Перезалил

II
Пароходофрегат «Владимир»
4 октября 1854 г.
Андрей Митин
- Чрезвычайно интересно мне, батенька, какие корабли будут строить лет эдак через десять. - капитан-лейтенант Бутаков мечтательно сощурился. - Я ведь, Андрей Геннадьевич, начинал мичманом на «Силистрии» - она сейчас стоит блокшивом у входа в Южную гавань. Потом походил на малых парусниках, шхунах да тендерах, по Черному морю, Эгейскому да Средиземному. А «Владимир» получил в пятьдесят первом - пригнал прямиком из «Англии». Вот и думается мне - на каких-то кораблях еще ходить придется? Как ваш коллега говорил - броненосцы?
- Верно, - - кивнул Андрей. - Вы же лучше меня знаете, Григорий Иванович, уже сейчас есть корабли целиком из железа, и набор и обшивка.
- Верно. И на Черноморском флоте такой имеется -  шхуна «Аргонавт». Мала уж очень, да и ходок неважный, всего восемь узлов под парами  - однако ж, и корпус железный и винт вместо колес, как у англичан.
- Да и ваш «Владимир», кажется, не целиком из дерева?
- Да, верно, он у нас композитной конструкции. Набор железный, а обшивка деревянная, да еще подводная часть медью зашита, от обрастания. - ответил Бутаков. - Так же и «Громоносец» построен, хотя он постарше нашего красавца - первый пароходофрегат Черноморского флота!
Голос Бутакова  - в иное время сухой, достаточно бесстрастный, - теплел, когда он говорил о своем  корабле.
- Уже теперь во Франции проводят опыты с бронированием боевых кораблей.  - сказал Андрей. - Три - «Лав», «Тоннат» и "Девастасьон"  - достроят в самом скором времени и, надо полагать, пошлют на Черное море.
Это и будут первые броненосцы? - спросил Бутаков. К голосе его сквозило беспокойство.  Ежели верно то, что Сергей Борисович рассказывал - наш флот вовсе не готов к встрече с такими кораблями. На вас одна надежда!
- Нет, Григорий Иванович, это пока только плавучие батареи. Две тысячи тонн, три с небольшим сотни сил машина - парадный ход дай бог, четыре узла.  водоизмещении 1825 т и мощности паровой машины 317 л. с. они развивали скорость хода 3.7 узла. Их наибольшая длина 52,5 м ширина 13,2, среднее углубление 2,65 м. Броневая защита: деревянный корпус по ватер линии и каземат обшиты железными брусья ми   толщиной   110 мм. Вооружение:   18 195-мм пушек. Широкие, плоскодонные калоши с четырехузловым парадным ходом. Деревянный корпус, ватерлиния и стенки казематов защищены коваными железными полосами толщиной в  три дюйма, в казематах - восемнадцать пексановских гаубиц. Это калоши, хоть и заблиндированы, а годятся только для бомбардировки приморских крепостей. Но - шаг в верном направлении. Погодите, не так много времени пройдет - и оч-чень интересные корабли появятся на морях. Например, американский «Монитор». Низкий, почти вровень с водой, корпус и два тяжелых орудия в поворотной башне. Для открытого моря не годится, а вот в Финском заливе, в шхерах, у фортов Кронштадта - страшная сила. Десяток таких мониторов - и никто к Санкт-Петербургу и подумать не посмеет сунуться!
А что же, мореходные корабли с броней делать не будут? - удивился капитан-лейтенант.
Будут, и еще как! Сперва по старинке - станут обшивать деревянные корпуса железом, а там и до стальных контрукций дело дойдет. Орудия по привычке, в казематах будут ставить - то есть,в  батарейных палубах, только забронированных и разделенных на отсеки, - а та и до башен доберутся. Лет через пятнадцать вы и не узнаете кораблей линии! Хотя, конечно, и глупостей тоже наделают, не без этого...
