Глава 1. Падаван.

Падаван — джедай-ученик.
Юноша, который проходит серьёзную
тренировку под предводительством рыцаря
или мастера-джедая, избранный
самим джедаем из числа юнлингов.
Термин из вселенной «Звёздные войны»

Ранняя осень 1942 года выдалась жаркая и сухая.
Поля покрытые жухлой и выгоревшей за лето травой превратились в источник вездесущей пыли и в дополнение к пекущему солнцу жара. Да и находящийся в нескольких метрах лес, без даже намека на ветерок, также стоял тихим, впавшим в оцепенение, сухим.
И тишина. Даже привычный гомон птиц исчез, переживая полуночный зной.
Резким диссонансом в полуденную тишину врезалось громкое пыхтение, сопение и тяжелые шаги.
По вытоптанной дорожке по кромке поля, в тени нависающих крон бежали двое, на первый взгляд совершенно одинаковых парней, оба в простой одежде, полностью бежевой из-за пыли, в пыльных ботинках, в таком виде отличающихся только ростом, ну и соответственно возрастом.
Тому, что выглядел моложе можно было дать лет пятнадцать - когда фигура уже не детская, но и взрослой еще не выглядит.
Собственно, именно он и производил весь шум, что было неудивительно – за его спиной висел отвисающий, явно тяжелый сидор, а в руках, в судорожных объятьях, он с трудом сжимал этакую дубовую колоду, за которой, при большом желании мог легко спрятаться.
Второй же парень был на первый взгляд молод, но какая-то основательность и уверенные движения не давали назвать его юношей. Молодой человек – пожалуй именно такое определение подходило ему больше всего.
Да и его бег был тих, что было совсем не удивительно, он бежал рядом с парнем налегке.
Но вот тот, что моложе, полностью сосредоточившись на беге, запнулся за скрытый в траве и пыли корень. Взрослый же легко поймал его вместо с его поклажей, и выровняв, мягко подтолкнул его дальше.
- Бежим дальше! Не падаем! Знаешь, что делают с загнанными лошадьми?
В ответ услышав только возмущенное сипение, наиграно восторженно воскликнул: - вот что значит сила юности! Ладно тебе, не возмущайся, еще минут пятнадцать и будет озеро, там разомнемся и искупаемся. Думаю, дальше увеличивать нагрузку не стоит. Для твоего возраста, пожалуй, так пойдет.
Хотя, если ты серьезно настроился на шестерку силы, то это всё пока ерунда. Может быть, если не забросишь, к концу ЭТОГО года на пятерку напотеешь. А там и живучесть с выносливостью подтянутся. И не равняйся на меня, у меня все статы давно за максимум…
Вот тот потеющий, прущий через силу, на одной злости, пацан с колодой – это я.
Официально - Деметрий Илларионович Кастелянов! Да, именно первое «е». Батя, грамотей, постарался. А с его то именем… а моим отчеством…
Вот только так меня никогда не звали! Димой в лучшем случае, а обычно Митькой.
Мама и папа мои оказались сознательными рабочими, и как только я появился, сплавили бабке Авдотье, а сами укатили на какую-то комсомольскую стройку. Даже пару писем присылали, спрашивали про меня. Так что я всю свою жизнь прожил в деревне Овсюги. Не скажу что дюже плохо, но и похуже большинства. Только запись о родителях и помогала. А когда война началась – бабка собрала все ценности и в город уехала за солью и спичками. Где-то там и сгинула. Так что я, считай сирота.
Задумался, и чуть снова землю носом не пропахал. Так-то груза почти не чувствую, и тропинку, считай сам и протоптал, но насколько же неудобно с поленом бежать!
Отвлекся, и Демон это заметил:

