Красное море, июль 1902 г.

С мостика броненосца «Ростислав» открывался великолепный вид на море и корабли. Величественная, торжественная и грозная картина: тяжеловесные утюги броненосцев и легкие силуэты крейсеров, блестящие на солнце стволы орудий, истребители (эсминцы), переваливающиеся на волнах, пузатые и тяжелые от принятых грузов транспорты…
Три отдельных отряда русских кораблей, не без проблем, но преодолевших Суэцкий канал, наконец встретились и готовы были продолжить путь на Дальний Восток. Объединенная эскадра, густо дымя трубами, шла к Аденскому проливу. Шла несколькими колоннами, заставляя встречные суда невольно отворачивать в сторону.
На шканцах «Ростислава» суетился с установленной на треногу камерой фотографического аппарата мичман Данчич, увлекающийся фотографией. Он пытался запечатлеть на память идущие в соседней колонне крейсера «Память Азова», «Аскольд» и «Богатырь». Устроившееся чуть дальше к корме несколько офицеров лениво, из-за жары, спорила, получится ли что-нибудь у Бориса или очередная пластинка будет засвечена зря.
С другого борта, свободные от вахты матросы наблюдали за колонной транспортных судов, идущих в кильватер крейсеру «Адмирал Корнилов». Длинная, намного длиннее колонн боевых кораблей, она служила нескончаемым источником матросских шуток. Не имеющие опыта такого плавания, суда то растягивались, то сближались настолько, что приходилось вываливаться из строя во избежание столкновения. Каждый такой случай собравшиеся матросы сопровождали негромким свистом, смехом и солеными шутками. Несколько старослужащих, однако, не участвовали в этом веселье. Стоя небольшой компанией чуть в стороне от основной группы матросов они рассматривали только идущий напротив угольщик и обсуждали предстоящую угольную погрузку с помощью новейшей «мериканской ситемы». Оптимист рассчитывал, что погрузка пройдет намного легче, чем обычная. Однако пессимистов было больше, и все они уверяли, что ничего хорошего ждать не следует. Так как погрузка угля всегда и везде одинакова – висящая в воздухе угольная пыть, забивающая дыхание и лежащая везде, где только можно и где нельзя. А потом приборка и драяние медяшек до морковкина заговенья. Но оптимист не сдавался, уверяя, что ему передавал привет и письмо кум, служащий в Артуре, который уже эту системы видел в деле. Однако пессимисты не сдавались тоже, уверяя, что кум всего лишь «заливает», по гордости своей от службы на новейшем «мериканском» броненосце «Редьку-в-зад».
В адмиральском салоне «Сисоя Великого» командующий эскадрой вице-адмирал Чухнин и его флаг-офицер лейтенант Азарьев тоже подсчитывали запасы угля и обсуждали погрузку его на ходу. Испытания американской патентованной системы Спенсера – Миллера для погрузки угля с корабля на корабль в открытом море проводились еще во время перегона броненосца «Ретвизан» из Америки в Порт-Артур. В нее входил трос, натягиваемый между грот-мачтой броненосца и фок-мачтой угольщика, по которому на блоках перемещалась тележка с несколькими мешками угля, общим весом до тонны. Такое устройство позволяло передавать до пятидесяти тонн угля в час. Причем даже в плохую погоду, когда использование шлюпок и катеров небезопасно. Но ее применение требовало хороших навыков экипажа, поэтому первые пробы по перегрузке планировалось провести в Индийском океане. При обсуждении вспомнили, что эта систему хотели установить и на угольных транспортах, которые должны были сопровождать владивостокские крейсера. Однако нераспорядительность нескольких офицеров-чиновников из адмиралтейства привела к тому, что ни один из угольщиков на Дальнем Востоке ее не получил. А оснащенный ей – оказался на Балтике. В результате все эти офицеры оказались под следствием, а на замечание адмирала Дубасова, что это просто их ошибка, как говорили, Его Величество резко ответил, что у каждой такой ошибки всегда есть имя и фамилия. И повелел провести следствие, в результате которого еще два офицера были отправлены в отставку без мундира и пенсии. Впрочем, ни Николай Николаевич Азарьев, ни Григорий Павлович Чухнин об этих офицерах вслух не вспоминали. Ибо оба считали, что «забывать службу - непростительно».
В это же время в кают-компании броненосца мичман Борис Чайковский сел за рояль и начал наигрывать незнакомую присутствующим мелодию.
- Что это, Борис Ипполитович? – оторвавшись от партии в шахматы, спросил его лейтенант Федор Литке, игравший в шахматы с мичманом Лениным. Последний, будучи в подпитии, играл откровенно слабо и Литке был рад отвлечься от партии. – Новое произведение вашего родственника?
- Нет, Федор Иванович, не его. Это новый, только недавно опубликованный романс, - ответил, прервав игру, Чайковский.
- Так спойте нам, Борис, - попросил Ленин, который, похоже, все же заметил неминуемый в итоге проигрыш и решил под благовидным предлогом прервать игру.
- Спойте! Спойте, - попросили и остальные присутствующие офицеры практически хором.
- Ну, хорошо, спою,- смутился Борис, - но заранее прошу извинить за голос…
- Не стоит прибедняться, Борис, - несколько развязно заметил Ленин. – У вас отличный голос…
Ничего не ответив, Чайковский проиграл вступление без слов и, дождавшись полной тишины, запел:
- Белой акации гроздья душистые
Вновь аромата полны,
Вновь разливается песнь соловьиная
В тихом сиянии чудной луны!
Разнесшаяся из открытого, по случаю жары, иллюминатора, по палубе песня заставила замолчать и подойти поближе несколько матросов. Мичман Буш, укоризненно на них покосившийся и собиравшийся было послать куда-нибудь подальше, сам заслушался и забыл обо всем.
- В час, когда ветер бушует неистово,
С новою силою чувствую я:
Белой акации гроздья душистые
Невозвратимы, как юность моя...

Отредактировано Логинов (12-06-2019 14:32:13)

Коллеги, кто-нибудь может подсказать смысл окраски кораблей 2-й ТОЭ с черным корпусом и желтыми трубами?