Год 1940. Месяц январь. УССР. Черниговская область, Нежинский район, с. Кукшин         
         
…Когда появилась-то она у нас? Да после гражданской вроде, году то ли в двадцать третьем, то ли в двадцать четвёртом. Может позже… Кто сейчас точно скажет, тогда столько народу туда-сюда бродило. На вид ей лет сорок было, не меньше. По-первости о ней долго судачили, когда поняли, что она остаться решила. Что говорили? Да считали её убогонькой, блаженной. Не от мира сего, в общем. И то, с ранней весны и чуть ли не до первых морозов всегда в одной и той же рубахе босиком повсюду бегала, на холодных камнях у речки часами сидела и вот ведь что интересно, ни одна болезнь к ней при этом не цеплялась! Вот вам крест!.. Извиняюсь, в смысле.
Да, так вот. Жила она одиноко: сама ни к кому в гости не ходила, да и к себе никого не звала. …Ну а как же? Дом у ней был. Не так, чтобы очень справный, но всё-таки крыша над головой. От Мыколы-печника остался – он в империалистическую ещё под Карсом погиб, а родня у него вся в город после подалась, да там и осела, вот хата пустая и стояла.
В доме что у неё как было? Да ничего особенного, разве что книг много. Наталку-то с книжкой и заставали, если домой кто к ней заходил. Так вот книги эти, и картина ещё на стене – красивая такая! – вот и всё, что у неё особенного дома было. Кто говорил даже, что наверняка из бывших она, вот, мол, откуда вещи эти, но доподлинно не знал никто ничего.
А вот спустя пару лет, после того, как она у нас обосновалась, стали к ней люди разные приезжать. И кто-то из них возьми, да обмолвись, что Наталка болезни заговаривает и судьбу предсказывает. Много к ней баб бегать начало, в империалистическую да в гражданскую почитай полсела вдовами осталось. Зачем бегали? Так узнать хотели точно, что да как с мужиком их случилось, как головушку свою сложил. И сколько потом не проверяли, а ни разу не ошиблась! Скажет: шашкой Василя зарубили, а Ивана снарядом разорвало, так оно и есть.
Может с той поры её односельчане и невзлюбили. Ведьмой стали считать. Почему? Поди, спроси у них. И знаки, дескать, колдовские руками творит, и беду подманивает, и порчу наводит. В общем, как обычно в таких случаях болтают, так и здесь.
С годами Наталка ещё и внешне сильно изменилась: горбатая, пальцы рук скрючены, волосы спутанные болтаются. Как есть вылитая ведьма. Её детишки как огня боялись, камнями вслед швырялись, дразнилки обидные кричали.
Прибавь к этому, что она всё про всех знала. Откуда? Да кто ж знает! А только стоило хоть кому-нибудь про неё гадость сказать, а она уже в курсе. Мысли что ли читала?.. Да-да, не отвлекаюсь, прощенья просим.
Хотя… знаете, случай был один раз такой. Парень у нас в селе жил, так вот дружки его стали подбивать торговца рыночного ограбить. Добычу изрядную сулили, деньги. Так вот, уж не знаю, как Наталка про то узнала, только встретила она его на улице и говорит: «Не смей по лихой дорожке идти! Не твоё это». Дружки? В засаду милицейскую попали, всех их там и положили. Выходит, жизнь она человеку спасла. А он от неё как огня шарахался, вот и вся благодарность!
Нет, не все, конечно, поголовно её не любили. Было несколько человек в селе, что по-доброму к ней относились, конфетами угощали – она сладкое страсть как любила. Пара ребятишек к ней иногда захаживала, она им истории разные рассказывала.
Правда и без сельчан у неё работы хоть отбавляй было. Я ж говорил, отовсюду к ней ехали. Те, кто вылечился, часто с другой какой бедой приезжали, за ними родственники и знакомые их тянулись. Пожалуй, что ни одного дня не упомню, чтобы возле её хаты кто-нибудь из посторонних не сидел. Пару раз даже на автомобилях из города приезжали! Да…
Больных она по-разному лечила. Кого водой заговорённой, кого корешками да травами, а кого…нет, не буду врать, точно не знаю. А судьбу предсказывала, прямо в глаза человеку глядя, карты редко-редко использовала, если кто сам просил. Ещё удивлять людей любила. Бывало, человек ещё только на порог ступил, а она ему уже всё рассказывать начинает. Или на вопрос отвечает, с каким он к ней приехал. С приезжими она всегда очень строго говорила, властно – настоящая барыня! – и никаких возражений не терпела. Чуть что не по ней, так сразу взашей выгоняла, особо ни с кем не церемонилась.
