III
Миноносец «Заветный»
29 сентября 1854 г.
мичман Красницкий
- А донырнет? - спросил Красницкий, недоверчиво косясь на грека.
- Донырнет, куда денется! - уверенно ответил боцман-севастополец. - Балаклавские греки первеющие в здешних краях ныряльщики, а Коста из них лучший. Говорят, ныряет на двадцать саженей и четверть часа под водой может пробыть!
Мичман критически оглядел нряльщика. Грек прибыл сегодня утром из Балаклавы на пароходике, назначенном в тральную партию с «Заветным». Малый лет двадцати пяти, щуплый, жилистый - весь будто скручен из канатов. Загорелый дочерна, смоляные волосы, антрацитово-черные глаза на улыбчивой физиономии.
- На двадцать не надо. Мы ставили мины на заглубление в три сажени, чтобы пароходы и прочая мелочь заведомо прошли над ними. Как вон, «Карадок».
И он показал на застрявший на скальной гряде английский корабль.
- Три сажени - совсем мало. - медленно произнес грек. - Три сажени - даже моро  справится, камня не надо. Так достану, кирие .
И кивнул на круглые, обкатанные морем булыжники, выложенные на палубе.
- Они их между коленями зажимают, - пояснил севастополец. - А как всплывать надо - отпускают. А нож в зубах держит. Как вынырнет такой из воды - рожа надутая, глаза кровяные, нож в зубах - чисто морской чорт!
- А зачем им вообще нырять? - поинтересовался Красницкий. - Тут, вроде, ни устриц, ни губок, ни раковин-жемчужниц. Неужели на потеху публике?
Мичману приходилось бывать на Красном море еще гардемарином, на учебном судне Морского корпуса, и он помнил арабов, вытаскивающих серебряные десятипенсовики и бронзовые монетки в десять сантимов, которые европейские путешественники бросали в воду с пароходов.
Коста рассмеялся - его позабавила непонятливость русского офицера.
- Так сети же - объяснил боцман, исподтишка показывая греку немаленьких размеров кулак. - А на дне чего только не валяется! И скалы, и мачты шаланд, которые потонули, корабли тож есть. Ежели сеть зацепится - бросать ее, што ль? Сети, вашбродие, оне денех стоють, и немалых, эдак рыбак никаких средствов не напасется! Привязывают, значить, бочонок, али доски кусок, заместо буйка и зовут вот ентого Косту. Он ныряет, сеть освобождает. Ежели надо - разрежет немного, потом починят, дело-то нехитрое...
- Ясно. - кивнул минер. - Сети, значит... Нет, на этот раз ничего резать не надо. Мы идем вдоль берега, двумя кораблями, раскинув трал. Идем медленно, как только минреп зацепим - даем гудок и останавливаемся. Потом вы, боцман, на барказе с этим Костой подгребаете к мине, он ныряет и крепит к минрепу конец. А дальше либо «Заветный», либо это корыто - и он кивнул на лениво дымящий в полукабельтове от миноносца пароходик, - подходит и лебедкой вытаскивает якорь мины. Она всплывает, мы ее стропим и поднимаем на «Заветный». Ну а дальше дело наше, до вас не касаемо.
Боцман почесал в затылке и посмотрел на торчащие из воды мачты «Агамемнона».
- А она, вашбродие, не шандарахнет? А то вона какие корабли топило, чего от нас-то останется?
- Наши мины имеют форму шара, - терпеливо пояснил Красницкий. На этот вопрос он отвечал уже в десятый раз за сегодняшний день. - Сверху на этом шаре торчат эдакие рожки. Они из свинца, мягкие, специально чтобы смяться, когда ударятся о днище корабля. Ежели не сомнутся - не шандарахнет.
- А ежели сомнутся? - опасливо осведомился боцман.
- Не будете своими дурацкими лбами о них колотиться - так и не сомнутся. - Мы, когда мину с борта в воду сваливаем, она же не взрывается, верно?
- Ну, ежели не шандарахнет, тогда конешно. - кивнул севастополец. - Мы, вашбродь, за пароходом на веслах пойдем. Как вы гудок дадите - мы тут как тут, ея, сатану, и зацепим. Не сумлевайтесь, все сделаем. Верно, Коста?
