом. Матвею пришлось ещё трижды переводить дыхание, прежде чем офицер, стоящий рядом с рулевым, не махнул своим пробковым шлемом, подавая сигнал к продолжению движения. Катер медленно пополз вперёд; за ним, с интервалом в два десятка шагов слоны тащили тяжело гружёные лодки – по бортам первой топорщились винтовки стрелков, вторая же доверху была нагружена мешками и ящиками. Остальные суда – три лодки, так же влекомые слонами, и ещё один паровой катер только-только показались из-за поворота. Но Матвей на них не смотрел – он вёл стволом, выцеливая наводчика, и когда нос катера поравнялся с шестом, заранее воткнутым у берега, плавно потянул за спусковой крючок.
«Винчестер» грохнул, лягнул своего владельца в плечо. Наводчик выпрямился, схватился за грудь, и повалился за борт, подняв большой всплеск. Одновременно весь берег оделся дымом – у аннамитов, в отличие от пластунов Осадчего, патроны были снаряжены чёрным порохом, так что караван сразу затянула белёсая пелена. С лодок почему-то не стреляли, видимо, не успели опомниться от внезапного нападения – и когда Матвей, решивший, что прятаться более смысла не имеет, и встал на колено, выцеливая заряжающего, стрелять было уже поздно. И катер, и лодки захлестнула волна аннамитов – они, словно чертенята, сигали из кустов, заскакивали в лодки и беспощадно орудовали своими кривыми саблями и ножами. Пластуны же атаковали хвост каравана – первый же залп выбил прислугу митральезы, а французские солдаты, ошеломлённые внезапностью нападения, бросали в воду винтовки, задирали руки и вопили, прося пощады. Офицер на одной из лодок выхватил револьвер и стал палить по атакующим - но кто-то из солдат толкнул его в спину, так, что бедняга вылетел из лодки - после чего его скрутил насевший сверху, словно медведь, Осадчий.
Всего пленных взяли десятка три с половиной, и почти всех - с концевых лодок и катера. Из тех, кто был в голове каравана, не уцелел ни один. Всего в живых остались два офицера, капитан и су-лейтенант, тринадцать рядовых и унтеров, остальные же – проводники, носильщики и погонщики слонов из местных. Эти, правда, жили недолго - аннамиты, дорезав раненых (плевать они хотели на призывы Казанкова к христианскому милосердию) взялись за своих соотечественников и прикончили всех до единого. Матвей, видевший немало крови и смертей ещё при Сагалло, не выдержал и малодушно сбежал. Казанков отыскал его на соседней поляне – юноша сидел, привалившись к стволу дерева, и вытирал губы и подбородок от следов рвоты.
-Ну-ну, друг мой, всё уже позади… - офицер вытащил из кармана плоскую оловянную фляжку, открутил крышку и протянул молодому человеку. - Глотните-ка, вам сейчас не помешает…
Матвей благодарно кивнул и поднёс фляжку к губам. Внутри оказался ром, но он, хоть и не привык к напиткам такой крепости, даже не почувствовал, как жидкость обожгла гортань и хлынула расплавленным свинцом в пищевод. Перед глазами стояли жуткие картины расправы над пленными, раскачивались насаженные на острия пик отрезанные головы, в ушах, заглушая все прочие звуки, звучали вопли смертного ужаса и страдания. Тошнота снова подкатила к горлу – спас очередной глоток рома, прикончивший содержимое фляжки.
- Так уж тут принято - Азия-с, дикий народец, хоть и наши союзники… - увещевал Казанков, помогая ему подняться на ноги. - А что вы, дюша мой, от них хотели? Китайцы ещё не так пленных терзают, не приведи Бог вам это увидеть когда-нибудь. Да и господа лягушатники тоже хороши – голов они, правда не режут, а вот вешать или расстреливать захваченных туземцев – это за милую душу. Или, скажем, штыками переколоть, на предмет экономии боезапаса – было такое, наслышаны…
Он подхватил с травы «винчестер», пучком травы стёр с приклада остатки Матвеева завтрака.
- Ну что, пришли в себя? Вот и хорошо, пойдёмте тогда. Вам бы сейчас отоспаться – с непривычки, да на пустой желудок с ног свалитесь…. А потом – за работу, друг мой, у нас ещё уйма забот, и времени терять никак нельзя.

+3

55

Австро-Венгерская империя.
Город Триест.

