Глава IV

Мостик гидрокрейсера Алмаз
«Веду бой»
Солнце слепит линзы биноклей. Я прищурился, приложил ладонь козырьком, задрал голову - вверху, в синеве, на фоне перистых облаков, плавали на узких крыльях чайки.
Из обеих труб «Алмаза» валил чёрный дым. Крейсер идёт на боевых экономических пятнадцати узлах. Кочегары пока не особо лютуют, всему своё время.
На гафеле полощется прокопченный Андреевский флаг. Хорошо бы, подумал я, взглянуть сейчас на него со стороны; «Алмаз» всегда казался мне одним из самых красивых боевых кораблей Российской Империи. Жаль, никогда не видел хотя бы фотографии его под парусами, и, наверное, и не увижу - Зорин, когда я спросил об этом, признался, что парусная оснастка давным-давно сдана на берег.
Впрочем, сегодня нам не до парусов...
- Сигнальщик! Спишь на вахте! На левой раковине две мачты! Кто должен докладывать - я тебе, или наоборот?
Это Зорин. Сегодня капитан первого ранга великолепен: парадный сюртук, белые, до хруста, перчатки, бабочка, кортик отбрасывает жёлтые искры.
- Виноват, вашсокобродь!
- Это «Нигер», Алексей Сергеич. Четырнадцать пушек, четыреста индикаторных сил. - отрапортовал я. - «Тридцать второй» его облетел, докладывает - идёт нам напересечку.
- Да вижу, что напересечку... - ворчливо отозвался Зорин. - Этого героя нам не хватало... Сигнальщик!
- Я, вашсокобродь!
- Пиши на «Заветный»: «отогнать неприятеля!»
Сигнальщик потащил из ящика сигнальных флаги и склонился, один за другим, пристёгивая их к фалу. Вахтенный офицер что-то сказал вестовому, и тот, грохоча подошвами, посыпался по трапу.
Всё правильно, подумал я, флажки флажками, а рации никто не отменял. Зорин, наверное, до сих пор обижен на нас с Эссеном за то, что мы потребовали передать третью рацию на авиатендер. Извините, милейший Алексей Сергеевич, но управление полётами - дело святое...
Сигральщик выпрямился и потянул фал. Трёхфлажная гирлянда быстро поползла вверх; пёстрые полотнища затрещали на ветру. Вахтенный офицер заглянул в кодовую книгу, сверяясь с таблицами сигналов.
- «Заветный» пишет: «Ясно вижу»!
Я поднял к глазам бинокль. Миноносец увеличил ход, бурун перехлёстывал через полубак, и казалось, теперь пенный гребень разбивается о ноги крошечных фигурок на мостике. Над их головами развернулся красный с белым кругом флажок - с миноносца подтверждали получение сигнала.
- Дистанция до корвета!
- Двадцать семь кабельтовых! - мгновенно отозвался матрос у дальномера Барра-и-Струда. Линзы на концах его короткой, в размах рук, трубы, вели «Нигер».
Зорин удовлетворённо кивнул.
- От «Заветного» на девять меньше. Минут через пять откроют стрельбу.
Я снова приник к окулярам. Три мачты, низкий чёрный борт; дым валит из короткой трубы и стелется низко над водой. Никаких колёс - винтовой корвет, один из лучших ходоков «Роял Нэви».
Издали прикатился гулкий удар, и сразу же за кормой «Нигера встал водяной столб. Я поймал биноклем «Заветного». Легкий дымок за четвёртой трубой, несколько мгновений спустя - новый удар, новый фонтан - на этот раз далеко впереди по курсу корвета.
На миноносце не стали ждать пяти минут.
- «Заветный» пишет - «Веду бой!»
Я вгляделся. На грот-мачте миноносца трепетал багряный язычок. По своду морских сигналов 1911-го года этот сигнальный флаг означает либо «Гружу боеприпасы» - если корабль в гавани.
Или же -  «Веду огонь». Как вот сейчас.
Всплески вставали теперь у самого борта «Нигера» - наводчики «Заветного» нащупывали цель. Ещё минута, много - две, и они перейдут на поражение, и тогда деревянному корвету придётся туго. Семьдесят пять миллиметров - не так много на первый взгляд, но осколочно-фугасные снаряды пушек Канэ начинены полукилограммовым зарядом тротила или меленита, деревянный борт для них не преграда. «Нигер» можно вычёркивать.