-Позвольте, голубчик, но ежели вам эти глупости заранее известны - так зачем их делать? Расскажете нашим кораблестроителям подробно, что да как - они и примут во внимание. Глядишь, российские броненосцы первыми по морям заплавают!
Андрей сдержал невеселую улыбку. Сколько раз они с Серегой спорили об этом, пытаясь представить себе альтернативные пути развития русского броненосного флота!
- Увы, Григория Иванович, англичане тоже сложа руки сидеть не будут. Если мы сейчас сможем им хорошенько набить - они будут очень внимательно следить за тем, что делается в России по части военного кораблестроения. А промышленность у них - сами знаете, какая. Стоит им подглядеть, что мы строим да разнюхать детали - они свои броненосцы еще и раньше нас на воду спустят. И окажется русский флот снова в отстающих...
- Что ж тогда делать, Андрей Геннадьевич? - растерялся Бутаков. - и так неладно, и эдак! Вроде, и сведения имеем, как правильно делать, а поди ж ты!
- Ну, во-первых, господам в Санкт-Петербурге следует подумать о сохранении тайны.  Об этом предмете ни в Англии, ни где бы то ни было еще пока не беспокоятся - вот и надо стать первыми. Всерьез засекретить все, что связано с новыми разработками, причем на всех уровнях - от составления проекта о строительства. А еще неплохо бы подсунуть «просвещенным мореплавателям» парочку идей из разряда тех, что не оправдались - пусть тратят силы на заведомо провальные проекты! Ну и промышленность, конечно, развивать, без этого никуда. До сих пор в России мощных паровых машин для кораблей не строят - а  тут ведь и броневая сталь понадобится, и новые орудия и еще уйма всяких механизмов...
Бутаков собрался было ответить, но тут медно звякнул колокол. Семь ударов - семь склянок, одиннадцать-тридцать. С седьмым ударом на мостик взлетел командирский вестовой:
- Так что их благородие лейтенант Кадочкин передать велели: проба готова, ждут!
- Ну ладно,  пойдемте, Андрей Геннадьевич, - заторопился Бутаков.  - А беседу нашу мы непременно закончим. Есть у меня несколько мыслей по поводу тактики таких броненосных кораблей, хотел бы с вами поделиться...
***
На кораблях Черноморского флота - как, впрочем, и всех остальных флотов Российской Империи - флаг поднимали в восемь утра. Каждый раз  Андрей вспоминал строки из любимой книги:«коли в восемь часов не поднимут флага и господа офицеры не отрапортуют - то, значит, в восемь часов одну минуту случится светопреставление…»
Если судить по этой примере - пока апокалипсис не грозил ни всему свету, ни отдельно взятому пароходофрегату «Владимир».  Подъем флага, как и прочие корабельные церемонии происходили точно в положенный срок, и ни минутой позже. После этого команду разводили по судовым работам: починки, парусные работы, бесконечная возня с такелажем - все, что постоянно требует матросских рук.
Работы продолжались до одиннадцати тридцати,  то есть до седьмой склянки. После чего наступал   один из самых приятных моментов корабельной жизни - «пробы». Офицеры собирались позади мостика, возле первой трубы, и  с нетерпением ожидающие, когда кок принесет на подносе особую серебряную кастрюльку с крышечкой. Это были щи, сваренные для команды; первым их пробовал командир. Это тоже было обставлено, как ритуал:  сначала полагается ополовинить рюмку водки, после чего откушать две-три ложки щей с ломтиком черного хлеба, посыпанным грубой солью - и оставшаяся водка следовала занавесом сцены. За ним к пробам приступали остальные офицеры; Андрей с удовольствием присоединился к ним. Он не мог не оценить полезности этой традиции:  вкусно, и  пригляд за питанием команды.  Любое упущение кока сразу становится  очевидно, и виновный немедленно получает нахлобучку.