В ресторане Остелецкого встретил пышноусый швейцар. Поинтересовался фамилией гостя и проводил на второй этаж, в отдельный кабинет, где его ждали. День в Триесте выдался жаркий, к вечеру на город словно спустилось душное покрывало, и окно в кабинете было распахнуто настежь. За ним, по другую сторону мощёного дворика виднелась плоская крыша дома, на которой грелся здоровенный полосатый кот.
Стоящий возле окна мужчина повернулся к вошедшему, и Вениамин испытал облегчение, узнав в нём своего сослуживца. Николай Симагин пришёл в военно-морскую разведку не из флота, а из гвардии. Выпускнику Пажеского Корпуса и поручику Кавалергардского полка, одного из самых престижных в Российской Империи, приелась и служба с её парадами, караулами и сопровождением августейших особ, и столичная светская жизнь с балами и приёмами, которым прочие его однополчане отдавались со всем возможным рвением. Прибегнув к своим многочисленным связям, поручик добился перевода в ведомство графа Юлдашева – решение, мягко говоря, неожиданное и отнюдь не одобренное бывшими сослуживцами и многочисленными петербургскими знакомыми.
Но Симагину, вообще склонному к авантюризму и некоторой независимости в поступках, было наплевать на мнение света. Свободно говоря на трёх европейских языках, владея многими видами оружия, он быстро сделался доверенным сотрудником и по совместительству курьером для особых поручений. Поручик колесил по всей Европе, обычно под чужими именами и документами; он передавал депеши тайным агентам и получал от них ответные послания, которые требовалось доставить в Петербург, перевозил похищенные документы, а так же осуществлял некоторые весьма щекотливые поручения графа. Случалось ему сопровождать коллег, отправленных с теми или иными целями за границу. Иногда это сводилось к сопровождению, обеспечению безопасности и, при необходимости, скрытности; в других случаях требовалось доставить человека в определённое место, передать его с рук на руки третьему лицу (не обязательно сотруднику их ведомства) - и благополучно забыть о выполненном задании.
Симагин впервые встретился с Остелецким как раз при выполнении подобного задания. Вениамина тогда требовалось скрытно переправить в одну маленькую европейскую страну – и так, чтобы об этом не узнала ни единая живая душа. Тогда они под видом охотников двое суток блуждали в горах, изрядно намёрзлись и успели довольно близко познакомиться. Видимо, решил Остелецкий, именно из-за этого поручика и прислали сейчас – пароли паролями, а всегда полезно, когда посланец и адресат знают друг друга в лицо.
Тем более, что посланец на этот раз был не один. Оглядевшись (Симагин предусмотрительно прикрутил газовый рожок, так что в комнате царил полумрак, рассеиваемый только отсветами из камина), обнаружился ещё один человек. Незнакомец - в отличие от рослого красавца Симагина невысокий, коренастый с простоватым круглым лицом, украшенным пышными пшеничного цвета усами - встал с кресла и шагнул навстречу гостю, протягивая ладонь для рукопожатия. Отогнав лёгкий укол подозрительности (раз этот тип явился с эмиссаром Юлдашева – значит, так оно и нужно) Симагин ответил на рукопожатие. Ладонь у незнакомца оказалась сухая, горячая и твёрдая, как деревянная дощечка; они сухо поздоровались, сделали по шагу назад – и остались стоять один напротив другого. В кабинете стало тихо, лишь потрескивал в камине огонь (кому пришло в голову развести его в такую-то теплынь?) да неслись из окна пронзительные голоса уличных разносчиков.
- Ну-ну, не смотрите букой, дружище… - прервал Симагин затянувшуюся паузу Симагин. – Позвольте представить: Кухарев Дмитрий Афанасьевич, ротмистр. Шеф лично распорядился вас познакомить, все подробности тут. Прочтите прямо сейчас, а потом…
И протянул собеседнику конверт из плотной тёмно-коричневой бумаги, не забыв кивнуть на пылающий камина. Вот и разгадка, усмехнулся Остелецкий, и чересчур исполнительный коридорный тут ни при чём - поручик сам его и разжёг именно для этой цели.
Обычно за границей сотрудники Юлдашева пользовались чужими именами или конспиративными кличками – граф особо настаивал на неукоснительном соблюдении этого правила. И то, что поручик представил своего спутника его собственной фамилией, говорил о многом. Например, о том, что тот послан с расчётом на долгое сотрудничество с Остелецким, и Юлдашев таким образом подталкивает их к известной откровенности. Что ж, начальству виднее, подумал Остелецкий. Он отодвинул от круглого стола, стоящего в середине комнаты, стул, сел, и жестом предложил собеседникам занять два других места. Кухарев уселся напротив, положив на столешницу руки – большие, грубые, в маленьких рыжеватых волосках. Остелецкий же отошёл к окну и встал к нему спиной.
- Вы беседуйте, Вениамин Палыч, а я с вашего позволения, тут постою, у окошка. Духота, знаете ли, жара, будь он неладен Триест этот…
Закончить фразу он не успел – дёрнулся, вскрикнул, ухватился за плечо и повалился на пол.
Кухарев, вскочил, с грохотом опрокинув стул, и кинулся к упавшему; мгновением спустя к нему присоединился Остелецкий. Поручик корчился в жесточайших судорогах, выгибался дугой, упираясь затылком в паркет. Изо рта у него шла пена, глаза закатились так, что видны были одни белки.
- Челюсти ему разожмите, челюсти! – крикнул ротмистр, прижимая бывшего кавалергарда к полу. - И вставьте между зубов что-нибудь, пока он язык себе не откусил! Там, на столе, чайные ложки - и скорее, не стойте столбом, прах вас побери!
Остелецкий вскочил на ноги. Над ухом свистнуло и на створке входной двери возникло что-то вроде крошечного металлически поблёскивающего цветка. «Ложись! – истошно заорал Кухарев. – он, гад, через окно бьёт, с крыши напротив! Вениамин откатился к стене, извиваясь ужом, дополз до окна и, не поднимаясь, задёрнул занавеску. Снова свист, в плотной ткани возникло отверстие с рваными краями. Он обернулся – ещё один стальной цветок распустился на дверном косяке, дюймах в трёх от первого.
- Вслепую палит, сволочь… - прокомментировал происходящее ротмистр. – Ну, хоть не видит нас, и на том спасибо… а вы, голубчик, ложку-то несите, да пригнитесь, а то как бы не зацепил вас ненароком. И давайте-ка этого бедолагу перенесём, он, кажется, кончился…
Так они и поступили. Тело поручика уже обмякло, глаза начали стекленеть, пена на губах и подбородке высыхала клочьями. Остелецкий перехватил мертвеца за плечи и, вместе с Кухаревым пристроил его на кожаный диван, стоящий вдоль боковой стены – так, чтобы оставаться недоступными для неведомого стрелка за окном.
Кухарев перевернул тело, выругался и двумя пальцами ухватился за что-то, торчащее из плеча.
- Вот ты где… - пробормотал он и продемонстрировал Остелецкому тонкую, в палец длиной, стальную стрелку со стальным же оперением. - Изволите видеть, Вениамин Палыч, это его и убило. Только осторожнее, не наколитесь. - добавил он, когда Остелецкий протянул руку, чтобы взять метательный снаряд. – Голову положу, наконечник смазан сильным ядом. Что-то вроде кураре, приходилось иметь дело, картина смерти такая же.
Вениамин едва не спросил, где именно новому знакомому приходилось видеть смерть от экзотической южноамериканской отравы, но Кухарев уже оторвался от трупа и поднялся на ноги – в руках у него тускло, воронёной сталью блеснул «бульдог».

- Убийца не мог уйти далеко. Если поторопимся – можно попробовать перехватить…
И на ходу крутанул барабан револьвера, проверяя, все ли шесть камор заняты тупоносыми, в медных гильзах, патронами калибра четыре с половиной линии .

Спустившись на первый этаж, Кухарев в сопровождении Вениамина выскочил на улицу. Ресторанная прислуга и посетители, которых в этот вечерний час (большие ходики в гостиничном холле как раз отбили десять) было немало, шарахались при виде прилично одетых мужчин с револьверами в руках и провожали их испуганными взглядами. Раздались крики «Убийца!» и «Держи!»; метрдотель, раньше других сориентировавшийся в обстановке, отправил швейцара за полицией, а кое-кто, похрабрее и полюбопытнее, даже побежал за ними вслед. Но – всё бесполезно, убийца как в воду канул. Кухарев, послав своего спутника в обход дома, откуда велась стрельба, самолично забрался по приставной лестнице на крышу и принялся искать следы. Всё оказалось напрасно – убийца как в воду канул, не оставив никаких следов, сколько ни обшаривали квартал Остелецкий с добровольными помощниками.
Полиция в лице вахмистра и двух капралов прибыла спустя полчаса и решительно взяла дело в свои руки – для начала арестовав с полдюжины зевак и бдительного метрдотеля. Они бы и Кухарева с Остелецким задержали, но узнав, откуда они, поумерили свой правоохранительный пыл. С некоторых пор авторитет владельца паспорта Российской империи взлетел на Балканах (да и по всей Европе, чего уж там…) на небывалую высоту, и полицейские чины предпочли грозно орать на обывателей, но отнюдь не ввязываться в то, что по их понятиям могло обернуться скандалом, даже и международным. Тем не менее, пришлось ответить на множество вопросов и пообещать зайти назавтра в участок, чтобы в присутствии чиновника российского консульства в Триесте заново дать показания и оформить, как положено, все бумаги.

