Тишину вспорола пронзительная трель.  Звонок забил сплошной  дробью - сначала глухо,  издалека, потом резче и громче, прямо в кают-компании. Боевая тревога?
А что же ещё?
Я вскочил, кинулся к двери, остановился в нерешительности. Что я собрался делать на палубе? А с другой стороны - сидеть и покорно ждать своей участи? А если прямо сейчас в борт ударит торпеда, и кают-компанию захлестнёт бурлящий поток?
Дверь открылась, и в проёме появился доктор.
Корабельный эскулап был нагружен сверх всякой меры - блестящий металлический ящик стерилизатора в правой руке, саквоях под мышкой, в левой - парусиновый мешок набирый чем-то мягким. За ним в кают-компанию протиснулись двое матросом. Один из с охапкой уже знакомых носилок, другой волок коробки, от которых резко пахло аптекой.
На меня врач взглянул с удивлением, будто напрочь забыл о своём недавнем пациенте.
- Вы, батенька, шли бы наверх, а то мы здесь будем перевязочный пункт разворачивать. Тесно у нас видите ли, вам тут будет неудобно. А не хотите - сидите в уголке, только под ногами  не путайтесь.
И тут же снова забыл обо мне -  свалил на белоснежную скатерть свою ношу, открыл саквояж и принялся раскладывать на крахмальной салфетке блестящие хирургические инструменты. Я бочком протиснулся мимо, косясь на эти зловещие приготовления,  и вышел в коридор. 
Меня накрыла лавина звуков:  грохот каблуков по трапам, матерная ругань, переливы боцманских дудок, тревожный звонок, не смолкая, долбил по ушам. В конце коридора был узкий, почти вертикальный трап, и в проём над головой слился солнечный свет.
- Вылезайте, што ль, вашбродие?  -  на фоне неба возникла усатая физиономия. - А то задраиваю...
Я   преодолел десяток истёртых до блеска железных ступенек и оказался на верхней палубе. Матрос посторонился, пропуская меня, потом захлопнул массивную крышку и провернул задрайки по углам.
Сквозь подошвы ощущалась дрожь стального настила.  Я огляделся.  Ничего похожего на «Аметист»: палуба мииноносца отличалась от интерьеров этого детища высоких технологий, как заводской цех от банковского офиса.  Ровный, густой голос вентиляторов, запах нагретой машинной смазки и другой,  резкий - угольной гари. Я не сразу его узнал - так до сих пор иногда пахнет на железнодорожных вокзалах и в вагонах старой, советской постройки. 

Палуба накренилась и я, пытаясь устоять на ногах,  схватился за какую-то трубу. «Заветный» повалился в циркуляцию, бурлящая пена захлестнула леера. Я обмер - сейчас опрокинемся! - но корабль  уже выровнялся, и я увидел вогнутую дугой волну, бегущую вдоль борта, чайку  на узких крыльях, маслянистые волны, почти вровень с палубой, пелену облаков. А на её фоне, далеко - чёрный, с белой полосой вдоль борта, пароход; за длинной трубой тащится длинный, неопрятный хвост дыма, пятная паруса на высоких мачтах. 
- Дистанция двенадцать  кабельтовых! - донеслось  сверху. Я задрал голову: там за парусиновым обвесом мостика, маячили напряжённые спины наблюдателей.
- Предупредительный, пол-кабельтова по курсу!
Грохнуло, кисло завоняло сгоревшим артиллерийским порохом.  Далеко впереди парохода взметнулся столб воды. На мостике снова закричали, и «Заветный» покатился вправо. От парохода отделился и поплыл над водой ватный шарик. Секунду спустя донёсся гулкий удар, и судно затянуло пеленой дыма. Далеко от борта миноносца -  мне показалось, на середине дистанци - замелькали всплески. 
- Как на румбе? - донеслось с мостика.
- Двесть четырнадцать! - звонко отозвался молодой,  почти мальчишеский,  голос.
- Есть. - ответил ему первый, густой баритон. Мне немедленно показалось, что владелец его - невысокий, дородный, с раздвоенной, как у адмирала Макарова, бородой,
Снова бабахнуло баковое орудие, столб пены пополам с густо-чёрным дымом вырос ещё дальше, с перелётом. 
- Два меньше, беглый огонь!
Теперь загрохотало и с  кормы. Пароход вдалеке по-прежнему был затянут клубами дыма,  но теперь  вплотную к нему один за другим вырастали высокие всплески.  Потом в дыму что-то ярко блеснуло и с мостика радостно закричали:
- Попадание! Жарь так, молодцы комендоры!
Меня сильно толкнули в спину, и я едва устоял на ногах. Мимо пронёсся, бухая башмаками, матрос. За ним ещё двое; я отпрянул к леерам, давая дорогу, и мечтая только, чтобы рулевому именно сейчас не пришло в голову заложить очередной лихой вираж.  Улетишь в воду -  и никто не станет подбирать в горячке боя.
- Осторожно, сударь, так и за борт сыграть недолго!
Передо мной стоял офицер.  Совсем молодой, лет двадцати, от силы; чёрный, с двумя рядами сияющих пуговиц мундир. Ослепительно-белый воротничок, галстук-бабочка, золотые с  чёрной полосой, погоны, две звёздочки...
- Да, господин лейтенант, не хотелось бы. У вас тут изрядно трясёт!
- Мичман, с вашего позволения. Красницкий, Федор Григорьевич, минный офицер. А вы, если не ошибаюсь наш найдёныш?
Я запоздало обругал себя. Ну конечно, мичман! Две звезды,  один просвет - это в Советском ВМФ лейтенантские погоны, а тут - мичманские, первый офицерский чин...

Отредактировано Ромей (25-09-2016 17:45:58)