Итого два эпизода за 13.02.1978
Понедельник, 13 февраля 1978 года, день,
Ленинград, Васильевский остров.
Под тонкой корочкой крыш, между бескрайним небом и пеналами комнат, скрывается, ни от кого особо не прячась, затейливый мир петербургских чердаков. Здесь разбегаются, перетекая друг в друга, анфилады схлестнувшихся балок; по углам, в сгустках мрака, таятся острые языческие страхи. Запах пыли, настороженная тишина и, наискось, будто разводами акварели, пробивается свет.
Сюда, словно в стоячую заводь, набиваются навсегда отставшие от потока времени вещи. Тут можно бродить, как в музее – часами, неторопливо перебирая и рассматривая артефакты иных эпох.
Зачастую отсюда можно уйти десятком путей. Поэтому я здесь, осматриваюсь и изучаю.
Я пробрался к выбранному слуховому окну. Отсюда, даже не крутя головой, просматриваются все три входа на чердак, а, если выскользнуть на крышу, то ведут в две стороны, во двор и на соседнюю крышу, еще крепкие пожарные лестницы. Идеальное место.
Мой фонарик обежал круг и выхватил очередную находку. Я склонился, разбирая полустертую надпись на стропиле. Ровный девичий почерк, химический карандаш: график дежурства звена местного ПВО. Два имени жирно зачеркнуто.
Со невольным присвистом втянул сквозь зубы воздух, а потом помечтал: конечно же, эти Света К. и Таня Б. просто попали в эвакуацию, на Большую землю...
«Пусть было так», – пожелал я, но на лице невольно катнулись желваки.
Скоро, совсем скоро стены этого расселенного дома познакомятся с тяжелым ядром, и этот явленный мне самым краешком фрагмент истории разойдется в вечности навсегда.
Хорошо, что я зашел сюда – я буду помнить.
Вздрогнул и торопливо посмотрел на часы – восемь минут до сеанса. Пора переключаться на сиюминутное. Я присел и открыл сумку.
Простенький приемник прямого усиления я сваял самостоятельно. Обошелся он мне, вместе с наушниками, в десятку. В годы войны немецким глубинникам выдавали ламповые прямухи, умещающиеся в пачку папирос "Казбек"; мой же, на пяти транзисторах, легко влез в баночку из-под гуталина.
Наверное, это была сверхбдительность, но после случайной (ох, случайной ли?!) встречи с оперативницей ЦРУ я решил перестраховаться: теперь мой приемник не только невозможно запеленговать по паразитному излучению, но даже и для нелинейной локации он становится видим лишь с нескольких метров. Даром ли я дополнительно запихал его еще и в консервную банку, а потом тщательно заземлил?
Зато теперь я спокоен. Да наклепай КГБ пеленгаторы и локаторы из тех, что пока лишь в перспективных образцах, все равно в момент приема я буду для них невидим.
Метнул в слуховое окно отрез медной проволоки, зачищенный конец – в антенный выход. Заземлился к трубе, присоединил к клеммам «Кроны» контакты, воткнул в гнездо наушники. Готов. Я прикрыл глаза, расслабился и стал ждать.
– Передаём данные калибровки для пятой линейной партии геологоразведки, – точно в назначенное время проговорил идеально четкий и разборчивый мужской голос, – пятьсот тридцать восемь, ноль шестнадцать, сто шестьдесят восемь…
Я сосредоточенно строчил в блокнот.
Небольшая пауза, потом повтор:
– Повторяем данные калибровки…
Я недоуменно нахмурился:
«Что-то совсем мало кодовых групп пришло, с десяток. Что ж это за вопрос Юрий Владимирович такой короткий измыслил»?
Крутанул колесико настройки, на всякий случай сходя с волны. Береженного бог бережет: ведь можно определить настройку на волну даже у выключенного приемника. Моток проволоки в сумку, батарейку отсоединить…
Огляделся, контролируя – ничего не забыл? Чисто, только словно острым сучком царапнула глаз та стропила с карандашными пометками.
Я чуть наклонил голову, обещая: «нет, не забуду», и выскользнул на лестницу.
Вниз, вниз, на всякий случай – бегом, по три прыжка на пролет. Протиснулся через пролом в заборе, и вот я уже на почти безлюдной улице.
В принципе, надо было бы идти неторопливо, не привлекая внимания, но ноги сами несли меня вперед все быстрее и быстрее. Я спешил к закладке с шифроблокнотом:
«Да что же такое он хочет у меня спросить?!»
Тот же день, чуть позже.
Ленинград, «Большой дом».
Жора толкнул дверь в комнату, что Блеер выделил для группы приданных в усиление местных оперативников. Со стула, торопливо одергивая пиджак, резво вскочил белобрысый парень. Совершенно замотавшийся Минцев с трудом вспомнил его имя и звание:
– Добрый день, Владимир, – улыбнулся, протягивая руку. – Как успехи? Что новенького накопали за прошлую неделю?
– Двадцать четыре свежих объекта, товарищ подполковник, – со сдержанной гордостью доложил тот и оживленно махнул в сторону висящей на стене карты города. – Вот, как раз флажки закончил втыкать.
Жора прошел к развалу канцелярских папок, что еле умещались на сдвинутых к окну столах, и с трудом удержался от тяжелого вздоха.
