Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Истра.

Сообщений 1 страница 10 из 13

1

Как мне сказали, внутренняя сеть недоступна для просмотра для жителей других городов.
Поэтому решил выложить здесь воспоминания жителей города о годах войны.

0

2

МЫ ПЕРЕЖИЛИ ОККУПАЦИЮ.
Свои воспоминания посвящаю 60-летию победы над фашистскими захватчиками моим сверстникам, с которыми я бок о бок переживала все тяготы военных лет.Истринскую семилетнюю школу №2 я окончила в 1941 году. Дальше учиться не пришлось - через 12 дней началась война. Было мне тогда 15 лет.         

   Уже в первый день войны стали разносить повестки. Мы проводили на фронт отца. Дом осиротел без хозяина.Жить стало голодно. Прилавки магазинов опустели, лишь хлеб еще продавали по полбуханки в одни руки. Очередь за ним была, казалось, километровой. Мы с сестрой занимали ее сутра.
На Москву каждый вечер летали фашистские са­молеты с бомбами. Наши зенитчики, прожектористы и летчики старались фашистов к Москве не подпускать Но не всегда это удавалось. Мы, ребята и девчата, с вечера размещались на насыпи рва вдоль улицы Лени­на и почти всю ночь наблюдали бои между нашими и фашистскими самолетами. Было очень хорошо видно Когда прожектора, скрестясь, вели вражеский бомбар­дировщик, а он пытался улизнуть, его либо сбивали с земли, либо наш самолет настигал, и он, охваченный пламенем, несся вниз. Мы радовались и кричали «ура». А когда немецкому летчику все же удавалось сбросить бомбы и улететь, мы огорчались, и некоторые даже плакали.Так продолжалось долго. Людей в Истре станови­лось все меньше и меньше - разъезжались по деревням к родственникам.           Однажды с фронта вернулся отец, отпус­тили по болезни. Я повела его в поликлинику.
Врач сказал, что у него рак двенадцатиперст­ной кишки. Нужна была срочная операция, но в больнице не было необходимых лекарств и инструментов. Дали направление в МОНИКИ, но отвезти отца было не на чем; поезда уже не ходили, были взорваны мосты через реки Истра и Песочная.Через несколько дней в восемь утра объ­явили воздушную тревогу. Мы выбежали из дома и прыгнули в яму, которую вырыли са­ми. Минуты через три по радио: «Отбой воз­душной тревоги! Отбой воздушной тревоги!» Не успели мы вылезти из ямы, как увидели фашистские самолеты. Они сделали фуг, снизились и стали бомбить город. Воздух на­полнился страшным шумом падающих бомб, грохотом взрывов. Начались пожары. Люди бросились тушить. Потом выяснилось, что многие ранены и погибли. После того, как вражеские самолеты улетели, у меня долго в ушах стоял визг, скрежет и грохот разрывов бомб. И, конечно, ощущение страха долго не проходило. Почти все бомбы были сброшены в центре города. Многие здания были разрушены, пострадал и Ново-Иерусалимский музей. Это была первая бомбежка. Малоснежный морозный ноябрь сковал землю. А тут пришел военный и пригласил поработать на рытье противотанкового рва.
Истра-в-ВОВ.jpg           Кроме меня идти было некому. Отец и мать больны, младшая сестренка мала, а стар­шая сестра - в эвакуации с московским детским садом, где она работала воспитателем. Я оделась и пошла на работу.В деревне Полево на поле рыли ров. Мне дали ло­пату и лом. Лом для меня был очень тяжелым. Держа его двумя руками, бью мерзлую землю. Потом лопатой собираю куски земли, поднимаюсь из рва, выбрасываю землю и скатываюсь опять вниз. Руки мерзнут, ноги то­же. Сердце от тяжелой работы покалывает. В этом рве я была самой молодой. Некоторые женщины говорили мне, что я надорвусь, посылали к лейтенанту, чтобы он меня отпустил. Я отвечала, что дома у меня три голод­ных рта и что я буду работать как все. Хорошо, что бом­бежек не было.        Вечером лейтенант вручил мне талончик на хлеб. Я была рада, несла домой хлеб, как бриллиант. Буханка издавала такой аромат, мне так хотелось откусить или отщипнуть кусочек! Но я вытерпела. «Мам, режь всем по кусочку, а папе побольше», - хозяйским голосом прого­ворила я, кладя на стол хлеб. Ели с большим аппетитом, таким он казался вкусным, «сладким», таял во рту.        На второй день опять пошла на ров и заработала еще буханку хлеба. Ров получился длинным, глубоким и широким. «Ну, вражеский танк, держись! Место для тебя готово!» - сказала одна женщина.Наутро мы с сестрой решили пойти в баню. Но когда шли по улице Ленина к центру, начался артиллерийский обстрел. Снаряды со свистом летели над нашими голо­вами и где-то дальше взрывались. От страха мы сели на землю. Из ближайшего дома вышла женщина и спроси­ла, куда мы направляемся. «В баню». - ответила я. «В какую баню? Она давно не работает. Бегите домой!» Пригнувшись мы с сестрой побежали обратно. Вечером нам, как и все горожанам, выдали полмешка муки. Мы, конечно, обрадовались. «Будем печь лепешки и варить мамалыгу» сказала я ласково поглаживая мешок с мукой, к ночи на улицах появились красноармейцы.
Они с поникшими головами и как бы виноватые шли к Волоколамскому шоссе, а там в сторо­ну Москвы. Ехали туда же и грузовые автомашины с солдатами.
Ехали и шли как-то беспорядочно. «Отступают», - подумала я, и сердце мое заныло. К нам в дом зашли два красноармейца и попросились перено­чевать. «Оставайтесь, - сказала я, - места всем хватит. Полезайте в подпол, мы все там спим».Рано утром гости поблагодарили за приют и направи­лись к выходу. «Сынки, - заговорил отец, - а как там дела на фронте?» - «Плохо, немцы жмут нас и давят, как ко­тят, - ответил солдат постарше. - Сметут они нашу ар­мию. Видите, как наши драпают к Москве». - «Они Москву возьмут», - добавил его однополчанин. - «Что вы такое говорите! - не вытерпела я. - Отступление - это еще не конец. Все равно наши победят!» - «Мы в это не верим, -сказал тот, что постарше, - у нас с собой немецкие листов­ки, и мы решили пойти к немцам». - «Опомнитесь, сынки, -проговорил отец, - вы молоды, не делайте ошибок. Лучше идите в Москву, догоняйте своих». - «Нет, к своим не вер­немся». И с этими словами вышли из дома. Какова их дальнейшая судьба, не известно.В полдень к нам постучали в окно. Там стоял лейте­нант Красной Армии: «Сегодня—завтра здесь будут немцы. Уходите к Москве», - и пошел к следующему до­му. Мама заплакала.
Страх сжал мою грудь, как цепями. Внутри все дрожало. «Мне не дойти, - сквозь слезы про­говорила мама, - да и отца одного оставлять нельзя». - «Мать, - твердым голосом сказал отец, - обо мне не бес­покойся, что будет, то будет. А тебе надо уводить отсю­да девочек».      На улице уже смеркалось, когда мы про­стились с отцом и вышли из дома. Погода было морозная и ветреная. Всем было холодно. Дошли до Волоколамского шоссе. Когда подхо­дили к мостику через Песчанку, вдруг засви­стел снаряд и упал в угол моста. Мы прыгнули в кювет. Но снаряд не разорвался. Мы, дрожа от страха, вылезли из ямы и быстро прошли по мосту. По дороге, обгоняя нас, шли одиночки, семьи, везли коляски, тележки. Некоторые еха­ли на лошадях и машинах. Шли и гражданские, и военные. Все спешили в Москву. Мы отстали. Сзади уже никого не было. Стало темно. Вдруг мама схватилась за сердце, свернула к лесу и села у большой березы. «Сердце не дает мне идти, - тихо сказала она. - Дочки, вер­немся домой». Мы согласились. Помогли маме подняться и повернули к Истре. Тихо шли об­ратно. Дошли до мостика, где лежал снаряд. Мама сказала, показывая на него: «Видно, Бог уберег нас от смерти». И стала читать молитву. Вдруг началась стрельба, над головами свисте­ли пули. Остаток пути к дому мы проползли на четвереньках.
А утром в город вошли фашисты. Я была в посто­янном страхе и боялась выглянуть на улицу.
канашева-сейчас-2.jpg
Фаина Канашева.

