Окончание главы:
...А Владислав с каждым днём стал вызывать у контрразведчиков всё большее и большее подозрение. Поначалу поляк вполне благопристойно вникал в свои новые обязанности, занимался с солдатами-телеграфистами и вёл себя тише воды – ниже травы. Но постепенно до Турыгина, а через него и до Харузина, стали доходить сведения, что Пинус что-то мутит. Лазает, там, где ему не положено, суёт свой нос туда, куда его не просят – в общем и целом прямо-таки напрашивается на вполне определённый интерес со стороны людей, блюдущих в полку режим секретности. А если учесть, что «телеграфиста» словно магнитом постоянно тянуло к дому с установкой…комментарии, как говорится, излишни!
Другое дело, что предъявить Пинусу железное обвинение никак не получалось, ловок был, шельма. Вот, к примеру, вроде, и крутится на досуге рядом с тем же Махаловым, но конкретно по делу ничего не говорит. Всё какие-то недоговорённости, смутные намёки, двусмысленные фразы…
- А ну-ка! – Турыгин резко затормозил, от чего Владимир едва не врезался ему в спину. – Это ещё что такое?!
Харузин выглянул из-за спины капитана. Сначала он не понял, что привело начальника в замешательство, но приглядевшись повнимательнее, он и сам едва удержался, чтобы не выругаться. Ворота, ведущие во двор дома, где помещалась установка, были приоткрыты. Внешний пост отсутствовал. Зато рядом, на дороге, сердито фырчал мотором легковой автомобиль, за рулём которого сидел, нервно вертя головой, какой-то человек, чьё лицо невозможно было опознать из-за огромных шофёрских очков-«консервов» и низко надвинутой фуражки.
Контрразведчиков он не заметил только потому, что они подошли к дому со стороны улицы, густо усаженной по обеим сторонам деревьями, и люди терялись за ними. А вот автомобиль, стоявший посреди дороги, просматривался отлично. Собственно, расстояние до него было плёвое, метров семь – десять, не больше. Если бы не отдалённый шум боя и близкий – от работающего мотора, шофёр, конечно, давно услыхал бы контрразведчиков.
- Вот что, поручик, - тихо сказал капитан, вытаскивая свой револьвер. – Похоже, у нас тут незваные гости. Попробуем подобраться поближе и разузнать, что происходит в доме, живы ли наши подопечные. Наша главная задача: не допустить вывоза установки. Любой ценой, понятно?! Если не будет другого выхода, лучше уничтожим её, но не позволим украсть!
- Так точно! – Владимир также извлёк из кобуры «наган» и торопливо проверил его. Харузина немного потрясывало от нахлынувшего волнения, но, тем не менее, он надеялся, что не подведёт командира. – А как же учёные?
Турыгин по-волчьи оскалился:
- Есть у меня такое ощущение, что спасать нам уже некого!.. Довольно! – жестом остановил он Владимира, собиравшегося задать вопрос. – Нельзя терять время. После договорим!..
«Если живы останемся!» - мрачно закончил про себя его мысль Харузин, но перечить командиру не стал.
Пригнувшись, офицеры стали осторожно подбираться к воротам, прячась за деревьями и кустами. Листва уже давно облетела, но всё равно, какую-никакую, но защиту они давали.
В это время к автомобилю из дома вышли два человека в солдатских шинелях. Взявшись за боковые ручки они тащили большой прямоугольный ящик. Видимо шофёр что-то спросил у них, потому что один из солдат поднял голову и недовольно скривился. Лицо его оказалось для поручика совершенно незнакомым, а вот Турыгин вдруг выпрямился во весь рост, яростно выругался и ломанулся через кусты, стреляя на ходу.
Харузину ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Он тоже завопил что-то, стараясь привести противника в замешательство, и, не особо целясь, дважды выстрелил в направлении автомобиля, моля бога, чтобы не зацепить капитана.
Сложно сказать, кто из них попал, но когда контрразведчики подбежали к воротам, шофёр сидел на своём месте, уткнувшись головой в руль, один из солдат лежал на земле, лицом вверх, а второй полз к дому, оставляя за собой тёмный след. Брошенный ящик валялся на боку с раскрытой наполовину верхней крышкой. Пробегая мимо, Владимир краем глаза заметил чёрный чехол, из которого торчала странно-изогнутая никелированная трубка, и пару толстых папок для бумаг, перевязанных бечёвкой.
Дзы-ынь! С грохотом вылетело наружу разбитое оконное стекло. «Ложись!» - отчаянно закричал Турыгин, падая. Та-та-та! Пулемётная очередь стеганула по офицерам из дома. Харузин даже не успел испугаться, а, тем более, понять, откуда исходит опасность. Подсознание, повинуясь инстинктам, бросило тело наземь, и заставило сразу же перекатиться влево, прячась за полуоткрытую створку ворот и уходя с линии огня.