(73)
Прибывший полицейский врач (труп к тому времени уже начал коченеть) произвёл положенный осмотр, подписал протокол и увёз то, что совсем недавно было кавалергардским поручиком Симагиным в морг. Полицейские изъяли документы погибшего и тоже удалились, не забыв опечатать комнату, где произошло убийство. Оставаться в ресторане Кухареву с Остелецким было решительно незачем, и они направились в гостиницу, где Вениамин остановился после прибытия в Триест. Нужно было перевести дух, успокоиться и помянуть, как положено, безвременно усопшего коллегу – после чего обсудить в спокойной обстановке все детали трагического происшествия. А заодно – договориться о том, что делать дальше. Кухарев успел только представиться, и даже письмо от Юлдашева так и лежало нераспечатанным в кармане у Остелецкого.

- Странная штучка… - Вениамин повертел в пальцах короткую, дюймов пять в длину, трубку. Она была сделана из латуни, с дыркой на одном конце, и рукояткой – на другом. Рукоятка торчала вбок из узкой щели, чрезвычайно напоминая устройство винтовочного затвора, только гораздо меньше габаритами. Сверху имелся рычажок, утопленный в другую щель, и когда Вениамин поднял трубку на уровень глаз, направив в сторону воображаемой цели, большой палец лёг точно на него. Он надавил - в трубке звонко щёлкнуло, ладонь подбросило, словно отдачей при выстреле из револьвера. Остелецкий подул зачем-то в отверстие на торце и вернул трубку Кухареву.
- Из этого Симагина, значит, и подстрелили? Никогда не видел ничего подобного, хотя принцип и понятен. Там внутри сильная пружина, верно?
- Точно так-с… - подтвердил ротмистр. – Китайская штучка для стрельбы отравленными стрелками, называется «сюцзянь». Вот, видите – шпенёк сбоку, им взводят пружину, а потом вставляют стрелку прямо в ствол.
Он забрал оружие у Остелецкого, взвёл пружину, щёлкнул.
- «Сюцзянь» придумал лет триста назад какой-то то ли министр, то ли военачальник - он, видите ли, очень боялся наёмных убийц, и вделал такое вот приспособление в кисточку для письма – чтобы убийца не застиг его в библиотеке, когда под рукой не будет другого оружия.
- И что, помогло? – Остелецкий прикинул размеры кисточки, способной скрывать опасную диковину. Получалось что-то слишком крупно.
- Увы. – Кухарев развёл руками. – В библиотеке его, правда, не убили – ворвались без затей в загородный дом и вырезали всех, кто там находился. Но изобретение осталось, как видите. Для шпиона и тайного убийцы – чрезвычайно удобная штучка, особенно, если стрелять в упор. Стрелка-то может лететь и дальше, пружина там достаточно сильная, но мушки и прицельной прорези нет, целиться неудобно.
- В поручика стреляли с крыши дома напротив, а это шагов тридцать. – прикинул Вениамин. – На выстрел в упор не слишком-то похоже.
- Вывод – убийца меткий стрелок и прекрасно владеет этим оружием.
- И, тем не менее, он его бросил там, же на крыше. Кстати, как вы решились забрать её с собой? Если бы эти петухи нашли её при вас – так просто мы не отделались бы. Свободно могли и в убийстве обвинить!
«Петухами» в империи Габсбургов неуважительно именовали полицейских чинов – из-а чёрных шляп, украшенных пучками петушиных перьев.
- Да куда им… - отмахнулся Кухарев. – Они, как узнали, что мы из России – только что во фрунт не вытянулись, не то, что обыскивать. А штучка эта мелкая, в рукаве спрятать – так и не заметишь. Именно так, полагаю, её и принёс убийца. А стрелки отравленные – вот!
И протянул собеседнику узкий кожаный футляр, напоминающий портсигар. Вениамин открыл – в одном из четырёх узких кармашков лежала знакомая стрелка.
- Одна досталась поручику. Ещё две убийца выпустил по нам, но не попал, к счастью. Эта – последняя, он бросил её на крыше, вместе со стреломётом.
Остелецкий пригляделся - острие стрелки покрывал слой тёмной то ли смолы, то ли мази.
- Вы понюхайте… - предложил ротмистр. - У кураре весьма характерный запах, ни с чем не спутать…
Вениамин осторожно втянул в себя воздух. Запах был незнакомым, но достаточно сильным.
- Китайцы тоже применяли кураре для своих стрелок? Я-то полагал, что эта дрянь родом из Южной Америки…
- Так и есть. – кивнул Кухарев. – У них свои яды, не менее эффективные. И это, кстати, загадка – почему владелец стрелок предпочёл проверенным рецептам заокеанскую экзотику?
- Вижу, вы хорошо в этом разбираетесь – осведомился Остелецкий, возвращая футляр со стрелкой.
- Есть немного. – не стал спорить ротмистр. – А вам, насколько мне известно, приходилось бывать к югу от Панамского перешейка?
Остелецкий испытующе глянул на собеседника «Ну да, разумеется, граф должен был рассказать ему, с кем придётся иметь дело…»
- Приходилось. - ответил он. – И я знаю ещё одного господина, который разбирается в тамошних способах душегубства – а заодно и в разнообразных восточных душегубских штучках. Но об этом, с вашего позволения чуть позже, а мне сейчас надо кое-что сделать….
Он уселся в кресло.
- Не сочтите за труд, голубчик, сходите пока, скажите коридорному, чтобы принесли, что ли, кофе. И чтоб побольше, цельный кофейник – разговор предстоит долгий…
Сел в кресло, дождался, когда Кухарев закроет за собой дверь, потянул из кармана нераспечатанный конверт.