Я повёл биноклем по горизонту. За мачтами обречённого корвета набухала подушка чёрного дыма,  вырастал лес мачт.
Снова затренькала рация:
- «Алмаз», я «Морской бык», как слышите, приём!
- Морской бык, я «Алмаз», слышу вас хорошо...
- «Алмаз», ударное звено две минуты, как в воздухе, как поняли, приём...
Я посмотрел в сторону кормы, и офицеры на мостике повернулись вслед за мной. Зорин вскинул бинокль.
- Рано, Алексей  Сергеич. Через десять минут, не раньше появятся. Они ж гружёными идут, с бомбами...
Зорин кивнул.
- Вот и отлично, голубчик. Передайте князю, пусть наводит на «Санс-Парейль». А мы ударим по голове ордера. На дальномере, руби дистанцию до головного!
- Тридцать семь, вашсокобродь!
- По местам стоять! Цель - «Агамемнон», господа!
По фалу, рывками поползло красное двухвостое полотнище.
«Веду бой».

Голливудские фильмы приучили несведущего зрителя, что после бортового залпа фрегата вражеский парусник разлетается эффектным веером огня, дыма и деревянных обломков. На деле все было, как водится, совсем не так. Многопушечные плавучие крепости вставали на расстоянии пары сотен метров одна напротив другой и посылали в сторону противника десятки, сотни ядер. Чугунный шар, выброшенный зарядом черного пороха из дула пушки нередко попросту отскакивал от деревянного борта; полметра красного дуба, выдержанного по нескольку лет согласно строгим адмиралтейским правилам - серьезная преграда. А потому, по кораблям частенько стреляли калеными ядрами, предварительно нагревая их в особых печах-калильнях, тут же, на батарейных палубах. Такое ядро, застряв в борту, постепенно воспламеняло дерево - оно начинало тлеть и через несколько минут занималось огнем. Ситуацию кардинально изменили только пушки Пексана, посылавшие бомбы крупного калибра по настильной траектории. Такие вот бомбические орудия русских линкоров разнесли при Синопе турецкую эскадру за рекордные полтора часа.
И уж никак не могли дубовые борта британских линкоров противостоять снарядам длинноствольных пушек Канэ - особенно, когда снаряды эти пущены с убийственной дистанции в семнадцать кабельтовых.
Канониры «Алмаза» на учениях уверенно попадали по низким практическим щитам, которые таскали за собой миноносцы, с дистанций, вчетверо больше сегодняшней, так что высоченные, с трехэтажный дом, бортовые проекции линейных кораблей Королевского флота не стали для них трудной мишенью. Тем не менее, первые два снаряда легли близкими недолетами; третий пробил грот-марсель и улетел в сторону колонны транспортов, вытянувшихся за ордером боевой эскадры. Четвертый лопнул на полубаке головного линкора, перебил прислугу трех карронад и в щепки разнес позолоченную гальюнную фигуру, изображавшую царя Микен. После этого орудия перешли на беглый огонь, с регулярностью метронома вколачивая в цель снаряды калибром в сто двадцать миллиметров.
На боевых кораблях середины девятнадцатого века не предусмотрено противоосколочных траверсов. Орудия стоят с интервалами в несколько шагов, так что осколочно-фугасная граната выкашивала сразу целый плутонг, а взрывная волна, прокатываясь в узком межпалубном пространстве, наполняла батарейную палубу хаосом, криками боли и удушливыми меленитовыми газами.
А потом начинались пожары.
Картузы - пороховые заряды к корабельным орудиям - подавались к пушкам в деревянных ящиках, по нескольку штук в каждом. И когда крошечный, в пол-ногтя, раскаленный докрасна осколок снаряда прошивал такую «боеукладку», черный порох вспыхивал разом во всех картузах.
А бухты просмоленных канатов на каждом шагу? А разбитые взрывом калильни, из которых по палубному настилу разлетались пылающие угли?
Через четверть часа линейный корабль Ее Величества «Агамемнон» уже садился в воду, пылая от носа до кормы. Капитан первого ранга Зорин поднял к глазам цейсовский бинокль, вгляделся, оценивая произведенные разрушения, и приказал перенести огонь на идущий мателотом «Карадок».

Отредактировано Ромей (14-10-2016 00:43:42)

Ура! Перепрыгнул за 4 килоуважухи!

Отредактировано Ромей (13-10-2016 22:03:41)

Нет, ну немного, наверное, есть. Только длянахрена он нужен, если есть подрывные заряды?