- Если очень тяжело, ты всегда можешь отказаться, мой упертый Падаван! – и да, Митяем он меня никогда не кличет, только этим странным Падаваном. Причем так лыбится, что ясно что это что-то не очень хорошее, но пусть! Я с ним уже почти месяц живу, да так, как никогда в жизни не жил!
А что обзывает – так-то меня в колхозе и не так обзывали, когда на колхозном огороде видели!
Бегу молча, пытаясь дышать как учит наставник, мысли бегу совсем не мешают, даже скорее помогают – не так скучно. Скосил взгляды на спутника. Уже то, что сегодня он бежит со мной – за счастье. Мало того, что контролирует всю округу, так еще и мимоходом кое-что может интересного рассказать.
Я ему скорее помеха в его планах, но сегодня он решил составить мне компанию и окунутся в озере и находясь в хорошем настроении болтает.
И да, дорогу сюда я слишком хорошо запомнил – чай каждый день бегаю и практически всегда один. Тут тихо и спокойно. Фашисты практически не появляются, фронт ушел вглубь страны и только редко проносящие самолеты нарушают покой, а ближайшая деревня в семидесяти километрах. Поэтому тут ни полицаев, ни партизан нет. Зато есть железка, где по словам Демона он «пасется». И куда он под страхом отлучения запретил мне соваться.
Он вообще крайне замкнутый и молчаливый… Демон. Нет, так-то его Василием Ивановичем зовут, прямо как самого Чапаева, но «Демоном» и короче, и как-то … правильнее, что ли? Ибо «человеком» назвать его сложно. Слишком непривычная речь, полная отрешенность от происходящего, а главное жуткий эгоист для которого существуют только его желания.
Да даже мое знакомство с ним состоялось крайне странно: он открыл ворота в сарай, куда нас, деревенских, согнали фашисты, заперли и снаружи, судя по запаху, облили горючкой, собираясь сжечь живьем! Ну это он нам потом рассказал, что собирались сжечь. Так-то деревенские сразу ничего не поняли, полицаи нам сказали, что сейчас нас всех поместят в тюрьму и по одному будут выводить, допрашивать, и если все нормально и связей с партизанами не имеешь, то всех отпустят. Так как про партизан у нас даже не слыхали, то все спокойно и позволили себя загнать. Даже особо никто и не огрызнулся. Это потом, когда в открытую дверь выпустили две длинных очереди сразу поняли… те, кто выжил.
Из всей нашей деревни выжило пятеро баб и почти три пацаненка. Одного ранило.
Вот так и произошло, бабы скулят дети трясутся, и тут ОН открыл ворота, заглянул, скривился увидев кучу мертвых и спокойным голосом спросил: народ, я тут чуть заплутал, не подскажете где тут Голубые Озера? И да, выходили бы вы отсюда, тут все в бензине, полыхнет в момент…
Потом, этот же сарай и сожгли, некому могилы копать было. Только разложили правильно.
А потом я согласился провести его до озер… а больше некому было. ОН сказал, что, если к утру не уберемся, фашисты приедут и тогда точно всех положат. Вот бабы и бросились шмотье собирать, и завывая выживших пацанов домой загнали, а я и до этого был никому ненужный сирота. Вот и пошел. Дело у него было на озерах… дюже секретное. Я, когда узнал, что там больше века хранится, неделю ходил пришибленным, все глаза косил, счас вроде попривык, но про то, я попозже расскажу, когда совсем успокоюсь.
Вот тут, недалеко от озер мы сейчас вдвоем и живем. Он меня не гонит, а я сам не ухожу. Бегаю как он что попросит принести. Ну и как-то прижился. Хотя Демон сразу сказал – ты, мол падаван, никто и ничто. Пока не мешаю ему под ногами и не отвлекаю, могу крутится рядом. Вот и кручусь, помогаю чем могу, когда тот уходит в задумчивость – стараюсь на глаза не попадаться.
Первую ночь вообще рядом с лесенкой в его вагончик на улице переночевал. А что, лето на улице, жара. А потом, он мне персональный кунг стал доставать. Да и кормит от пуза, только занимайся.
Вообще, живу как барчук!
Вначале было жутко – он в одиночку положил роту фрицев и с десяток полицаев, и в то, что немцы простят это деревне, совершенно не верилось. Это в сорок первом они еще были «цивилизованными» а как их стали наши под Москвой давить, так и озверели. Да и не просто они в нашу деревню приперлись – рядом железка проходит, там длиннющий перегон. Наверно на нем случилось что.
Вот и получалось, что и идти мне было некуда. Родных нет, в деревню возвращаться страшно, а Демон он хоть и странный, но и кормит и спать дает в кунге, это такой стальной вагон без колес, с толстыми, «противопулевыми» металлическими ставнями, да еще и на чистых простынях. Правда и меня перед этим каждый день заставляет мыться. Пунктик у него, как он выражается, против животных, после проведения нескольких лет в средневековье. А уж что он про иноземную знать рассказывал – жуть просто! Наши, в деревнях и то культурнее себя ведут. По крайней мере под лавку не гадят и вшами не гордятся.
Ну вот, пока вспоминал добежал до озера.
Мечта упасть в воду слегка отодвинулась. Пришлось еще пару кругов вокруг воды делать, счастье что уже без утя-же-лителей. Скинув груз первую минуту было состояние: вот сильнее оттолкнутся и улетишь…
Потом я тихо плескался на мелководье, пока Демон не мотался туда-сюда, сначала по поверхности, а потом и под водой…
А потом появилась ЕДА. Пусть только салат, но вкуснючий! Наши, деревенские, такое точно не пробовали. Да я и сам вначале, от незнания, пытался побыстрее смолотить – все какая-никакая еда, пусть и чудная. После голодного года любая за счастье была, а уж такая… а сейчас привык.
И уже почти не удивляют появившиеся как будто из воздуха, ни шикарный резной стол, ни гнутые стулья, ни прозрачные небьющиеся тарелки…
Ну и едим, теперь как баре серебром и культурно. Демон говорит серебро дюже полезно – микробов убивает, не всех, конечно. Но хоть что-то, уже польза.
А культура…. Нет, наставник как-то показал полный набор из пары десятков ложек вилок и другого непотребства, даже сам признался, что не все и сам может использовать.
Но когда я по первости ел вилкой с ножом – его сильно веселило. А когда у него хорошее настроение, он много чего занимательного рассказывает. Вот я и ел ими, затаившись слушая его рассказы. А сейчас вроде как привык – ну да, с ножом как-то удобнее даже. Ну его манеру речи тоже как-то перенял. Перенимаю, точнее.
Ну все, поели, можно и обратно пылить. Хотя, похоже бежать мне придется уже в одиночестве: Демон глянул на часы, значит поедет на мотоцикле, мне ни за что не угнаться…
Через мгновение на поляне остался только я с бревном и мешком. А он уехал на своем кутере.
Ну а я…
Нет, в принципе я могу и еще полежать и даже бросить тут мешок с песком и неудобную корягу – Демон ни слова не скажет. Но…
Стискивая зубы впрягаюсь в лямки в первое мгновение неподъёмного мешка и прижав к животу неудобную деревяшку направляюсь на базу. На базу.
А пока я выполняю все советы наставника – НАШУ базу. Нужно будет, пока тот «ныкает ништяки» помыть у себя в вагончике. В его боксе есть специальный уборщик, да и не пускает он меня внутрь никогда. Один раз заглянул в толстенное и мутноватое окно – так обставлен на мой взгляд довольно просто, стол, кресло и кровать. Естественно одна, а не как в моем – две внизу и две вверху откидывающиеся. Ну и наверно в торце, как и в моем кунге, есть душ с унитазом.
Я с утра забегал с улицы, собирался позже захватить свой «Вальтер» что ночью всегда кладу под подушку, но тут наставник сказал, что пробежится со мной, искупнется перед «делом», вот я мухой и носился по вагончику, наверно наследил, а у Демона на чистоте пунктик!