…Итак, Кухарев Дмитрий Афанасьевич. Тридцать девять лет от роду, из дворян Белостокского уезда Гродненской губернии, урождённый католик, принявший в возрасте девятнадцати лет православие. После гимназии поступил на юридический факультет  университета в Варшаве, но через три года оставил учёбу и поступил в Гродненский гусарский полк в чине корнета. В армии не задержался – дослужившись до поручика, вышел в отставку и поступил в полицию. Службу начал в Радомской губернии Царства Польского…

(75)
Остелецкий вернулся на предыдущую страницу (всего их в конверте было полдюжины) перечитал и озадаченно нахмурился. Так и есть – о  причинах внезапной отставки Кухарева в бумагах нет ни слова. Карточные долги? Какая-нибудь неприглядная история, после которой сослуживцы подвергли его остракизму – вроде отказа  принять вызов на дуэль? Банальные денежные затруднения, вынудившие искать местечко подоходнее? Что ж, раз Юлдашев не счёл возможность упомянуть об этом – значит, оно не стоит внимания…
Начав службу исправником, Кухарев вскорости сменил место службы, перебравшись в Варшаву, где поступил в сыскную полицию где и прослужил восемь лет, получив чин ротмистра. За это время приобрел  репутацию непревзойдённого знатока криминального мира Царства Польского, а заодно и сопредельной Австро-Венгрии.
Остелецкий отложил бумаги и задумался.  Вот, значит, из-за чего Юлдашев прислал к нему в помощь именно Кухарева! А что, вполне разумно – знакомство и связи, которые тот наверняка успел завести в империи Габсбургов, наверняка пригодятся в их поисках. Он вздохнул – что-то долго не несут кофе! – и снова взялся за чтение.
…Варшава, заслуженно считалась одной из криминальных столиц Российской Империи -  и как раз в этом городе пересеклись однажды дорожки сыскного ротмистра уголовного сыска и одного из сотрудников ведомства графа Юлдашева. Тот приехал в Царство Польское по сугубо служебной надобности, и оказавшись невольно замешанным в некую криминальную историю, запомнил ловкость и профессионализм полицейского ротмистра, который помог ему выпутаться из неприятностей.
И отблагодарил, конечно, но на особый манер - перспективный кадр был взят на заметку в Петербурге. Папка с личным делом Кухарева встала на полку в кабинете Юлдашева, и когда графу понадобился специалист специфического профиля – причем не случайный человек, нанятый за деньги, или вор, которому обещано снисхождение, а некто, безусловно надёжный и, желательно, связанный присягой – тот вспомнил о ротмистре из Варшавской сыскной полиции. И ни разу с тех пор об этом не пожалел, поскольку специалистом бывший поручик Гусарского гродненского полка оказался уникальным. Кроме прямой своей полицейской специальности он в совершенстве владел несколькими воровскими «профессиями» - освоил ремесло карманника, умел подделывать документы, вскрывал замки и сейфы не хуже матёрого медвежатника, а уж в способах сбыта и реализации краденого разбирался так, что не уступал любому скупщику – «каину» на воровском жаргоне.

(77)
Владея, кроме польского и русского, ещё немецким и французским языками, Кухарев говорил на них с выраженным польским акцентом. Это позволяло, находясь в Европе, выдавать себя, например, за гастролирующего варшавского карманника, взломщика сейфов из  австрийского Лемберга, или, наоборот, за сыщика из германского Данцига – и то, и другое, и третье он, судя по присланным Юлдашевым сведениям, проделывал неоднократно и с неизменным успехом.

На столе исходил ароматным паром кофейник; кроме него, коридорный приволок  большое глиняное блюдо, наполненное кусочками рахат-лукума, пахлавы и прочими образчиками восточных сладостей. Обозрев это приторное великолепие, Вениамин извлёк из буфета початую бутылку коньяка. Кухарев, увидев это, одобрительно хмыкнул и потянулся за рюмкой.
- Помянем, что ли, поручика? – предложил он. – хороший был малый, жаль…
- Все мы под Богом ходим… - Остелецкий набулькал в стаканы на два пальца. – Ну, земля пузом…
Выпили – как водку, единым духом, не чокаясь и не закусывая. Вениамин
- Значит, будем работать вдвоём, Дмитрий Афанасьич?
- Должны были втроём. – вздохнул Кухарев. – Но, раз уж так получилось – придётся справляться. С чего думаете начать, Вениамин Палыч?
- Для начала, ввести вас в курс дела. – Остелецкий разлил по второй. – Или, лучше завтра, на свежую голову?
-Чего уж там… - ротмистр сделал маленький глоток, отщипнул кусочек рахат-лукума – Рассказывайте, зачем время терять? А обсудим, и вправду, завтра. Я, знаете ли, серьёзную информацию стараюсь ночью обдумать. Просыпаешься –глядишь,  и мыслишки какие-нибудь созреют…
- Тогда ограничимся, пожалуй, кофе. – Вениамин закупорил бутылку и убрал её обратно в буфет.– Соперник у нас, Дмитрий Афанасьевич, будет весьма серьёзный…
- Видал я серьёзных. - Кухарев проводил сосуд задумчивым взглядом. – На разных-всяких насмотрелся, и по уголовной части и по иной.
- Таких не видали.  – заверил Остелецкий.  – С сэром Фрэнсисом Бёртоном я впервые встретился в семьдесят восьмом, в Порт-Суэце. Я тогда состоял при нашей дипломатической миссии на международной конференции по статусу Суэцкого канала, и этот господин…
Он вкратце поведал Кухареву историю своего знакомства с британским разведчиком. Потом перешёл к южноамериканским приключениям, потом к событиям в Абиссинии и закончил похищением жены барона Греве.  Кухарев внимательно слушал и не перебивал, лишь качал время от времени головой.
- Беру свои слова назад, Вениамин Палыч. – сказал он, когда Остелецкий завершил своё повествование. – С таким матёрым зверем мне иметь дело ещё не приходилось, куда до него варшавскому ворью или их венским, с позволения сказать, коллегам. Есть, правда, личность схожего калибра… Некий Адам Уорт - не приходилось слышать о таком?
- Нет, ни разу. И что, настолько опасный тип?
- Опаснее некуда. Он, вообще-то американец, во время Гражданской Войны сражался на стороне северян, был ранен шрапнелью при Манассасе. Долго лежал в госпитале, а когда вышел, то  придумал весьма оригинальный способ заработка: стал вербоваться в различные полки под вымышленными именами, чтобы получать положенные  добровольцам деньги. В конце концов на его след вышли люди из бюро Пинкертона, занимавшиеся розыском дезертиров, и Уорт сбежал в Нью-Йорк. Там он сколотил шайку и занялся делами посерьёзнее  – организовывал бандитские налёты, грабил банки и ростовщиков и особо прославился тем, что не только не применял оружия сам, но и запрещал это делать подельникам. «Человек с мозгами – говорил он, - не должен таскать в кармане револьвер, Всегда есть способ, и гораздо лучший, добиться того же самого, просто хорошенько подумав».
- И что же, добивался?
- Ещё как! Самое громкое его дело  -  ограбление Бойлстоунского национального банка  в Бостоне, в шестьдесят девятом. Уорд и его компаньон, взломщик Буллард, которому он годом раньше устроил побег из тюрьмы,  сняли дом по соседству  с банковским хранилищем, разобрали стену, взломали сейф и вынесли миллион долларов наличными и в ценных бумагах, после чего сбежали в Англию.