Что ещё… Прошлое, настоящее очень точно описывала, а предсказания её почти всегда сбывались. Это многие подтвердить могут.
Власти местные её не любили сильно. Ещё бы, кому ж понравится, если в твоём селе ведьма живёт? Да и время…Нет-нет, я ничего! Просто знаю, что доносы на неё часто писали, в милицию сдать пытались, с проверками не раз приезжали. Да только выгоняла она их всех со скандалом, ничего не боялась. Потом, чтобы конфуза не было, на неё через участкового повлиять хотели. Тот ходил и возмущался: «Да что я около блаженной с ружьём буду стоять?» - но с беседой всё равно шёл. А куда денешься? Служба.
Каждый раз он с Наталки честное слово брал, что не будет она больше ведовством своим заниматься, а она только отмахивалась: «Не буду, Вася, не буду. Да не обращай ты внимания на этих дураков, давай лучше по рюмочке выпьем». Настойку она делала… Ух!
А потом у участкового нашего дочка заболела. Почти неделю орала как резаная. Он её и в райцентр возил, и в область, врачам показывал, всё без толку. Вот тогда к нему Наталка сама и пришла. На два дня к себе девчушку забрала. Что уж она там с ней делала, то неведомо никому, а только на третий день блаженная родителей к себе позвала и ребёнка отдала здорового и весёлого, всю болезнь как рукой сняло.
Ученики? Как же, как же, подкатывали к ней разные. Научи, мол, тётка Наталка, покажи, что и как делаешь. А она их взашей. «Этому - говорила – научиться нельзя!»
О том, с чем к ней люди приходили, она никому не рассказывала. Всё в секрете всегда держала. Разве что сам кто что ляпнет, а она ни-ни! И плату за лечение и предсказания она никогда не назначала. Все, кто к ней обращался, в один голос говорили: принесут ей что – хорошо, нет – и не надо.
К чему я про это завёл? Так с этого ведь всё и началось. Слухи какая-то гнида распускать начала, будто неслыханные богатства у Наталки припрятаны, за лечение полученные. Долгое время связываться с ней никто не решался. А потом как-то двое рабочих, сезонные – пришлые, под утро к ней в дом забрались. Наталка-то проснулась, так они её придушили слегка и предупредили: если кому расскажешь, зарежем. А затем по голове стукнули и на полу бросили. Весь дом вверх дном перевернули, а нашли под периной в носовом платочки сотни четыре, не больше – да и были таковы.
Так что вы думаете, очнулась Наталка, за порог вышла, у колодца кровь пообтёрла, да вслед ворам что-то нашептала. Те у соседнего села на телеге в овраг свалились, едва живы остались. Во как! А вы говорите.
Нет, умом она не тронулась, наоборот, память у неё прекрасная всегда была, речь. И вообще, чувствовалась в ней, порода что ли? Образование лезло, и то, что раньше она и лучшие времена знавала.
Как я обо всём этом узнал? Шут его знает, но только прониклась ко мне тётка Наталка. Привечать стала, рассказывать что-то. Нет, сам-то я к ней не набивался, такое она сразу чуяла и гнала поганой метлой прочь, а вот если к ней с понятием, с уважением, по-доброму, тому они и приоткрыться могла. Немного. Самый краешек всей этой тайны, которой её жизнь словно покрывалом укутана была.
О чём говорила? Да о многом, всего не упомнишь. Вот, к примеру, о том, что дано ей много. Что может только глянуть на человека, и сразу видит: счастлив он или нет, что у него было, что его ждёт. А ещё о том, что никогда не бралась помогать тем, кто болен неизлечимо. Нельзя, говорила, надежду несбыточную людям дарить – грех это. В последние годы она вообще в религию ударилась сильно: молилась, посты все соблюдала. Церковь-то у нас закрыли, так она со старушками втихомолку о чём-то договаривалась, вместе они собирались и сидели. А что, теперь уже можно об этом, ей-то уже не навредишь…
Да, извиняюсь, опять отвлёкся. О чём это я? Да, так вот. Жаловалась, что часто от неё чуда ждут, а их и не бывает, чудес-то. А её собственные способности – это крест! Проклятье! Голгофа!
