IV

Из записок
графа Буа-Вильомэз
«28 сентября. Кто бы мог еще сегодня утром предположить, что этот день обернется самой страшной со времен Трафальгара катастрофой для французского флота?  Кто из нас поверил бы, что гордые красавцы, на которые совсем недавно  взирали с надеждой десятки тысяч глаз, к вечеру опустятся  на дно или спустят перед неприятелем свои славные флаги? Воистину, страшна судьба тех, кто расстался сегодня с жизнью; но и жалка участь того, кто пережил день и до дна испил чашу скорби и унижения!
Но обо всем по порядку.
По сигналу с флагманского «Вилль де Пари» отряд Лайсонса снялся с якорей. Корабли шли строем фронта, намереваясь как можно скорее занять места для обстрела берега. С барказов флажками передавали результаты промеров: наши храбрецы-матросы стойко и мужественно делали свое дело, невзирая на град ядер. Их прикрывал двумя своими пушками «Карадок», и русские батареи отвечали маленькому, но отважному кораблику частой пальбой. Воистину, в эту минуту я готов был простить англичанам их бегство!
Вслед за отрядом Лайсонса двинулись и мы; корабль «Вальми», на котором автор этих строк поднял свой вымпел, шел на буксире за пароходом «Прометей», занимая место во главе колонны. По сигналу корабли выполнили поворот, перестроившись в шеренгу, и теперь «Вальми» оказался на левом, дальнем от Лайсонса, фланге ордера. Спустя несколько минут (первый отряд уже выстраивался напротив плато и готовился начать бомбардировку) я распорядился поднять сигнал «поворот все вдруг» и повел отряд в обход фланга Лайсонса. Планом, утвержденным вчера адмиралом Гамеленом, предусматривалось, что мы встанем на шпринги на траверзе Альмы, загнув  левый фланг к берегу, и откроем стрельбу, поражая русские позиции  через головы наших поднимающихся на высоты батальонов.
Таким образом, следовало некоторое время идти курсом на норд, после чего выполнить еще один поворот; после него и до постановки на шпринг колонну поведет «Сюффрен».
О взрыве на одном из кораблей Лайсонса мне доложили как раз в тот момент, когда следовало отдавать приказ к повороту. Это произошло на дальнем от нас фланге ордера, а потому сигнальщики не смогли толком разобрать, с каким именно кораблем случилось несчастье. Я распорядился передать на «Сюффрен» - "уточнить, что произошло", и скомандовал поворот. Следующие несколько минут наш отряд двигался на зюйд-ост, вклиниваясь между мелководьем и левым флангом ордера Лайсонса. К моему удивлению, корабли вели лишь редкий огонь по русским, маневрируя вразнобой.
И в этот момент сигнальщик передал сообщение, которое ввергло и меня и всех, кто находился в этот момент на шканцах «Иены» в трепет:
«Агамемнон» затонул, «Жан Бар» погружается носом».
Мы решительно ничего не могли понять: как может случиться, что два столь мощных боевых корабля потеряны за такой короткий промежуток времени? Если случай с одним ещё как то можно объяснить (например удачно пущенным ядром, попавшим в крюйт-камеру), то гибель двух подряд никак не укладывалась в здравый смысл! Тем более, мы своими глазами видели, что русские батареи ведут редкую стрельбу, целя в основном по нашим шлюпкам и отчаянному «Карадоку».
И тут появились крылатые лодки. Как ураган они пронеслись над нами, едва не задевая верхушки мачт. О палубу ударился некий предмет и разлетелся брызгами жидкого пламени.  Видимо, это был брандскугель, сброшенный с крылатой лодки. Еще два таких же снаряда ударили один в грот-мачту, другой лопнул на шканцах. Всех охвати страх; матросы в ужасе бросались за борт, не в силах справиться с кромешным ужасом, обрушившимся на нас с небес. Положение спас лейтенант Грегуар Пинье. Он возглавил собрал вокруг себя матросов и те стали сбивать огонь песком и кусками парусины. Отважный лейтенант снял сюртук и, нещадно хлеща им по языкам пламени, подавал пример храбрости малодушным.
Крылатые лодки тем временем, вернулись. Они опять проносились над нашими головами, засыпая корабли зажигательными снарядами. Дым поднимался на идущей правым мателотом «Иене», досталось и другим. Но, к моем удивлению, результаты огненной атаки оказались не столь уж и впечатляющими: когда матросы под командой храбреца Пинье одолели пламя, выяснилось, что паника оказалась напрасной: мы отделались закопченным палубным настилом, обугленными кофель-нагельными планками да несколькими бухтами канатов, пострадавших от огня. По счастью, огненные брызги не попали на пороховые картузы, заранее поданные к орудиям. В этом случае последствия нападения с воздуха оказались бы куда разрушительнее.
Тем временем, летучие машины предприняли еще одну атаку, третью по счёту. Мы ждали новой порции брандскугелей, но вместо этого воздух прорезал резкий свист, послышались тупые удары, полетели щепки. Стоящий рядом со мной старший артиллерийский офицер взмахнул руками и отлетел к фальшборту, будто сбитый ударом в грудь. Я наклонился к нему. Бедняга был ещё жив, на губах его пузырилась кровавая пена. В грудь ему угодил заостренный металлический штырь, который, насквозь пройдя через тело, вонзился в палубу и почти целиком ушел в дерево. Я потрогал торчащий из досок хвостовик смертоносного снаряда, и на моей перчатке осталась кровь несчастного офицера.
Я сразу вспомнил, как британский репортер (тот самый, что бежал из русского плена на крылатой лодке) обмолвился о подобном оружии. Мы не обратили на его слова особого внимания, полагая, что оно представляет угрозу скорее для сухопутных войск. Как же жестоко мы заблуждались!

