Продолжение:

                                                          Глава 18

  Как сказал Станиславский, театр начинается с вешалки. Правда, я в прошлой жизни считал, что это не совсем так. С буфета он начинается! И заканчивается там же. Впрочем, к завзятым театралам меня было отнести затруднительно. За всю свою первую жизнь я бывал всего в трех театрах.
  Во-первых, в ТЮЗе, меня туда водили в детстве, и я до сих пор помню, какие божественные пирожные мне там довелось отведать. Во-вторых, в том, что носил имя уже упомянутого Станиславского и плюс еще кого-то с длинной двойной фамилией, туда уже в юности я однажды привел свою первую любовь. Вот только что мы там смотрели,  сказать не могу, ибо, естественно, таращился не столько на сцену, столько на соседку. Однако театр не понравился ни мне, ни ей. В кино на последнем ряду целоваться было куда удобнее. И, наконец, уже в более или менее зрелом возрасте я несколько раз водил сына в театр кукол Образцова.
  К чему я все это вспомнил? Да к тому, что в театре, расположенном на третьем этаже Арсенального каре Гатчинского дворца, не было не только вешалки, но и буфета. Зато имелась гримерка, которую я довольно часто посещал. Там было несколько удобнее беседовать с работающими на Риту балеринами и певицами, чем в кабинете. Как-то оно более естественно выглядело, что ли, но иногда мне приходилось использовать гримерную и по прямому назначению.

  Как можно обеспечить безопасность охраняемого лица от террористов? Отчасти этот вопрос решается количеством и качеством охранников, но не радикально. Близкая к ста процентам гарантия может быть только в том случае, если исполнители теракта не имеют ни малейшего понятия, где находится сейчас и куда направится в ближайшем будущем объект их интереса. То есть нужна полная непредсказуемость поездок императора, это раз. Несколько маршрутов в одно и то же место, это два. Например, в столицу я мог попасть на выбор по двум шоссе, одному проселку и по железной дороге, а в крайнем случае – по воздуху. И, наконец, желательно, чтобы и самого императора было не так легко опознать среди толпы сопровождающих. Или хотя бы догадаться, что это именно он, а не какой-либо мелкий чиновник, а то и вообще курьер – это в случае, если по каким-либо причинам толпы рядом нет.
  У меня уже были отработаны четыре стандартные личины, причем две из них имели даже документы.
  Первая, наиболее часто используемая – старший механик гаража его императорского величества Михаил Рольфович Шумахер – именно так было написано в бумагах упомянутой виртуальной личности. Это был сутулый мужчина средних лет, часто с испачканными маслом руками, а иногда и потеками копоти на лице. От его мятого комбинезона постоянно несло горелой касторкой. Выезжать из Гатчины на автомобиле я, как правило, предпочитал именно в этом облике. Вторая – бравый гвардейский поручик Дмитрий Александрович Ржевский. Когда я впервые глянул в зеркало после завершения работы гримера, то был поражен – как это из вполне приличного на вид меня всего за сорок минут удалось сделать такого отъявленного пропойцу?
  Кроме того, при желании я мог стать мелким чиновником преклонных годов, обладателем роскошных бледно-рыжих бакенбард. Впрочем, иногда он становился не таким уж мелким, примерно уровня титулярного советника.  И, наконец, небогатым студентом. Эти образы пока не имели не только документов, но даже устоявшихся имен.
  Весь вышеописанный цирк сильно упрощался тем, что в конце девятнадцатого века было не так уж много людей, хорошо знающих императора в лицо. Фотографии в газетах выходили такого качества, что на многих я и сам себя не всегда узнавал, а официальные портреты тоже не больно-то годились для уверенного опознания, ибо столь возвышенно-значительного, а частенько еще и одухотворенного выражения лица, как изображенное там, на моей физиономии отродясь не бывало. Все-таки в отсутствии кино, телевидения, а уж тем более интернета есть немало положительных сторон. Правда, кино скоро появится, но я постараюсь как-нибудь пореже светиться на первом плане, лавры Сильвестра Сталлоне и Брюса Уиллиса меня не привлекают, да и фотогеничность не та.

