А Федор меня ждал. Обмытый, переодетый, расчесанный, бледный, злой. Я даже обрадоваться не успела, а на меня уже посыпались укоры, по что это я в его величества покоях распоряжаюсь, как в собственных, по что верных слуг его величества на порог не пущаю?!Я спокойно выслушала весь поток обвинений. Я видела и лихорадочный блеск глаз, и желчную бледность, и слабую дрожь в пальцах. Астения. Он не способен ни спокойно воспринимать окружающих, ни слушать объяснения. И в целом всё даже неплохо. Осталось только успокоить его царственный гнев.
- О, как счастлива я, брат, - я поклонилась и картинно воздела руки и глаза к иконам в красном углу, - что Господь даровал тебе, наконец, исцеление! Видя твое недомогание сии дни, душа моя терзаема была великою скорбию. И потому лишь позволила я себе великую дерзость: просить боярина Ивана Богдановича не допускать к тебе ни просителей, ни докладчиков, чтобы не смущать дух подданных видом немощи государя.
Иван Богданович, бывший, конечно, здесь же, смиренно поклонился, подтверждая мои слова.
- А теперь, раз тебе лучше, от чего сердце мое преисполнено великою радостью, в этой мере более нет надобности. Иван Богданович, кто первый ожидает приема Федора Алексеевича?
- Нет с утра никого… - старик беспомощно развел руками. - Вчера от блаженного князя Голицина человек приходил о здравии твоем, царь-батюшка, справиться, да под вечер весть пришла от царицы Марфы, что с богомолья к любимому супругу и государю с великою поспешностью возвращаются, спешат упасть к ногам супруга и государя, облобызать и…
- Довольно! - Федор раздраженно взмахнул рукой и скривился. - Хватит передо мною комедию устраивать! На то Антипка есть! А спелись-то как, пока меня недуг мучил! Любо-дорого! Да не до того мне!
Я невольно переглянулась с боярином. Федор хоть и пытался взять себя в руки, но в таком ослабленном состоянии это практически невозможно.
- Нас объединяет только забота о твоем, брат, здоровье и животе… - начала я, но Федор перебил нетерпеливо:
- Знаю… я… знаю… - он откинулся на подушки. - Тяжко мне… как же это тяжко… Чувствовать себя беспомощным…
- Покушай, Феденька, хоть немного! - вмешалась в разговор моментально материализовавшаяся у ложа больного царя с подносом Анна Петровна. Поднос источал мясные ароматы, и я одобрительно кивнула.
- Поешь, брат! Дела после обсудим.
- Вкушу, сестрица… - он слабо кивнул и ткнул пальцем в дядьку. - Но ты рассказывай, что по правде творится и в Кремле, и на Москве, да не тяни, слаб я еще…
- Стрельцы поутихли, - начал Иван Богданович с главного. - Да недовольны все ж… Грибоедова арестовали, да выпустили на другой день. А других полковников, на коих стрельцы жалуются, и вовсе Долгоруков трогать не велел.
- Почему выпустили? - проглотив ложку бульона, спросил царь.
- Так не нашли у него денег… - развел руками боярин. - Потому и не верит Долгоруков стрелецким челобитчикам более… да и Языковы за Семена… вступились.
Федор поморщился.
- Не пойман — не вор… но и служивым как-то объяснить надо?
- Знают люди, где он ворованное укрыл! - вмешалась я. - Будет челобитная на днях. Сама тебе, государь, передам.
- Почему ты? - несказанно удивился Федор.
- А ты Ивана Богдановича спроси, - нахмурилась теперь я. - Сколько Языковы дело Грибоедовское растягивали. Идиот и тот бы все следы попрятал. Долгоруков всех полковников сам выбирал, они ему и кланяются. А служивым к кому идти, если кругом такое, а царь болен?
- Негоже царевне с солдатами беседовать! - нахмурился Федька.
