2016 г.
Черное море,
Район операции
Проекта К-18-54-8
Профессор протёр очки и водрузил их на переносицу.
- Итак, Сергей Борисыч, мы желаем вам удачи. Новый статус в Проекте открывает перед вам довольно широкие возможности. Мы сильно рассчитываем на ваш...мн-э-э-... нетипичный подход. Да, видите ли, рассчитываем....
И снова принялся протирать очки. Я уже успел заметить, что это - своего рода знак того, что профессор находится в некоторой растерянности.
Фомченко поморщился, но промолчал. Генерал не одобрял изменений внесённых в командную цепочку. Начальником экспедиции по-прежнему оставался капитан первого ранга Куроедов, но теперь при нём был образован «консультационный штаб» из трёх человек, с которым кап-раз должен был согласовывать любые серьёзные решения. В него вошли бывший куроедовский зам. по науке Сазонов, майор ФСБ Привалов, отвечающий за «информационное обеспечение» Проекта, и... я. Это стало самым большим сюрпризом - наделить правом решающего голоса человека, взятого в Проект буквально в последний момент, по каким-то сомнительным соображениям... Но Дюша намекну, что в Москве опасаются, что чисто военное руководство Проекта может наломать в прошлом дров. Каких именно - не уточнялось, но тот, кто принимал окончательные решения (при этих словах Дюша многозначительно хмыкнул и ткнул указательным пальцем вверх), счёл, что в руководство экспедиции не следует целиком отдавать в руки носителей столь прямолинейной логики.
Фомченко, разумеется, был взбешён, но спорить не рискнул. Ну ладно бы ещё Привалов - майор, разведчик. Но мысль о том, что Сазонов, учёный-гуманитарий, будет утверждать приказы военных была как нож острый. И уж конечно, он не мог принять моё назначение; альтернативная история, фантастика, - как можно доверять серьёзные дела человеку, занимающемуся такой ерундой? А вот Сазонов с профессором не выглядели удивлёнными: похоже, знали обо всём заранее, а то и сами проталкивали такое решение.
Я узнал о своём новом статусе уже в море, на борту «Аметиста». Мои коллеги по «особой тройке», как немедленно прозвали «консультационный штаб», уже были на «Новочерркасске», а меня задержали на штабном корабле - научный руководитель проекта хотел лично сообщить мен потрясающаю новость и убедиться, что я осознаю всю меру ответственности, возложенной на мои плечи.
Я, разумеется, постарался его не разочаровать: обстоятельно высказался о необходимости взвешенного подхода к любым действиям в прошлом, о важности всестороннего анализа, об учёте возможных исторических последствий... и тэ да и тэпэ. Профессор, слушал, как я разливаюсь соловьём и мелко кивал, изредка поддакивая, а генерал всё больше и больше мрачнел. Зуб даю - он мечтал, чтобы я, спускаясь в катер, свалился с трапа и сломал ногу - и тогда можно будет с чистой совестью заменить меня в «особой тройке» на кого-то, внушающего доверие.
Но - не судьба. После всех положенных напутствий я спустился в пришвартованный к борту «Аметиста» катер, принял у матроса ярко-оранжевый непромокаемый баул, и устроился на банке. Разъездным катером при «Аметисте» служила на редкость изящная моторка - стиль «ретро», тиковая палуба, изящный деревянный штурвал с отполированными ладонями ручками, отполированная до невыносимого блеска бронза. Катерок затарахтел, между его бортом и бортом «Аметиста» появилась полоска воды. Я пригляделся - даже кранцы на этом нарядном судёнышке были сплетены из сизалевых тросов, никаких пошлых покрышек! А устроился поудобнее и подтянул поближе к себе баул.
Кроме личных вещеё и прихваченного из дома ноутбука, я упаковал в баул имущество, положенное мне, как члену «консультационного штаба». Это была очень хорошая коротковолновая рация, «служебный» планшет с шифрованным доступом к бортовой сетке «Новочеркасска», запасные батареи, папка с документами и... пистолет. Конечно, нельзя назвать Хотя, компактный ПСМ под патрон 5,45 никак нельзя было считать серьёзным оружием - но я всё равно обрадовался. Я неплохо умею стрелять, регулярно хожу в тир, но до сих пор не удосужился оформить даже разрешение на травматику. А тут - личное оружие! Я испытал особый трепет, расписываясь в ведомости, в графе с моей фамилией и длиннейшим номером пистолета.
Катерок успел пробежать примерно четверть расстояния до «Новочеркасска», и тут ожила рация у рулевого:
- Третий, третий, вызывает «Аметист»!
«Третий» - это я. Члены «консультационного штаба» получили личные, позывные - Сазонов был «первым», «Привалов «вторым», ну а мне досталась счастливая цифра «три».
Я принял у рулевого переговорник на длинном спиральном шнуре.
- Центр, третий на связи, приём!
- Третий, немедленно возвращайтесь, как поняли, приём!
Возвращаться? Что за дела? Начальству, конечно, виднее, но спросить-то я имею право?
- Центр, я третий, не понял. В чём дело?
На этот раз рация отозвалась голосом профессора:
- Сергей Борисыч, голубчик, с «Макеева» сообщают - с «Пробоем» какие-то нелады, аномалия воронки... Да вы на небо посмотрите, сами увиди...
И - матерный рёв Фомченко:
- Мать вашу, .... профессор, .... канал на.... незащищенный, НЕМЕДЛЕННО отставить .... в эфире!
А ведь профессор прав, понял я: вокруг как-то сразу, внезапно, потемнело, будто настал вечер. Я посмотрел вверх и похолодел.
Еще недавно чистое небо стремительно затягивало жгутами облаков. Серо-лиловые, они отлипали от облачной пелены, закрывающей горизонт, и, подобно створкам лепестковой диафрагмы, сходились точно над нами. Ярко-голубой кружочек стремительно уменьшался, и в тот момент, когда он пропал, из самого центра клокочущей лиловой мути во все стороны ударили ветвистые молнии. На моторку обрушился акустический удар такой силы, будто мир раскололся пополам, а мы оказались точно на линии разлома.
Отредактировано Ромей (11-09-2016 15:16:51)