Там Уорт  взял имя покойного редактора «Нью-Йорк таймс» Генри Раймонда и вскоре сделался некоронованным королём преступного мира Британии и, заодно, половины Европы Дело он поставил на широкую ногу –  Уорд планирует грабежи банков, железнодорожных касс, почтовых отделений, просто богатые дома. За полтора десятка лет он создал в Лондоне настоящую уголовную империю; рядовые воры, которых находили для очередного дела   через цепочку посредников, никогда ничего о нём не знали и, даже попавшись с поличным, не могли выдать ни самого Уорта ни его ближайших помощников, даже если бы и хотели.
- Н-да, интересный господин… - Остелецкий встал, прошёлся по комнате. – Признайтесь, вам приходилось иметь с ним дело?
- Было пару раз. – подтвердил Кухарев. – Уорт и его преступная сеть работают  и по заказу третьих лиц, и не только одних преступников. Вот, скажем, нужно вам  подкупить банковского служащего? Проще простого – свяжитесь с Уордом и он найдёт к нему подход. Для некоего дельца требуется опытный взломщик, или фальшивые документы? У Адама Уорта найдётся всё, что нужно и в любой точке Европы.  любой вкус. Вот и мне понадобились однажды услуги подобного рода. Уорт всё устроил в лучшем виде – правда и денег взял немало…
Какие именно услуги понадобились Кухареву (а значит,  ведомству графа Юлдашева) Остелецкий уточнять не стал. Доверие-доверием, но в ведомстве действовало непреложное правило: каждый знает только то, что необходимо для работы. Сочтёт нужным – сам расскажет, а пока не стоит проявлять излишнего любопытства.
- Я к чему это всё рассказываю… - продолжал меж тем Кухарев. – Бёртон англичанин и, как я понимаю, довольно хорошо известен у себя на родине? Вот я и подумал – что, если мне тряхнуть прежние свои связи и обратиться к Уорду? Не может быть, чтобы он совсем не слыхал а Бёртоне! Заплатим ему, сколько попросит – глядишь, и поможет, по знакомству-то?
- Мысль интересная…. – медленно ответил Вениамин. – Только цена может оказаться выше, чем вы думаете… если этот ваш Уорт вообще согласится. За Бёртоном стоит военно-морская разведка Британии, а связываться с этими джентльменами рискнёт далеко не всякий, будь он даже король лондонского преступного мира. Но… - Остелецкий отхлебнул из чашки остывший кофе, -  …но может статься,  Дмитрий Афанасьич, что у нас с вами попросту не останется иного выхода.

Отредактировано Ромей (10-04-2024 12:57:03)

+2

56

V

Индокитай,
аннамская провинция Тонкин
Долина реки Красная.

Лагерь бурлил, как вскипевший котелок. Или как муравейник, в который ткнули палкой. Проходили в разных направлениях группы вооружённых людей, некоторые в форме кохинхинских стрелков; сновали посыльные, пару раз проволокли старые китайские пушки на самодельных деревянных лафетах. Их доставили в лагерь из разных мест – пушки должны были поддержать нападение на французский укреплённый лагерь Йенбай, защищающий речные подступы к Ханою. Времени терять нельзя, объяснял Казанков своему «штабу», состоящему из старшего офицера «Манджура», Осадчего и Матвея. Французы пока не знают о разгроме речного каравана и пребывают в уверенности, что их позиции ничего не угрожает. Но стоит им получить эти сведения – ощетинятся стволами, штыками, удвоят, утроят караулы, и тогда о внезапности можно будет забыть. Если и бить – то сейчас, убеждал Казанков,  и бить изо всех сил, наотмашь. Тогда можно рассчитывать, что в случае успеха в Ханое вспыхнет восстание, которое аннамиты давно уже исподволь готовят – и тогда весь ход войны в провинции Тонкин изменится кардинально.
На успех замысла работало ещё и то обстоятельство, что несколько дней назад все три мореходные канонерки, стоявшие возле французского лагеря на якорях и прикрывавшие своими орудиями подходы к нему,  снялись с якорей и ушли вниз по реке, к морю. Почему, зачем? Это как раз и есть самое интересное: пленный французский офицер рассказал, что адмирал Курбэ спешно собирает силы, опасаясь нападения китайского флота.
Откуда китайцы возьмут для этого корабли, пленник не знал. По всему выходило, что неоткуда – разве что  Бэйянский флот нарушит, наконец, нейтралитет - а это для любого, хоть сколько-нибудь разбирающегося в политических раскладах империи Цин, представляется крайне маловероятным. По сложившейся много веков традиции, чиновники китайских провинций отнюдь не рвались оказывать друг другу помощь и поддержку, когда в этом возникала необходимость.

Вот и сейчас история повторялась, и в самых неприглядных деталях. Несмотря на то, что в распоряжении адмирала Дин Жучана в главной базе флота, гавани Вэйхайвэй имеется не менее девяти боевых кораблей( в их числе два  новеньких, с иголочки, малых крейсера британской постройки в дополнение к трём броненосным «рэнделловским» канонеркам) – до сих пор его участие в боевых действиях свелось к отправке одной-единственной канонерской лодки, на которой адмирал посетил порт Циньчжоу в Тонкинском заливе. Возможно, Дин Жучан (безусловно, талантливый адмирал, известный в том числе и личной храбростью) поступал так по наущению своего покровителя, наместника  провинции  Чжили и фактического создателя Бэйянского флота  Ли Хунчжана. Но факт остаётся фактом:  Курбэ спешно выскребает по сусекам всё, что возможно, чтобы усилить свою эскадру. Значит не вполне уверен в своих силах,  но и уступать не намерен – собирается одним ударом  покончить, наконец, с китайским присутствием и в Тонкинском заливе, и на море вообще.
Разведчики-туземцы подтверждали уход всех трёх французских кораблей, а наблюдение за постами и караулами вокруг французского лагеря подтверждали расчёты Казанкова – там ещё пребывают в безмятежном расположении духа, несут службу через пень-колоду и, похоже, не помышляют о нависшей над ними опасности. Имелась лишь одна загвоздка - и как раз для того, чтобы решить, что с ней делать, Казанков собрал сегодня заседание своего штаба.