  Двадцать первого октября девяносто второго года, за неделю до свадьбы Михаила с Юлией и за два месяца до свадьбы сестры и Сандро, мы с женой вдвоем второй раз отмечали грустную дату – годовщину смерти Николая. Ну, с Ритой все понятно – она его любила. А мне вроде бы  и не с чего впадать в минор, так?
  Ну, во-первых, это все-таки мой брат, с которым мы практически всю здешнюю жизнь были неразлучны, и я к нему привязался. А во-вторых и в главных, из-за его смерти я сейчас сижу в императорах, к чему до сих пор так до конца и не привык. В результате, несмотря на значительное улучшение финансового положения, мои технические проекты слегка замедлились. Ну не могу я сейчас тратить на них по двенадцать часов в сутки, как в бытность простым великим князем! И даже по восемь не получается, максимум по шесть, да и то не каждый день. Ладно, с этим я еще как-нибудь смирился бы, но дело было в другом. До сих пор не появилось ясности в вопросе – удастся мне предотвратить крах Российской империи или нет?
  Казалось бы, а в чем дело? Останься я братом императора, и ясности было бы ровно столько же, если не меньше. Все правильно, но тут есть тонкость. Будучи даже цесаревичем, а в случае рождения сына у Ники я бы им быть перестал, в крайней ситуации можно было бы и слинять в Новую Зеландию. Но в России корона снимается только с головой, это я уже понял. А голову жалко, она у меня одна! Значит, придется вертеться, иначе, как показывает другая история, и мне, и моей семье придет толстый полярный лис. Жену с дочкой, кстати, тоже жалко не меньше головы. Так, а почему Рита не пьет, отставила свою рюмку?
  - Кажется, у Тани скоро будет братик или сестричка, - ответила она на мой вопросительный взгляд. – Ты сам говорил, что…
  - Конечно, конечно. Вот видишь, жизнь все-таки продолжается. Дай я тебя поцелую, дорогая. Спасибо, что тогда сразу согласилась выйти за меня замуж.
  Рита от полноты чувств всхлипнула, а я про себя подумал – пожалуй, надо форсировать организацию спецкоманды для силовых операций. Скоро у меня будет двое детей, а со временем, глядишь, и больше, и нельзя допустить, чтобы их жизнь кончилась расстрелом в каком-то подвале. Лучше пусть мои люди заранее ликвидирует всех, кто со временем сможет учинить нечто подобное. В таких вопросах, как обеспечение безопасности семьи, совесть меня точно мучить не будет.

  И вот, значит, одним пасмурным вечером в начале ноября я в очередной раз перевоплотился в чиновника с бакенбардами и на пролетке отправился в Приорат. Сейчас этот образ уже имел имя, но, правда, документами еще обзавестись не успел. Его, то есть меня в таком облике, звали Юрий Владимирович Андропов.
  Почему я выбирал такие известные с прошлой жизни имена? Да чтобы самому в них не запутаться, а то может получиться неудобно, если очередной персонаж вдруг забудет, как же его, бедолагу, зовут. Ну, а студент из тех же соображений тогда пусть станет Александром Сергеевичем Демьяненко. «Учись, студент» - такое забыть невозможно.
  Поиск осужденных или просто несправедливо выгнанных со службы офицеров, теоретически пригодных для будущей специальной службы, выявил около двух десятков, которые подходили по формальным признакам. Однако тех, кому все-таки было решено сделать соответствующее предложение, набралось всего четверо. Остальные по тем или иным причинам отсеялись.
  Со многими кандидатами я беседовал лично, причем в образе, недавно получившем имя знаменитого председателя КГБ. И сейчас я тоже ехал на собеседование, но не с кандидатом в ликвидаторы, а всего лишь с подающим надежды молодым медиком по фамилии Балакирев.
  Если кто продумал, что я решил поручить ему разработку новых ядов и прогрессивных методов их применения, то его постигнет разочарование. Как оно постигло меня еще на стадии знакомства с документами, описывающими биографию Балакирева. Нет, разочаровано подумал я, Петр Маркелович прав, этот тоже не годится. Для такого дела нужен человек, во-первых, с весьма покладистой совестью, примерно как у меня. Но, с другой стороны, полное ее отсутствие тоже нежелательно. Во-вторых, управляемый, а то мало ли что ему со временем может прийти в голову. В-третьих, его убеждения не должны быть хоть сколь-то революционными. И, наконец, кандидат обязан что-то представлять собой в профессиональном плане. В принципе, подумал я, подъезжая к Приорату, искать можно не только не только среди врачей, но и среди химиков. Впрочем, этих совсем мало, заметно меньше, чем эскулапов. Однако искать все равно надо, ибо не царское это дело – бегать с баночкой тифозных вшей в кармане. Хрен с ней, с эстетикой, но ведь и результат никогда не будет гарантирован. То, что генерал-адмирал склеил ласты – это случайность. Мог ведь и выздороветь.
  Балакиреву же я хотел поручить заняться пластической хирургией.
  Как ни странно, мои знания в этой области были хоть и весьма далеки от всеобъемлющих, но все же заметно отличались от нуля. Дело в том, что моя, если можно так выразиться, последняя в первой жизни любовь, Валя, была именно пластически хирургом. В силу чего я не только знал такие слова, как липосакция и фасциально-мышечный слой, но даже в самых общих чертах представлял, что они означают.
  Я, разумеется, не собирался предлагать сделать пластику Рите, ибо давно, еще при жизни Николая, перестал считать ее страшненькой. Сейчас она мне нравилась без всяких оговорок. Но другим-то можно! Разумеется, когда накопится должный опыт. Деньги тут светят очень приличные, ибо желающих хотя бы внешне омолодиться богатых дам всегда было более чем достаточно. Однако все равно сначала лучше потренироваться на личности, которая не станет обижаться, даже если после операции на роже останутся шрамы. И такая личность на примете имелась – один из четырех уже практически принятых кандидатов, коему Зубатов устроил побег из Владимирской тюрьмы. Да, той самой, про которую в будущем пел Михаил Круг, она пока еще не называлась централом. И, значит, дабы избежать ненужного узнавания, человеку не помешает сменить не только имя с фамилией, но и внешность.

