Всех с наступившим Новым Годом!

Суббота, 22 апреля, 1978, полдень
Штаб-квартира ЦРУ, Лэнгли, Вирджиния

Советская разведка ошибалась: лояльность Карла и Джорджа принадлежала не Карлуччи. Это Иган Колби крестил их кровью – чужой, естественно – сначала в римской резидентуре, а потом в Индокитае. Там, под конец, когда по Южному Вьетнаму катком прошелся «Феникс», вообще были купели крови… Вспоминать об этом они не любили.
Разведчики прилетели в столицу еще два дня назад, но Колби не стал дергать их сразу, дав время прийти в себя. Те, наконец, отоспались – впервые за несколько месяцев, а вчера целый день праздно бездельничали: отогревались на солнце, бесцельно слонялись среди доцветающих сакур у Приливного Бассейна и неторопливо, мелкими глоточками пили прямо из горлышка бургундское. Всего было в меру, поэтому сейчас на чистую зелень лужаек вокруг они поглядывали в меру добродушно; глаза их стали ярче и прозрачней.
Колби назначил им встречу на улице, неподалёку от входа в  штаб-квартиру, но появился не из дверей, а вдруг вышел на дорожку за их спинами, шагнув из просвета между цветущими кустами. Карл и Джордж синхронно повернулись к нему.
– Привет, парни, – Колби приветственно помахал им рукой еще издали, метров с двадцати.
Он действительно был рад их увидеть и улыбался, подходя, чуть ехидно, что позволял себе редко и лишь со своими:
– Извините, что выдернул вас из колыбели прогресса в это логово американского империализма. Не торопитесь посыпать голову пеплом: вы успеете вернуться и покричать здравицы вместе с праздничными колонами.
– Шеф, – Карл чуть склонил голову. Губя его  остались привычно сжаты, но вокруг глаз охотно разбежались мелкие лучики, – рады вас видеть в добром здравии.
Джордж энергично кивнул и торопливо запихал в рот остаток вафельного рожка с шоколадно-мятным мороженым.
– Ага, – подтвердил неразборчиво, – рады. Правда.
Мимо неторопливо прошуршали велосипедные шины – проехал наряд внутренней полиции. Колби проводил взглядом их спины, потом предложил:
– Пошли, прогуляемся к реке – погода способствует. Рассказывайте, как там, в Ленинграде. КГБ жестко стелет?
До Потомака было не больше километра, но они брели неторопливо, и когда неширокая лесная дорожка вывела их на берег, основное было уже доложено.
– То есть, мы в тупике, – подвел черту Колби и резко остановился.
Карл лишь молча развел руками.
– По косвенным, – добавил Джордж, – КГБ там же. А ведь они на своей территории.
Они дружно помолчали, разглядывая знакомый пейзаж. Весенние воды Потомака протискивались здесь через перекат, и над рекой висела мелкая пыль. На камнях охотились цапли. Несуразные и длинноногие фигуры то замирали, изготовившись клюнуть, то преступной походкой крались к следующей цели. По противоположному берегу бродили волонтеры, убирая, по случаю Дня Земли, нанесенный за год мусор.
– Будем сворачиваться? – спросил Карл тускло, – выхлопа – ноль, идеи практически выработаны. Без наводок от агентуры мы, похоже, обречены топтаться на месте. Разве что КГБ развлекаем. 
– Отнюдь, – Колби энергично взмахнул рукой, напрочь отметая саму возможность такого, – отнюдь и напротив. Настраивайтесь на то, что эту жилу мы будем копать долго. Слишком много тут скрестилось коренных интересов. Сейчас это стало видно еще отчетливей.
– Ну, наше дело простое, – ухмыльнулся Джордж, – вы решаете, мы работаем. К тому же асфальт Невского заметно приятнее кампучийских болот. Да и еда привычней.
Колби с сожалением причмокнул:
– И ты не прав. Ситуация необычна, – он развернулся и посмотрел своим агентам  в глаза, – ваше положение будет непростым. В ленинградскую резидентуру ближайшие пару лет могут поступать взаимно противоречивые директивы. И вам следует иметь хотя бы общее представление о происходящем здесь, в Вашингтоне, чтобы понимать, что делать можно и нужно, а что – ни в коем случае.
– Пару лет? – понимающе хмыкнул Джордж, – пока из этой администрации весь пар не выйдет?
