Не то проснулся, не то очнулся уже днем . За ночь рана не кровоточила, на ногах стою, значит, без меня большевики не обойдутся, поскольку канонада такая, что и в подвале слышно. И новые раненые прибывают. Попить мне дали, а вот на умывание воды не предусмотрено. Ладно, сам найду.
Сестричка как раз перевязала очередного раненого и устало присела у стены. Чувствуется, что упала бы и поспала, но нельзя. Подошел к ней, тронул за плечо.
Она вскинулась, глянула на меня покрасневшими от бессонницы глазами.
--Не вскидывайся так, сестренка, ты мне документы и оружие отдай, а я пойду опять в бой. Полежал -и хватит.
--Сейчас…
Боеприпасов у меня сильно поменьшало, и гранат уже нет. Ну,это понятно, люди воюют,а мне в подвале лежать столько не надо.
А тут как раз морячок приволок раненного в бок и лицо. Будет мне поводырь, потому как куда идти я не знаю. На выстрелы,конечно,выйду, но лучше с поподырем. Сунул сестричке трофейных леденцов, пакетик  которых у меня завалялся, и пошел вслед за связным, а по дороге мы поговорили.
Моряка звали Алексеем и был он из группы Жернового. Он меня и просветил, что командира группы(здесь в отряде рот и батальонов нет) зовут Иван Васильевич, звание-старший лейтенант и как командир он-на ять. Пожаловался, что второй день с патронами туго, больше стреляют из трофейного оружия, которого много набрали после высадки, потому как фрицы драпанули без задних ног, а часть и без штанов. Даже пару пушек оставили. Насчет пожевать-то же самое.Экономить надо.Часть поели, а когда еще будет…
Я в ответ сказал,что я из береговой артиллерии, а потом служил в бригаде Гордеева. Высадили нас в Озерейке,только я от бригады оторвался и с теми, кого нашел, вышел к ним.
   --А, я думал, что ты с той стороны бухты прорвался…
   --Я не настолько везучий. Хотя дошли и в пути никого не потеряли…
Старший лейтенант оторвался от бинокля, глянул на меня, выслушал мой доклад. Остановил взор на бинте, что торчал из под шапки.
    --А ты, старшина, не переоценил свои силы?
     --Никак нет, товарищ старший лейтенант!  А если даже и свалюсь,то отлежусь и продолжувоевать!
     --А ты сам откуда,из катерников?
     --Бригада  полковника Потапова, сто сорок второй  отдельный батальон.
     -- А как сюда попал, вас же сюда к нам не высаживали?
     -- С боем прорвались от Озерейки. Мы там десантировались.
      --Хорошо вышло. А где остальные? Нам бы твой батальон пригодился.
      -- Со мной вышли  с десяток  человек. Где остальные- не знаю,наверное, в Глебовке или около. Пляж и поселок румыны снова захватили.
       --Ладно, старшина,  с этим потом разберемся. Тебе Алексей рассказал, что у нас тут с патронами негусто ?
      -- Так точно. Стрелять одиночными, гранаты-только по группам, а больше трофеями пользоваться.
       --Тогда пошли за мной, сейчас пойдем  брать тот домишко, когда возьмем его, гадам будет куда хуже, чем сейчас..:
      Куда попали нераненые мои спутники- не знаю. Больше никого из них я не видел.  Наверное, их придали в лругие боевые группы Куникова, ибо было их восемь , а плацдарм был хоть и небольшой , но не пятачок   размером с  окоп  на отделение, где ты всех видишь и даже в гости сходить сможешь…
Воевать было тяжело. Не только потому, что немцы очень старались сбросить нас в море, а для того и атаковали, и бомбили, и обстреливали. Тяжело было и в иные часы, когда можно было бы отдохнуть, да и обязательно нужно , а не мог. Терзали мысли о своей роли в произошедшем. Уже не о том, что будет, а о том, что было и что конкретно я сделал.