- Вы говорили, Сергей Ильич, что аннамиты сносились со своими соглядатаями во французском лагере? – спросил Осадчий. – А как они туда попадали, коли вокруг караулы? Или лягушатники совсем уж мышей не ловят?
Казанков разгладил ладонями расстеленную на столе карту – трофейную, взятую у пленного французского офицера, на которую он сам нанёс сведения, добытые разведчиками. Были здесь отмечены и маршруты пеших патрулей, обходивших лагерь, и расположение постоянных постов, караулов и секретов. Так что, если командование французского гарнизона полагало, что система обороны составляет для неприятеля тайну – оно сильно заблуждалось.
Караулы у них, и правда, неважнецкие. – подтвердил он. – Но всё же они есть, и если сунуться в лагерь  – вполне можно и попасться, и тогда пощады не жди. Нет, аннамиты слишком хитры для этого. А ещё они непревзойдённые мастера устраивать всякие подлые ловушки и рыть тоннели, по которым пробираются в тыл врага и наносят внезапные удары.
- Видал, как же… - проворчал Осадчий. – Даже залезть туда пробовал.
- И как? – осведомился Казанков, и Матвей уловил иронический прищур, сопровождавший вопрос. Оно и понятно: тоннели копали для щуплых, малорослых аннамитов, а бывший унтер с клипера «Яхонт» отличался редкой даже для морских пластунов (среди которых хлюпиков вообще-то не имелось) шириной плеч и гренадерским ростом.
- Куды там… - Осадчий безнадежно махнул рукой. - Сажени три прополз и застрял. Потом час, не меньше выбирался обратно – ногами вперёд, чисто покойник!
- Придётся снова попробовать. – Казанков убрал усмешку и взял карандаш.  – Правда, на этот раз не вам. Вот, смотрите:  сюда  идёт тоннель, по которому аннамиты лазают в гости к французам, чтобы забрать сведения от своих лазутчиков. Это, кстати, ответ на ваш вопрос…
И прочертил от опушки леса линию, ведущую к группе построек,  сгрудившихся в стороне от линии казарм
- Здесь находятся провиантские склады и кухни. –Многие аннамиты как раз тут и работают,  и пригляда за ними почти нет, зачем, в самом центре лагеря? А вот это – грифель упёрся в  просторную поляну на противоположном краю лагеря – поле, приспособленное для полётов дирижабля мсье Ренара. Вот это  огромный навес из жердей и парусины для сбережения аппарата от дождя, ветра и прочих капризов погоды. А в этом сарае -  газодобывательная станция.
Осадчий склонился к схеме.
- А пробраться туда никак не получится? - осведомился он. – Не нам, конечно , мои ребята в нору ихнюю не протиснутся, а самим аннамитам, тем, что там, в лагере горбатятся? Переправят в лагерь  по тоннелю бутыль керосина абы пару шашек динамитных, заложат, где нужно  - и амба, нету больше  никакого дирижопеля!
Матвей, услыхав, как непочтительно пластун назвал творение инженера Ренара, хихикнул – и осёкся, встретившись с недовольным взглядом Казанкова.
- Пустой номер. Французы не подпускают туземцев к полётному полю,  а если кто сунется сдуру – хватают и без разговоров ставят к стенке. Как шпионов.
- Тогда придётся снаружи. – вздохнул Осадчий. - Ночью, взять караулы в ножи, вот здесь, скажем, поближе к этому полю. – он ткнул в карту заскорузлым грязным пальцем. - А пока в лагере не опомнились – пробиться к сараям и навесу, и всё там разнести к нехорошей маме. Ещё бы аннамиты в лагере учинили что-нибудь для отвлечения - пожар там, или пальбу, всё легче будет, и потери меньше…
Казанков сделал на схеме несколько пометок и черкнул что-то в своей записной книжке.
- Вариант годный, но его мы оставим на крайний случай. А пока вы со своими подчинёнными будете его готовить… Матвей, поправьте, если я ошибаюсь - у вас ведь были некоторые успехи в минном деле?
Юноша кивнул. Что было, то было – не зря же он ещё в Сагалло не вылезал из палатки, сутками просиживая над книгами по минному и гальваническому делу, а потом вычерчивал схемы взрывных галерей и камуфлетов под руководством мичмана-минёра с канонерки «Бобр»?
- Вот и займитесь. Задача – проложить отнорок, ответвление от основного тоннеля к полётному полю. Даже не одно, а два – под стоянку дирижабля и под газодобывательную станцию. В каждом следует соорудить минный горн, а потом взорвать их разом.
- Но как же я… - сердце Матвея ухнуло в ледяную пустоту.  Ему, вчерашнему гимназисту – и устраивать подкопы под неприятеля, подобно инженеру Тотлебену во время осады Севастополя? -  Но… я ведь никогда… там же расчёты сложные…
Он запнулся, замолк. Казанков молчал, не сводя серьёзного взгляда. 
– Я не справлюсь, Сергей Ильич! – решился, наконец, юноша. - Я… я  никогда такого не делал! 
- Я тоже. – мягко сказал Остелецкий и улыбнулся -  от этой улыбки на сердце у матвея сразу потеплело.  – И никто из нас не делал. Но надо же когда-то и начинать? А кому, как не вам, дюша мой? Минному делу вы, в отличие от нас, хоть сколько-нибудь, а  обучались, да и сложения подходящего, не застрянете под землёй, как наш молодецкий унтер…
И покосился на Осадчего. Пластун отвернулся, сделав вид, что к нему эти слова не относятся.
- Так что, за дело, друг мой, времени у нас нет совершенно. Копают аннамиты быстро, кроты, и те позавидуют. Три дня вам на всё, уж постарайтесь успеть! А о расчётах не переживайте – прикиньте  потребное  количество взрывчатки и размеры забивок для минных горнов и  покажите мне, вместе перепроверим, уточним. Ошибиться нам с вами никак нельзя, надо сделать всё правильно и с первого раза. И не сомневайтесь вы в себе, друг мой, тогда всё у вас получится!
Матвей замялся – говорить, не говорить? -  но всё же решился.
- Да я и не сомневаюсь… постараюсь не сомневаться, Сергей Ильич. Просто удивительное дело получается:  мы при помощи помощью подземной галереи собираемся уничтожать воздушный корабль, один из тех, о которых раньше только литераторы-футуровидцы писали, вроде мсье Жюля Верна, повествуя о будущем  А вот же оно, будущее, оказывается, уже наступило!
Э-э-э, друг мой, нашли, чему удивляться…. – усмехнулся Казанков и потрепал собеседника по плечу. -  Войны нынче такие пошли, что мы много ещё чего увидим… и век бы его не видеть…

Отредактировано Ромей (10-04-2024 14:01:04)

