Понедельник, 16 января 1978 года, день,
Ленинград, Красноармейская улица.

– Дюх, – Тома с заговорщицким видом обернулась ко мне со своей парты, – сможешь сегодня в семь вечера ко мне зайти?
– Да я и раньше могу! – с энтузиазмом откликнулся я, и взгляд мой воспламенился сам собой, – а что там будет? Родители уйдут в театр до полуночи и бабушку с собой прихватят? Ну, наконец-то!
Тома подавилась смешком, а затем прихлопнула ладошкой по парте и попыталась грозно нахмурить брови:
– Я тебе дам до полуночи!
Я пару раз беззвучно приоткрыл и прикрыл рот, торопливо проглатывая рвущиеся с языка фразы, но это не спасло – пошлая улыбка, растянувшаяся от уха до уха, с потрохами выдала ход моих мыслей. Томка пару секунд непонимающе ее разглядывала, а потом, сообразив, ярко вспыхнула, словно кто-то повернул выключатель – раз, и запылала вся, от линии волос на лбу до ямочки на шее.
– Соколов… – прошептала, в изнеможении роняя голову на руки, – ты невозможен. Я на тебя в комитет комсомола пожалуюсь! И в пожарную дружину!
Я рассматривал получившуюся композицию с законной гордостью Праксителя. Посмотреть там было на что: сверкала в возмущении глазами смущенная донельзя Томка, а за ней, на заднем плане, давилась всепонимающей улыбкой Кузя, предусмотрительно развернувшая ухо в нашу сторону.
– Что, не угадал? – с фальшью в голосе огорчился я.
Тома быстро взяла себя в руки и наполнила голос ехидцей:
– Чуть-чуть ошибся, – а затем, вмиг посерьезнев, добавила, – дядя Вадим хочет с тобой поговорить.
– О! – невольно вырвалось из меня.
Я приподнял бровь, ожидая разъяснения.
– Ну… – протянула она, водя пальцем по парте, – я передала ему твои слова о сценарии и режиссере.
– Ага… – протянул я задумчиво, пытаясь понять, к добру ли этот проснувшийся ко мне интерес, – приду, конечно.
– Я не специально, – сложила она молитвенно ладони у груди. – Так получилось, к слову пришлось. Я не знала, что он этим заинтересуется.
– Да ничего страшного, – отмахнулся я, – не съест же он меня. Он вполне разумный мужик – понимает, что все равно ничего лучше для своей племянницы не найдет.
– Соколов… – простонала Тома.
– Да, – со сдержанной гордостью согласился я, – правда, хорошая фамилия?
От необходимости что-то отвечать Томку спас звонок. Не успел он отзвенеть, как в класс шагнула Эльвира, да не одна, а вместе с рыжей Мэри.
– Добрый день, – Эльвира привычно включила английский, – можете убрать учебники и тетради, сегодня у нас будет необычный урок. Знакомьтесь – Мэри Ирвин из университета Лос-Анжелеса. Она приехала в Советский Союз, чтобы углубить свое знание русского языка и своими глазами познакомиться с жизнью советских людей. Но сегодня она любезно согласилась пообщаться с вами на английском, поэтому у вас есть редкая возможность послушать интонации и произношение носителя американского языка. Прошу, Мэри.
Эльвира указала той на стул за учительским столом, но Мэри мотнула головой:
– Мне на ногах удобней. Добрый день, – она обвела нашу небольшую, в треть класса, группу глазами и чуть улыбнулась мне, узнав, – давайте сделаем так: я расскажу вам немного о себе, а потом мы поговорим о вас. Мне действительно интересно как вы живете, в школе и дома, что едите, что смотрите по телевизору, что читаете, какими видами спорта занимаетесь. Какие у вас есть хобби, куда вы ездите отдыхать на каникулах, жили ли вы в других городах Советского Союза и кто у вас по профессии родители. В общем, что такое советские люди, чем вы похожи на нас и чем от нас отличаетесь. Хорошо? – она оглянулась на присевшую Эльвиру, и та одобрительно кивнула.
Я слушал чуть архаичный для меня американский английский, запоминая его особенности, и пытался договориться с разыгравшейся паранойей. То, что в прошлый раз этой американки не было у нас в школе, можно объяснить изменившимся из-за меня режимом работы ленинградского КГБ. Но вот как объяснить насерфленное знание о том, что в прошлый раз Мэри вообще не была в Союзе? Тут моя фантазия терялась.
Поэтому я сидел тихо и вслушивался в завязавшиеся диалоги, размышлял не столько о том, что говорит Мэри, сколько как она это делает.
Почему в ней чувствуется внутреннее напряжение? Только от непривычной аудитории или за этим есть что-то еще? Мне кажется, или она чем-то в глубине недовольна? Почему она очевидно обрадовалась, узнав, что мы все родились и выросли в Ленинграде? Сразу ушла некая скованность, американка стала щебетать и улыбаться абсолютно естественно. Непонятно.
«Тут что-то не так», – нашептывала моя осторожность, – «она здесь неспроста. Не забывай, тебя ищет не только КГБ».
«Как?!» – восклицало в ответ мое «я», – «ну как ЦРУ могло бы вычислить во мне школьника, учащегося именно в этой школе?! Придумай, по каким признакам?!»
Осторожность морщила лоб и честно признавалась:
«Не знаю. И знать не хочу! Сиди, не отсвечивай, смотри в парту».
«Ага», – парировал я, – «очень естественное поведение. Оглянись».
Урок перевалил за экватор – незаметно для присутствующих. Мэри то сыпала именами американских литераторов, неизвестных в Союзе, то вспоминала о детстве на ферме. Наши в ответ с пылом рассказывали о летних поездках к морю, советских кинокомедиях и мультфильмах.
Я, расслабившись, тихо улыбался. Зря.
– Андрей, – вдруг включилась Эльвира, – а ты что весь урок молчишь? Давай, поговори немного.
Все уставились на меня.
– Кхе… – я стремительно перебрал в уме темы, уводящие от меня. – Мэри, а что это у вас за вещица такая интересная? – и указал глазами на выглядывающую из-под манжеты фенечку, – это то, о чем я подумал?
– О! – Мэри неожиданно смутилась, – вы знаете, что это?
– Дети цветов?
– Знаете, – она с интересом посмотрела на меня, и я мысленно чертыхнулся.
– Что это? Что это? – прошелестело по рядам.
– Хиппи, – ответил я, с усмешкой направляя лавину детского интереса на рыжую.
Ту чуть не смело вопросами.
– Ну, да… – она подняла руку вверх, демонстрируя всем потертую полоску, – такие вещи дарятся на память близкими друзьями, теми, кто для нас действительно важен. Ее нельзя снимать, она должна сама сноситься. И потеряться, перетеревшись.
– Я читал, что цвет имеет значение. Что у вас тут? – я наклонился вперед, рассматривая простенький узор.
Мэри покраснела.
– Ну… Э… Оранжевый – это пацифизм. Мы выступали против войны во Вьетнаме.
Класс одобрительно зашумел.
– А что насчет желтого? – громко спросил Семе.
– Желтый… – она растерянно посмотрела на фенечку. – Вот, кстати, не знаю, как перевести на русский «a little bit crazy»?
– Оторва… – негромко фыркнул в парту Сема, и Эльвира немедленно сожгла его взглядом.
Я решил вмешаться:
– Женщина с сумасшедшинкой.
– Су-ма-шед… – Мэри запнулась и вопросительно посмотрела на меня.
Я повторил по слогам, и со второй попытки она справилась.
– Да, – сказала Мэри и с легкой мечтательной улыбкой посмотрела на желто-оранжевую фенечку, – это была я.