- А смотреть на разорение порядка, коему, кроме тебя, брат, и защитников не нашлось, гоже? Ты людям обещал волокиту искоренить, кнутом бить их запретил, а стоило тебе заболеть, и в приказе снова порют стрельцов! Хорошо ли станут служить они после этого? Да и не с солдатами я говорю покуда, а с женами их. Жена всегда ведает, где муж укрыл гривну. Даже если муж — начальник большой.
Федор долго хмурился и молча жевал переваренное мелко нарубленное мясо с полбой. Пахло это вкусно, и соли я велела не жалеть, так что аппетит прорезался не только у царя. Как бы желудок не заурчал, несерьезно получится.
- Хорошо, - кивнул, наконец, царь, - неси эту бабскую челобитную, раз уж от приказных толку нет. Если все подтвердится… - он стиснул кулак, жахнул им по одеялу, но тут же обмяк весь. - Значит, князь Долгоруков по-своему повернул… А в Думе что ж?
- Не собиралась дума без тебя, батюшка-царь, - вздохнул Хитрово. - Боятся сами-то решать… С Долгоруковым связываться — еще не знаешь, как повернет.
А комиссии мои?
- Распущены все, кроме двух.
- Всё прахом… - выдохнул Федор. - Нельзя царю больным быть. Только отвернулся — всё псу под хвост! Я-то мыслил, сделал многое… И без регентов обойдусь…
- Зачем регенты? - я поморщилась. - Ты в здравом уме и выздоравливаешь. Не нужно смущать людей.
- Сама видишь, - он усмехнулся печально. - Мои прямые указы и те не исполняются, хоть и жив я… А если решит господь… Иван и вовсе не управится.
- Тебе нужны верные, ответственные помощники — а не регенты, что на себя власть тянуть станут, да меж собой выяснять, кто главнее, вместо того чтоб дела важные править.
- Опять ты, царевна, умнее предков себя почитаешь? - нахмурился Федор. - Испокон было, коли царь мал или болен — регентский совет назначается. Я и так долго тянул с решением — почти до бунта дошло, не ты ли и говорила?
- Я лишь против такого названия…
- Не спорь!
- Прости, государь! - внезапно вступился Иван Богданович. - Не гневайся, но права царевна Софья Алексеевна. Сам подумай, кого придется назначать в регентский совет? Разве сможешь ты обойти патриарха, да Долгорукого того же?
- Не молви о том! - отмахнулся Федор несколько капризно, но было видно, что слова верного дядьки все же заставили его задуматься. - Я приму решение. Сам!
Мы с боярином молча поклонились.
- Говори, боярин! - велел он Хитрово, полностью игнорируя меня. - Что еще произошло, пока я...
"Ну что у нас плохого?" - вспомнилась мне любимая присказка мужа из известного советского мультфильма, и я едва сдержала смешок.
- Собор от земель по оброкам и податям, что ты, государь, велел собрать в декабре, - продолжал Иван Богданович. - Собирался дважды, ни до чего не договорились, даже с чего начать. Сейчас некоторые из выборных участвуют в комиссии межевания земель, а более не слышал ничего.
Царь устало прикрыл глаза. Я понимала, что он чувствует. Реформа государственного управления, задуманная им, не просто пробуксовывала, она замерла, толком не начавшись, стоило ослабить внимание.
- Довольно! - произнес Федор очень тихо. - Зови, Иван Богданович, Антипа — пусть напишет указ: все челобитные принимать и рассматривать незамедлительно. Грибоедова вновь под караул посадить и не отпускать, пока невиновность свою не докажет. А коли вины его подтвердятся, конфисковать все его имущество, самого сослать в Тобольск. Указы зачитать сразу — сегодня же! Пошли за князем Голицыным — бояр пусть собирает! Ивана объявить наследником престола и моим представителем в Думе, пока не оправлюсь. В помощь ему князь Прозоровский Иван Петрович. - Еще "двойникам"* повелеть... Впрочем, это позже... Зови писаря... любого, коль Антипа не сыщешь...
Антипа, к слову, нашли тут же. Потому как он вошел и моментально притащил из кабинета столик, перо, бумагу, стало очевидно, что он привычен и к внезапным вызовам, и к подобному методу работы у постели почти всё время нездорового государя.
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