Трое офицеров и семеро матросов на шканцах были убиты или тяжело ранены; погибли оба штурвальных и все сигнальщики. По счастью, русские не обратили внимания на буксирующие нас пароходы, иначе последствия "железного дождя с небес» могли оказаться куда более тяжкими: мало того, что эти суда лишились бы управления вследствие гибели людей у штурвалов, стальные стрелы без труда могли пробить медные стенки паровых котлов, прикрытых сверху лишь тонкими досками! Стрелы ударяли в цель с такой силой, что их находили на артиллерийской палубе - они, словно бумагу, пронизывали настил опер-дека, собранный из полуторадюймовых тиковых досок и летели дальше.
Но и без того атаки с неба натворили бед. Наш ордер распался; «Иена», следуя за «Саламандром», вывалилась из строя в сторону моря, непересечку ей шел «Виль де Марсель».  Я с  негодованием увидел, что на «Магеллане» обрубили буксир, и брошенный «Байярд» беспомощно дрейфует к берегу.
До ушей моих донёсся гулкий удар, напоминающий раскат грома. Глазам предстало страшное зрелище: под бушпритом «Сюффрена» встал высокий водяной столб, несомненно, следствие подводного взрыва. Линкор мгновенно осел в воду, и я понял, почему так быстро погибли «Агамемнон» и «Жан Бар»: «Сюффрен» не продержался на поверхности воды и трех минут. К счастью, глубины здесь невелики, и покосившаяся палуба осталась над водой, напоминая своим видом растревоженный муравейник.
«Прометей» обходил гибнущий линкор со стороны берега, и я мог лишь беспомощно взирать на разыгрывающуюся передо мной трагедию. На шканцах «Вальми» бестолково метались люди; мои призывы (я звал сигнальщика, желая напомнить команде «Магеллана» об их долге), пропадали втуне. Крылатые лодки снова пронеслись над нашими головами, вывалив корабль новые порции свистящей смерти. Нос «Вальми» покатился вправо, влекомый натяжением буксирного конца. «Прометей» описывал крутую циркуляцию, следуя за идущим впереди «Алжиром»: его командир сам, без приказа, решился вывести корабли из этого ада. Мы прошли мимо беспорядочно сгрудившихся «Иены» и «Вилль де Марселя» - тащившие их пароходы в попытке избежать столкновения сбавили ход, но перепутались буксирными тросами и теперь пытались разойтись.
Русские летучие машины наконец оставили нас в покое. Порядок на шканцах постепенно восстанавливался: убирали мертвые тела, уводили раненых, к штурвалу встали два матроса, место убитых сигнальщиков заняли другие.
Я огляделся. К зюйду от «Вальми» медленно оттягивались в море корабли первого отряда: «Помон», за ним «Шалемань»; на его траверзе держался «Маренго». Но я, как ни старался, никак не мог отыскать «Карадок».
На мачте  «Байярда» (его уже отнесло к самому берегу) взлетела гирлянда флагов, сигнальщик доложил: «»Байярд» сообщает, «сел на мель».  «Иена» и «Вилль де Марсель» разобрали, наконец, буксиры и пристраивались к нам в кильватер.
Ни о какой бомбардировке, конечно, не могло быть речи. Колонна шла на норд на пяти узлах. Уцелевшие паровые линкоры выстраивались мористее, имея во главе ордера фрегат «Помон». Я скомандовал поднять сигнал «к повороту стоять», намереваясь переменить курс на зюйд-вест и присоединиться к отряду адмирала Гамелена, когда корпус «Вальми» потряс страшный удар...

К счастью, капитан «Прометея» оказался не робкого десятка. После того, как подводная мина (вне всяких сомнений, мы стали жертвами этого оружия, которое русские уже применили при обороне морской крепости Свеаборг на Балтике)) поразила наш линкор, пароход подошел к «Вальми» и я оставил свой погибающий флагман. И первым, что я услышал, вступив на борт, стал доклад корабельного лейтенанта, штурманского помощника, отвечавшего за сигнальную службу:
«Мой адмирал, «Алжир» сообщает»: "С веста в четырех колоннах подходит русская эскадра!»

Отредактировано Ромей (15-01-2017 23:10:03)