Пока они возились с оружием, а Гаор с готовкой, стемнело, и огонь казался особенно ярким. Расселись вчетвером: Арг напротив, Ангур справа от него, Риарр, как и положено младшему, слева, а что они оба оказались рядом с лохмачом… ну, так, может, это и к лучшему. Гаор еле заметно усмехнулся, поправил закатанные рукава рубашки – а, чтобы манжеты не припалить, зачем же ещё, а заодно посмотреть, знают ли молодые, что это такое: вдавленные полоски на запястьях, и по обычаю положено показать, что ничего в рукаве не спрятано – и первым, по праву хозяина, древним ритуальным жестом показав, что ни отравы, ни чего другого в общем котле нет, зачерпнул варева. Ложка, как и положено и по обычаю, и по Уставам, писаному и неписаному, у солдата всегда своя с собой. Черпали по старшинству, подставляя под ложку ломти хлеба и соблюдая ритуальное молчание.
Разваренная рыба с «солдатским жемчугом» – не самое изысканное блюдо, но горячее, а голод – лучший повар. Есть из одного котелка не по Уставу, конечно, у каждого своя миска или котелок должны быть, но личные ранцы в машине остались, так что… Риарр старался черпать вровень со старшими, хотя положена ему меньшая доля, но это ж не еда, а трапеза, тут по Огненному Завету все равны. Сержант, конечно, рискует, но, если что, то сам он чист: выполнял приказ, за все нарушения старший отвечает. И хорошо, что лохмач молчит, а то если опять болботнёт, то ведь не сдержится, врежет за дикарство, а это уже нарушение серьёзное… Риарр облизал ложку и вздохнул: в котелке оставалось меньше четырёх ложек, их наверняка себе сержант заберёт.
Ангур заметил устремлённый на остаток варева жадный взгляд младшего и усмехнулся: сам был таким, всегда наестся не мог, сейчас уже полегче, говорят, как метки зарастают, так и голод, и… многое другое отпускать начинает. Ну, со жратвой, это даже не сержанту, а лохмачу решать – его костёр, хоть и сообща зажигали, его и еда.
С каждой ложкой, даже жестом, тем, как нарезан хлеб, как сидит лохмач, Арг убеждался: армеец, войсковик, и запястья открыл не случайно, знает и понимает, так «бранзулетки» получил до или после клейма, или одновременно, тогда за что? Придётся в открытую играть, сам ведь не скажет, а знать надо, чтобы дальнейшее решить. И начать придётся… да, иначе разговора не будет. И молодых придётся подключить, у общего костра не врут и не отмалчиваются.
– Я Арг.
Гаор невольно даже вздрогнул, настолько внезапно и резко прозвучал голос сержанта. И подчиняясь его взгляду-приказу, назвались младшие.
– Ангур.
– Риарр.
Гаор еле заметно дёрнул в улыбке углом рта.
– Рыжий.
– А до? – сержант щёлкнул себя по воротнику.
Гаор усмехнулся более явно и более зло.
– Гаор Юрд.
– И за что?
– Бастард, продан отцом за долги наследника.
Гаор приподнял надо лбом волосы, показывая клеймо.
– Это кто ж такой отец? – не сдержал удивления Риарр.
– Генерал спецвойск Яржанг Юрденал.
Ангур озадаченно выругался, а сержант присвистнул и кивнул.
– Так вот за что его в отставку выкинули. Хотя… это ж когда было?
Гаор мгновение промедлил с ответом, прикидывая в уме даты.
– Шестой год заканчивается.
– Тогда точно, – кивнул сержант и взглядом показал на его руки. – А это за что?
– Много знающие недолговечны, – спокойно ответил Гаор. – Я ж не спрашиваю про твои.
– Ну, у нас это не в редкость и не в укор, – отмахнулся сержант. – Они молодые, ещё получат своё, – и кивком показал им на почти опустевший котелок. – Доедайте.
Гаор кивнул, подтверждая его слова, и занялся чаем.
– Что за трава? – спросил, наблюдая за ним, сержант, пока Ангур и Риарр доедали варево, сталкиваясь в котелке ложками.
– В посёлке дала лекариха, – ответил Гаор, мгновенно уходя от внезапного и неожиданно точного удара Риарра.
Риарр немедленно получил запрещающий удар от сержанта, а Ангур искренне удивился:
– Здорово. Откуда знаешь?
– Учитель хороший был, – усмехнулся Гаор.
По поселковому он специально сказал, проверяя догадку и реакцию сержанта: по возрасту тот под «яр-методику» не попадал и вряд ли был «галчонком». А аттестованный поморщился, но усидел, так, значит, как электроды заросли, то и реакции прежней нет. Надо учесть, что в посёлке пацаны опаснее.
– И кто учил? – настороженно спросил сержант.
– Рарг, – честно ответил Гаор.
Подставить того он не боялся, поскольку всё обучение было по хозяйскому приказу, и его обученность у него даже в карте отмечена. Узнал, когда перед перерегистрацией – ну, на какого хрена это Рабскому Ведомству понадобилось никто, даже сами «зелёные петлицы» не знают, плюются, ругаются, но приказ есть приказ – хозяин выверял их карточки, вписывая прозвища родителей, а в его карточке стояла пометка: смотри решение Ведомства Юстиции номер такой-то, а когда только рот открыл, хозяин сразу велел заткнуться со словами: «Мне лишнего не надо. И тебе тоже, понял, нет?». Так что? Нет, прямого запрета не было, так что… каков вопрос – таков ответ.
– Он дембельнулся, помню, – задумчиво сказал сержант, – и ещё пятёрку молодых с собой увёл. Но те слабаки были, всё равно бы в «мясо» по дисциплинарке угодили, значит, вот как… – и усмехнулся. – Мало нас, вот и знаем друг друга. И помним.
– Я… слышал о нём, – кивнул Ангур, – Рукопашник, говорили, сильный…
– Он учить умел, – перебил его сержант. – Умельцев много, а учителей…
Гаор кивнул, соглашаясь.
– Его Серенгай сломал, – задумчиво продолжал сержант. – В раскрутку, правда, не пошёл, как другие, а там мало кто выдержал, мог на повышение пойти, не захотел, остался кем был и сразу дембельнулся, как война кончилась, – и быстрый в упор взгляд на Гаора. – Знаешь про Серенгай?
– Весь фронт знал, – спокойно ответил Гаор.
– А… ну да, – новый кивок. – Общевойсковое?
– Солдатское отделение полный курс.
– А потом?
– Вергер, Алзон, Валса, Малое поле, Чёрное ущелье, – Гаор усмехнулся. – Части назвать?
– Не надо, – отмахнулся сержант. – Кем на дембель ушёл?
– Старший сержант.
Новый кивок.
Пока они разговаривали, Ангур с Рарром довыскребли котелок и теперь принюхивались к травяному кипятку. Гаор снял чайник с огня. Ну, во что налить, у солдата не в ранце, а на себе хранится, так что проблемы не было.
Парни отпили настороженно, сержант как-то… задумчиво, явно прислушиваясь к ощущениям, а Гаор с удовольствием, хотя ни запаха, ни вкуса не узнал: что-то новенькое, так что когда опять в том посёлке будет, то спросит у лекарихи что за трава, как называется и для чего такая.