решил выложить и здесь. собственно один вопрос - стоит ли присвоить статус +18 за коньяк и убийства?
ну и буду рад найденным ошибкам и неточностям.

Ну то, что грамотный, это я сам вижу, это, кстати вторая версия.
В первой Демон ему каждое новое слово растолковывает. Читать современому читателю скучно, мы и так все понимаем. Да и  выглядит Демон слишком мягким.
Так что так.
Насчет 18+: в мою молодость, нас в классе 6...7 вывели всех на просмотр фильма "иди и смотри"
Сейчас на нем ценз 18+.
А про алкоголь года три как начинали придавливать.

отредактировал, переписал на взгляд от первого лица

Глава 3. Умирающий город.

Перелет с базы в Ленинград меня не впечатлил. Сев рядом с наставником на удобное кресло в круглой и прозрачной как мыльный пузырь кабине какого-то игрушечного вертолётика, мы долго-долго просто взлетали. Вверху шелестели лопасти, рядом сидящий Демон смотрел в какой-то прибор и попросил не отвлекать, а вокруг было «ничего». Как будто их, как игрушку поместили в клок ваты и там забыли. Если бы не шуршание сверху, да слегка помутневшее стекло пузыря, вообще казалось, что мы никуда не двигаемся.
В таком режиме время тянулось медленно и нудно. Кресло было удобным, пространства вокруг мало, ничего не происходило, Демон все также был занят и молчал, и я неожиданно для себя… уснул.