Переживала, что вместо того, чтобы пожалеть, ненавидят её, завидуют. Богатству, дару. И не знают, сколько на её долю бед и несчастий, унижений и страданий выпало. Что не думала она, дворянская дочь, которую все нежили и холили, которая одевалась с помощью слуг, что ей так жить придё…Ох!..А ведь обещал я Наталке, что тайну её сохраню. Да видно не судьба…
Мы тогда с ней допоздна засиделись. А что? Зима, темнеет рано, на улицах холодно. Передвижка к нам раз в неделю приезжает, так что пойти куда-нибудь вечером проблема. Это молодёжь хоть до утра, невзирая на погоду готова гулять. Ох, не о том говорю, извините!
Так вот, сидим мы значит с тёткой Наталкой, говорим понемножку о том, о сём. И вдруг она ни с того ни с сего в другую комнату уходит. Порылась там в комоде, возвращается. В руках несколько фотографий. И, главное, сразу видно, что старые они все, пожелтевшие, края пообтрепались, а одна, так вообще с обратной стороны склеена бумагой аккуратно, видать, порвана была.
Берёт она одну из этих фотографий и мне протягивает. Смотри, говорит, какая я раньше была! А там девушка изображена, молоденькая-молоденькая! Платье на ней красивое, длинное, причёска…такая! Даже не знаю, как объяснить…с цветами! Ну да, с цветами. Белые такие. Рядом два кресла. В них мужчина и женщина. Пожилые. И по лицам сразу понятно, что родственники они. Тётка Наталка с вопросом моим невысказанным соглашается: «Да, это родители мои. А сфотографировали нас на моём первом балу».
Ох, как же меня тогда вдарило! Ей богу! На портрет посмотрю, после на неё. На портрет, на неё. Там девица красоты неописуемой, здесь старуха натуральная – неопрятная да нечёсаная. Просто глазам верить отказываюсь! Ну не может такого быть! А она грустно-грустно так усмехается.
И бал, говорит, у меня когда-то был, и родители любящие, и муж…Детей, вот, разве что бог не дал…Так на всё Его воля!.. Рассказывает она мне всё это, а в глазах будто пламень бушует! Видно, что не может забыть прежнюю жизнь, сколько б лет не минуло. Я тогда прямо её об этом спросил. Помолчала, словно раздумывала, говорить или нет, и так нехотя ответила, что, мол, не в её силах забыть, слишком много всего в судьбе намешалось. И родители, на глазах её в восемнадцатом расстрелянные, и сёстры с братьями, что в гражданскую сгинули, и она сама…
Что конкретно о себе рассказывала? Ну, что в лагерях и тюрьмах долго сидела – вы уж извините, я ж только слова чужие передаю. Что били её там сильно, потому что через неё хотели на мужа как-то повлиять… Нет, чем муж занимался не говорила… Как выпустили её потом, а она сбежала и под артобстрел где-то попала. Рассказывала, как откопали её, израненную да контуженную из-под земли. А при операции грудь отняли – она осколками сильно посечена была. Врачи думали, что не выживет, а она выкарабкалась. Сумела. О, погодите-ка! Вот в этом месте она один единственный раз обмолвилась, что как-то муж её к этому спасению чудесному причастен. Мол, что-то он такое в своё время сделал, что на здоровье повлияло. Ага! И ещё способности необычайные – ну дар, в смысле – также через это открылись!
А потом вдруг замолчала она. Долго-долго сидела, ни слова ни говоря и словно внутри себя к чему-то прислушивалась. Ну, я то уже не раз видел, как тётка Наталка после этого прорицать начинает! И точно, сказанула… «Скоро я от вас уйду. Меня ведь Господь не заберёт до тех пор, пока меня не убьют. Поэтому каждый день я жду нож в спину… Завтра не приходи, мне одной побыть нужно. Приходи послезавтра, да не с утра, а к обеду». Я только рот успел раскрыть, чтоб отругать её за слова нехорошие и в это время слышу – за окном вроде мотор автомобильный гудит. Прислушался… Точно, машина! И уже к хате Наталкиной подъезжает. Я ещё подумал, что за дело такое спешное, что на ночь глядя надо к ведунье ехать?..Время? Да первый час был, должно быть, точно не скажу – у тётки в хате часов никогда не было.