Днем дверь отворилась, и вошли четыре фаши­ста. Стены нашего дома были оклеены газетами с портретом В.И.Ленина. Ну, думаю, сейчас нас расстре­ляют. Самый высокий немец сел на скамейку у стола и стал осматривать наше бедное жилье. «Я - чех, - ска­зал офицер, - Ленин - карашо!» - и начал разговари­вать с переводчиком. Переводчик предупредил, что за ними скоро придут каратели, и мы должны покинуть этот дом. С тем и ушли.К вечеру я нашла пустующий домик ближе к центру, и мы перебрались туда. Из дома старались не выхо­дить, только за водой на речку ходили с сестрой. От каждого стука я вздрагивала. А тут вскоре налетели бомбить город наши «Ил-2». Осколки долетали до на­шего дома. Мы сидели в подполе и дрожали от страха. Когда наши бомбардировщики улетели, мы узнали, что немцы понесли большие потери в технике и боевой силе. «Теперь будут срывать зло на нас, жителях», -думала я. Как угадала.Как-то ворвались к нам в дом фашисты, и перево­дчик закричал; «Вы - партизаны, на вашем чердаке на­шли пулемет. Да еще заминировали дом, где живут на­ши солдаты. Всем выйти на улицу и стать у забора!» -«Господин переводчик, - сказала мама, - это не наш дом. Из нашего дома нас выселили». - «Молчать, быст­ро к забору!» - кричал переводчик, толкая нас к двери.Мы вышли из дома всей семьей и пристроились к стоящим людям из близлежащих домов. Перед нами -трехногий пулемет и много солдат с автоматами. Нем­цы приплясывали, видно, мерзли ноги, и лица их поси­нели от холода. Одеты они были легко, а был мороз светром. «Кто поставил мину у дома наших солдат?» -спросил переводчик. Молчание.Тогда он ткнул пальцем в моего отца, тот покачнул­ся, и повел его за собой к дому, где предположительно лежит мина. Там из земли торчала толстая проволока, увитая проволокой потоньше, которая доходила до крыши. Дали отцу кирку и лопату и заставили, откапы­вать проволоку. Без слез невозможно было смотреть на отца. Работал он, чувствовалось, с большим тру­дом, пошатываясь. Мама нам с Маней зашептала: «Дочки, как начнут стрелять, ложитесь на землю». Я посмотрела на небо. По нему плыли белые облака, прорывались яркие солнечные лучи. Неужели эти об­лака и небо я вижу в последний раз?В это время немцы захохотали. Я посмотрела на отца. Он держал в руках выкопанный провод. Оказыва­ется, это был громоотвод. Нас отпустили. В дом мы не пошли, а вместе с другими отправились в бывшее ово­щехранилище, переделанное в бомбоубежище. Там сели на скамейки и никак не могли пережить то, что нас собирались расстрелять. Ночью я не могла спать. Вто­рую ночь тоже. А наутро после третьей ночи, проведен­ной в убежище, мы заметили, что немцы убегают. Гру­зили вещи на грузовики и уезжали в сторону от Моск­вы. К ночи немцев осталось очень мало. Потом нача­лось страшное.         Немцы стали поджигать дома, вещи хозяевам не разрешали выносить. Всю ночь над Истрой полыхало зарево пожаров. Последние фашисты покинули город только тогда, когда все дома сгорели. Люди остались без крова и имущества. Утром вместо домов мы увиде­ли черные печи с трубами. Стояли у своих пожарищ, и даже о еде не думали. .Прилетел самолет и сел на поле у Макруши. Мы, несколько девочек и мальчиков, побежали к нему. Лет­чик улыбался нам, угостил шоколадкой и спросил, где фашисты. «Вчера удрали», - сказали мы хором. «Отлично», - весело ответил летчик и завел мотор. Бы­стро поднялся в воздух и полетел в сторону Москвы. Наверное, это был разведчик.Я вернулась к пепелищу, нашла картошку, испекла ее на углях и отнесла своим в убежище. Они по­ели, но на улицу не стали выходить. Я опять вер­нулась к уголькам погреться. Когда стало смеркаться, вдруг через мою голову, через город, к закату полетели длинные, огненные снаряды. Их было так много, что я невольно посмотрела в ту сторону, откуда они летели. На поле, где сейчас молокозавод, стояли две автомаши­ны с поднятыми рядами стволов. «Ура!» - закричала я,и из убежища вышли люди и тоже стали наблюдать этот обстрел немцев. Стреляли минут 15, потом повернули на шоссе и быстро уехали, Позже я узнала, что это бы­ло наше знаменитое оружие «катюша». Я очень горда тем, что одной из первых увидела стрельбу «катюш».            Эту ночь в убежище спали хорошо. Наутро потепле­ло, набежали тучи, пошел мягкий снежок. И опять мне первой довелось увидеть, как в наступление шла цепь наших лыжников. Я увидела их, стоя у своего пожари­ща, и от радости закричала: «Наши идут!» Из убежища выходили люди, тоже смотрели на солдат. Настроение наше поднялось - мы дождались своих! «Смотрите на юг!» - крикнул один парнишка. Все обернулись и увиде­ли, как из деревни Вельяминово шли наши солдаты в белых халатах. Вдруг их с запада стали обстреливать, некоторые снаряды долетали и до нашего убежища.К нам подбежал лейтенант и попросил воды для раненых. Мы собрали воду у всех, у кого она бы­ла, и я отнесла ведерко солдатам. Вскоре ране­ным оказали медицинскую помощь и отвезли в госпи­таль. Слышны были выстрелы и взрывы со стороны реки Истры и монастыря. Очевидно, там шел бой.Вскоре к нам пришли представители Лучинского сельсовета узнать, где и как устроились горожане, вы­дали всем талоны на хлеб. Но за ним надо было идти в Гучково (Дедовск).
              Я тут же пешком отправилась за хлебом. Снег перестал идти, стало холодать, и задул колючий ветер. Хлеба мне дали две буханки. Несмотря на сильную усталость, холод и сильное чувство голода, я пошла обратно в Истру. По дороге, ощущая запах хлеба, сильно хотела поесть хоть немного. Но сдержа­лась и донесла хлеб семье, с отмороженными щеками, но счастливая. Мама сразу стала лечить мои щеки, а потом мы лакомились свежим ржаным хлебом.