Отредактировано Зубатка (04-04-2016 18:44:20)

Orry
Спасибо.

Предрассветный лес оказался вполне проходимым. Бежали походной тройкой: сержант в центре, а они – справа и слева, чуть отставая, пасли свои секторы. Но местное зверьё и даже птиц особо не вспугивали, или те сами успевали убраться с их дороги. Темп сержант задал такой, что никаких мыслей в голове не оставалось, да и ночная ублаготворённость ушла, вернее, спряталась где-то в глубине.
Наконец сержант остановился и дал сигнал им подойти.
Ангур и Риарр, разумеется, незамедлительно выполнили приказ, но успели переглянуться: дескать, с чего это вдруг? Поляна как поляна, они уже столько миновали…
Сержант вдруг резко вскинул руки и схватил их за шеи так, что его жёсткие сильные пальцы легли на смертные точки, когда один и даже не слишком сильный, но точный нажим отключает дыхание. И мгновение спустя Ангур повторил его жест, так же приговорив сержанта и Риарра. А ещё через миг это же сделал Риарр. Смертный клятва взаимна, теперь они вместе и заодно, и навсегда, и слово одного – закон и приказ для остальных. Высшая клятва у спецовиков, с которой вынуждены считаться – если узнают, конечно – и офицеры,
Постояв так несколько мгновений, они одновременно отпустили друг друга, и Риарр незаметно перевёл дыхание: теперь его – чего он опасался с момента начала поездки – не убьют, не скинут использованным балластом.
– Болото там, – показал им на лесную стену сержант. – Сами выползли, здесь заночевали. Отсюда на базу.
Они кивнули, соглашаясь и принимая к исполнению. Да, вон и здесь родничок. Так что…
Они немного в молчаливом согласии побегали и повозились, имитируя следы ночёвки, даже нарвали полузрелых орехов и припрятали, но чтоб опытный глаз заметил, скорлупу и выкурили по сигарете, спрятав окурки в мох. Конечно, если прямо сейчас полезут с проверкой, то не прокатит, но уже к вечеру станет терпимо, а через сутки… ни один хрен не скажет, насколько давние следы.
На прощание напились из родника, черпая пригоршнями холодную и приятную своим холодом чистую воду, и снова побежали привычной боевой тройкой. Лес равнодушно не замечал их, живя своей жизнью. Что и как докладывать начальству – это обговорено, понято и принято, и никаким перекрёстным и прочим их не сбить. И даже по разным частям их при перебазировании раскидают – обычное дело, не любят гады с большими званиями, чтобы мы заодно были – так клятвы их с ними и будут до смертного мига, до Огненной черты, и за ней не нарушатся, а знать о них некому и незачем.
Один раз, услышав чуть впереди и сбоку девичьи, даже детские голоса, сжали треугольник в цепочку и пробежали стороной. Судя по затихающему вдалеке весёлому гомону и смеху, аборигенки, а кому ещё по таким гиблым местам бродить, их не заметили. Нарушение, конечно, положено всех попавшихся в зону внимания ликвидировать, но… мы их не видели, а они-то нас точно. Нет, если б хоть одна взвизгнула там, или ахнула, то по Уставу пришлось бы, а так… а… а, может, это птица-пересмешник, есть такие, шумела. Риарр на бегу так и выдохнул в спину сержанта.
– Пересмешник?
– Он, – откликнулся Ангур, а сержант молча кивнул.
Пересекли несколько дорог, держась подальше от посёлков и полей с уже копошащимися там аборигенами – Огонь Яростный, сколько же лохмачей в Дамхаре, это ж если ковровую зачистку делать, никаких патронов не хватит – и вышли – умеет сержант маршрут прокладывать – точно к своему дальнему мобильному блокпосту. Ну, а там без проблем – согласно Уставу, распорядку и приказу.