+3

57

VI

Австро-Венгерская империя,
Город Триест

Это по-каковски он болбочет? – осведомился Кухарев. – на итальянский, вроде, не похоже.
- По-турецки. Большая часть населения Триеста – итальянцы, но хватает и других, - сербов, хорватов, албанцев, - и почти все понимают язык блистательной Порты.
- А вы, значит, тоже его знаете?
- Не слишком хорошо. Но, чтобы объясниться с этим типом – достаточно. К тому же, он сам не турок.
- А кто? – ротмистр сощурился, поигрывая кастетом. Пленник глядел на увесистую латунную штучку с опаской.– Морда, вроде похожа, чернявая…
- Чернявых на Балканах каждый второй, не считая каждого первого. Этот, скорее, араб – очень уж акцент характерный.
Остелецкий произнёс несколько фраз. Пленник дёрнулся, замотал головой. Вениамин повысил голос и сунул руку в карман. Пленник сжался и заговорил – торопливо, сбивчиво, глотая слова. Насколько мог понять Кухарев – на том же языке, на котором был задан вопрос.
- Ну вот, я так и знал. – Остелецкий дослушал его до конца и удовлетворённо потёр ладони.- Самый натуральный араб, родом из Александрии.
- Так вы и арабский знаете? – восхитился Кухарев.
«А так же китайский, испанский, итальянский, всего семь языков» - чуть не сказал Вениамин, но вовремя сдержался. Негоже начинать совместную – и, судя по всему, непростую – работу с откровенного хвастовства. Вот потом, когда они закончат, да за рюмочкой…
- Он говорит, что Бёртон как раз в Александрии его и нанял – для похищения какой-то женщины. Белая, из Европы, богатая.
- Богатая европейка? - Кухарев вздёрнул брови. – Постойте, это, часом не…
- Супруга барона Греве, к гадалке не ходи. – подтвердил догадку напарника Вениамин. – Считайте, нам повезло.
- И ещё как! А спросите-ка его вот о чём…
На подручного Бёртона они вышли с подачи того воришки-албанца, к которому Остелецкий собирался обратиться с самого начала. И – то ли действительно повезло, то ли сыграла  свою роль жиденькая пачка купюр с изображениями женских головок и указанным номиналом в сто гульденов – но уже на следующий вечер албанец, встретившись с напарниками, назвал адрес, по которому следует искать убийцу. Что они немедленно и сделали – и вот теперь допрашивали его в комнатке на втором этаже дрянного припортового пансиона.
- Если коротко, то англичанин с его помощью нанял ещё троих то ли бродяг, то ли местных жуликов, а они уже похитили баронессу. – объяснял Остелецкий. Араб с кляпом во рту и связанными руками и ногами ворочался в углу, куда его запихали после допроса. – После дела они с Бёртоном – имени его он, конечно, не знает, говорит, высокий, страшный, со шрамом на щеке, -  прирезали исполнителей, а женщину отвезли на шхуне, которая ждала их в порту. Оттуда сразу направились сюда, в Триест.
- Так значит, и баронесса, и англичанин здесь? – жадно спросил Кухарев. Появился шанс разом покончить с этим поганым делом.  Вениамин развёл руками.
- Увы. То есть они были здесь, когда Бёртон вёл переговоры с бароном, но потом сразу уехали –  куда, этот тип не знает. Говорит, что Бёртон велел ему  оставили здесь, с указанием дождаться некоего человека и убить, и его самого, и тех, с кем он будет встречаться.
- То есть – поручика Симагина? Но откуда он мог знать, что мы приедем сюда? У этого Бёртона что, свой человек в Петербурге?
- Я бы этого не исключал. Но, думаю, убийца поджидал не вас, а меня. Бёртон, видите ли, знает о нашей с бароном дружбе – и мог просчитать, что именно ко мне он обратится.
- Значит, сбежал? Ладно, отыщем искать, не впервой. А с этим что будем делать?
Ротмистр поглядел на пленника. Видимо, тому взгляд не понравился – он замычал, заизвивался и постарался поглубже забиться в угол.
- Вообще-то я обещал его не убивать… - неуверенно ответил Остелецкий. – Иначе он отказывался отвечать. Вот и пришлось – не пытать же, в самом деле?
- Если для дела нужно – можно и пытать. А когда дело сделает – куда он должен был отправиться, англичанин не сказал?
- Велел отправить телеграмму в Александрию и возвращаться туда самому.  – Теперь Вениамин смотрел на напарника с некоторым подозрением. - Но я не думаю, что Бёртон туда отправится, да ещё с пленницей. Рискованно слишком, да и незачем.
- Что ж, значит этот тип нам больше не нужен. - Кухарев спрятал в карман кастет и вынул складной нож. Щёлкнул, высвобождая узкое, хищно блеснувшее лезвие. Пленник замычал ещё громче, предчувствуя недоброе. - Вы, ступайте, Вениамин Палыч, я вас на улице догоню. А лучше постойте за дверью, а то коридорный сдуру сунется, выкручивайся потом…
От протестов Остелецкого (надо признать, достаточно вялых) ротмистр попросту отмахнулся.
- Я-то этому барану ничего не обещал, так что ваша совесть может быть спокойна… и моя тоже. А оставлять его в живых было бы с нашей стороны верхом глупости. Да и за поручика надо поквитаться, как вы полагаете? Нехорошо, когда русских офицеров всякая, прости господи,  арабская рвань ядом травит, словно крыс…

+3

58

Ромей написал(а):

благо но Казанков запретил

Явно что-то пропущено.

+1

59

Ирландское море
Траверз острова Холи-Айленд,
50 миль к западу от Ливерпуля.