Нам выделили на дачах НИЛ домик для временного проживания. Наконец мы почувствовали тепло, уют и спокойствие. Беспокоила лишь болезнь отца. Стали ремонтировать железнодорожные мосты, и дня через три - четыре пришел первый поезд. Через несколько дней я поехала в Гучково и оформила по врачебному направлению два пропуска в Москву - для себя и для отца. Отвезла я отца в МОНИКИ, его там положили на операцию. После нее, не приходя в сознание, отец скончался. Через несколько дней не стало и мамы. А тут старшая сестра Женя вернулась из эвакуации. Мы так радовались, что она вернулась, живая и здоровая. Она стала нам опорой в нелегкой военной жизни.
Фаина КАНАШЕВА,
(информация предоставлена краеведческим обществом «Наследие» 3-38-79)

+1

3

Строчки  из января 1942 года…

Газета «Вечерняя  Москва»  об  Истре.

На фотографии: Газета «Вечерняя  Москва» от  27 января 1942 года.

Шефство над освобожденными районами взяли на себя многие районы  Москвы, в частности, «братскую помощь  и поддержку Истре оказывают трудящиеся  Фрунзенского района».

Совсем недавно мне подарили репринтный экземпляр газеты  «Вечерняя  Москва» за  27 января 1942 года – удивительный документ того страшного и великого времени, каждая его строчка – это строчка историческая.

Центральная тема номера – окончательное изгнание фашистских захватчиков  из пределов  Московской области. Взятием Можайска и  Уварова  была  завершена героическая битва воинов Красной  Армии на подмосковных землях. Есть знаменательные слова в заголовке газеты: «Историческая битва  за  Москву войдет в мировую историю как начало гибели  и полного уничтожения гитлеризма – этой  страшной чумы, представляющей смертельную угрозу для человечества». В этих словах – безусловная, безоговорочная вера  в Победу над врагом. А ведь они написаны не в победном сорок пятом (тем более  не позже), нет, написаны, по сути,  в начале войны, когда, объективно говоря, положение на фронтах у Красной армии было близким к  критическому!

И тут не просто вера редактора газеты – твердой и непоколебимой верой в неизбежность Победы проникнут был  весь народ. В этой вере великая сила народная, ее не сломить, несмотря на все лишения и  страдания. Об этой вере говорит еще один удивительный факт: сразу же после победы в  Московской битве бригада специалистов во главе с академиком А.А.Щусевым выполнила обмерные чертежи и эскизный  проект восстановления Нового  Иерусалима и всей  Истры. Город-курорт, город-сад, подмосковное  Сочи – таким в военном 1942 году проектировал наш город один ведущих архитекторов  страны…

Но вернемся к  газете  «Вечерняя  Москва». Значительная  часть ее материалов посвящена восстановлению разрушенного хозяйства на  освобожденных территориях области. И в том числе – в Истринском районе. Газета сообщает, что шефство над освобожденными районами взяли на себя многие районы  Москвы, в частности, «братскую помощь  и поддержку Истре оказывают трудящиеся  Фрунзенского района». А статья называется  «Поможем  населению Истринского района», автор  ее А. И. Шилина, председатель   исполкома   Фрунзенского  райсовета.

Текст этой  статьи приведу полностью.

«Много горя и несчастья принесли немецкие изверги жителям Истрин­ского района Московской области. Армии бандитов Гитлера почти до­тла разрушала этот замечательный подмосковный город с его истори­ческими памятниками, имеющими огромное культурное значение. Фа­шисты ограбили население, остави­ли его без крова, одежды и пиши. Огромный урон нанесен и сельско­му хозяйству района.

Сейчас московская земля, все рай­оны столичной области очищены от немецких грабителей Красная Ар­мия нанесла немцам под Москвой сокрушительный удар и гонят сей­час врага на запад.

В освобожденных районах восста­навливается нормальная жизнь. Наша задача - помочь населению по­скорее залечитъ раны, нанесенные немецкими оккупантами.

Мы, москвичи, должны помочь восстановить разрушенное комму­нальное хозяйство, наладить рабо­ту школ, больниц, детских учреж­дений.

Фрунзенский район взял шефство над  Истринским районом. На пред­приятиях и в учреждениях идет сбор вещей. На днях в  Истринский рай­он отправлено несколько машин с вещами для детей, женщин и ста­риков. Для нужд района отправле­но стекло, различные строительные материалы, медикаменты.

Фрунзенцы принимают все меры к тому, чтобы восстановить разру­шенную больницу. В ближайшие дни в Истру из Москвы выезжают два врача. В Истринском районе фрунзенцы построят ясли на 35 мест и детский сад на 40 мест.

Несомненно, что инженерно-техни­ческий персонал предприятий Фрун­зенского района окажет нужную по­мощь в восстановлении промышлен­ности Истринского района.

Братская помощь трудящихся Москвы даст возможность быстрее наладить жизнь и хозяйство в ос­вобожденных от немецких оккупан­тов районах Московской области».

Публикацию подготовила  Елена Штейдле.

Краеведческое общество «Наследие».

+1

4

Дни и ночи немецкой оккупации. Рассказ очевидца.

Воспоминания  Е.Н. Титовой. Часть 1.

До войны мы жили в частном доме на улице Советской. Тогда наша улица была очень небольшая, она  начиналась от дома, где сейчас располагается сбербанк,  и шла до монастыря. Помню номер дома – 23 (сейчас, в соответствии с нумерацией домов  от монастыря, – это дом 9). Участок земли, на котором он стоял, располагался рядом с двухэтажным кирпичным зданием. До революции 1917 года это была монастырская странноприимная гостиница, при советской власти здесь размещался нарсуд, а в нижнем этаже - сапожная мастерская.