Я уйти хотел – никогда Наталка посторонних при пациентах своих не оставляло. А в этот раз она вдруг решительно так заявляет: «Ступай в комнату соседнюю, да сиди там тихо, пока не позову!.. Эх, думала, что поживу ещё немного спокойно, да видно не судьба». И глазищами своими как зыркнет! У меня враз ноги ослабли и поплёлся я тихонечко куда велено было. Сел там и сижу, будто во сне.
Слышу, дверь входная хлопнула. Потом та, что в сенях. Человек в дом зашёл. Один… Да, точно! Один он был.
Говорили они о чём-то, да только всё больше негромко и я ни слова не мог разобрать. Да у меня и желания такого, сказать по правде, вовсе не было. Сижу, как баран, и всё.
Потом я встать почему-то захотел. Думал не получится, но всё же смог. Ноги будто ватные, но я всё равно к двери в ту комнату потихоньку подкрался и в щёлочку заглянул. Тётка Наталка на скамье сидела, лицом прямо ко мне. А перед нею на коленях мужчина стоял. Пальто у него длинное, сразу  видно, что заграничное! Ага, уткнулся ей в ноги, как дитё малое, и плачет. Плечи у него при этом вздрагивали и всхлипы я слышал. Бормочет что-то сквозь слёзы, а всё одно не разобрать, что. Нет, вру! Одно слово хорошо слышно было. «Прости!» Да-да, именно так, его он часто-часто повторял.
А Наталка ему руку на голову положила и гладит. Ла-асково так! И лицо…ну вот будто светится изнутри что-ли?..Мне тут неудобно жутко стало, словно я мальчишка какой и в бане за взрослыми бабами подглядываю. Начал отходить осторожно и в это время мужчина этот на ноги поднялся. Поклонился тётке Наталке в пояс, повернулся и ушёл. А она его в спину ещё раз перекрестила, на дорогу вроде как.
Потом? А что потом, зашёл я к ней, а она тихая сидит, улыбается чему-то. Спрашиваю, кто был это – молчит! Говорю, не нужно ли чего? Снова молчит! Ну и осерчал я. Решил плюнуть на всё и домой уйти. Пожелал ей доброй ночи и ушёл. Уже к двери подходил, когда она мне спокойно-спокойно сказала: «Спасибо тебе за то, что не бросил меня…» Я даже не нашёлся, что ответить, думал, блажит тётка!
На улице? Нет, никого не видел. Ни людей, ни машины. Везде пусто было. След от колёс да, остался. А машины не было! Ей-ей!.. Во-от…Ну а что дальше случилось, то всем ведомо. Через день я к ней зашёл, как тётка Наталка и велела и на кухне её нашёл. Ох. До сих пор, как вспомню, так мороз по коже! Нет-нет, вы не думайте, я в гражданскую партизанил и всякого насмотрелся, но здесь…С ней ведь что сотворил-то изверги? Мало того, что убили, так после ещё бензином облили да подожгли! Хорошо ещё, что ставни и двери закрыты были плотно, и огню воздуха не хватило, весь дом сгорел бы. А так только кухня выгорела.
Да, от кого-то услышал, что тётку Наталку в шею ножом ударили. Насквозь пробили. Выходит, и здесь не обманула она – знала, от чего смерть примет. Такие дела…
…Где, говорите, мне расписаться надо? А, вот, нашёл!.. Протокол прочитан, записан правильно, в чём и расписываюсь!.. Я могу идти? Доброго вам здоровьичка, гражданин следователь!..

Человек, сидящий за столом, зябко поправил наброшенную на плечи шинель, подул на замёрзшие ладони и, обмакнув перо в чернильницу-«невыливайку», неторопливо дописал в самом низу листа: «Допросил ОперУполномоченный 2 отд. 4 отд. УНКВД сержант госбезопасности Нифонтов», и замысловато расписался. Потом он аккуратно промокнул страницу и убрал её в картонную папку, лежавшую на краю стола.
Достал другой бланк и стал его внимательно перечитывать:
«УССР. Народный Комиссариат Внутренних Дел. Управление Государственной Безопасности.