       Не как боец бригады, а как некто вроде командира, хотя командиром я был слегка самозванным, ибо никем не был уполномочен на командование.
Голова не отдыхала, а подбрасывала размышлений, каков я был в качестве командира в Озерейке и что из этого вышло. Конечно, меня извиняет то, что и на действительной  я  был только ефрейтором, а здесь старшиной второй стати, то есть еше только на ступеньку выше. А, значит, могу командовать расчетом, группой, максимум отделением. Уровень не слишком высокий, а вот выдержал ли я его? Наверное, да. Командовал я в основном не более как десятком людей, некоторое время оборонял  «опорный пункт», потом с ними же прошел десятка полтора километров и вывел подчиненных из окружения(можно и так сказать).
    А вот с обязанностями коменданта Озерейки? Скорее нет, чем да. Ведь я не смог организовать связь  как с командиром ушедших на Глебовку товарищей , так и с командованием операцией, не смог и создать прочную оборону поселка. Да и связь внутри поселка, между всеми тремя опорными пунктами-тоже не смог.
Теоретически я все это мог. А практически? Как бы я это делал лично сам, с плохо работающей головой после раны и контузии? Смогли бы салажата мои пойти в контратаку и сокрушить румын? С трудом в это верится.
Связь- ну не было у меня ни  одного радиста, так что перерывать танки и битые корабли  в поисках рации смысла не было.Даже и нашел бы и нажал на какие-то кнопки или тумблеры повернул- а всякие там позывные, волны, коды и прочее?  Кто бы мне поверил, что некий старшина с ними разговаривает, а не забавляющийся немец?  И даже та же связь внутри поселка- ну, сам я много бы не побегал. А салажата еще и стрелять должны, ибо  если будут бегать с приказами, тогда и  стрелять- то и особо больше некому. Вот и раздвоись, чтоб один и тот же и стрелял и носил донесения !
От таких мыслей не спалось и не отдыхалось. Не мог я понять, лучше я сделал или нет. А спросить кого-то из бывших подчиненных я не мог. Возможно, меня бы и высоко оценили, ибо еще шесть человек не легли бы на озерейский пляж, но все же, все же…
      Особо тяжело было следующие два дня, но тут на плацдарм пришло подкрепление. Начали высаживаться те  части,которые не попали в Озерейку.
Парашютно-десантный полк, часть моей бригады, бригада Красникова.
Из моей бригады пока было немного.Мой батальон остался где-то там, один батальон был увезен в Туапсе, а потому запаздывал,так что комбриг Потапов остался с одним батальоном и бригадными ротами автоматчиков и разведчиков.
     Пока мы отбивали атаки, две оставшиеся в строю после Озерейки канлодки  высаживали подкрепление на пристань рыбозавода и изощрялись, как высадить туда же артиллерию и стодвадцатимиллиметровые минометы. Так просто это не получалось. Больно жидкая была пристань, да и никаких грузоподъемных устройств на ней.  Потому на тяжеленный  миномет заводили оттяжки, а попросту говоря, тросы, корабельная стрела сгружала «самовар» за борт, а дальше «Эх, дубинушка, ухнем» и вручную миномет вытягивался на берег. Так  мне потом рассказали участники этой операции. Эх, царские инженеры не рассчитали, что потребуется от их корабля через четверть века...
   Подошедшие батальоны морпехоты переменили ситуацию. Если до этого десант с трудом удерживал плацдарм, за счет удали и мощного артогня с другого берега, то сейчас было уже чем ударить. И ударили, как в  сторону города, практически продвинувшись до него самого,так и в сторону Колдуна. Чертова многоглавая гора еще попила из нас кровушки, ибо взять ее удалось полностью через несколько месяцев- но плацдарм уже получил порядочные размеры и уже батальонный миномет его насквозь не простреливал. Наш комбриг тогда, как передавали, высказался, что было бы у него еще батальона три и он бы взял город. Может, это и было  так, ведь резервы врага кажутся неисчислимыми, а потом может выясниться, что последний батальон мог  его сломать. Такое бывало и раньше, бывало и сейчас.
