Глава III. Первые часы

Сразу после Переноса.
Летающая лодка М-9
бортовой номер 27
Аппарат захлопал фанерным днищем по гребням волн. Эссен привычно удержал аппарат на прямой, дождался, пока упала скорость и на малых оборотах подрулил к торчащему из воды хвостовому оперению с большим белым номером 27. Корнилович сидел на стойке крыла, едва высовывавшейся из воды. Эссен отметил, что пилот был без куртки. «Как он не замерз? Февраль на дворе, ещё утром воздух над морем был не теплее плюс семи по Цельсию...»
Плюс пять? Фон Эссен неожиданно понял, что обливается потом - и нервы тут ни при чем. Ему было жарко.  Солнечные блёстки весело играли на мелкой ряби, отскакивали от прозрачного козырька кокпита, ласкали перкаль обшивки. Лейтенант стянул перчатку, перегнулся через борт и опустил пальцы в воду.  Он была тёплая - хоть купайся. Эссен поднял голову и встретился взглядом с Олейниковым.
Наблюдатель пожал плечами; физиономия у него была красная, распаренная, несмотря на то, что Олейников успел уже стащить кожаную, на меху, куртку.
«...февраль?...»
Лейтенант чуть добавил оборотов; увечный «Сальмсон» зафыркал своими восемью цилиндрами, и гидроплан подрулил к аппарату Корниловича. Мичман легко забрался на нижнее крыло.
Перекрикивая треск мотора, пилот поведал, что сам он цел (несколько ссадин не в счёт); что наблюдатель, прапорщик Рябушкин,  вылетел из кабины при первом же ударе о воду и наверняка утонул;  что носовая часть летающей лодки отломилась и затонула, а то, что осталось неплохо бы зацепить тросом и отбуксировать к авиаматке. Эссен кивнул и полез в кокпит за швартовым концом, и спину его, затянутую толстой коричневой кожей, нещадно жгло отнюдь не зимнее солнце.
Зашипело, хлопнуло. Вверх, рассыпая искры, метнулась сигнальная ракета и повисла над гидропланом комком ярко-красного огня. И ещё ракета, и ещё - Олейников пускал их одну за другой, обозначая место аварийной посадки. Фон Эссен скосил глаза на часы, вделанные в приборный щиток. До кораблей недалеко, самое более, через четверть часа подрулит эсминец и извлечёт обломки 27-й из воды.  Аппарат, разумеется, восстановлению не подлежит, а вот мотор - дорогой «Сальмсон», за который Россия платит союзникам золотом - наверняка можно перебрать и снова ввести в строй. Или, в крайнем случае, разобрать на запчасти, которых тоже постоянно не хватало.
И всё же - что за ерунда творится с погодой? Опыт всех лет, проведённых здесь, на Чёрном море, прямо-таки кричал Эссену, что на дворе никакой не февраль, а июль или август. Бездонная голубизна неба, жаркое по-летнему солнце, ласковая, тёплая вода. И с часами творилось что-то странное: на циферблате было 17.38, но веры стрелкам не было: дневное светило ещё не пересекло полуденной линии.
- Ничего не понимаю, Раймонд Федорович!  Что творится с погодой на благословенном Понте Эвксинском?  Ставлю вдову Клико против сельтерской, что сейчас лето. Однако же я самолично заполнял сегодня утром формуляр полётов, и точно помню, что на календаре значилось шестое февраля! Да вот,  сами посмотрите...
В прозрачной, зеленоватой воде, возле самого борта  пульсировали крошечные  прозрачные кляксы. Медузы аурелии, морские блюдца. Как и всякий черноморец, фон Эссен знал, что маленькие медузы нарождаются из в середине лета; к зиме же они вырастают размера большого блюда.  Эти аурелии были совсем крошечными.
Олейников встал в полный рост и замахал над головой шлемом. Фон Эссен и Корнилович оторвались от созерцания крошечных морских блюдец: к гидроплану приближался миноносец.

Отредактировано Ромей (13-09-2016 09:51:47)