Проснулся от толчка в плечо, спросонья оглядевшись заметил: единственное что изменилось – стало вокруг немного темнее.
- Готовься, подлетаем. Сейчас сядем на поляну и перекусим, в сам город полетим под утро, когда обстрел не такой сильный.
В этот раз лагерь был на самом деле походный: кусок тряпки с двумя лотками с уже готовой обычной едой, картошка с котлетой и горошком, затянутые сверху прозрачной пленкой. Уже горячие. Еще был клюквенный морс в мягкой бутылке.

В этот раз Демон вел себя напряженно, постоянно поглядывал глазом в прибор, а высоко в небе кружил еще один вертолетик. Не тот, на котором прилетели, а совсем маленький, размером с ладошку.
- В общем слушай сюда, повторять не буду: заниматься с тобой в Питере мне некогда, да и нет желания. Все, что сейчас скажу – выполняешь четко и вовремя. Нет – мы расстаёмся. Времени у меня искать тебя по городу не будет, как и особого желания. Понятно?
В ответ я кивнул головой, но видя ожидающее лицо Демона, подтвердил:
- Понятно. Выполнять все, что вы сказали: не теряться, точно придерживаться графика.
- Tогда слушай дальше. Мы расстанемся скорее всего на неделю. Я оставлю тебя у очень хороших людей. Молодой профессор с женой. Там еще может быть их дочь, но это не точно. Блокаду она не пережила, в отличие от родителей. Условия буквально царские, - и он зло ухмыльнулся. Что в его представлении «царские» могло значить что угодно.
На твой прокорм дам немного консервов и каш. Имей ввиду, там сейчас голод. Реально голод! Опилки и бумагу в хлеб добавляют, чтобы всем, хоть такого хватило… – он непроизвольно повысил голос: - нет, я могу дать и намного больше, и наверно потом дам. Но сейчас это опасно. Просто убьют. Да не тебя, убьют, - он поморщился, увидев непроизвольное мое движение к кобуре, - а их. Те по простоте душевной побегут помогать соседям, а там не все… люди.
В общем, пока не важно. Будешь жить в Питере у них. Днем можешь делать что хочешь, но ночами, а именно после 23 часов и до 6 утра ты ночуешь в квартире. Чтобы если понадобишься, я не искал по всему городу. И чтоб никаких бомбоубежищ ночью! Понял? Часы есть?
Я, уже наученный опытом, кратко повторил: - Так точно! Часы есть, ночую в квартире с 23 до 6 утра!
- И не переживай. Тот дом всю войну простоял.
- А как они ко мне, ну, совсем незнакомому… - и я смутился.
- Нормально они отнесутся, тем более я и еды на тебя оставлю, и кое-какие документы покажу. Вот, глянь, твоя прописка и мой вездеход. - На слове «вездеход» он, непроизвольно ухмыльнувшись, протянул мне две бумажки. Одна серая, на которой и вручную написаны мои данные и пока еще незнакомый Ленинградский адрес и стояла синяя печать, а вторая даже на ощупь более качественная, хотя и чуть желтоватая, типографская, с гербом и слегка блеклым текстом, на котором ярким пятном выделялась синяя подпись снизу:

НАРОДНЫЙ КОММИСАРИАТ
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ.
12 мая 1945г.
N123.
СПРАВКА
Дана Тов. Попаданцеву Василию Ивановичу, в том, что он является
секретарем-референтом
ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ СССР.
При предъявлении, оказывать всемерное содействие.