Группу усиления использовали, разумеется, «в темную» – им довели набор возможных признаков искомого объекта, нарезали сектора, и теперь молодые офицеры покрывали город петлями с азартом дорвавшихся до охоты спаниелей.
Все бы было ничего, но быстро выяснилось, что под покровом повседневной обыденности в городе хватало странностей – хватало настолько, что качественно проверить на возможную связь с «Сенатором» каждого выявленного не представлялось возможным. Поэтому Минцев еженедельно лично сортировал улов, отправляя в первоочередную разработку тех, кто выглядел наиболее подозрительно или необычно.
Жора опустился на стул и устало махнул капитану рукой:
– Садись. Чайком богат?
– Конечно, – капитан метнулся к тумбочке. – Вам покрепче?
– Совсем покрепче, – согласился Минцев.
– Сахар кончился, товарищ подполковник, – огорченно сообщил оперативник, –леденцы?
Минцев бросил в рот кисленькую «Взлетную», хлебнул горьковато-терпкого чая и с блаженством вытянул гудящие ноги.
– Кто в этот раз? – спросил благодушно.
– Как всегда, – капитан быстро сортировал папки на стопки. – Изобретатели, экстрасенсы-целители, пара интересных психов, крупный выигрыш в спортлото, ну и мелочевка всякая, по линии прочих странностей, – и он сделал какой-то неопределенный жест рукой.
Жора кивнул и с хрустом раскусил леденец.
– Погнали с первой зоны.
– Товарищ подполковник, если разыскиваемая группа имеет оперативную подготовку, то указания на конкретные районы города могут носить намеренно-отвлекающий характер, – осторожно заметил капитан, и Минцев болезненно поморщился.
– Да это понятно, – протянул, – но мы это все равно быстро перелопатить не сможем. Что-то надо ставить вперед, что-то отставлять на потом. Давай с наиболее, на твой взгляд, необычного.
– Тогда начну вот с этого… Одиннадцатая Красноармейская улица, – Владимир, не вставая, развернулся к карте и уверенно ткнул указкой в самодельную маркировочную булавку. – Кратов Юрий Витальевич, сорок лет, инженер. Не женат, детей нет, ведет замкнутый образ жизни. Есть указания на то, что способен чувствовать физическое состояние человека рядом с собой. Например, где у того болит или чешется. Может, даже без жалоб больного, указать на страдающий орган. Более того, способен ощутить психическое состояние – рядом с пьяным чувствует легкое опьянение, рядом с наркоманом попадает в поле его галлюцинаций.
– Что значит «есть указания»? – спросил Жора и сделал еще глоток.
– Сам Кратов свои способности не афиширует, но найдены люди, которым он помогал в случаях сложных заболеваний. Прослеживаются поразительные совпадения его заключения с последующими диагнозами в медицинских учреждениях.
– Как давно способности проявились?
– Лет двадцать назад.
– Еще что-нибудь из набора признаков есть?
– Нет, только вот эта необычная способность и проживание.
Минцев прищурился поверх карты, подумал, потом бросил:
– В отстойник. Давай следующего.
Капитан, наклонился вперед, добавляя папку к высокой стопке подобных, а потом взялся за новую.
– Так, вот она… Верейская улица. Киселева Наталья, сорок один год. По образованию – фармацевт. Два года назад, после менингита, появилась интересная способность: увидев, лично, или по фотографии, лицо человека, сразу в мельчайших подробностях вспоминает, когда и при каких обстоятельствах встречалась с ним ранее. Способна описать все, вплоть до мельчайших подробностей. Не только, к примеру, дословно сам разговор, но и интонации отдельных фраз, особенности одежды, погоды, места. Эта особенность неоднократно проверялась нашими сотрудниками. Полтора года назад Наталья была принята на работу в Ленинградское Управление КГБ и прошла полный курс подготовки оперативного состава в нашей школе на Охте.
Жора заинтересованно подался вперед:
– Семейное положение?
– Муж – преподаватель кафедры научного коммунизма Университета, кандидат философских наук. Два сына, пятнадцать и семнадцать лет. Отец – капраз в Кронштадте.
– Так… – глаза у Жоры блеснули, – о сыновьях что известно? Спортом занимаются? Фотоделом?
Капитан пробежал глазами по листу и поджал нижнюю губу:
– Нет ничего.
– Ладно, – утешил его Минцев, – и без этого интересно выглядит. В очередь их, на разработку.
– Третий десяток пошел, – меланхолично заметил капитал.
– Разгребем постепенно, – отмахнулся Жора, – выцедим город и разгребем. Есть еще что интересное по первой зоне?
– Да… – голос Владимира звучал неуверенно, – Измайловский проспект, учащийся английской школы. Весной прошлого года, после сотрясения мозга, в речи на уроках английского появился американский акцент. С осени открылась необычная способность к математике.
– В каком плане необычная?
– Изучает программу института.
Минцев чуть заметно пожал плечами.
– Кроме этого?
– Отец преподает в Военно-медицинской академии.
– И все?
– Все.
– В шлак, – решительно отмахнулся Жора.
Капитан положил папку поверх стопки, что занимала край стола.
Жора решительно допил чай, и поставил сверху пустую чашку.
«Ничего», – подбодрил он себя, – «найду. Трое в разработке, три десятка в очереди… Найду. Он где-то рядом, я чувствую».
– Так, – потер он руки. – Давай теперь по зоне два.
Отредактировано Oxygen (13-12-2015 14:52:10)