Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Битва за Гянджу была в самом разгаре. Вначале мусульмане пробовали остановить фидаинов на подступах к городу. Вдоль дороги, где они двигались, сновали конные разъезды и периодически открывали огонь по людям капитана Ницеевского. Судя по количеству убитых, стрелять они не умели. По большому счёту, «Фидаины Христа» тоже уступали в меткости погибшим (увы!) солдатам Пятьдесят Пятого полка, но тем не менее, количество их попаданий в цель было гораздо большим.
Павел не раз похвалил (в душе) Сибирийца за то, что он-таки добыл для них эти несколько десятков «Ударных-41». Раздав их лучшим стрелкам, он получил возможность сбивать всадников с седла ещё до того, как те получали возможность самим начать обстрел его людей. К слову сказать, некоторое число карабинов Дрейзе фидаины не выменяли у союзников, а добыли на башибузуках – тем, вероятно, посчастливилось найти их на поле боя, где они, как падальщики, собирали вещи убитых.
Как-то раз всадники силой, на глазок, до двух эскадронов, пытались атаковать их колонну. Просто выскочили из-за какого-то холма и понеслись на них с дикими криками. Это сразу же припомнило капитану Ницеевскому его первых башибузуков у проклятого Баберда, и он сразу же отдал соответствующие приказы. Фидаины открыли по неприятелю огонь из всего, что у них было. Павел подавал пример, паля по приближающимся всадникам из револьвера. Справа из такого же оружия стреляла Арпине, а с левого – Сибириец.
За время «анабасиса» капитан Ницеевский обзавёлся собственной кавалерией, использовав захваченных у башибузуков коней и посадив на них случайно оказавшихся в его отряде кавалеристов. В результате поручик Тадеуш Чапский получил под своё командование целый эскадрон. Ну, точнее, почти целый полуэскадрон – 43 сабли, но поручику Чапскому больше нравилось именно то, первое наименование его отряда, во всяком случае он надеялся когда-нибудь довести численность своих людей до положенных 128 сабель. Теперь же, когда остатки неприятельской конницы начали поворачивать коней, и фидаины прекратили по приказу капитана огонь, «эскадрон» Чапского ударил на них с фланга.
Это была великолепная битва – противник был разбит наголову, а «Фидаины Христа» не понесли никаких потерь. Внуку Джавад-хана, без всяких сомнений, было далеко до Суворова, а даже и до своего упорно оборонявшего город деда. Если бы его голова соображала хотя бы наполовину так же, как у них, он просто перегородил бы своими людьми узкое дефиле несколькими километрами западнее или же поставил своих людей удерживать мост через достаточно бурную реку, где мусульмане могли бы задерживать фидаинов сколько хотели. Что ж, их промах – выигрыш фидаинов.
На окраине города мятежники встретили их уже пешими, засев за перегородившими дорогу повозками. Атаковать их конно уже никто не пробовал, поэтому капитан Ницеевский воспользовался собственным преимуществом в кавалерии. Чапский со своим «почти эскадроном»изображал атаку то с одной, то с другой стороны, отвлекая внимание оборонявшихся. Действовал он по-драгунски – его кавалеристы заходили мятежникам с фланга и обстреливали их из карабинов. После того, как мусульмане отправляли дополнительные силы отражать нападение, люди Чапского снова вскакивали в сёдла и отъезжали на безопасное расстояние. Всё это время «Фидаины Христа» вели непрерывный огонь по баррикаде, нанося противнику всё большие потери.
Павел знал, что гянджинцы вооружены гораздо хуже его людей – лазутчики доносили ему, что большая часть имеющихся у них карабинов – кремневые и гладкоствольные, из каких-то старых запасов времён Гянджинского ханства и Джавад-хана. Разумеется, вооружение фидаинов – в основном солдат бывшей армии Княжества, было лучше — Цесарство, хоть и не поставляло союзнику главных новинок, вроде «Ударного-41», снабжало войско Великого Князя вполне сносными капсюльными карабинами с нарезным стволом.
Стрелков же с карабинами Дрейзе Павел поставил на левом фланге, где они получили возможность совершенно безнаказанно обстреливать (точнее, отстреливать, как дичь) неосторожно появлявшихся на виду вражеских офицеров. Или, точнее сказать, людей, пытавшихся отдавать приказы другим. Это, по замыслу капитана Ницеевского, должно было деморализовать защитников баррикады и заставить их побежать во время штурма. Но до того, как этот момент настанет, Павел намеревался нанести противнику максимальные потери огнём карабинов.
Противники, тем не менее, не стали ждать, пока их перестреляют, как кроликов. Они сделали вылазку. Масса людей вдруг перелилась через опрокинутые повозки и, кто с карабином, кто с пистолетом, кто с саблей, хлынула на фидаинов.
– Pal, chłopcy! Pal!112 – скомандовал капитан Ницеевский.
Фидаины, впрочем, не нуждались в этом приказе. Стреляли все – вокруг стоял запах порохового дыма, а сквозь него смутно просматривались бежавшие фигурки. Револьвер дал осечку – Павел заменил использованный барабан заранее подготовленным новым и снова продолжил стрельбу. На третьем барабане у него заболел большой палец, тогда он начал взводить курок левой рукой — так было даже удобнее.