Наркомом внутренних дел СССР Берия   Л. Берия

Я с немым восторгом рассматривал подпись самого Лаврентия Павловича. Что уж говорить, про Берию, а также Ежова и Ягоду у нас в деревне ходили разные слухи, и видеть, что САМ Берия был знаком с… Попаданцевым?! Я в недоумении поднял глаза на Демона.
Но тот видимо неправильно понял смысл моего удивления:
- Да знаю, что год не совпадает. Молодец, что вообще заметил. Но знаешь, что самое печальное? - я молчаливо уставился на него, - а никто, ну то есть вообще никто не замечает! А из руководства страны ни Микоян, ни Вознесенский, которые его лично держали это в руках, на этом тоже не заострили внимания! А я так хотел, чтобы ну хоть кто-нибудь спросил: «а что это у вас в бумаге год неправильный?» - он мечтательно закатил глаза.
- Я бы тогда сказал, что мол, ошибся человек, ну описался. Бывает. Но вы можете сами, вот прямо сейчас ЕМУ позвонить и уточнить… я даже могу дать ЕГО персональный телефон. Так вот представляешь, никто ни разу «не заметил»! – он с усмешкой забрал документ, сложив его пополам, -  Ну хоть тебе вот сказал…
-  Что же я еще хотел сказать? Да наверно из главного все.
Демон в наступающем сумраке быстро убрал к себе все остатки после нашего привала, и уже садясь в кресло вроде как вспомнил:
- Еще хотел заметить насчет оружия: я настоятельно советую ты бы свой пистоль или дома оставляй, или на время мне отдай. Нечего тебе с немецким оружием по городу разгуливать, с твоей откормленной р… лицом останавливать, видимо, будут очень часто, ну и посчитают шпионом, так я могу и не успеть, если вообще узнаю. Ну и насчет поведения - больше молчи, за умного сойдешь.
Пистолет я, как наверно и ожидал наставник, взял с собой.

Садились в полной темноте, прямо на широкую дорогу рядом с Невой, красиво подсвечиваемые дальними осветительными ракетами. От реки несло холодом и неприятным запахом тины и тухлятины.
С самой первой минуты мне город не понравился. Он был какой-то пустой, вымерший и какой-то злой.
Быстро убрав вертолет, демон направился к ближайшей громадине, и зайдя в первый подъезд, поднявшись по широченной лестнице, с минуту барабанил в дверь.
А на вопрос «кто там?», чуть замешкавшись едва слышно ответил: «НКВД. По личному вопросу». Дверь открылась буквально через секунду.  В тусклом свете квартиры с трудом можно было разглядеть растерянного ссутулившегося мужчину.
- Еще раз прошу прощения, я действительно представитель НКВД, - и сунул в лицо мужчине раскрытое удостоверение, - но мое ведомство к вам не имеет никаких претензий… как минимум сейчас. Вы позволите? - И рукой показал внутрь квартиры.
- Да, конечно…
Дальше прошло быстрое обсуждение моего проживания в течении недели, и уже уходя, Демон протянул котомку с несколькими матерчатыми мешочками с крупами, мукой и кирпичом ржаного хлеба, и огромным куском сала, которую я и помогал собирать. От мясных консервов пришлось отказаться, советских у Демона не оказалось, а немецкие давать было как-то неправильно, вот в итоге и заменили салом. Зато его положили от души.

И хотя Петр Станиславович, как он сразу же после ухода представился мне, старался это скрыть, но после того, как мы остались вдвоем, он заметно расслабился. Хотя взгляды в мою стороны были несколько смущенными. Но больше меня его смущал узелок, который он держал в руках, и который сейчас на всю приходую буквально благоухал салом с перцем и чесноком… хотя я недавно ел, но даже мне захотелось кусочек, да еще и на черном хлебушке…
Слегка скрипнула внутренняя дверь, я обернулся и только сейчас обратил внимание, что комната хотя и большая, но достаточно пустая, из всей мебели тут был старый, видимо еще с прошлого века сундук, и стальная вешалка в виде трубы с несколькими крючками сверху.
Из приоткрытой двери на него смотрели огромные серые глаза на худощавом болезненном лице светловолосой молодой женщины.
- Моя супруга, Ирина Викторовна, а это товарищ хм...  Деметрий Илларионович, в сумраке, слегка щурясь и заметно побледнев, с трудом прочел он надпись на бумажке с моей пропиской, как я понял, в их квартире.
- Товарищи из НКВД… попросили… к нам на неделю… - все тише и заметно бледнее прошептал он.
- Петенька! - всполошилась его супруга, ты иди, выпей капелек, полежи, я товарища Деметрия сама размещу...
- А, да, спасибо… я, пожалуй, и правда… пойду прилягу. А, да, вот его паек…, - и он всунул в руки женщины котомку и мою бумагу.
- Ирина Викторовна, бывшая баронесса Армфельт, - сухо и дерзко представилась женщина, - идемте, я покажу вашу комнату. Ваш завтрак будет в семь утра. И развернувшись гордо удалилась.
То, что все это время она находилась в тонкой рубашке я заметил только когда поплелся за ней.