***
Взрыв гальваноударной мины разнес барказ в щепки вместе с двенадцатью гребцами, боцманом и греком Костой. Страшный удар сотряс миноносец, корма его на мгновение поднялась из воды, а потом осела так, что вода захлестнула и палубу, и кормовую семидесятипятимиллиметровку Канэ, и пять вытраленных мин, наскоро принайтовленых на кормовых слипах. Красницкого швырнуло на кожух вентилятора, и он едва устоял, схватившись за проволочную растяжку. Острая боль пронзила руку, а «заветный» повалился на правый борт, потом на левый, осел кормой. Мимо Красницкого, хватаясь за что попало, пронеслись матросы во главе со старшим офицером. Водяной столб, в котором испарился несчастный барказ, уже осел, по воде расходились грязно-пенные круги, крутились какие-то обломки.
Мичман шагнул к борту, качнулся, ухватился на леер - руку снова пронзило болью. «Кажется сломал», - подумал он, но мысль улетела, вытесненная другой, куда более важной - мины! Мины на корме! Слава Николе-Угоднику, не сдетонировали! Но если хоть одну сбило с креплений, она может упасть на палубу, покатиться и смять роковой свинцовый колпак...
- Паберегися! Не стой на дороге, зашибу!
Старший боцман, оскальзываясь на покосившейся палубе, спешил на ют. За ним матросы аварийной патрии волокли светнутый длинной колбасой шпигованный пластырь. Следом ним торопливо шагал командир миноносца. Увидев Красницкого, он остановился.
- Сильно ранены, голубчик? Ступайте в лазарет, сейчас велю вас проводить..
Мичман посмотрел на свою ладонь. Она была залита кровью.
- Нет, Николай Алексаныч, ничего страшного, просто кожу содрало, ну и зашиб немного.
- Вот и славно! Займитесь тогда минами, как бы их не сбросило...
Придерживая поврежденную руку, Красницкий пошел вслед за командиром. Минный кондуктор с тремя матросами уже возился возле смертоносных шаров, подводя дополнительные крепления.
***
- Что ж, господа, подведем итоги. - лейтенант Краснопольский отставил в сторону недопитую чашку чая. Аврал, продолжавшийся два с половиной часа, до предела вымотал всех офицеров миноносца и командир собрал из в кают-компании для короткого совещания. Буфетчик подал чай и бутерброды, и теперь измученные люди торопливо поглощали горячую жидкость и куски ветчины на толстых ломтях хлеба.
- Федор Григорьич полагает, что при попытке зацепить мину, почему-то оборвался минреп и мина всплыла. По несчастью - точно под днищем барказа.
Красницкий торопливо закивал.
- Да, может быть, рымболт на якоре был с трещиной и держался на соплях. А может, дело в креплении минрепа на самой мине, теперь уж не понять. Она бы и сама скоро сорвалась и всплыла, а тут мы с тралом. Дернули - вот крепление и не выдержало!
- Нам, в сущности, сильно повезло, - заметил артиллерист миноносца мичман Сидорин. - На десяток футов ближе к нашей корме - и разошедшейся обшивкой мы бы не отделались. А так - потеряли перо руля и баллер, правый дейдвуд покалечило, вал погнуло. А дыра не такая уж и большая, подумаешь - два десятка заклепок выбило!
- У правого винта лопасть оторвана. - добавил машинный офицер. - Мой Кряков нырял, смотрел - говорит, как ножом срезало.
- Выходит, господа, отбегался наш «Заветный». - сокрушенно покачал головой командир миноносца. - Сейчас зацепят нас на буксир - и в Севастополь.
- А толку? - уныло сказал машинист. - Здесь с такими повреждениями не справиться. Может, в Николаеве, да и то...
Офицеры угрюмо молчали. Он и успели осмотреть мастерские севастопольского порта и  понимали, что требующийся ремонт  находится далеко за пределами их возможностей.
- Как ваша рука, Федор Григорьич? - осведомился Краснопольский. - Фельдшер говорит, перелома нет?
Мичман кивнул. Рука болела и почти не гнулась, но не жаловаться же на такие пустяки, да еще и в кают-компании?
- Нет - и слава богу. Вы, голубчик, возьмите тогда своего кондуктора и с десяток матросов. Надо бы до завтрашнего вечера мины все-таки вытралить. Сколько их там еще осталось, дюжина?

Отредактировано Ромей (22-01-2017 08:05:54)