     Я разузнал о том, что на плацдарме уже наша бригада, не сразу, а когда  столкнулся  с Василием Нееловым из соседнего батальона. Мы с ним вместе госпиталь украшали, только у него рана зажила быстрее моей.  Конечно, долго нам говорить  не дали, поэтому Вася наскоро сказал, что их батальон и комбриг тут, а о нашем батальоне и комбате Кузьмине они не знают. И побежал дальше. Я же, как смог,  пошел к Жерновом и стал проситься обратно, в родную бригаду. Старший лейтенант моей просьбой оказался не очень доволен, потому как людей было мало,  а бои еще не закончились,  но пообещал, что как только будет возможность, меня  отпустят и сопроводительную бумагу дадут, что был тут такой и с… и по… не просто груши с елки околачивал, а воевал  и при  деле был.
     Можно было бы и в самоволку рвануть, мне об подобных случаях народ рассказывал, и обычно таким шли навстречу, но меня останавливало то, что я-хоть и не один побывал не то в окружении, не то на оккупированной территории, . да еще и действовал без команды,  самостоятельно. Вот и могут возникнуть вопросы в стиле известной песни : «Скажи, а почему ты вместе с танком не сгорел?»  В принципе, у меня есть возможность так и сгореть в следующей атаке, причем эта возможность  прямо неотъемлема. А я еще и просил у кого- то нами управляющего полжизни или полцарства за Станичку. Высшие силы выполнили просьбу , причем сразу и практически без потерь. Поэтому и  готов платит, сколько запросят. А что они захотят.сколько этой полжизни-десять лет или будущая неделя- мне не дано угадать.

Отредактировано AD (23-11-2014 22:29:58)

Десятого числа отряд Куникова вывели из первой линии  и поставили на охрану берега и комендантскую службу. Потом сам майор  при обстреле получил ранение осколком и убыл в Геленджик. Мы еще не знали, что оттуда он не вернется.  А я напомнил о себе,  и меня отпустили. Обещали ведь, да и формально уже  не в бою, как-то обойдутся. Вручили мне листок  с рассказом, что я воевал в составе отряда, зарекомендовал себя хорошо, воевал, даже будучи раненым,  и прочие такие бумажные слова.
Рана почти зажила, в голове к вечеру шумело, иногда и боль была, как резко встанешь-в глазах могло помутиться, но жить- жил и воевать мог. Нескольким немцам жизни укоротил, освоил трофейное оружие, потому как у Куникова этому справедливо много внимания уделяли. Так что теперь я умел и из немецкого автомата стрелять,и из МГ-34 тоже.
Вроде между моим появлением тут и уходом прошло всего несколько дней. Пришел шестого, а ушел тринадцатого. Но время-оно длится по разному. Когда лежишь, прижатый немецким пулеметом, то минуты тянутся годами, но когда тебе скажут, что уже прошло три дня с того момента,как мы  брали этот вот дом, так и не поверишь. Ведь это точно произошло  еще утром, ну самое позднее-вчера!
       В штабе бригады мне удивились. И замполит Видов, и начштаба, и капитан из особого отдела меня все спрашивали,что где и как. Ну я и рассказывал, что знал, только по времени сориентировать точно не смог. Пока из  состава батальона вышли две группы, общим числом человек двадцать,  причем ни одного командира. У Видова и начштаба бригады на меня времени много не нашлось, а вот капитан сидел- допрашивал  часа четыре, вымотав до изрядной степени. Нет, он меня н в чем не обвинял, хотя я ждал этого, но пока он все подробности вытянул-  семь потов сошло, да и морально тяжело было не только ожидать подвоха , но просто вспоминать-горелые танки на пляже, выброшенные на берег десантные суда, и черный прибой из наших полегших ребят .  А убитая семья -  и позже  щемило сердце, когда о них вспоминалось. Вроде так рано молодое сердце болеть не должно, но ведь не зря говорят, что день войны старит не на день, а на год. Тогда получается, что Андрей уже меня годами опередил, хоть и в документах ему только  двадцать первый идет. Точнее,еще пяток дней идти осталось двадцать первому его году.