Прежнее название улицы - Дворянская.  Тут, вдоль дороги, идущей к Новоиерусалимскому монастырю, а также в глубине паркового массива стояли красивые особняки, в которых действительно проживали люди дворянского сословия. Владельцами домов были сестры Мингалевы,  фабриканты  Цуриковы. Жили здесь и купцы Карелины, и другие состоятельные люди Воскресенска.

Революция 1917 года  круто изменила сословные отношения в горо­де, и в 1927 году мой отец, Николай Леонтьевич Титов - столяр-крас­нодеревщик, выходец из села Телепнева, получил на свою семью в этом уличном ряду земельный участок. Усадьба  была крошечная –  всего – то 5 соток, вся  в рытвинах и ухабах.  А дальше - крутой обрыв к реке, он не позволял расширяться. И мы, сколько я себя помню, постоянно страдали от этой земельной тесноты. Но очень уж понравилось маме красивое место расположения участка: рядом  монастырь, внизу река и «рукой подать» до  Никулино, родной маминой деревни. Движение по Волоколамскому  шоссе тогда было незначительным и не мешало спокойной жизни. На этом участке в 1928 году отец срубил из бревен добротный дом – пятистенку, где и стала жить наша семья – мать  Александра  Павловна, он сам и мы, четверо их детей. У меня было три брата, все – старше меня.

Дом, в отличие от дворянских особняков, был небольшим, походил на других таких же деревянных одноэтажных истринских собратьев: светелка наверху, четыре окна с резными наличниками смотрели на проезжую часть улицы.  Впереди – маленький палисадник. Впрочем, впоследствии оказалось, что дом стоял на весьма выгодном месте: на самом перекрестке четырех дорог – монастырю, к  Москве, к  Волоколамску и  Бужарову.  Все это очень важно иметь в виду, так как дом наш, в конце концов, стал   «домом – героем». Он остался после ухода немцев одним из двух несгоревших домов во  всей Истре. Но об этом потом…

Итак – война. Отца еще  в июле мобилизовали в  армию. Нас в доме вместе с матерью осталось пять ртов. Мама по профессии портниха,  заработок - не очень. Дети все еще школьного возраста.  В сентябре я пошла в пятый класс. Правда, учились мы недолго. Сталинас регулярно снимать с уроков и посылать на уборку колхозных урожаев. А в помещениях школ разместились госпитали с ранеными.

Подошел октябрь. Развезло осеннюю слякоть. Дожди, снегопады. Истра заполнена нашими войсками. Они готовят оборону, мы им помогаем. У нас, местных жителей, только один вопрос: «Сдадут Истру или отстоят?». Но кто же это знает достоверно?  Один Бог.  А пока  все силы брошены на возведение оборонительных полос. На высоких восточных берегах реки роют траншеи, ходы сообщений, устраивают блиндажи, вкапывают бетонные колпаки  ДОТов. На нашей Советской улице, вдоль всего  Волоколамского шоссе издавна росла тенистая березовая роща. Ее всю спилили на баррикаду, которую возвели прямо у нашего дома.  Ниже, у здания нарсуда поставили и опутали колю­чей проволокой стальные противотанковые «ежи». Мы смотрели на эти приготовления, и как-то не верилось, что сюда придут немцы. На всякий случай готовят... Однако когда стало известно, что сдали Волоколамск, угроза оккупации реально нависла и над Истрой. Помню, как уезжали из города наши соседи. Одни - далеко, за Волгу, другие - в близлежащие деревни нашего же района.. Считалось, что в Истре развернутся сильные бои...

Но мы никуда не поехали.«Куда я с такой оравой подамся, — сказала мама, — сколько надо денег?! Зима на носу. Одежду, пищу тоже надо везти. А здесь картошки и дров хватит».

Из газет, радиопередач, киножурналов мы знали, что немцы враждебно относятся к мирным жителям захваченных населенных пунктов — издеваются, грабят, убивают. Мама страдала, думая о наших грядущих муках. А нам, ребятам, было скорее любопытно, чем страшно.

В 12 - 15 лет о смертельном исходе никто серьезно не думает. К тому же рядом всегда оставалась все понимающая, все знающая мама. Она, если надо, подскажет, предупредит. Собрали на  всякий случай узлы с  самым необходимым - документы, одежда, пища. Полагали, что захватим  это все в бомбоубежище.

Продолжение следует.

Евгения  Титова. Краеведческое общество «Наследие».

+1

5

Дни и ночи немецкой оккупации.

Воспоминания Е.Н. Титовой. Часть 2.

Надо отметить, что с бомбоубежищем нам тогда очень повезло. Сапожная мастерская, что действовала в здании нарсуда, еще летом для своих сапожников построила сзади домов, там, где крутой откос и спуск к реке, просторную землянку. Прямо в горе выкопали глубокую нору. Сверху накат из бревен в два ряда, земляные стены огородили досками и дверь на петлях. Мы эту землянку все время в уме держали: побежим туда, если что...

Стали мы готовиться. Коровы у нас никогда не было. Пространства не позволяли. Держали в сарае кур. Их спешно пришлось зарезать. Со слезами на глазах ощипывали мы наших беленьких леггорнов, кормивших нас весь год яичками.

25 ноября война подкатила вплотную к Истре. Пушечная стрельба, взрывы снарядов, дым от пожаров. Последнее, что запомнилось, - это шоссе перед окнами, сплошь заполненное нашими отступающими войсками. Толчея, сигналы автомашин и бредущие в сторону Москвы усталые красноармейцы с винтовками...

Налетели немецкие самолеты. Началась бомбежка. Кто хоть раз слышал завывание падающей с самолета фугаски, тот не забудет эти мгновения никогда.. Пронзительный свистящий звук нарастает. Невольно начинаешь думать, что на этот раз бомба упадет обязательно где-то рядом! Все внутри сжимается от жуткого ожидания. Вот - взрыв… Оказалось - даже не рядом, а где-то за монастырем… Но все равно страшно!

И тогда мама сказала: «Хватит испытывать судьбу! Пора в убежище».

Похватали мои братья узлы. Взяли и мы с мамой по мешку и огородами побежали к заветной спасительнице землянке-норушке. Там уже много народу. Все сидят на нарах. Коптилка горит. И все ждут, не зная чего... Бросили мы в углу поклажу, хотели еще раз сходить. За съестными припасами. Побольше принести тушек кур, теплых вещей. Ведь неизвестно, сколько времени все это будет продолжаться....