  Все это прекрасно, думал я, уже почти ночью возвращаясь домой. Доктор оценил перспективы и согласился работать в предложенном направлении, несмотря на то, что его никак нельзя было напрямую отнести к исцелению страждущих. Но с ликвидаторами-то как быть? Те четверо, что прошли отбор, годятся только на роль исполнителей, поручать командование подразделением никому из них нельзя. Может, расширить критерии поиска? Ведь начальнику не обязательно уметь виртуозно сворачивать шеи или даже просто метко стрелять. Хотя, с другой стороны, он должен иметь не только теоретические, но и практические познания о предмете, иначе это будет хоть и своеобразный, но все-таки менеджер. Причем не обязательно эффективный, разве что в кавычках.
  Ладно, решил я, остались еще те двое, которых нашел Рогачев. Вот если никто из них не подойдет в командиры, тогда и начну думать, где такового искать.

  А жизнь тем временем текла своим чередом, и в конце ноября произошло почти историческое событие. Ее величество вдовствующая императрица Мария Федоровна, то есть маман, изволила посетить царствующего сына (или ей была оказана честь приема - я не интересовался, как правильно). Естественно, в сопровождении приличной свиты. Правда, в ее составе не было дяди Володи – девочки уже доложили Рите, что неделю назад они крупно поругались.
  Столь же естественным, как наличие свиты, было и то, что по-человечески я с матерью в присутствии посторонних разговаривать не стал. Сделал морду кирпичом и обходился самыми общими фразами, причем не особенно заботясь о том, чтобы они соответствовали теме разговора. Который вроде как шел о грядущей свадьбе Ксении и Сандро, но мгновенно свернул с нее, как только мы остались одни. Маман все прекрасно поняла и отослала даже казака из лейб-конвоя, который толкал ее инвалидное кресло.
  - Алик, давай наконец погорим серьезно, - начала родительница. – Я понимаю, что была виновата перед тобой тогда, весной девяностого, и приношу свои извинения.
  Я даже не сразу вспомнил, что произошло весной, потому как главное, чего ей до сих пор не мог простить, то есть крушение царского поезда, случилось в конце лета. Хотя… может, я зря на нее качу бочку? Ну типа бабы – дуры, а сам-то отец о чем думал, когда не стал вмешиваться в ее распоряжения относительно скорейшего прибытия в Питер? Я, например, с большим вниманием отношусь к тому, что говорит Рита, но подобной ситуации слушать ее точно не стал бы. И другим бы не дал.
  - Это дело прошлое, и я готов все забыть, но для этого необходим ваш шаг навстречу.
  - Но я же его сделала...
  - Еще нет, вы только обозначили свое желание. Возможно, вы это уже поняли, но все-таки давайте расставим точки над соответствующими буквами. Сейчас по отношению ко мне люди могут быть врагами, нейтралами и соратниками. Вы чуть было не оказались в стане врагов, но, кажется, вовремя спохватились. Есть такая пока еще не закономерность, а всего лишь тенденция, но уже довольно ясная. Она такова – быть моим врагом вредно для здоровья.
  - Я с самого начала подозревала, что со смертью Алексея Александровича что-то не так, - вздохнула маман. – Хотя он и не считал себя твоим врагом.
  - Однако по факту был им. И, возвращаясь к вашим подозрениям – они вам ничем не грозят, пока вы ими ни с кем не делитесь. Надеюсь, я выразился достаточно ясно?
  - Да, сын. Эх, если бы я заранее знала, что из тебя вырастет…
  - Придушили бы в младенчестве? – с интересом спросил я.
  - Может быть, но скорее постаралась бы подружиться.