В принципе правильно - у Героя деньги от продажи золота, но родители, естественной, об этом не знают. Поэтому предлагаю такой правдоподобный выход. Он же учится шить на отце (кроит рубашку), поэтому начинает с простой летней с коротким рукавом - какой - нибудь дешевой ситцевой или вообще из какого-нибудь завалявшегося дома куска ткани. Потом когда родители убеждаются в его мастерстве берет у них деньги на материал из джинсы. Или это слишком сложно? Ведь если он у отца брал трешку скопить не должно получится.
Можно другое - летом он же был без родителей - можно сказать, что колымил, заработал денег,  хотел сделать сюрприз поэтому не сказал. Отсюда стартовый капитал.
А дальше по формуле Маркса - Товар - деньги - товар, и родители в принципе уже не смогут отследить природу происхождения денег, если он шьет регулярно, тем более можно сказать, что продал подороже.

А за продолжение автору СПАСИБО, Ждем-с

Думаю в начале представления Эльвира могла сказать что Мери, с группой американских студентов, приехала стажироваться в Ленинград, или уже Мери, в начале своего диалога проинформировала- что не она одна такая, есть еще другие американские студенты.  Таким образом ГГ не стал бы так мандражировать, когда понял бы что это групповой обмен.
  Да и как, это в советской школе и без предварительной инструкции, как себя вести с иностранцами?! Думаю обязательно с Мери зашла бы завуч, для придания большей значимости такому событию. Мне кажется американские студенты будут меняться классами, а за стажировку побывают в нескольких классах.

Отредактировано Швейк (27-09-2015 14:50:38)

Если ГГ будет самым умным, то приключений не будет. Ни тебе противостояния с КГБ и ЦРУ, ни длительной любовной линии...