Только намерение это осуществить не удалось. Дверь приоткрыли, а снаружи - кругом кипит бой. Так нам показалось. Стреляют отовсюду - наши, немцы. Близко раздаются взрывы. Земля ежеминутно содрогается. Ребята предложили пробираться ползком. Мама не пустила. А тут что-то взорвалось совсем рядом. С потолка посыпался песок. Все так и присели. Потом еще два раза близко от убежища, а может быть, прямо на него падали тяжелые снаряды или бомбы. Земля качалась. С ужасом ждали, что сейчас рухнет наше спасительное сооружение. Откуда-то ворвался поток воздуха и загасил коптилку. Темно, ничего не разберешь. Вот уж когда по-настоящему стало страшно. Щупали друг друга - целы? Целы…Спасибо строителям! Спасли!...

И так продолжалось долго, до вечера. И часть ночи. Потом все стихло. Сидят все молча.. Выходить боимся.. Тишина пугает еще больше. Кажется, уж лучше бы - стреляли. А так - ничего непонятно. Чья Истра?....Сколько так времени прошло - никто не знает. Наконец, решились дверь открыть. Выглядываем - рассвело. Вдруг слышим шум со стороны шоссе. Кто-то из братьев пошел на разведку. Замерли все. Минута, может, прошла - возвращается.

— Ну, кто?

— Не понял… В пилотках.. На машинах едут мимо…

— Если в пилотках, — высказывается мама, — значит, немцы!

В последние дни наши бойцы одеты были тепло: в полушубках, в шапках-ушанках. Тихонечко выползли мы из нашего убежища. Поднялись на бугор, смотрим.

Немцы входили в город по Волоколамскому шоссе. Корсаковский мост они, видно, уже починили. Входили как победители, не обращая ни на кого внимания. Мотоциклисты с пулеметами. За ними - пехота в больших машинах. И никакие баррикады, «ежи» и прочие заграждения не помогли. Немцы все это раздвинули по сторонам. И — едут...

Началась оккупация. Вернулись мы в убежище, сидим, не знаем, что делать...

В середине этого дня к нам прибрела мамина сестра, тетя Таня, со своими тремя детьми. Они знали, что мы будем укрываться в этом убежище. Тетя Таня постоянно жила в Никулине. Но от боев они решили податься вглубь района, в какую-то деревню на берегу Истринского водохранилища, к знакомым. И как раз первыми попали в руки наступавших немцев. Те отобрали у них все ценные вещи, а потом - выгнали. Тетя Таня побоялась возвращаться домой. И они пришли к нам в Истру. Посовещались сестры и решили держаться вместе. Так до конца оккупации мы, оба семейства, были рядом.

Тогда же мама и тетя Таня подошли к нашему дому. Вокруг множество машин, военных. А в доме уже вовсю хозяйничают немцы. Они их тотчас заметили и забрали внутрь, приказали стирать белье. В доме - жара, плита раскалилась докрасна. А на плите — кастрюли с нашими курочками! Часа через два прачек отпустили...

Продолжение следует.

Евгения Титова. Краеведческое общество «Наследие».

На фотографии: Дом Титовых – ул.Советская, д.9.

Отредактировано Zybrilka (29-04-2011 16:10:24)

+1

6

Дни и ночи немецкой оккупации. Рассказ очевидца.
Воспоминания  Е.Н. Титовой. Часть3.

Это была первая проба отношений с оккупантами. Вроде ничего страшного немцы не представляют. А раз так, значит, можно и вернуться домой. Но немцы показали зубки. «Пук! Пук!» - говорят. И прикладами нас — по спине. Хорошо, что не по голове. Пошли мы обратно в убежище.

Вечером того же дня к нам попросились новенькие, трое подростков. Все они - истринские, с нашей же улицы. После 7-го класса их летом направили в ФЗУ, в   Солнечногорск. Осенью училище эвакуировали, а ребята сбежали, вернулись домой в Истру. Но к этому времени их родители покинули город.  А куда  уехали — неизвестно. Остались ребята одни. И решили они по дружбе объединиться. Поселились у Павлика Баранова. Его дом располагался недалеко от нашего, стоял в глубине двора. Там был просторный крепкий полуподвал. В этом помещении они просидели весь день, 25 ноября, когда гремел бой. И ночь, и почти весь день 26-го... Ребята принесли нам страшную историю. Мы потом о ней старались не вспоминать. Очень уж все  просто и ужасно. Но, как говорится, ничего нет тайного, что не стало бы явным. Расскажу, бывает на войне и такое...

25-го, когда в Истре повсюду стреляли, к ребятам, притаившимся в своем полуподвале, спустились четверо красноармейцев. Без оружия. Сели на лавки и сидят. Ребята сначала не поняли, что хотят пришедшие. Сначала они думали, что те, как и они, укрываются от снарядов. Потом догадались, слушая их разговоры, что они опасаются не взрывов, а своих же товарищей. И действительно, эти четверо решили добровольно сдаться в плен. Утром 26-го, когда в полуподвал заглянули немцы с автоматами, красноармейцы с поднятыми руками и зажатыми в них немецкими листовками один за другим вышли наружу. Листовки эти мы все знали. Их в последние дни во множестве разбрасывали немецкие самолеты. Каждая листовка — это, вроде, и пропуск. Там было на русском языке написано, что война скоро кончится, а те, у кого будут такие листовки, останутся живы. Вот и поверили эти четверо... Немцы по-деловому посмотрели на сдавшихся. Построили их в шеренгу перед домом. Приказали раздеться, разуться, аккуратно сложить одежду, а потом в упор расстреляли. Ребята из дверей смотрели, как все происходило. Какой-то немец поднял на них автомат, закричал: «Партизаны, партизаны!»…  Ребята мотают головой: нет, не партизаны - простые жители. Насилу отговорились... Немцы ушли. А напуганные свидетели расправы прибежали к нам...

Рассказанное подействовало на всех ошеломляюще. Долго в убежише никто слова выговорить не мог. Помню, младший мой брат Виктор спрашивает:

- Мам, а почему они так сделали? Ведь они в своих листовках специальные пропуска печатали...

Мама спокойно огляделась на окружающих (в убежище находились знакомые много лет соседи) и рассудительно объяснила:

- Нельзя верить врагам. Немцы нарочно всех нас стараются обманывать. Чтобы легче завоевать...

- Уж лучше бы их бомбой убило, - проговорил кто-то из братьев.

- Нет, не лучше, - накинулась на него мама. - Лучше, если бы они живыми остались. И делали свое дело...

Так мы обсуждали ужасную гибель людей. И вдруг распахивается дверь, и входят двое немцев с автоматами. Все сразу как языки проглотили. Немцы фонариками осветили убежище, людей. Направляются в наш угол. Перед ними - женщина с семью ребятами (нас четверо да трое пришедших).  Немец по-деловому спрашивает:

- Чьи?..

Мы замерли. У всех в голове единственная мысль: «Сейчас и нас убьют». Мама не растерялась в этой обстановке. Отвечает, помню, каким-то странным, неестественно звонким, но уверенно задиристым голосом:

- Мои. Это - дети мои... А что?..