     Дальше было совсем рутинно. Оправили уже не в свой батальон,а в другой, я пришел, доложился, дальше приказ в первую роту. Впервой роте во второй взвод, там в третье отделение. Все буднично и обыденно. Пришел и хорошо. « Уходишь- счастливо, приходишь- привет»-как пели в песенке.
   Это уже в отделении  узнали,что я из озерейского десанта и ахнули-да как в живых остался ? «Матросское радио» уже рассказало, что батальон погиб, и вернулись единицы.  Маленькую группу подобрали катера с берега где-то за  Абрау, и на Малую землю тоже немногие вырвались. В итоге из батальона вернулся взвод. Танкисты практически все погибли. Из штурмового отряда  тоже  единицы. Команды кораблей и  судов, что погибли на пляже- та же история... Еще говорили полушепотом,что под Озерейку пошли воздушные десантники на парашютах,но про них никто точно не знал и не мог знать. Они уходят и приходят молча, и никто не знает,куда и сколько ушли и когда и сколько вернулись. Немного повезло Михаилу Негребе с товарищами,о которых рассказал писатель Соболев,а о других ,ушедших и не вернувшихся,расскажут только архивные документы.
А дальше были долгие месяцы обороны плацдарма.
На том глава закончилась.

Ну вот я и постараюсь,чтоб люди не думали,что Брежнев раздувал эпизод с Малой Землей до жутких масштабов.
Не было такого.
А кое-кто и оказался на этом фоне забыт и не описан.А описанные события тоже...заслужили описания по-другому.

Врали они.Товарищ Брежнев этого не говорил.   
Прода.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
      Как мы там жили на плацдарме в бытовом смысле?
Тяжело. Выдача горячей пищи наладилась не сразу, и сухой паек успел осточертеть. Да и потом горячее выдавали только два раза в день. В большинстве случаев, когда форс- мажора не было, и с подвозом на плацдарм  было все нормально. Ребята из восьмой гвардейской бригады позже  хвастались, что у них горячая еда аж три раза в день.  Не у всех в бригадах интенданты такие  шустрые, как в восьмой  бригаде. Так что у нас-один-два раза.
      С водой было напряженно. Так что  попить- то в основном хватало, но,правда, не везде. Были такие поганые места, где своего колодца и ручейка нет, а поднести туда воду мешали немцы.  Вот там бывало и совсем весело.
Почему были перебои со всем? Чтоб суп- пюре гороховый сварить нам, нужно, чтоб мешок с гороховым концентратом погрузили на. суденышко, которое пройдет короткий , но яркий путь от Геленджика до пристани у Малой земли, и при этом не нарвется на немецкий катер, немецкую мину или снаряд артиллерии, которая била и по подходящим судам, и по причалам. Сколько их, тех пристаней, да и ходит они не умеют, потому к ним  пристрелялся и лупи.  Ах,да еще весной случаются шторма. Мотобот из Геленджикской бухты в шторм может и не выйти, до нас не дойти,а уже в виду Малой земли может  и на берег быть выкинутым. Содержимое трюма равномерно при этом перемешивается с Черным морем.
