ПМСМ, вероятность указанного исхода невелика.
Гораздо более вероятно, что ГГ вновь попадёт в список "чудаков" через общение с Мелкой. Раз уж "с Тамарой из восьмого "б" вообще все не просто", Комитет и так периодически отслеживает ситуацию вокруг неё, и очередная проверка наступит не позднее окончания "подопечной" 8-го класса. А её попадание ещё в один список может инициировать и внеочередную. И вот здесь нестандартное для подростка поведение Андрея Соколова привлечёт интерес к нему и с этой стороны.
Впрочем, к тому времени сей пострел и сам высунется из общего ряда. Победа или призовое место на всесоюзной олимпиаде в любом случае ещё раз привлечёт внимание ко всему списку его "чудачеств", а это внезапно (за год) прорезавшиеся:
- организаторские способности (из-за чего Большой Дом вынужден курировать его начинания);
- режиссёрские способности (его агитбригада неплохо смотрелась на районном уровне в конкуренции с подопечными профессионалов);
- слава модного школьного кутюрье (что никак не может пройти мимо внимания молодой симпатичной женщины);
- резко улучшившееся знание английского языка с уклоном в американизмы (тоже может попасть в поле зрения "завуча по внеклассной работе").

Отредактировано Борис (30-10-2016 11:04:53)

А на самиздате в камментах кусочек выложен... (наябедничал кот, жуя гриб)
пост 694

Тот же день, вечер.
Ленинград, Измайловский пер.