Немец удивился многочисленности семейства. Пожал плечами.

- О, матка!..

Но, видно, поверил... И они ушли.

Потом эти ребята часто называли мою мать Александру Павловну своей мамой. Уже после освобождения Истры, бывало, придут, сядут перед ней и говорят: «Мама, мама!»

А у самих слезы текут... Такие вот воспоминания...

Продолжение следует.

Евгения  Титова. Краеведческое общество «Наследие».

На фотографии – Истра. Вид на монастырь. Довоенная фотография.

Отредактировано Zybrilka (29-04-2011 16:09:58)

+1

7

Дни и ночи немецкой оккупации.
Воспоминания  Е.Н. Титовой. Часть 4.

  И еще одну ночь мы провели в нашем подземном убежище. Народу там стало значительно меньше. Все расползались по своим домам. А нам нельзя. В нашем доме хозяйничают какие-то важные немецкие чины. Мотоциклы все время к дому подъезжают, легковые автомобили. Нас внутрь не допускают. Тоска нас взяла. Еда скоро кончится. Куда деваться?....А те соседские ребята, фэзэушники, утром сбегали в свой полуподвал. Говорят, тела расстрелянных  немцы убрали. Павлик Баранов приглашает нас к себе, говорит:

— У нас там и печка есть — буржуйка. И картошки в подвале полно. Соседи там приютились. Картошку варят...Собрали мы свои пожитки и пошли. Помню, день стоял морозный, солнечный. Тихо. Гул канонады еле со стороны Москвы доносится. Значит, война продолжается. Вдруг слышу — самолет летит. Подняла я голову и обомлела. Низко, низко над Истрой кружил  немецкийсамолет. С фашистскими опознавательными знака­ми-крестами на крыльях. Желтый с коричневым. Помню, какое поднялось в моей душе возмущение! Ведь мы были воспитаны в большой гордости за нашу авиацию. Соколами называли наших летчиков. Знали всех знаменитых пилотов. С замиранием сердца следили за полетом через Северный полюс Чкалова, Байдукова, Белякова. Восхищались бесстрашием наших летчиц Гризодубовой, Осипенко, Расковой. Помнится, услышишь гул самолета — обязательно проводишь взглядом серебристую, краснозвездную птицу. И чувство гордости наполняло душу. А тут в истринском небе свободно, как у себя дома, летает фашист. И никто его не сбивает... В полном смятении духа я даже остановилась. Мама тянет меня за руку.

— Пошли, пошли быстрее, дочка!

А я не могу, дыхание перехватило. Вот прошло с тех пор более шестидесяти лет, а этот немецкий самолет живет в моей памяти. И я, вообще не люблю сочетание двух цветов — желтого и коричневого. Вся жуть войны навсегда связалась с ними.

На новом месте в полуподвале у Павлика нам стало намного лучше. Печку натопили жарко, можно даже раздеться. Сверху на горячей железной поверхности стали варить еду, печь лепешки. Вот только с питанием получалось туго — все овощи, все крупы остались в нашем доме. А тут только Павликова картошка.

Через день мои братья вместе с девчонками тети Тани отправились в Никулино. У нашей тети всегда был хороший погреб — может, что-нибудь уцелело. Вернулись из этого похода быстро. Рассказывают: в доме немцы постоянно стоят. Как у нас. Внутрь не пускают. Но в погребе, который вырыт был во дворе, они побывали. Бра­тья принесли капусту — можно щи варить... Реку переходили по немецкой переправе. Там — охрана. Не обошлось без пинков. Но все завершилось более-менее благополучно.

А еще через день решили братья сходить в Телепнево. Там жила другая моя тетка, сестра отца. Но это очень далеко по местным масштабам, километров пятнадцать. Мама сталараздумывать, называет возможные опасности. А братья уверяют, что риска нет почти никакого, немцы ведут себя мирно. Раздевают только. Но если надеть лохмотья, старье да погрязнее, то и не тронут. Мама поохала, поохала, но делать нечего, она и согласилась: хлеба-то нет. Пошли все трое моих братца в Телепнево. Утром вышли, вечером вернулись жи­выми. Принесли муку. Стало нам посытнее...

За водой ходила я на речку. Спускалась по Заречному переулку. Сейчас такого переулка в Истре нет. Это - территория парка. А тогда все тянулись за водой по этой дороге. Помню: люди шли хмурые, неразговорчивые. Тропинка в снегу узенькая. Кто с саночками - на них баки, кто с ведрами. Черпали торопливо, с опаской, будто воровали. Брали воду и немцы, подъезжали на лошади с бочкой.

В полуподвале нашем постоянно обосновалось три-четыре семейства. Павлик не возражал. Делали все молча. Царила недоверчивая, напряженная тишина. Люди всего боялись. Но случалась и разрядка, когда все смеялись, как сумасшедшие. Помню, как стригли одного из троих наших фэзэушников, Васю. У него было прозвище - Седой. Он, действительно, отличался от всех очень светлыми волосами. Шевелюра у него была белая и густая. И вот почему-то обратили внимание, что Вася Седой совсем зарос. Друзья решили его подстричь, Вася согласился. А парикмахеров среди нас не было. Как стричь? Кто-то предложил такую стрижку - «под горшок». Вроде существовал в старые времена такой фасон. Стали искать горшок. Горшка не оказалось. Надели на Васю кастрюлю и стали ножницами обрезать все, что вылезало из-под краев. Трудились долго. У парня вся шея вспухла и покраснела от напряжения. Все в помещении с интересом наблюдали за «подстригательной» процедурой. И когда, наконец, кастрюлю сняли, люди буквально повалились на пол от смеха. Смех был нервный, но всем стало вдруг необыкновенно весело. И никто не сдерживал хохота. У парня на глазах слезы. Его жалко, но вид такой забавный, как у клоуна в цирке!

Этот смех нас всех как-то очень сблизил и облегчил дальнейшее совместное существование...

Продолжение следует.

Евгения  Титова. Краеведческое общество «Наследие».

На фотографии: ул. Советская – часть сохранившихся противотанковых ежей. Фото 1946 года.

Отредактировано Zybrilka (29-04-2011 16:09:29)

+1

8

Дни и ночи немецкой оккупации.

Воспоминания  Е.Н. Титовой. Часть 5.

А тем временем дни оккупации тянулись своей, казавшейся бесконечной, чередой. Мы совершенно не знали, что делать, что с нами будет. К нашему дому нас не подпускали. Там закрепился штаб какой-то немецкой части.