   А что делаем мы? Правильно, сухари грызем, если их вчера доставили. Если и вчера шторм был-постимся. Привезенный мешок горохового концентрата кто-то должен взять на спину и снести с палубы или  из трюма. Потом его выдадут на наш тыл. На ишаке или вручную дотащат  до батальонного тыла, где кок должен отыскать дров и водички, чтоб сварить супчик. После чего суп-пюре  разлили в термос, и подносчик пищи и боеприпасов, в шутку именуемый «ботик» , идет , ползет или бежит  к месту доставки. А уже там нам разольют ,что он принес. Бывал и ничего, потому как в боевом охранении немцы могли и не дать до следующий темноты что- то доставить. Забросали минами и все. И «ботик»- он тоже не бессмертный. Помню, было и так, что подносчику осколок пробил  термос за плечами. Где-то половина супа вытекла, да и  спину обожгло. Мы вздохнули, разлили что есть и съели, что осталось.
      --Неизбежная на море случайность,-- как выражался Коля Иванников. --«Ботик» потерпел аварию, оттого груз пострадал.--
Насчет ишаков я не шутил, это так и было. Поскольку плацдарм был хоть и небольшой, но пять- шесть километров  пути находилось. Чтоб не отвлекать личный состав на переноску и завезли этих ишаков, целых две вьючных роты. И таскали они нам от пристаней то, чем  интенданты оделили. Но было у них неприятное свойство- скотина не любила бомбежки и обстрелы, потому и вопила на разные голоса, жалуясь небесам на то,что им некомфортно под огнем.  Конечно, и сам бы иногда так взвыл, но слушать ишачий рев вперемешку с ревом орудий вдвойне тяжко. Кстати, вой немецких шестиствольных минометов был похож на ишачий. Только после ишака тебе на голову не падали  реактивные мины.
     Вот помыться- это было совсем сложно, пока море  еще  холодное. А весь день в земле роешься, пыль на тебя летит,так хочется помыться...  Мы ,конечно, импровизированную баню устраивали, но  и условия в ней были не очень и раздобыть воды и дров было тоже тяжело. Деревья все больше  и больше ломались снарядами, да и разбитые дома тоже постепенно отдавали запас дерева. Мы терпели, ожидая,что придет времечко и  тогда отмоемся. Да и время еще было такое- без телерекламы о том, как некий тип забирается на  высокую скалу и с трогательной экспрессией сообщает, что благодаря дезодоранту от него потом не пахнет ! Что взять с  хомячков, что это снимают,смотрят и следуют этому... . А мы не жаловались на отсутствие дезодорантов. Немцы тоже на нас в этом не жаловались. Ничего, наступит лето... Правда, в морской воде мылится только специальное мыло «Кил»,но и это ничего.
   И много времени занимала работа. Каменистые грунты города и окрестностей брали только кирка и лом. Вот и рыли ячейки, траншеи, котлованы под блиндажи, ходы сообщения. Как на передке, так и в тылу, где построили еще два рубежа обороны. Поскольку немцы регулярно обстреливали наши позиции, то, значит, надо было восстанавливать разбитое обстрелом. И закапываться глубже. От минометного обстрела делали «лисьи норы»,чтоб даже попавшая в саму траншею мина не достала нас. А  пошли в атаку и отобрали домик или участок траншеи у немцев- значит, надо после этого копать туда ходы сообщения.  И строить оборону в сторону немцев, потому как у них  бруствер  в нашу сторону направлен, и стрелковые ячейки не в ту сторону,и пулеметные площадки не на тот пулемет рассчитаны. И вход в блиндаж под их обстрелом оказывается.. Вот мы новый бруствер насыпаем, исправляем пулеметные площадки и прочее делаем, в том числе и вход в блиндаж переносим на другую сторону. Неохота же, чтоб немцы прямо в дверь  стреляли. Говорил мне когда- то один ветеран: « На войне , Андрюша, было много только маршей и работы. И копали, и снова копали. Только оборудовали- вперед, на запад! Дошли до чего смогли-опять копаем.  Мне первое время после войны на огороде муторно было. Думаешь- сколько я за  три года накопал, а теперь и картошку надо.»