Квартира представляла из себя скучное место. Голые стены, минимум мебели, да и та большей частью железная и массивная. Зато потолки были такой высоты, что спору было организовать чуть ли не еще один этаж. Но все, судя по разворошённым постелям, почему-то спали в коридоре, не имевшем окон, но зато с несколькими дверьми.
Мне «постелили» в совершенно пустой комнате, на свободную койку с сеткой, просто бросив на железные прутья старое пальто и предложили досыпать.
Несмотря на то, что время было позднее, ну или слишком ранее, спать было непривычно.
Во-первых, все время из плотно задёрнутого окна был слышен гул идущей где-то вдалеке перестрелки, во-вторых из-за задёрнутого окна стояла непривычная духота. Нет, жарко не было, но вот именно непривычная влажность не давала заснуть. Если накрыться шинелью, было душно, если раскрыться - сразу начинал зябнуть. Ну и в-третьих, и наверно главных, спать на кровати, практически на стальных пружинах, было сомнительное удовольствие. Проворочавшись с час, я просто сбросил старое пальто на пол и пристроился на нем. Тут было немного прохладнее, наверно поэтому я на удивление очень быстро уснул.

Утром болело все. Поднявшись, аккуратно выглянул за дверь, где и застал всех жильцов квартиры. Судя по их виду, они кажется не спали всю ночь.
Семья, а именно молодая, болезненная женщина в тёмно-синем ситцевом сарафане, назвавшаяся вчера баронессой Армфельт, уже знакомый Петр Станиславович в серой рубашке и черных брюках, сегодня смотрящий через смешные очки без дужек, и девочка приблизительно его возраста, буркнувшая, не заметив грозный взгляд матери - «просто Лена», только очень худенькая и подростково-нескладная, в белом платье в мелкий черный горошек, встретили его настороженно.
Быстро ополоснув лицо, вода была только холодная, в чугунном умывальнике, смотрящемся на стене ванной комнаты чужеродно, он прошел на кухню, где ему было подана горячая каша с кусочками сала, сваренная на примусе. Одному ему.
Все остальные пили пустой «морковный» чай. И смотрели на него такими глазами…
В общем и каша на вид была не фонтан, да еще в таком окружении, что он, слегка поковырявшись в вареве ложкой, но так и не съев ни кусочка, отодвинул тарелку в сторону.
- Вы позволите? - И видя, что я его не понимаю, профессор, заметно покраснев закончил мысль: - вы же не будете против если дочка за вами... доест? – было видно, как Петр Станиславович буквально выдавливает из себя это предложение.
- Да-да, конечно! – Смутился уже я сам. Я вообще не против, если вы будете готовить на всех, я думаю, что наставник принесет еще…

Чтобы не смущать ушел к себе в комнату, осторожно отодвинул уголок шторы и взглянул на улицу. К сожалению вид оставлял желать лучшего: двор-колодец, тихий, грязный, сырой, темный...
- Зато здесь тихо и не так опасно во время бомбежек, - раздался сзади негромкий голос хозяйки.
- Спасибо. Вы не такой как они… впрочем это ничего не меняет. Идемте, я покажу квартиру. И Ирина Викторовна, видимо являющаяся негласным лидером, повела его по полупустым, голым комнатам, где часто не было даже обоев.
- Многое сожгли прошлой зимой, грелись… - заметив его удивление уточнила она.

В другой комнате она показала на мраморный камин, прокомментировав, - рабочий, но дымоход забит тряпками. Так теплее…
Так они и ходили, хозяйка, мимоходом указывая на всевозможные недостатки, в виде то отвалившейся плитки или покрытых плесенью стен, каждый раз внимательно отслеживая его реакцию, а под конец еще и всунула в руки связку ключей:
- Ну вот, дальше живите, как хотите. Было время, мы были счастливы здесь. Не знаете, когда уже нас… спишут? Нет ничего хуже, чем ждать, - и внимательно вгляделась в мои глаза. - Вас же прописали в нашей квартире? Значит прошлые её жильцы должны… съехать? Правильно я понимаю?
- Э… в смысле съехать?  - Я с удивлением взглянул на женщину. Все что произошло с утра наконец до меня стало доходить:
- Нет-нет, вы совсем неправильно все поняли! Квартира так и останется вашей, ну как минимум до конца войны, я через неделю съеду, а справка нужна на случай моей остановки патрулем, чтобы вы могли подтвердить, что я тут живу! Все у вас будет замечательно… ну неплохо… наверно. Вы с мужем выживете в этой войне... Демон так сказал, что с вами все будет хорошо, … - и смутившись замолк, поняв, что сказал, кажется, лишнее.
- Демон значит? – женщина грустно усмехнулась, - Прозвучало достаточно… откровенно. Хотя я сейчас готова поверить наверно и в демонов…  вы сказали про нас двоих? Значит Лена… не переживёт?
- Я не знаю! Правда не знаю!  - непроизвольно смутился, - А «демон», ну это просто кличка такая… для своих… только он просил вам ничего не рассказывать, а я… ну, проболтался в общем.
- А вы не задумывались, молодой человек, что вы можете быть просто не в курсе?
- Нет! В смысле, все это было сделано, только чтобы я мог неделю где-то жить и не мешать хм… Василию Ивановичу. Я уверен он просто выбрал для себя самый простой вариант, даже не подумав, как это может выглядеть с вашей стороны… ну или как всегда, посчитал это неважным. – шёпотом закончил свою мысль.
Поверила ли мне Ирина Викторовна, но вроде как отношение чуть-чуть потеплело.