Лесная ягода сочна и пользительна больше садовой, да и не всякая в саду растёт, ну, и попутно там грибы, орехи ещё мягкие, пускай повисят, ну, и травки там прихватить, которую знаешь. Лукошки наполнялись под неумолчный говор, смех и обрывки песен: лесной сбор – дело весёлое.
– И чего ж вы такие голосистые?! – вдруг возник, прямо как из дерева вышел, рослый чернобородый мужик.
Девчонки, взвизгнув, шарахнулись, но тут же снова залились смехом, узнав Барсука из соседнего посёлка – знатного охотника, такого, что его тамошний управляющий полевой работой не неволит, разрешает по своему разуму лес пользовать, ну, так он по матке криушанин, а по тятьке, сам говорил, из дреговичей, кому как не ему по лесу в одиночку невозбранно бродить.
– Ой, дядька Барсук, напугал ты нас, – смеялась Черничка.
– Это мы зверей отпугиваем, – объяснила Зимушка, протягивая ему лукошко. – Угощайся, дяденька.
– Домой снесите, – отмахнулся Барсук. – Эх девоньки, в лесу опасен не шумный, а тихий. Ваше счастье, что лес чистый нынче, нету чужаков.
– Да? – удивилась Рябинка. – А вот мы шли когда, то слышали вроде как…
– Не было там никого, – остановил её взглядом Барсук. И повторил: – Нету чужих в лесу. А что и поблазнилось дорогой, так плюнь и забудь.
И исчез, растворился среди деревьев.
Девчонки переглянулись, покивали друг другу и снова завели песню, переходя к следующему кусту. Зверя бояться нечего, раз Барсук рядом ходит, но пусть будет как заведено, что по ягоды с грибами всегда с песней ходят. А лукошки уже полны, сейчас остатнюю-последнюю величальную лесу споём и бегом в посёлок: отпускали-то не на весь день.