  - Что мешает начать сейчас, раз уж первый вариант не прошел?
  - Насколько я понимаю, только твое предубеждение.
  - Вы правильно понимаете. Основано же оно на двух обстоятельствах. Первое – сколько я себя помню, для вас по поводу любой проблемы всегда было только два мнения – ваше и неправильное. То, что кроме этих двух, есть еще и мое, вы почему-то не учитывали. А зря. И второе, я только что про это говорил. Пока вы нейтрал, о каком улучшении отношений можно говорить? Такой вопрос актуален только с соратниками.
  - И что же, ты предлагаешь мне копаться в этих твоих моторах или прямо сразу доверишь резать тех, кто тебе не нравится?
  - Рад бы, но у вас не получится, - пожал плечами я. – И с моторами, и со вторым пунктом. А предложить я вам могу много, вопрос только в том, что именно вы согласитесь принять.
  - Надо же, я даже не надеялась. Внимательно тебя слушаю, сын.
  - Начать придется с приема в ближний круг нескольких девушек и одного-двух юношей. Они, к сожалению, не дворяне, но это не должно помешать вам хорошо к ним относиться. Возможно, кто-то из девушек со временем удостоится возведения в дворянское достоинство, тогда их не помешает сделать фрейлинами.
  - Понятно, ты хочешь достоверно знать, что происходит в Аничковом дворце. Не вижу в этом ничего ни оскорбительного, ни невозможного, так что продолжай.
  - После этого можно будет двигаться дальше. Как вы наверняка заметили, ко всем великосветским мероприятиям я с детства испытываю глубокое отвращение. Рита со мной в этом полностью солидарна, так что ни балов, ни приемов в Гатчинском дворце не бывает. Два раза в год в Зимнем, и все. По поводу того, что от этого Воронцов с Фредериксом сильно сокрушаются, нам как бы и хрен с ними, но подобное состояние дел, буде оно продолжится, может повредить имиджу державы. Поэтому я хотел бы, чтобы хоть у кого-то из императорской семьи был блестящий двор. Мне кажется, что вы сможете организовать его лучше, нежели Ксения и Сандро. Жаль, если мне все-таки придется обращаться к ним.
  - Не придется. И? Мне кажется, что ты еще не все сказал.
  - Разумеется. На содержание вашего двора в девяносто третьем году я выделю триста тысяч рублей, а потом, когда будут преодолены последствия голода, сумма увеличится до четырехсот. Это, разумеется, кроме тех выплат, что вы уже получаете.
  - Решил быть чуть скупее деда, но чуть щедрее отца? Не ожидала, честно скажу, не ожидала. Про твою жа… э-э-э… бережливость ходят легенды.
  - Пусть себе ходят. Так вот, необходимым условием для реализации всех моих предложений является ваша лояльность по отношению ко мне. Не нужно плести интриг, а если вас кто-то попытается втянуть во что-то серьезное, станет неплохо, если вы в принципе согласитесь, но незамедлительно поставите в известность меня. Кстати, маман, прошу учесть, что я ведь не только злопамятный. Добро тоже никогда не забываю, многие в этом уже убедились. Надеюсь, что вы со временем окажетесь в их числе.
  Осталось только одно понять, подумал я, выкатывая кресло с маман из кабинета в коридор. Она действительно решила перейти в мой лагерь, поняв наконец, что ни первой, ни второй фигурой в России ей ни при каком раскладе не стать, а от меня она сможет получить больше, чем от кого угодно другого. Или это часть какого-то далеко идущего коварного замысла? Пожалуй, быстро тут не разберешься. Но кое-что надо прояснить, не откладывая в долгий ящик. Она на самом деле поругалась с дядей Володей или это спектакль наподобие того, что мы с Вильгельмом устроили в конце девяностого года?