На улице было тихо и солнечно, оставив жильцов квартиры обдумывать все, только что произошло, я торопливо выскользнул за дверь, пообещав, что вернусь не раньше ужина, и приказал чтобы обедали без меня. «Просто Лена» закрыла за мной дверь, проводив тяжелым взглядом. Судя по её выражению она как минимум нас подслушивала.
Выходил я поэтому не в самом хорошем расположении духа. Да еще почти сразу живот напомнил о себе тем, что я не завтракал. Чертыхнувшись, я решил, что один то день точно перетерплю…
Ленинград производил гнетущее впечатление. До этого я никогда и ни разу из своей деревни не выезжал, даже в расположенный недалеко Смоленск, а тут такой огромный, такой высокий и такой жуткий.
Нет, про сам город я естественно слышал, колыбель революции, все-таки.
Но вот побывать даже не мечтал, и поэтому, когда очутился на улице предоставленный самому себе, с одной стороны хотелось походить, посмотреть тут на все, о чем я помнил из газет и учебников. Но и случайно потеряться в таком огромном городе было страшновато. Даже покинутая мною деревня после разграбления фашистами казалась более живой.

Далеко отходить от знакомого дома было боязно, поэтому я ходил буквально кругами, отдохнул поседев на гранитной набережной без единого рыбака на берегу Невы, рассматривая серые мутные воды, поглазел на резные дома вокруг. Красивые, но такие мрачные.
Все окна на зданиях были перечеркнуты белыми крестами наклеенной бумаги и плотно закрытые черными шторами. Но иногда встречались и заложенные мешками с землей. Вообще мешки с песком и землей встречались очень часто. Иногда даже посреди улицы возникала огромная пирамида из них. Как потом подсказал Петр Станиславович – так Ленинградцы защищают многочисленные статуи от каждодневных обстрелов.

Даже по окружению было ясно, что попал я не в самый бедный район города, но даже здесь жизнь сейчас была едва заметна. Небольшая толпа сгрудилась рядом с подвальчиком, где, когда я, потолкавшись рядом подслушал: оказывается, тут отоваривали карточки. Давали вроде как хлеб, но хлебом почти не пахло. У меня карточек, естественно не было, поэтому я заспешил дальше.
И нет, Ленинград не был пустым, но встречая на улицах худых болезненно-безразличных к всему творящемуся вокруг людей мне неожиданно стало стыдно. Стыдно что я такой сытый, такой ухоженный и такой… крупный. Я, переживший голодную зиму и засушливое лето, что с грибами и ягодами, а главное хоть и мелкой, но обильной рыбой, что в обилии водилась в окрестных прудах и болотах, позволяли довольно сносно жить. А уж на харчах наставника и ежедневном занятии спортом, то и окрепнуть.
так что сейчас на фоне местных жителей я выглядел как пришелец из другого мира.

И да, обстрелы, самолетные налеты, и даже обычная канонада где-то вдали практически не прекращалась. Редкие моменты тишины начинала со временем напрягать даже сильнее налета.
Есть хотелось все сильнее, и я в очередной раз посмотрев на часы и решив, что четыре часа это почти вечер заспешил «домой». Нет, квартира для меня не стала настоящим домом, но оказавшись один в огромном городе, непроизвольно тянуло туда, где был хотя бы такой кусочек спокойствия и условного уюта.

Отредактировано Al (21-12-2025 21:04:55)