После того, как пробы сняты, боцмана свистали к обеду. Матросы разбегались по кубрикам, где с потолков уже свисали длинные дощатые столешницы. БачкОвые разносили с камбуза щи, особо отряженные матросы приносили хлеб. Начинали с жирных щей либо борща, которые варились на говядине, солонине или рыбе. Поначалу деревянными ложками (у каждого была своя) выхлебывали бульон и овощи.  Когда на дне бака оставалось только мясо, его вынимали, крошили на деревянных досках и высыпали обратно. После чего вся артель, не спеша, не мешая друг другу, теми же ложками ела “мясное блюдо”. Если кто из молодых спешил, то артельщик - матрос старой службы, - поучал торопыгу  деревянной ложкой по лбу. Но нкто на такую «науку» не обижался - наоборот, она служила предметом шуток, одним их нехитрых обеденных развлечений.
Щей же, как и хлеба, давали без ограничений, кто сколько съест, а потому бачкОвому нередко приходилось бегать за добавкой.
***
Но перед дудкой, дающей сигнал «обедать» должна была состояться еще одна церемония, пользовавшаяся у нижних чинов у унтер-офицеров особой любовью -выдача «винной порции» или «чарки».
На палубу выносилась огромная лужёная ендовА с водкой. Ее ставили на шканцах или, как на «Владимире» - позади мостика.  Затем появлялся баталер с мерной получаркой и начиналось ежедневное священнодействие...
Андрей знал, что на деревянных судах «чарка» была насущной необходимостью: здесь нельзя разводить огонь для спасения от сырости,  и ежедневная порция «белого хлебного вина» служит профилактике от простудных хворей. Впрочем, и потом, когда на смену деревянным парусникам и пароходофрегатам пришел броненосный флот, ежедневная чарка не утратила своего значения. Она считалась важнейшей мерой  поощрения нижних чинов, общепринятой наградой за лихость и мелкие отличия по службе.
Все это он успел выяснить за время своего недолгого пребывания сначала на «Императрице Марии», а потом и на пароходофрегате. Он, конечно, читал о порядках, принятых на флоте - но, одно дело читатьб, а другое - самолично увидеть, как разбегаются бочкОвые по свистку боцманской дудки, как выстраивается возбужденная, предвкушающая очередь к заветной ендове, как крякает, лихо опрокинув чарку, сорокалетний унтер-офицер, а потом вытирает усы под завистливыми взглядами тех, чья очередь еще не подошла...
***
Покончив с пробами, офицеры торопились спуститься к обеду. Опаздывать к общему столу считалось дурным тоном - распорядитель кают-компании, старший офицер корабля, вполне мог отправить провинившегося восвояси за неуважение к сообществу. Это, конечно, не означало лишения обеда, «наказанный» мог вернуться после окончания трапезы, но  откушивать ему приходилось в полном одиночестве. Исключения делались для тех офицеров, кто руководил какими-нибудь срочными работами, а так же для Андрея - как человека не флотского, гостя и вообще, пришельца из будущего, незнакомого со строгими традициями Российского Императорского Флота.
Андрею очень не хотелось снова оказываться в числе опоздавших и ловить на себе снисходительные взгляды дисциплинированного общества - мол, что ожидать от сухопутной крысы! Но он все же позволил себе задержаться на несколько секунд и еще раз полюбоваться видом бутаковского отряда, идущего в походном ордере.

Отредактировано Ромей (03-02-2017 15:20:57)

А вот и нет. "Композитная конструкция" - термин аглицкий , как и паровая компаунд-машина или гарвеизированная броня. Бутаков привез его из Англии. Сами знаете, что русская морская терминология целиком заграничная - так вот, это тоже оттуда. Во всяком случае, в "Морском вестнике" за 1852 год этот термин употребляется. Архитекторы могли и не знать, а  вот моряки и судостроители были в курсе.
А официально этот термин закрепил ЛЛойд в 1855-м году, в  дополнение к правилам страхования для железных и деревянных судов. Но, понятное дело, не с потолка взяли - использовался он уже несколько лет.

Отредактировано Ромей (03-02-2017 13:26:21)