Протокол предъявления для опознания по фотографии
К делу № … 1940 г. января мес. 16 дня. Я, ОперУполномоченный 2 отд. 4 отд. У НКВД -
Нифонтов, предъявил, в присутствии понятых, гр. Рашко для опознания следующие фотографии… Все они наклеены на фототаблицу и имеют порядковые номера… Опознающий осмотрел предъявленные для опознания фотографии и заявил, что в лице, изображённом на фотографии №1 он опознаёт по следующим приметам… человека, которого он видел в доме гр. Вуколовой при следующих обстоятельствах…Личности людей, изображённых на фотографиях №2 и 3 («Зоха» и «Егерь», соответственно), свидетелем не опознаны…
…Таким образом, в ходе следствия достоверно установлено, что человеком, посещавшим незадолго до смерти гр. Вуколову, был «Шутник»…
…сержант госбезопасности Нифонтов…»

И над головой чем-то водили...   
Дык - ясно! Зомбя там все! 

хорошо-то хорошо, но вот ничего не понятно - то 17 год, то 40-41... 

На самом деле - будешь смеяться - просто вот как-то так получается, что в голову то один эпизод приходит, то другой. Нет, общий план, естественно, имеется - как я уже говорил Valeri в самом начале действие романа разворачивается с 15 по 45 гг, но вот по-порядку всё переносить на бумагу не выходит!    
П. Макаров
В рамках твоего вчерашнего замечания о ненормальности сцены боя. А если вот так:

"Подъём! Тревога!" - Пинус, чьё лицо смутно белело в полумраке комнаты, склонился над Владимиром и грубо тряс его за плечо. Харузин рывком поднялся на кровати, ничего не поняв спросонок:
         - Что?.. Что происходит?! - Поляк отпустил его и, не ответив, выбежал из комнаты. На улице, где-то на северной окраине деревни басовито строчил пулемёт. Ему отвечал разноголосый хор ружейных выстрелов. По-прежнему мало что соображая, поручик, повинуясь рефлексам, бросился одеваться.
А, чёрт! Вот так всегда – когда необходимо собраться побыстрее, обязательно что-нибудь мешает. Прыгая на полу на одной ноге, Харузин от души обругал несчастные галифе, в штанину которых никак не мог попасть. Вот так-то лучше!
Сапоги…гимнастёрка…фуражка…шинель…Сбоку мелькнула перепуганная хозяйка:
- Ой, куды ж вы?!
- Потом!.. Потом! – нетерпеливо отмахнулся от неё. Скорее прочь из дома. А не то… На дороге, прямо за воротами, рванула граната. Поручика швырнуло на землю, по спине больно хлестнули комья земли. Жалобно зазвенело разбитое стекло, в сарае протяжно замычала корова. Где-то рядом испуганно заголосила какая-то баба. 
«Зацепило или нет? Ф-фух! Вроде цел!» Харузин вскочил на ноги и, пригнувшись, помчался к штабу. Он не очень понимал, что происходит. Точнее, было ясно, что на деревню, где квартировал полк, кто-то напал. Но вот кто, с какой целью – это оставалось совершенно неизвестным.
Один за другим раздались ещё несколько взрывов. Похоже, неприятельские артиллеристы палили наугад, скорее для наведения паники, а не по конкретным целям. Да и вряд ли было возможно рассмотреть что-нибудь в сером предрассветном тумане.
Мимо поручика пробежали несколько солдат под командой прапорщика. У одного из них в руках был ручной пулемёт. Направлялись они куда-то к церкви. Но ведь там пока тихо? Владимир не успел додумать эту мысль, как ожесточённая стрельба вдруг вспыхнула буквально со всех сторон. Длинным пулемётным очередям отвечали частые винтовочные залпы, иногда в них вклинивались гулкие орудийные выстрелы. Похоже, нападающие пошли на решительный штурм.
Поручик прибавил ходу. Он искренне надеялся, что им удастся отбить вражеский натиск. Насколько он был в курсе, деревню довольно хорошо укрепили, расставив на самых опасных участках хорошо замаскированные огневые точки, везде вырыли траншеи, куда должны были по тревоги подтянуться солдаты, подготовили ещё ряд «сюрпризов». Но червячок сомнения всё равно грыз его изнутри. А ну, как, все эти меры не сработают и враги собьют заслоны?     
Когда Харузин запыхавшись примчался в штаб, там уже почти никого не было, а куривший на крыльце капитан Турыгин встретил его недовольным покашливанием...

Ну и дальше по тексту?