С декабрем в Истру окончательно пришла зима. Оккупанты в своих тонкосуконных шинелях сильно мерзли. Наша фэзэушная троица каждый день ходила по городу и приносила разные новости. От них мы четко знали, что немецким солдатам навстречу лучше не попадаться - разденут. Сами ребята носили  специальные грязные лохмотья, а на ногах рваные опорки, которые у гра­бителей интереса не вызывали... Часто поглядывали мы на восток, в сторону Москвы, прислушивались к удаляющимся отзвукам пушечной канонады. Неужели фашисты  и вправду возьмут столицу? В это никак не хотелось верить. Но...

На одиннадцатый или двенадцатый день оккупации гул орудий вроде стал усиливаться. Было замечено, что немцы стали вести себя как-то суетливо: больше бегают, куда-то все торопятся. В нашем полуподвале у всех мысли - наши наступают. Теперь уже никто не сомневался, что нас скоро освободят. Радуемся, ждем... Налетели наши самолеты, стали бомбить немецкие колонны. Интересные мы тогда чувства испытывали. Так же падали и взрыва­лись фугасные бомбы. Но это были наши бомбы. И не верилось, что они могут причинить нам какой-то вред...

Числа 9-го наши ребята вернулись из очередной прогулки в город встревоженными - немцы выгоняют жителей из домов и направляют их в сторону Волоколамска. Это было ужасно. Неужели предстоят новые мучения?! Решили затаиться в нашем помещении. Печку топить прекратили, окна занавесили, притихли. Вечером слышим, как кто-то открыл дверь, вошел в коридор. А коридор - длинный, темный. Мы сидим, не шелохнемся... Потоп­тались, потоптались и — ушли. Ну, думаем, пронесло. Ан - нет.

На следующее утро слышим, как кто-то по стене нашего полуподвала снаружи бьет, словно как ломом. Причем то в одном месте, то в другом. Что это такое?  Толя Градов, один из фэзэушников, приподнял чуть занавеску да как закричит:

— Немцы наш дом взрывать собираются, взрывчатку в стены закладывают!

Что тут у нас началось с перепугу! Хватали, что под руку попадется и — бегом к выходу. Помню, мама кричит нам:

— Еду, еду  не  забудьте!

Какая там еда — все торопятся! Может, немцы сию минуту взрывать начнут. Бог миловал. Выбрались мы во двор и... остолбе­нели. Вокруг все полыхает огнем. Горит Истра. Слева от нас пламя уже охватило двухэтажное здание. Там раньше наши учителя квартировали. Люди известные: Козловы — Татьяна Ивановна и Федор Сергеевич. Где они сами находились, мы не знали. А отец Федора Сергеевича с дочерью спасался вместе с нами. Дом полыхает, как свеча. Все с ужасом смотрят. Никто ничего не предпринимает. Справа  горит бывший дом Карелиных. Жаром оттуда так и пышет. Снег кругом растаял, лужи... Вышли мы на Волоколамку. Она — пустая. Куда, в какую сторону идти?.. У кого-то родилась мысль — податься в монастырь. Укроемся там.. Немцы — народ верующий, они монастырь не тронут... Двинулись гурьбой. Дошли до развилки. У поворота на Бужаровское шоссе стоит немецкий блок­пост. Человек пять немцев с автоматами. Кричат нам:

— Хальт... Цурюк, цурюк! Сталин, Москва...

И показывают на восток, откуда уже совсем близко слышна артиллерийская канонада. Повернули обратно. Ну, если немцы хотят, чтобы мы к  своим шли, мы — готовы!...

Только далеко и в эту сторону мы не ушли. Поднялись мы на горку. Напротив школы имени Тимирязева — опять немецкая застава. И опять:

— Цурюк,  цурюк! И машут руками в сторону Волоколамска.Толик Градов пытался объяснить, что нас послали от монастыря в эту сторону. Тогда нам навстречу с самыми решительными намерениями вышел немец, направил на нас автомат.

— Цурюк!  Цурюк!..

Развернулись мы на сто восемьдесят градусов и потопали назад... И куда теперь деваться?

Продолжение следует.

Евгения  Титова. Краеведческое общество «Наследие».

На фотографии:  Разрушенная Истра.

Отредактировано Zybrilka (29-04-2011 16:08:59)

0

9

Дни и ночи немецкой оккупации.

Воспоминания  Е.Н. Титовой. Часть 6.

Идем, по сторонам смотрим. С южной стороны шоссе все дома горят, а на северной стороне пожара нет. Здесь уже все сгорело. Виднеются только печки с трубами. Нас спасла бывшая Кооперативная улица. Она отходит от Волоколамского шоссе на север. Свернули мы на Кооперативную улицу. Здесь нас никто не остановил. Сначала мы боялись, что улица заминирована. Но, оказалось, мин не было. Идем и все косимся на палисадники — хоть бы какое-нибудь углубление: щель, убежище, окоп. Нас тогда привлекала любая яма: нам было все равно, лишь бы укрыться от немецких глаз... Нашли мы такую яму, и довольно вместительную. Сверху одна сторона прикрыта жердями и землей. Вдоль идет земляной уступчик, сидение. Забились мы все в эту яму. Снег с сидения счистили, сидим, ждем. Теперь вся надежда на скорый приход наших. А бой гремит где-то за манихинским лесом. Ну, скорей бы, скорей!..

И вот тогда, сидя на замороженной земляной скамье, тесно прижимаясь от холода  друг к другу, мы стали свидетелями разрушения немцами нашего Нового Иерусалима.  Сначала мы ничего не поняли. Вдруг за прудами, совсем близко от нас, один за другим стали раздаваться мощные взрывы. Может, эта наша авиация немцев бомбит? Послали мальчишек посмотреть. Они тут же вернулись обратно: монастырь взрывают!

Вот тебе и — верующий народ, немцы. Вскинулись мы, вылезли из ямы и с ужасом увидели страшную, запомнившуюся на всю жизнь, картину: поднимались вверх, разваливались на куски, обращались в пыль золотые купола нашей святыни. Немцы взорвали все башни на крепостной стене, основную колокольню, главную ротонду — шатер собора…

...Потом пройдет много лет. Храм постепенно восстановят. Но вот найдутся люди, которые в угоду чьим-то кощунственным интересам попытаются исказить историю: станут утверждать, что Новоиерусалимский монастырь взорвали наши... Чудовищная ложь и поклеп. Собственными глазами видела, как накануне отхода, 10 декабря, немцы уничтожали старинный комплекс собора. Им ничего не было жаль...

Вот так и не стало нашего красавца-монастыря. Остолбеневшие от горя, среди пепелищ родного города молча стояли мы около нашей ямы. И казалось, что вот-вот прогремит еще один взрыв и поглотит нас. Мама плакала...

Потом мы залезли в нашу яму. Страх от пережитого, холод, голод, ожидание, что сейчас придут немецкие солдаты и убьют нас, сделали остатки этого дня и последующую ночь кошмарнейшими из всей моей жизни.