Дверь в квартиру Афанасьевых мне открыла Томина мама. Мы поздоровались, и в голосе ее мне почудилась легкая настороженность.
– А Томка что, ушла куда-то? – я с удивлением посмотрел на вешалку: там, на привычном крючке не висело знакомое пальто.
– Да, я ее в магазин отправила, скоро уже вернется. Проходи пока, – она повернула голову и требовательно позвала: – Вадим, Андрей пришел.
Пока я разувался, Томин дядя, прислонившись к косяку, молча наблюдал за мной.
– Пошли, – хмуро кивнул потом в сторону комнаты, – поговорим.
– Пошли, – с некоторым недоумением согласился я.
Он притормозил, пропуская, плотно закрыл дверь, затем неожиданно схватил меня за плечо и припечатал к стене. Чуть помедлил, что-то выглядывая на моем лице, и заговорил – негромко, жестко, с угрозой голосе:
– Запомни, парень, один раз тебе это говорю: полезешь на Томку раньше срока – коки откручу. Самолично. Не как секретарь райкома, а как ее дядя. И помощники мне для этого будут не нужны. Веришь?
От него исходило ощущение внутренней мощи, какой-то особой – не накачанной в тренажерных залах или на ринге, а откуда-то из глубин горячего цеха и, оттого, как бы не более опасной.
Я расслабился и помолчал, собираясь с мыслями. Потом ответил, стараясь говорить четко и спокойно:
– Я не собираюсь делать Тому несчастной. Наоборот.
Дядя Вадим на миг замер, а потом проговорил с расстановкой, словно вбивая словами гвозди:
– Ты меня понял.
– Понял, – легко согласился я и подбавил в голос жести: – Но определять пришел срок или нет – буду я. И помощники мне в этом тоже не нужны.
Рука на моем плече потяжелела. Повисла короткая пауза из тех, что бывает за миг до прихода снаряда, когда шерсть на загривке вдруг встает от той тишины дыбом.
– А, вообще, – я счел нужным сбавить тон, – с чего вдруг весь этот разговор возник? Появилась причина?
– Возможно и появилась, – он наклонился ко мне почти вплотную. – Скажи-ка мне, парень, отчего Тома сегодня от тебя вся зареванная домой пришла?
– А… – протянул я с облегчением. На меня снизошло спокойствие. – Вот оно что… Да все нормально, дядя Вадим. То были правильные слезы. Иногда девушкам нужно поплакать.
В его глазах мелькнуло неожиданное понимание. Он еще немного подавил меня взглядом, но уже далеко не так убедительно, как раньше. Потом сделал полшага назад и убрал руку с плеча.
– Вот как… – протянул со скепсисом, – ну, объясняйся.
Я пожал плечами.
– Ничего такого, за что вы могли бы набить мне морду.
Он ждал продолжения, но я умолк.
– Хм… – хмыкнул дядя Вадим, сделав уже полновесный шаг назад, – вроде, парень, все с тобой хорошо, но что-то все равно не то… Ты учти, – он дотянулся до меня рукой и несильно потыкал пальцем в грудь, – я тебе, если что, Тому не прощу.
– Да если что, я и сам себе не прощу, – я, наконец, отлип от стенки. – Вы не волнуйтесь: подличать я не буду. А так… Жизнь с женщиной без слез – это как обеды без соли. А! – махнул я рукой, – да что я вам-то это буду рассказывать!
На миг на его лице проступила обескураженность. Потом он моргнул, разрывая взгляды, и вновь принял невозмутимый вид. Помолчал, разглядывая мои носки, усмехнулся криво и сказал:
– Ладно! Поживем – увидим. – Уселся в кресло и повелительно качнул подбородком в сторону другого, – садись, поговорим о делах.
Я попытался разместиться с достоинством. Это было не просто: меня то тянуло вольготно раскинуться, то, напротив, съежиться на краю – харизма дяди Вадима продолжала действовать на меня угнетающе.
– Что там за непонятная суета в школе? – он неопределенно пошевелили жилистой кистью. – Чего тебя на Литейный таскают? На Тому объективку затребовали…
– Эмм… – я, наконец, нашел подходящую позу и, даже, смог вытянуть ноги. Теперь осталось решить, как докладывать обстановку. Корчить из себя рядового школьника, пожалуй, уже поздно, но и высовываться далеко из своей раковины тоже было бы опрометчиво.
– Ну, про практикантку из США вы же в курсе? И про то, что ее опекают? – я многозначительно посмотрел на дядю.
– Да никогда такого не было, чтоб за такой мелочью так ходили, – досадливо сказал тот.
Тут я не сдержался:
– Да никогда такого не было и вот опять!
– Как-как? – переспросил, подавшись вперед, дядя, а потом, после короткой паузы, вдруг громко заржал, прихлопывая себя ладонью по бедру. – Ох! – воскликнул, протирая уголок глаза, – надо обязательно запомнить. Хорошо сказано! Ну, ладно, – он закинул сцепленные ладони на затылок и откинулся на спинку кресла, – опекают, пусть. Вы то тут при чем?
– У меня только гипотеза, – неуверенным тоном сказал я.
– Давай, – благодушно кивнул он.
– Мы с этой практиканткой тесно пересекаемся. Она помогала нам с агитбригадой, поедет с нами на майские в поисковую экспедицию. Вот и на нас, школьников, смотрят с Литейного попристальнее.
– Что за поисковая экспедиция? – подался дядя Вадим вперед.
– По местам боев. Сбор останков, личных вещей, оружия.
– Что за бред! – вдруг взорвался он. – Какой идиот это придумал?! Тащить детей в такую грязь!
– Я придумал! – подался я на встречу. – Я! Эта «грязь» страну защитила!
– Да ты головой подумал бы сначала! Это – школьники!
– Ага, – я вдруг опять успокоился, – вы еще скажите, что в школе не курили и не дрались до крови, а то и похуже.
Он аж зашипел как кот:
– Да при чем тут это!
– А вы взгляните, – предложил я, – на это с профессиональной точки зрения, как на форму идеологической работы, – выдержал небольшую паузу, до появления первого понимания в его глазах, и продолжил: – Из этого, если взяться за дело по уму, можно много взять. Да, это дело – не для всех. Будет большой отсев. Но вот те, кто останутся – это будет очень, очень крепкий актив. Понимаете, – я опять начал непроизвольно горячиться, – из этого же можно сделать целое движение! Настоящий, живой военно-патриотический клуб в рамках ВЛКСМ вокруг этого закрутить! Мальчику будут приходить на военную романтику, девочки – на мальчиков… Летом – экспедиции, с осени по весну – разбор материала предыдущей и подготовка к следующей…
– Спокойней! Спокойней, не гоношись так… Понял я тебя, понял, – он поморщился, как от зубной боли. – Ты хоть понимаешь, что такое бесхозное оружие?
– Да понимаю, конечно, – я уселся поудобнее, – сегодня как раз в Большом Доме мы все это обсуждали. Все будет по-взрослому: два офицера – руководителя поездки, работаем во взаимодействие с местной милицией, транспорт подгонят, палатки и консервы выдадут… Обкатаем модель в комфортных условиях.
Дядя Вадим покосился на меня с отчетливым удивлением, и я понял, что опять выпадаю из роли.
– С вами, что ли, поехать? – задумчиво спросил он сам себя. – Сколько дней там запланировано?
– С третьего по девятое, – проинформировал я.
– Ладно, я подумаю.
Он встал и подошел к двери. Перед выходом обернулся и многозначительно постучал пальцем по наличнику:
– А с Томой смотри – я не шучу.
Ужин прошел в теплой товарищеской обстановке, только будущая теща все время смущенно отводила взгляд. Была подана отварная картошка («та самая» – напомнила мне вдруг развеселившаяся Тома) и тушеная курица.
Обычно тушеная курица – блюдо совершенно не поэтичное и прямолинейное, но Томина мама с помощью всего лишь сметаны и хмели-сунели сотворила маленький шедевр.
– Это просто кулинарная поэма какая-то, – заметил я, с азартом собирая потрясающий соус, – был бы один дома – сейчас бы тарелку вылизывал. Надеюсь, – покосился многозначительно на Тому, – секретные рецепты передаются из поколения в поколение.
– Да, – кивнула та, – потихоньку. Я уже научилась определять, кипит вода в чайнике или нет.
Сидящий напротив дядя Вадим закашлялся.
– Люба! – сипло возмутился он.
– Девочка в спецшколе учится! Английский – каждый день! Через год – поступать! –зачастила мама.
– Не волнуйся, – положил я ладонь поверх Томиной руки, – научу.
Она молча улыбнулась мне. За столом наступила тишина.
– Эх, хорошо, – подвел я черту, с сожалением пройдясь взглядом по опустевшей латке. Поднялся. – Спасибо, тетя Люба, сегодня было еще вкуснее, чем обычно. Пойду – уроки еще и не начинал делать.
Томка выскочила в прихожую за мной.
– Я буду с тобой, – шепнула мне на прощанье, светясь.
Я мигнул. Как жаль, что я не могу себе позволить жить только такими мгновениями. Хотел бы я наслаждаться лунным светом, падением снега и лепестками вишни. Петь песни, дарить цветы и пить вино. И плыть, плыть беззаботно по течению жизни, как сосуд, что увлекается куда-то течением реки…
Зато могу это помнить. Я так и ответил:
– Я это не забуду.

Отредактировано Oxygen (30-10-2016 18:08:13)

С чего бы это комитету отслеживать ученицу 8 класса? За ней смотрит школа, а тут разовый смотр в связи с акцией. Впрочем, тут и одного раза может хватить, и Квинт об этом не подумал.