Венн остановился так внезапно, что Гаор едва не налетел на него. Пришли?! Но за белой дверью оказался лифт, а после лифта – даже непонятно, вверх или вниз они ехали, кабина глухая и ход плавный – опять коридор, точно такой же. Ещё дверь, просторный практически пустой холл, неприятно напомнивший Гаору зал, в котором «прессовали» того спецурчика, снова дверь, маленький лифт, ещё коридор, такой же белый, но с ощутимым «больничным» запахом, ещё дверь...
Большой, заставленный каталками, стеклянными и металлическими шкафами, какой-то аппаратурой, но, несомненно, медицинский кабинет, и среди ослепительной белизны кафеля и сверкания металла и стекла врач в белом халате.
– Добрый день, доктор, – весело поздоровался Венн. – Вот он, целенький, здоровенький и активненький.
Врач кивнул, оглядывая замершего в уставной стойке высокого раба в кожаной шофёрской куртке. И по этому взгляду Гаор узнал его. Тот самый, смотревший его дважды на той квартире. И что теперь? Осмотр, сортировка? Или... исследование? Смертным холодом потянуло по спине. «Но... – попытался он успокоить себя – Венн отпрашивал его на пару периодов, так что...»
– Раздевайся, раб, – приказал врач.
– Да, господин, – ответил Гаор онемевшими как от удара губами и расстегнул куртку.
Последовавший за этим осмотр был бы повторением тех, памятных по той квартире, где он отлёживался, если бы не приборы. Ему измерили объём лёгких, рост, вес, ещё что-то... Суетились возникающие как из-под пола, вернее, из дверей то ли шкафов, то ли других помещений помощники врача в белых комбинезонах, резиновых перчатках, глухих то ли шапочках, то ли капюшонах и закрывавших пол-лица белых повязках-респираторах, так что не поймёшь ни возраста, ни пола. Подсоединяли и отсоединяли приборы, приклеивали ему на тело электроды и датчики, привязывали и отвязывали то к одному креслу, то к другому, то к каталке. Приказы помощникам врач отдавал отрывочными фразами из непонятных слов, а чаще жестами. А их голосов Гаор вообще не слышал. Боли не было, ну скажем так, особой боли, хотя и мяли, и нажимали, и проверяли крепость рубцов и шрамов, но голова у него пошла кругом, и он уже даже не пытался понять, кто и что с ним делает, тупо выполняя приказы лечь, встать, повернуться, поднять или опустить руку или ногу...
– Закрой глаза, – приказал врач.
Гаор с невольным облегчением – так страшно бил в глаза свет бестеневой лампы над столом, к которому он был привязан – опустил веки, и сразу ему завязали глаза плотной, но не режущей повязкой. И почти сразу ощутил, как чьи-то мягкие тёплые пальцы ощупывают, нет, ласкают ему половые органы. Страшные воспоминания о пресс-камере заставили его зарычать и рвануться.
– Нет! – хрипло закричал он, пытаясь порвать привязь.
– Молчать! – резко скомандовал над ним голос врача.
И он обессилено замер, ожидая наказания за неповиновение. Пусть убивают, пусть что угодно, но чтоб не это, чтоб...
– Когда поили? – ворвался в мозг голос врача и тут же лёгкая пощёчина, когда не бьют, а приводят в чувство.
– Три... дня... назад... – хрипло с паузами выдохнул он, уже вполне сознательно не добавив положенного обращения, чтобы, наконец, получить такой удар, от которого сможет потерять сознание.
Но его не ударили, а продолжили допрос:
– Гуща? Разбавленное?
– Разбавленное, – продолжал он нарываться.
– С чем смешали?
– С чаем.
– Пропорцию знаешь?
– Нет.
– Разрядка была?
– Да.
– А сейчас не хочешь? – насмешливо спросил врач. – Чего так, раб? Не хочется без «пойла»?
И снова те же вкрадчиво шарящие по его телу руки. И его безуспешные попытки вырваться, уйти. Снова сводит горло судорогой, превращая слова в хриплое невнятное рычание.
– Ты смотри, какой живчик, – весело удивляется кто-то над ним.
Это не врач и не Венн, их голоса он знает, кто это? Вроде он его слышал, где и когда... чужие руки, умелые и нестерпимо противные ласки не дают сосредоточиться...
– А ведь вы правы, весьма интересный экземпляр.
Нет, он не даст себя довести, нет...
– Конечно, система затронута и перспективы неясные.
– Но он сопротивляется воздействию.
– Да, и это самое интересное.
– Провести бы его по полному циклу.
– Да, получили бы цельную картину.
– Но...