Но немцы не пришли. К рассвету мы стали чувствовать, что окончательно замерзаем. Истра уже была сожжена. Окрестности окутал удушливый дым. Самыми стойкими среди нас, не потерявшими присутствия духа, оказались в эти часы наши парни - фэзэушники. Мама посоветовала им сходить в сторону больни­цы, разузнать — как там. Они ушли и довольно быстро вернулись. Ребята принесли спасительную новость: в больнице уже никого нет, там остались целыми несколько зданий. Почти ползком вылезли мы из нашего пристанища и пошли туда. Мы еле-еле могли двигаться, шли медленно, ноги не слушались. Около клад­бища встретился нам живой человек. Мама его узнала - он до войны работал бухгалтером в больнице. Этот дяденька нас пожалел и посоветовал спрятаться в подвале под хирургическим от­делением. Немцы в этом здании до последнего времени держали своих раненых. А потом, когда их госпиталь эвакуировали, взорвать здание они пока не успели. И сейчас там никого нет. Направились мы туда...

Нашли этот подвал. Дверь цела. Открываем.. Видим — помещение довольно просторное. В середине стоит стол, на нем самовар. И горит свеча. А людей никого нет. Но настолько мы были напуганы всякими бесконечными горестями, что показалось нам все это очень подозрительным. Брат мой Сергей говорит:

— Значит, заминировано.Однако положение наше после ночи, проведенной на морозе, было весьма отчаянным.. Куда дальше двигаться, мы не знали. А из подвала повеяло на нас такой теплой сыростью, что мы сдались. Мама сказала:

— А-а!  Была — не была!...

И первая пошла к столу. Мин не оказалось. Видимо, недавно в подвале находились люди. Какие-то обстоятельства заставили их покинуть помещение. На время они ушли или насовсем? Но это уже не имело никакого значения. Вещей никаких, кроме самовара, мы не видели. Вдоль стен протянулись скамьи-стеллажи. Мы на них сразу залезли. А в самоваре оставалась еще горячая вода. Мы ее по глотку разделили между всеми. И стало нам как-то надежнее. Сидим, прислушиваемся к канонаде. Значит, наши наступают...

Продолжение следует.

Евгения  Титова. Краеведческое общество «Наследие».

На фотографии:  Ново-Иерусалимский монастырь в руинах.

Отредактировано Zybrilka (29-04-2011 16:08:32)

0

10

Дни и ночи немецкой оккупации.
Воспоминания  Е.Н. Титовой. Часть 7.

Все бы хорошо, да очень мы замерзли. Никак не оттаем. Стали думать, как бы разжечь костер. Ребята притащили снаружи обуглившиеся головешки, обломки досок, обрывки газет. Но ничего у нас с костром не получилось, только дыму наглотались. Решили дожидаться так. Холодно, голодно (более суток ничего не ели), но надежда силы прибавляет. Ею и питались...С того утра прошло уже более 60 лет, а я до сих пор со слезами на глазах вспоминаю минуты, когда увидели первых наших солдат. Мы еще очень боялись, что немцы могут возвратиться, но... вдруг дверь подалась, и на пороге в морозном пару явились две фигуры в маскировочных белых халатах. Нет, это — не немцы...

Что тут началось! Боже, как мы обрадовались! Этот гнетущий, буквально съедавший нас две недели, страх кончился! Теперь — все! Значит, будем жить! Все, как ненормальные, кричали: «Наши!  Наши!»

Повскакали с мест, бросились к  вошедшим. Обнимали, хватали за руки, вглядывались в милые, родные, небритые лица. Кто им последнюю лепешку протягивает, кто — картофелину...

Разведчики нас успокаивают, спрашивают, давно ли мы немцев видели? А мы ничего путного сказать им не можем. Только радуемся и все... Зато они нам пообещали:

— Истру сейчас освободят.

Ну,  вот мы и дождались! Вернулась наша армия... Часа через два увидели мы своих бойцов в полушубках, в шапках-ушанках. Это не то, что немецкие тоненькие шинели и пилотки, напяленные на медицинские зеленые косынки. Наши одеты были надежно.

11 декабря Истру освободили. Конец страхам. И хотя стрельба повсюду продолжалась  и  г де-то совсем рядом взрывались немецкие снаряды, их уже никто не опасался.

Ну, а дальше? Куда же теперь податься? Немцы сожгли все дома в Истре. После прихода наших разведчиков мы много раз обращались к своей памяти. Вот вчера, когда утром мы выбегали из павликова спасительного полуподвала и кругом все горело, горел ли наш дом? Никто не мог этого вспомнить. И ведь мы потом дважды проходили мимо него... Нет, мы были в таком, как бы сейчас сказали, шоке, что никто не обратил внимания на собственный дом... Поверили, что дом сгорел, как сгорела вся Истра. И все-таки хотелось побывать на родном пепелище. Хотелось также посмотреть, что сделали немцы с полуподвалом Барановых. Взорвали его, как приготовляли? Цело ли то убежище, в котором мы спасались 26 ноября, когда наши оставляли Истру?

Выбрались мы из подвала под хирургическим отделением и побрели к «себе». Шли по бывшей улице Ленина. Кругом одни печки от сгоревших домов и безлюдье. Дошли до поворота на Советскую улицу. Кинотеатр сгорел. И школа имени Тимирязева сожжена: оба здания — и деревянное, и кирпичное... Вышли на Волоколамское шоссе. Вот здесь нас немцы вчера  завернули  «цурюк». А с этой горки можно всегда было любоваться золотыми куполами Нового Иерусалима. Глядим и, хотя вчера мы были свидетелями разрушений, глазам не  хочется верить — колокольни нет, шатер ротонды обрушен, надвратная церковь взорвана.

Ну, а родной дом?.. В первые мгновения это казалось галлюцинацией — мираж  какой-то. Дом, наш дом стоял  несгоревшим!  Один - единственный среди бесконечного моря пепелищ и руин уничтожения. Это было так неестественно, что мы сначала не могли даже радоваться такому счастливому невероятству. И — не верили. Не верили до тех пор, пока не прикоснулись к родным стенам…

Я уже упоминала, что расположение нашего дома на развилке дорог сделало его очень удобным местом. Это, по-видимому, и стало определяющим при выборе помещения для штаба какой-то важной немецкой части. Штаб, надо думать, и держался в нашем доме до последнего дня. А когда штаб уходил, факельщики, сжегшие всю Истру, уже отошли за реку. Так и уцелело наше родное гнездышко, что на Советской …

Мы этого, конечно, ничего тогда не понимали.  Видели главное — дом стоит, не сгорел. А  все остальное разве имело значение?!

Продолжение следует.

Евгения  Титова. Краеведческое общество «Наследие».

На фотографии:  Разрушенная школа им. Тимирязева (им. А.П.Чехова). Фото 1941 г.

Отредактировано Zybrilka (29-04-2011 16:07:59)

0