*   *   *

572 год
Середина осени (октябрь)
Аргат

Чем дольше и нетерпеливее ждёшь, тем внезапнее появляется ожидаемое.
Осенний дождливый день, низкие серые тучи, нахохлившиеся мокрые дома, кутающиеся в плащи и прячущиеся под зонтиками бегущие во всех направлениях люди. Все смотрят себе под ноги, огибая и перешагивая через лужи, и потому сталкиваются, бросают, не глядя, раздражённые извинения и бегут дальше.
А в редакции сумрачно от залитых водой окон, и включённый свет не разгоняет осеннюю тоску.
И как обычно груда почты на столе, и в этом ворохе, важного, не слишком важного, совсем не важного, вдруг… да… целых три больших конверта, в каких обычно присылают рукописи, но только один из них не надписан. Его Арпан и вскрыл первым. Оно? Оно… Да, оно! Мелкий чёткий почерк. «Вести из другого мира. Смертный конвейер. Стервятники». И подпись: «Никто».
И как всегда, не услышав, не увидев, а почувствовав свершение ожидаемого, в закутке Арпана появились и пристроились рядом Туал и Моорна.
Читали молча, привалившись, прижавшись друг к другу и сблизив головы. И всхлипывания Моорны отдавались им не звуком, а сотрясением. И раздражали. Потому что сами… у самих…
Дочитав, Арпан отдал Моорне лист для переписывания и позвал Роарра, с недавних пор ведавшего их хилым отделом рекламы.
– Да, шеф?
– У нас что-то от «Трёх колец» есть? Немедленно откажись, чтоб и следов не осталось.
– Шеф, – оторопел Роарр, – ты чего? Во-первых, мы для них слишком мелки, это нам надо проплатить, чтоб они нам разрешили их рекламировать. А во-вторых…
– Никаких вторых, первых и десятых! – перебил его Арпан, пододвигая к себе макет ближайшего номера. – С этой фирмой мы не работаем. Никогда и никоим образом. Если обратятся, гони и шугай.
– Как скажешь, шеф, – пожал плечами Роарр и с интересом спросил: – А с чего это они к нам обратятся?
– Надеюсь, что этого не будет, – ответил Арпан. – Ты прав, мы для них и мелки, и читатели наши не в их целевой, но… всякое возможно. Так вот, – он поднял голову и в упор посмотрел на Роарра. – Мы с этой фирмой не сотрудничаем по этическим причинам. Честь и достоинство выше любой прибыли. Запомнил? Так и скажешь, если возникнут.
Роарр встал по стойке «смирно» и, умело изображая тупого служаку, гаркнул:
– Повинуюсь радостно!
– То-то, – хмыкнул ему в спину Арпан.
Роарр появился в редакции недавно и практически создал на пустом месте рекламный отдел с единственным сотрудником – самим собой, а к нему незаметно, но очень толково подгрёб бухгалтерию и плотно сел на финансовые потоки, сняв с Арпана проблемы с выплатой штрафов, гонораров, аренды и расчётов с типографией, широко, но с умелой осмотрительностью используя свои родственные связи, сильно разветвившиеся после заключения «родового соглашения» уцелевших осколков когда-то, ну, очень давно, разбитого в династических войнах рода. Его и привёл в редакцию один из их авторов, как своего новоявленного родича, который знает и умеет не всё, но многое. Арпан, конечно, подозревал, что в прошлом у Роарра… ну, там всякое может быть, ни людей, ни семей, ни родов без прошлого не бывает, но вот ему от работы Роарра, внешне незаметной, стало намного легче. Однако сейчас… да, статью Гаора, стоп, никаких имён, просто статью некоего Никто-Некто на… да, сюда, как раз встанет, а всю эту мелочь, относительно безобидную шелуху… это раскидаем… вот так… а это в следующие номера, нет, объявления о публичных чтениях в общедоступной библиотеке оставим…
В закуток снова заглянул Роарр.
– Да, – бросил, не отрываясь от работы, Арпан.
– Ты прав, – очень серьёзно сказал Роарр.
Арпан поднял голову.
– Ты прочитал?
– Конечно. Это бомба, шеф. Я позвоню в пару мест, предупрежу.
– Думаешь…
– Нет, но у меня… троюродный племянник четвёртого брата-бастарда в пятом колене, хотя нет, не он, ну, – Роарр стал многословным, как всегда, когда с удовольствием безродного, внезапно обретшего род, начинал перечислять линии и колена, но тут же оборвал себя. – Словом, родич, он там работает, позвоню, чтобы немедленно увольнялся. С таким пятном потом не отмоешься. И ещё один…
– Тебе виднее, – кивнул Арпан. – Тираж не пострадает?
– Обижаешь, шеф, – хмыкнул Роарр, надевая свою обычную маску. – Обоснование предупреждения читайте в следующем номере. И тираж лучше самим развезти по точкам.
Арпан кивнул. Обычно это – самим забрать свежий номер из типографии, спасибо Огню, она в этом же подвале, и по дороге домой или кому куда забросить одну, а то и пару пачек знакомым киоскёрам – делалось для экономии на курьерах, но, судя по выражению лица Роарра, сегодня это может сработать дополнительно.
Мимо Роарра протиснулась Моорна и положила перед Арпаном стопку листов. А за ней вошёл и Туал, мягко, но непреклонно вытеснив Роарра. Тот понимающе ухмыльнулся и исчез.
– Он читал только мои листы, – сказала Моорна. – Того листа он не видел.
Арпан кивнул, извлекая из-под стопки – почерк у Моорны разборчивый и по-школьному старательный и крупный, так что исходный лист становится почти маленькой, но пачкой – лист с почерком Гаора. Туал уже достал и поставил на стол чашу для возжиганий. Ритуал, ставший для них традицией. Только сегодня к обычной молитве за коллегу добавилась и другая, памяти тех, о ком написано, оставшихся безымянными и непогребёнными…
– Спасибо Огню, – сказала Моорна, глядя на чёрные скорченные хлопья сгоревшей бумаги на дне чаши, – моя семья достаточно бедна, чтобы в доме не было… ничего с этой эмблемой.
Арпан и Туал согласились с ней молчаливыми кивками.