– Вот именно.
– Возьмите пробы тканей и на этом пока остановимся.
Кто это говорит? О ком? Пробы тканей? Исследование перед утилизацией?
– Помассируй ему, я же не могу ввести катетер.
– Введите релаксант и не мучайтесь.
– И отключите его, он ещё нужен.
Гаор успел ощутить укол возле ключицы и наконец-то потерял сознание. Наступила чернота, чёрная пустота, и он стремительно падал в этой пустоте.
И так же внезапно пришёл в себя. Он голый, лежит на чём-то... Но ни разлёживаться, ни даже просто толком очухаться ему не дали.
– Рыжий, – позвал его голос Венна.
– Да, мой господин, – откликнулся он, не открывая глаз.
– Вставай и одевайся.
– Да, мой господин, – повторил он формулу повиновения, открыл глаза и сел.
Оказывается, лежал он на узкой больничной кушетке, застеленной белоснежной и даже накрахмаленной простыней. Рядом на стуле аккуратно сложена его одежда, внизу ботинки, а... кабинет другой. Маленький, обычный амбулаторный кабинет, с канцелярским столом, одним застеклённым шкафом, ростомером, весами, на стене таблицы для проверки зрения... Всё это он быстро разглядел, одеваясь. За столом сидит... Венн. А тот кабинет, с приборами? И что там с ним делали? Нигде вроде не болит, но...
– Давай, Рыжий, не копайся, всё у тебя цело, – рассмеялся Венн. И уточнил: – Пока.
«Сволочь тихушная, – про себя зло выругался Гаор, быстро зашнуровывая ботинки, – пошёл бы ты... со своими шуточками и приколами». На левой руке, в локтевом сгибе, след укола. Взяли кровь на анализ или что-то вкололи? Зудит под лопаткой. Опять же, как от укола. И катетеры ему, похоже, вставляли и спереди, и сзади. Зачем? Опять же... брали образцы тканей или что-то ввели? Сволочи.
Одевшись, он встал перед Венном в уставную стойку. Тот оглядел его с улыбкой, но очень серьёзными глазами и кивнул.
– Хорош. Сейчас верну тебя, – усмехнулся, – любимому хозяину в целости и сохранности, будто ничего и не было. Но учти, Рыжий. Распустишь язык, будет плохо. Тебе. И очень плохо. Всё, что раньше было, игрушками покажется. Понял?
– Да, мой господин, – с привычной бездумностью ответил Гаор.
Венн ещё раз очень внимательно оглядел его и кивнул.
– Ладно, поверю тебе на слово.
Венн встал и они оказались вплотную лицом к лицу. Гаор не отступил и не потупился, по армейской привычке глядя в переносицу начальства.
– Откупил бы я тебя, – вполне искренне сказал Венн, – но не по карману мне такие траты. Да и, – и улыбнулся совсем другой, насмешливой и злой улыбкой, – не продаст тебя твой хозяин.
Гаор невольно насторожился, но злоба и насмешка, похоже, относились не к нему. Во всяком случае, его не ударили, а скомандовали:
– Иди за мной.
Те же или другие коридоры, лифты, холлы, лестницы, снова лифты и... подземный гараж?! Вон и лимузин хозяйский стоит. Ну, ни хрена себе система!
– Всё, – сказал Венн, остановившись у машины. – Больше ты мне не нужен. Аренда закончена. Оставайся здесь и жди хозяина.
– Да, мой господин.
– Господин, – с той же злой усмешкой, но без удара поправил его Венн.
И ушёл.
Оставшись один, Гаор постарался перевести дыхание, достал тряпку и протёр ветровое стекло, открыл капот и немного покопался в моторе. Не так проверяя машину, как успокаивая себя движением, привычной и потому не требующей особого внимания работой.
Чёрт, что же это было? Врачебный осмотр? Да, тогда, он помнит, врач сказал, чтобы его ему показали через месяц, но... но почему Венн сделал это фактически в тайне от Фрегора и велел молчать? Чёрт, похоже, Венн против Фрегора. И что? У голозадых свои разборки, твоё какое дело? Но когда генералы ссорятся, солдаты ходят в атаку без огневого прикрытия. Пробовали, знаем. Но... нет, вмешиваться ему нельзя, незачем, да и... убьют, так убьют, хватит. Продать тебя не продадут, из «Орлиного Гнезда» только через печку выход, так что пусть Венн делает с Фрегором что ему нужно и хочется, твоё дело рабское.
Убрав тряпки и расхожие инструменты, Гаор сел в лимузин и приготовился к ожиданию.

Отредактировано Зубатка (12-03-2011 07:24:15)