Как интересно, а какие у меня должны появится аналогии после ваших посланий?

Для разминки пройдёмся по "шаблону".

1. Кто и зачем отправил новейшие и самые мощные ЭБР на ДВ на внешний рейд?
В РИ Макаров неоднократно слал телеграммы предупреждая о том, что держать корабли на внешнем рейде опасно, а в преддверии войны «сравни преступлению». Старк, кстати, в РИ никогда не отличался идиотизмом, болезнью Дауна он также не страдал, и высылать в качестве брандвахты "Ретвизан", "Цесаревич" и "Палладу" не стал, даже если бы Найдёнов вместе со своими живодёрами-китайцами грозил ему насильственной дефлорацией.
Обстоятельства, приведшие к ситуации сложившейся в РИ 27 января 1904 г. в этой теме я уже выкладывал.
2. Как японские миноносцы не отличавшиеся хорошей мореходностью смогли добраться до ПА, зачем они вообще отправились в это увлекательное путешествие во время шторма, и что они там искали?
В РИ при шторме или сильном волнении миноносцы времён РЯВ в море не гуляют.
3. Атака ПА в альтернативно-японском исполнении не выдерживает критики.
В РИ всё было гораздо логичней.
Ночью ударили миноносцы, днём за «подранками» пришёл Того. Вражеский корабль мало повредить, его следует захватить или утопить, на «золотые торпедные залпы» в Теейко Кайгун не надеялись.
4. РЯВ началась позже, отряд контр-адмирала Вирениуса ("Ослябя", "Аврора", "Дмитрий Донской", "Алмаз") по идее должен уже пересечь Индийский океан и подходить к Сингапуру.
В РИ Вирениуса развернули из Красного моря, хотя Макаров категорически настаивал на том, чтобы отряд продолжил поход.

На неудобные вопросы вы кажется не отвечаете? Или вас опять не устраивает логика?

ИМХО стоит чуть-чуть понизить градус беседы 

А кстати,почему это должно остановить его?
Авиация ещё не получила признание в качестве некоей грозной силы,которой следует опасатся броненосному флоту.
В реале,после возвращения миноносцев Того таки пошёл добивать ПАЭ.Не уверен,что в свете доклада с миноносцев о как минимум повреждении нескольких крупных кораблей японцы не пойдут к Артуру только из за факта неподавленной авиации.

Так как ругаться про одно и то же может надоесть, расширяю базу этого процесса, то есть выдаю продолжение:

                  Глава 29

  Через день после сражения уже можно было подводить какие-то итоги. Оба катамарана с разведывательными самолетами, отправленные оценить состояние японской эскадры, доложили, что потерь у нее нет, но состояние всех кораблей весьма далеко от идеала. Особенно досталось «Микасе». Ее кормовая башня смотрела пушками вбок, носовая тоже повреждена, половина среднекалиберной артиллерии выбита, надстройка изуродована бомбами. Корабль с трудом держал ход в восемь узлов, и лечик отметил следы многочисленных пожаров. Состояние остальных кораблей было лучше, но ненамного. Неповрежденных у японцев не было вообще.
  У нас утонул только «Петропавловск». Не было известий о судьбе «Аскольда», а к вечеру мне доложили, что «Цесаревич» объявился в Циндао. В целом повреждения наших кораблей оказались куда меньше, чем у японских. Правда, был убит адмирал Витгефт, которому я искренне симпатизировал… Именно он должен был принять командование после гибели Макарова, но попавший в самом начале артиллерийской дуэли в мостик японский снаряд поставил точку в его карьере. Уточнив подробности, я скрипнул зубами. Японцы открыли огонь с пятнадцати километров и ухитрились попасть при этом, а наши, из-за облегченных снарядов, даже не могли отвечать! И ведь говорил я Гоше, что облегчать снаряды, то есть повышать точность на малых дистанциях в обмен на снижение дальности, нельзя! Нет, Макаров знает, что делает…
  Тут мне опять стало плохо. До своего вагона я кое-как доковылял, но там, сумев только уже в полубреду приказать охране «Никого не пускать!», потерял сознание.
  Утром я недадолго пришел в себя, как раз чтобы только успеть отменить запрет в отношении медперсонала и Гоши.

  Следующую неделю я почти не помню. Вроде мне докладывали о готовности эллинга и просили приказа на перебазирование дирижабля… Потом пришел Гоша и пытался прочитать мне какое-то письмо, и я все никак не мог понять, кто и зачем меня ждет в Питере… потом я увидел себя в своей квартире, в Москве две тысячи восьмого, и вообще чуть не сдох от отчаяния, решив, что в какой-то момент бессознательно сделал необратимый переход. И с каким же облегчением, снова разглядев над собой потолок вагона, я понял, что это был просто бред!

  Но окончательно я начал приходить в себя только в начале апреля, как раз по получении донесения, что испытания первой партии «Кошек» закончены, Маша грузит все шесть штук в эшелон и выезжает в Порт-Артур.

  Пытаясь разобраться с делами, накопившимися за время своей болезни, я не сразу обратил внимание на некоторую странность – мне совершенно перестали попадаться навтречу люди в морской форме. И еще – как только я собрался съездить в Порт-Артур, тут же нашлась куча каких-то якобы совершенно неотложных дел, помешавших мне туда попасть, и озвучивал их местный начальник филиала шестерки – а вот и он, кстати, с докладом…
  - Доклад потом, - встретил его я, - а сейчас быстро – что вокруг меня происходит?
  - Вы про что? – почти натурально удивился тот.
  Моя правая рука уже была в кармане, поэтому я просто нажал кнопку на пульте. Тут же на якобы глухой стене купе открылась сдвижная дверь, за которой обнаружились три Таниных девочки с ПФ-ми в руках.
  - Тридцать секунд, - пояснил я, - а потом в моих секретных службах произойдет радикальная реорганизация. Я вас слушаю.
  Шестерочник побледнел – он ни секунды не сомневался, что девочки выполнят любой мой приказ. И хорошо еще, если это будет приказ сделать из него решето – а то ведь может быть и, прострелив для порядка ногу-другую, оттащить в последний вагон поезда, бывшую столовую…
  По п-п-риказу ег-г-го величества, - начал он запинаясь, но все же взял себя в руки, - в Порт-Артур прибыл доктор Боткин. Он осмотрел вас, ознакомился с историей болезни и сказал, что у вас… у вас на фоне переутомления от работы с тяжелым ранением развилась фобия…
  - И что, всякий коновал, пусть даже и императорский, теперь может приказывать начальнику моей секретной службы? – осведомился я.
  - Нет, это был его высочество, - возразил шестерочник, - вы были без сознания, и он не приказал, а попросил, объяснив это состоянием вашего здоровья…
  - Но сейчас я в сознании, так что пройдите в соседнее купе, закройте дверь и тихо сидите там до окончания расследования этого интересного случая. Э-э-э… вам помогут.
  Визитер вышел, за ним одна из девочек. Я спросил у старшей из оставшихся:
  - Это правда?
  - Про Боткина – да. Про его диагноз я ничего не знаю.
  - Та-ак… пригласите, пожалуйста, ко мне его высочество. Без спешки, просто передайте, что я тут самую малость посоветоваться хотел…