Колонна подавляла своей мощью. И даже не численностью – три эскадренных броненосца, не так уж и много для Королевского Флота, да ещё и в Ирландском море, спокон веку считающимся «домашним» морем Британской Империи. Дело было в самих кораблях – приземистых,  плоских, хотя и надводный борта и повыше чем, к примеру, у  того же «Руперта» или его ровесника, «Инфлексибла». Этим кораблям, и без того, не слишком удачным, выпала незавидная участь. «Инфлексибл» ушёл на дно возле Александрии, поражённый таранным ударом другого британского броненосца, «Хотспура», который к тому моменту сражался под флагом османской Империи, но с русским экипажем.  «Руперту» же, его прямому потомку в линейке броненосных таранов Королевского Флота, повезло чуть больше – выбросившись на берег во время боя при Свеаборге, он пролежал на мели почти два года, пока у русских не дошли, наконец, до него руки. Покалеченный корабль стащили с мели и отволокли на буксире в Кронштадт, а потом и в Петербург, где он встал в эллинг Николаевского завода.
Недавно корабль вошёл в строй под новым именем «Император Александр II-й».  верфи Николаевского завода. Остелецкий одобрял этот выбор. Всем известно, что Царь-освободитель был убит террористами, действовавшими по прямому указанию англичан, в отместку за разгром эскадры особой Службы под командованием адмирала сэра Эстли Купера Ки -  то, что один из британских трофеев носил теперь его имя было только справедливо.
Но – это был вчерашний, не самый славный день Королевского Флота. Сегодняшний же – вот он, идёт тяжким ордером, угрожая всему миру своими чудовищными тринадцатью с половиной дюймами в бронированных барбетах. Их три, броненосца серии «Адмирал» -  «Коллингвуд», «Родней» и Хоуп». Носящие имена флотоводцев, сделавших когда-то Британию владычицей морей, они знаменовали собой новую эпоху в военном кораблестроении – и теперь готовы были оспорить попытки других держав и, прежде всего России, пододвинуть её с этого пьедестала.
- Умеют всё же работать альбионцы… - сказал Кухарев. Ротмистр стоял рядом с Вениамином на полубаке вместе с прочими пассажирами рейса «Лиссабон-Ливерпуль» любовались броненосной колонной. – Кажется, вчера ещё лишились половины своих броненосцев – и вот, пожалуйста, уже наклепали новых, побольше и посильнее!
- В «Таймс» недавно мелькнула статья отставного английского адмирала. – отозвался Вениамин. – Так он доказывал, что эти поражения  в некотором смысле оказали Британии услугу. Сами посудите: Королевский Флот избавился от старых, негодных кораблей, которые проектировали и строили вразнобой, по разным проектам, многие с дульнозарядными, давно устаревшими орудиями.  Но теперь этому пришёл конец – «Адмиралы» сильнейшие в мире броненосцы,   способны вернуть былую океанскую мощь Британской Империи.
- ну, мало ли что напишет какой-то отставник… - пробурчал ротмистр. Хотя кораблики и правда, солидные…
Остелецкий проводил взглядом один из «корабликов»  - крайний в ордере  «Хоуп».
- Дело даже не в конструкции. – сказал он. – Аналогичные корабли проектируют и у нас, и во Франции и даже, насколько мне известно, в Германии. Штука в том, что англичане способны печь такие махины, как пирожки, и в этом их нет равных.
- Ну, не стоит сгущать краски, Вениамин Палыч… - обиделся за державу Кухарев. – мы тоже не лаптем щи хлебаем.  Я, конечно, не моряк, мало в этом понимаю – но вижу, сколько после войны настроили боевых кораблей, в том числе и броненосцев. Утрём нос просвещённым мореплавателям!
Утрём нос просвещённым мореплавателям!
- Утрём-то утрём, кто ж спорит. Но угнаться за англичанами будет непросто – у них не только купцы и промышленники – природные лорды занимаются судостроением! Да и простых людей рыцарскими титулами за достижения в этой области жалуют… Возьмите хоть Джеймса Харланда  - сын простого врача, получил образование, работал на верфях сначала чертёжником, потом инженером и управляющим. Позже основал собственную верфь,  «Харланд и Вольф», и строит теперь пароходы, ходящие через Атлантику, за что удостоился титула баронета и места в парламенте.  Вот бы и нашим аристократам пример с него брать – не всё же голубой кровью кичиться да на петербургских балах жизнь прожигать…
- Да вы, как я вижу, вольнодумец, Вениамин Палыч? – Кухарев спрятал усмешку в усах. – Ну-ну, не принимайте всерьёз, я же шутя. А вообще-то вы правы, и, как я надеюсь, скоро многое изменится. Будут ещё у нас и свои «Адмиралы», дайте срок…

Отредактировано Ромей (11-04-2024 13:31:21)

+3

60

Над водой прокатился  протяжный, прерывистый гудок. Стальные гиганты ответили коммерческому корыту – всё в строгом соответствии с морским этикетом! -и вскоре «Юнион Джек» на корме концевого броненосца скрылся за плотной завесой угольного дыма. Судно, на котором путешествовали Остелецкий и Кухарев, называлось «Ютландия» и совершало рейсы по линии «Лиссабон-Ливерпуль». Напарники взошли на его борт три дня назад – и теперь со скоростью девяти узлов (посудина была старая, приводящаяся в движение парой гребных колёс, выкрашенных в красный цвет) приближались к цели своего недолгого путешествия.

(91)
Отправиться в Англию именно морем, в обход всей Европы, предложил Вениамин – к вящему неудовольствию ротмистра, признавшегося, что страдает морской болезнью. И действительно, плавание далось ему нелегко, в особенности  переход через Бискайский залив, когда «Ютландию» сутки, не меньше, валяло с борта на борт на пятибалльной зыби. Когда Кухарев, наконец, пришёл в себя настолько, чтобы выбраться на палубу, они уже миновали острова Силли, что лежат в полусотне миль к юго-западу от оконечности полуострова Корнуолл,  прошли каналом Святого Георгия и оказались в Ирландском море.
Несмотря на морскую болезнь и очевидную потерю времени (поездка по железной дороге, а потом через Ла-Манш заняла бы вдвое меньше времени), этот вариант представлялся обоим наилучшим. Противник – сам Бёртон или, что боле вероятно, его подручные, только того и ждут. Если уж они сумели выследить их в Триесте – то и в «Восточном экспрессе» наверняка расставят своих соглядатаев, рассуждал Остелецкий. А вот с морским вариантом этот номер не пройдёт – из порта Триеста ежедневно уходят десятки судов в разные порты, в разных направлениях разным маршрутам, и затеряться в этой толчее проще простого. Для верности напарники спланировали маршрут с двумя пересадками – сначала до Неаполя, оттуда в португальский Лиссабон, и уже там сели на пакетбот небольшой судоходной компании, идущий в Ливерпуль.
В Неаполе они провели три дня, меняя отели – чтобы убедиться в отсутствии слежки. Заодно Остелецкий дал условленную телеграмму в Ригу, по ничего не значащему адресу – с некоторых пор в ведомстве Юлдашева стали крайне серьёзно относиться к возможностям британской агентуры, и принимали необходимые меры предосторожности. Получив эту телеграмму, граф спешно отправил дипломатической почтой  в Лиссабон запечатанный пакет,  и там его получил Остелецкий – опять-таки,   строго соблюдая законы конспирации.
Содержание конверта было таково, что он предпочёл оставить напарника в неведении. Правило «знать только то, что необходимо для дела» с некоторых пор стало обязательным для всех его коллег. Недавно созданная военно-морская разведка Российской Империи быстро училась - в том числе и на собственных ошибках. Кухарев же, при всём уважении и даже симпатии, которую испытывал к нему Вениамин, вряд ли был посвящён в сокровенные планы Юлдашева. Самого же Остелецкого граф считал необходимым держать в курсе всего, резонно предполагая, что только так он сможет принимать верные решения. Одно из них и заставило напарников направиться к берегам туманного Альбиона – сначала морем в Ливерпуль, затем по железной дороге в столицу Британской Империи. Именно там, в Лондоне, они рассчитывали разыскать человека, который один мог помочь им выйти на след Бёртона – безнадёжно, казалось бы, потерянный в Триесте. Если, конечно, Кухарев сумеет дёрнуть за нужные ниточки, встретиться с нужными людьми, задать нужные вопросы  - и не угодить при этом в серьёзные неприятности. Что, если учесть, к кому они направляются, может оказаться не такой уж простой задачей.

+4


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Мониторы-5. "Здесь водятся драконы".