Пулемёт выплюнул по ним очередную порцию свинца. Над головой раздался деревянный стук, противно свистнуло, и совсем рядом влажно чавкнула грязь, принимая в себя смертоносные пули. Немного выждав, Харузин рискнул приподнять голову. Прямо перед ним виднелись подошвы чьей-то обуви. В первую секунду Владимир решил, что это Турыгин, но приглядевшись, он понял, что убитый в ботинках, а не в сапогах. Значит солдат. Тэк-с, а во дворе-то мертвецов полным-полно! Вот где все караульные.
В этот момент его негромко окликнули:
- Поручик!.. Да не вертите вы так головой, пригнитесь!.. Что за наказание! – Капитан лежал справа и чуть впереди, укрывшись за колодцем. На лице его блуждала рассеянная улыбка, совершенно дико выглядевшая в данной ситуации. – Сейчас я попробую обойти его, а вы прикройте меня. На счёт три…Раз!..
И опять Владимир не успел испугаться. Руки сами вскинули «наган» и принялись ловить на мушку чёрный провал окна, где виднелось дуло пулемёта, расцветавшее то и дело огоньками выстрелов. На счастье Харузина стрелок, судя по всему, решил, что попал в него и перенёс весь огонь на Турыгина.
Аккуратно взяв чуть повыше ствола, примерно на два пальца, поручик дождался возгласа: «Три!» и начал стрелять. Раз, другой, третий… Перекат!.. Вперёд…Раз, два… А-аааа! Боже мой, как больно!!!
Сильный удар в правое плечо достал его, когда контрразведчик, укрывшись за трупом солдата, начал вторую серию отвлекающего огня. Уткнувшись лицом в землю, он глухо закричал от дикой, нестерпимой боли пронзившей его буквально насквозь. Через ключицу словно протащили раскалённую кочергу и теперь медленно поворачивали её из стороны в сторону, точно решив добить поручика режущим огнём.
Грохот ручной гранаты, рванувшей в доме, истошный крик, несколько выстрелов – всё это пробивалось в сознание Владимира с трудом, будто через толстый слой ваты, накрывшей его с головой. Он с трудом заставил себя поднять резко отяжелевшую голову.
Из окна дома валил густой чёрный дым. На земле под ним распластался Турыгин. Фуражка его отлетела далеко в сторону, голова была повёрнута набок, глаза незряче смотрели на Харузина.
«Убит, - с отстранённым равнодушием подумал Харузин. – Ничего, скоро я вас догоню, господин капитан». Почему-то никаких сомнений в этом у поручика не было, он всем своим существом чувствовал, как жизнь медленно, но верно, покидает его тело. Странно, но он не испытывал по этому поводу почти никаких эмоций – ни страха, ни сожаления… одна только всеобъемлющая апатия довлела над поручиком в эту минуту.
Наверное поэтому за двумя вышедшими из дома людьми Харузин наблюдал отстранённо, не делая никаких попыток привлечь к себе их внимание. Они появились из дыма медленно. Один с трудом тащил другого, закинув себе на плечо его руку и обхватив за пояс. Второй человек явно пребывал в полуобморочном состоянии, он еле-еле переставлял непослушные ноги.
Чёрная волна беспамятства накрыла Харузина на какое-то время. Когда он снова пришёл в себя, люди уже поравнялись с ним. Теперь Владимир даже мог разглядеть их.
Тем, кто тащил на себе раненого, был Пинус. Вся правая сторона лица поляка была покрыта кровью, льющейся из раны на голове. Лоскут кожи, сорванный, очевидно осколком или пулей, неряшливо свисал со лба грязной тряпкой, закрывая глаз, и Владислав досадливо морщился. Но шёл «телеграфист» вполне бодро, и даже негромко ругался себе под нос.
А вот его товарищ то и дело уплывал, постоянно обмякая на плече Пинуса. Похоже, ему досталось гораздо сильнее. По крайней мере, Харузин заметил, что шинель на груди обильно пропитана кровью. Голова неизвестного была безвольно опущена вниз. Дальше рассматривать их поручик не стал, опять потеряв сознание.
Вновь пришёл он в себя от резкой боли. Должно быть неловко повернулся. Теперь он лежал на правом боку, лицом к воротам. Пинус вместе с незнакомцем как раз проходили через них. Медленно, по сантиметру, Владимир протянул левую руку к револьверу, стараясь не обращать внимания на ужасную боль. Кровавый туман медленно колыхался перед глазами, то отступая, то наваливаясь вновь. Стук неровно, с перебоями работающего сердца молоточками отзывался в висках, мешая сосредоточиться.
Владимир сомкнул пальцы на ребристой рукоятке. Аккуратно стал поднимать невыносимо тяжёлое оружие, боясь только одного, что враги свернут за забор и окажутся вне зоны досягаемости. Но нет, они тоже шли еле-еле, раненый серьёзно замедлял скорость их передвижения, ему, видать, тоже было совсем худо.
«Лучше уничтожим…» - выдавил Харузин из себя слова приказа капитана и, дождавшись, когда спина Пинуса окажется на мушке, с трудом надавил на спуск…