Где-то здесь была Арпине, наверняка она тоже стреляла. Оставалось надеяться, что ей не придёт в голову повести своих женщин в самое пекло. Снова сменить барабан. Сколько их ещё осталось в сумке? Два, не больше. Если эти проклятые турки (или это не турки? а кто – персы? в общем – магометане!) не успокоятся, ему будет нечем их убивать – набивка барабана требует изрядного времени, и этого не рекомендуется делать в бою – исключительно перед ним.
Но неприятель «успокоился». Точнее, отступил, точнее – побежал обратно на баррикаду, не найдя в себе силы вступить с фидаинами врукопашную. Это был ТОТ САМЫЙ момент.
– Wstrzymać ogień! Wstrzymać ogień! Wszyscy naprzód!113 – скомандовал капитан Ницеевский.
Державшийся рядом с капитаном горнист, разобрав его слова в окружающем грохоте, продублировал команды звуком горна. Его, в отличие от человеческого голоса, услышали все.
– Naprzód! Biegiem!114 – капитан вырвался впереди своих фидаинов с «кольтом» в руке.
-----------------------
112 Огонь, ребята! Огонь! (польск.)
113 Прекратить огонь! Прекратить огонь! Все вперёд! (польск.)
114 Вперёд! Бегом! (польск.)
Увидев своего капитана, фидаины тоже перешли на бег. Штыки уже были примкнуты к карабинам. Разумеется, если они вообще были.
Пороховой дым остался позади. Перед собой Павел видел только спины бегущих магометан. Где-то уже недалеко должна была быть баррикада.
– Ура! – капитан Ницеевский взмахнул рукой с револьвером.
Сзади что-то закричали фидаины. Не «ура!», конечно – у армян был свой боевой клич, не такой, как у москворусов.
– Вперёд, ребята! – Павел не понял, что он кричит по-москворусски, на языке, который в Армении понимают вообще единицы, и здесь с ним, точно, нет ни одной из них.
Наконец-то впереди показалась баррикада. Магометане даже и не думали её защищать, теперь они просто старались убежать от «неверных» как можно дальше и как можно быстрее. Павел выстрелил из «кольта» им вслед. Кто-то, вроде бы, упал, хотя, может быть, просто споткнулся. Павел влез на опрокинутую повозку и выстрелил в воздух.
– Miasto nasze! Nasze górą!115 – и соскочил вниз, на ту сторону взятой баррикады.
-----------------------
115 Город наш! Наша взяла! (польск.)
Через повозки лезли фидаины. Те из них, кто перелез, построились в шеренгу и дали залп вдоль улицы, в спины бегущим мусульманам.
– Господин капитан! Господин капитан! – подбежал к нему кто-то, – Кавалерия прорвалась в город у реки. Господин поручик просил сообщить, что он наступает к крепости.
У Чапского тоже получилось! Вот только не попадут ли всадники в ловушку на узких улочках? Ещё бы не хватало ему заблудиться! Хотя в его «эскадроне» есть кто-то, бывавший в Гяндже – авось да доведёт. Но всё-таки помощь не помешает.
– Залинян! Где Залинян! Залиняна ко мне, быстро!
Появился майор Залинян – тот самый бывший комендант Кумайри.
– Господин майор! – Павел Ницеевский отсалютовал, как требует Регуламин, – Вы веди бывали в Гяндже, – это был не вопрос, а утверждение – именно он рисовал по памяти примерный план города, позже дополненный сведениями лазутчиков, – помните, как отсюда пройти к мечети… султана… как его звали…, – Павел замялся, проклятое восточное имя совсем вылетело из головы.
– Мечети Шаха Аббаса, господин капитан? – удивительно, но для майора Княжества факт его подчинённости капитану Цесарства не был ничем странным – как и факт подчинения Княжества (теперь, увы, бывшего) Цесарству, да, представляю… в общем.
– Прекрасно, – капитан Ницеевский пропустил мимо ушей это последнее «в общем», – Вы с Вашей компанией идёте к этой мечети кратчайшим путём. Там выясните, где эскадрон поручика Чапского и действуйте вместе с ним.
Сказать «переходите в его подчинение», капитан не решился. И так во время этой проклятой войны всю субординацию черти взяли, но надо же и честь знать. Подчинить майора поручику – явный перебор. Понятно, Чапский в его нынешнем положении вполне себе капитан (то есть, по-кавалерийски, ротмистр), а он сам – чуть ли не генерал, но не может же он своей волей присваивать офицерские звания, тем более – самому себе. А послать пакет в военное министерство на Владимирском спуске отсюда не представляется возможным, да и вряд ли они всё это утвердят – с Владимирского спуска всё выглядит иначе, чем из Закавказья. Вот и приходится балансировать на тонкой грани между необходимым и допустимым.
– Так точно, господин капитан!
Майор отсалютовал и во главе своей компании (бывшего гарнизона Кумайри) скрылся в одной из узких улочек. Остальные фидаины уже входили в город. Трещали выстрелы, слышались крики, вокруг пахло порохом и кровью.
