несомненно. Даже с учетом возможного ремонта - сто пятьдесят максимум.

***
Фро встретила его, как и подобает пиратской подруге: в игривом неглиже и в окружении атрибутов его - их! - нового ремесла. Ефросинья Георгиевна Казанкова, племянница графа Строганова, удобно устроилась на широкой кровати посредине просторного капитанского салона. Слева от ложа, на тумбочке имел место огромный револьвер «Кольт №2» тульского производства, а рядом с ним - карманный капсюльный пистолетик с перламутровой ручкой и поворотным блоком из пяти коротких стволов. В углу стоял семилинейный кавалерийский штуцер, напротив, на стене (или правильнее сказать, борту?) красовался темно-малиновый персидский ковер. На нем с большим изяществом было развешено дорогое, в серебре, золоте и каменьях, холодное оружие - кавказские, йеменские и индийские кинжалы, ятаганы, огромные навахи из Толедо с двумя лезвиями, вычурные дамасские сабли. Белых, увидев впервые эту роскошь, удивился, и  Фро объяснила, что это - часть оружейной коллекции покойного супруга, взятая в плавание из чисто декоративных соображений. «А кроме того, дорогой, - добавила женщина, - ты сможешь награждать своих воинов этими клинками за храбрость и прочие отличия. На воинской службе они не состоят, ордена и медали им не положены,так пусть будет хоть это! Я знаю здешних греков и казачков - для них хороший клинок лучше любой медали!»
По мнению Белых, от такой награды не отказался бы любой из его сослуживцев по ОМРП СпН. Он долго осматривал сабли и кинжалы, примерял по руке - конногвардеец, покойный супруг Фро, знал толк в холодняке. Да и сама она оказалась неплохо  знакома со смертоубойными игрушками. «Мой бедный муж, как и все кавалергарды и лейб-кирасиры,   состоял верным поклонником Белой Дамы. И я, конечно, не могла не изучить во всех подробностях эту претендентку на его сердце...»
В ответ на вопрос любовника, женщина пояснила: в традициях Конной Гвардии было называть холодное клинковой оружие Белой Дамой. Это, правда, относилось только к «длинномерам» вроде сабель, палашей, или, в крайнем случае, турецких ятаганов.
Но не эта выставка холодного и огнестрельного металла притягивала взор спецназовца. На урожденной княжне Трубецкой, а ныне - штатном переводчике «коммерческого копера» «Улисс» был надел весьма легкомысленный дымчато-голубой пеньюар французского шифона, ничуть не скрывавшего соблазнительных изгибов ее тела. К счастью, покидая салон, Фро накидывала поверх пеньюара роскошный, вишневого шелка, халат. А на мостике вообще предпочитала появляться в мужском платье. А как-то раз она вышла на палубу в пышном платье с турнюрами, фижмами, или как там называются эти рюшечки. А потом долго стояла у лееров, прикрываясь от солнца кружевным бледно-розовым зонтиком. Камеристка принесла с камбуза чашечку горячего шоколада на подносе и стояла рядом, пока хозяйка вкушала десерт.
Для этой девушки (Фро называла ее Анной) отгородили уголок прямо в салоне, и она пряталась за ширмой всякий раз, при появлени Белых. Она вообще умела быть невидимой: один раз, когда дело зашло несколько дальше, чем планировал Белых, и Фро уже принялась довольно громко стонать, до его слуха донеслось едва слышнный шорох за шелковой китайской ширмой. Тогда он еще подумал, что Анна может оказаться и крепостной Фро - недаром та совершенно ее не стесняется...
Белых нарочно не закрывал дверь, входя в салон. Он понимал, что его ночные визиты к Фро с самого начала ни для кого не были секретом. И догадывался, какие разговоры ведутся в кубриках и на полубаке, возле  бочки с водой, где разрешено было курить. А потому - как мог, избегал в курилке, оставаться  наедине со своей пассией.  А негодница Фро, нарочно провоцировала, вот, как сейчас - нацепила пеньюар и точно знает, что к чему это приведет.
Ну уж нет! Во всяком случае, не среди бела дня...
Белых мысленно выругался (Фро не терпела вульгарностей, иначе как в постели), и торопливо захлопнул дверь А заодно - погрозил кулаком матросу, случайно замешкавшемуся на ступеньках трапа, напротив двери в салон. Случайно, как же! Фро не в первый и не во второй раз проделывает такие штучки, а потому всякий раз, когда Белых ее навещал, за спиной у него оказывался один-два весьма заинтересованных свидетеля.
Полное разложение и крах дисциплины, подумал капитан-лейтенант. Одна надежда, что на капере порядки свободнее, чем на военном корабле. а то ведь сраму не оберешься...
Ефросинья Георгиевна дождалась, когда закроется дверь, улыбнулась,  потянулась по кошачьи. При этом правая ножка - изумительное точеное нежно-золотистое великолепие, - вытянулась из-под ненадежной защиты шифона. Вот ведь, потаскушка, подумал, разгораясь, спецназовец. Знает, что у меня уже пятый день ничего  - вот и дразнится, распаляет. Он каждый раз пытался объяснить, что на боевом корабле ни о каких амурных играх и речи быть не может, и всякий раз она отвечала томным, с легкой хрипотцой, голосом: «Ах, оставьте эти глупости Жорж! Великий адмирал Нельсон приводил на свой флагман леди  Гамильтон, и это не мешало ему побеждать врагов!» А после этих слов...
Над головами, по доскам полуюта загрохотали матросские башмаки. Часто, громко забила рында. Без стука распахнулась дверь:
- Кирие, вас требуют на мостик! Вапора османская!
И тут же ожила висящая на плече рация:
- Снарк, это Вий, как слышишь? На «Фуруме» две большие посудины, одна паровая. Дистанция пятьдесят пять кабельтовых, только-только вырезались из-за мыса.  Пруссак тревогу объявил!
- Иду. - коротко бросил он и отключил рацию. Выходя, оглянулся: ну конечно, Фро и не думала прикрываться. Она проказливо подмигнула офицеру, сделала ручкой, не забыв при этом повернуться так, чтобы и вошедший - семнадцатилетний парнишка-грек, - смог разглядеть не только ее ножку.Белых едва не взашей выпихнул сопляка из салона и потопал на мостик, чувствуя себя полнейшим идиотом. И, увы, не только в собственных глазах.

Отредактировано Ромей (30-01-2017 22:17:58)