Колби насмешливо блеснул зубами и промолчал, пристально глядя на Карла.
– На вводных курсах на Ферме нас наставляли, что ЦРУ не занимается политикой, – мягко сказал тот, – но, шеф, мы понимаем, что где-то на верхних уровнях это становится неизбежно. Нас это не напрягает.
– К сожалению, – Колби отвел взгляд и задумчиво почесал бровь, – порой приходится и политикой заниматься. Ничего там хорошего нет… Ладно, я зайду издали, чтоб вы понимали картину в целом.
Он сцепил руки за спиной и неторопливо двинулся по дорожке в обратном направлении.
– Не секрет, – начал рассуждать на ходу Колби, и речь его приобрела отчетливо профессорский оттенок, – что мы из-за Вьетнама много чего потеряли, а Советы за те годы совершили рывок, и в экономике, и в военной сфере. Паритет… Нет, они его еще не достигли, но разрыв между нами сузился настолько, что никто ответственный в обозримом будущем  ввязываться в прямое силовое столкновение с советским блоком уже не захочет. И в этой ситуации, когда они поднимались на качелях, а мы –  опускались, в Вашингтоне сочли за благо смириться с существованием Советов на длительную перспективу. Отсюда пошла вся эта политика разрядки: взаимные визиты, договора о разоружении, Хельсинки… Как по мне так не самое плохое дело, сами знаете, сколько сдуру посуды было набито, – и он скорбно покачал головой, задумавшись о чем-то.
– Мы помним ту атмосферу, – Джордж первый не выдержал испытания паузой. Он вообще сильно расслабился за последние дни, и Карл порой поглядывал на него с легкой обеспокоенностью, – как раз проходили здесь декомпрессию после Индокитая, пока нас в Сантьяго не сдернули… Что-то с тех пор изменилось? Наш Президент все так же выступает за разрядку и мир во всем мире. Ну, по крайней мере, в газетах.
– Да, – кивнул Колби, – да, определенно изменилось. Мы более-менее наладили сотрудничество с Советами: все эти обмены, конференции… Попутно возросли и наши агентурные возможности. В итоге мы стали заметно лучше их понимать. Флер загадочности, даже порой какой-то романтики ушел, появилось больше трезвости в оценках. И постепенно все более и более весомым становится мнение о том, что вся советская система принятия решений неадекватна и, вполне вероятно, сама по себе ведет к краху в той или иной форме. Сейчас здесь все чаще рассуждают о том, что русские более не способны внятно разглядеть окно возможностей, зато аккумулируют факторы катастрофы как в своей экономике, так и в политике. Возможно, из-за дрейфа последних лет они уже настолько приблизились к фатальной воронке событий, что для сваливания их туда будет достаточно двух-трех толчков извне. Так это или нет – неизвестно, но в Вашингтоне становится все больше желающих проверить эту гипотезу на практике.
Лоб Карла пошел крупными складками.
– Вблизи это не настолько очевидно, – признался он, – изнутри Советы выглядят достаточно крепко... И где так думают?
– Сторонники такой точки зрения есть и около Картера – Збиг, например, – ответил Колби, – но они там в отчетливом меньшинстве. Зато в следующей администрации такое мнение может стать доминирующим, если не единственно правильным. В общем, влияние тех, кто у нас опять настроен на решительную победу в холодной войне с Советами, стремительно растет. И все это на фоне продолжающегося размягчения советского режима, где, судя по всем данным, единственно спасительной идеей видится приведение Запада к сотрудничеству и даже вплоть до конвергенции противостоящих сейчас систем.
Джордж лихо пнул попавшуюся под ноги шишку, и та полетела, кувыркаясь, вдаль. Он повернулся, довольный собой, и заметил:
– А ведь, если подумать, то это готовность к капитуляции. Еще лет десять назад такие настроения были бы немыслимы.
– Да, – жестко сказал Колби, – трижды да! Именно! И, парни, – он вдруг резко остановился и взмахнул рукой, – тут появляется этот Объект и начинает крушить всю эту столько привлекательную для многих перспективу! Естественно, это вызывает большую обеспокоенность, не столько в нынешней администрации, которая по инерции плывет в русле «политики разрядки», пусть и не так активно, как раньше, сколько среди тех, кто закладывает сейчас основы будущего политического курса.
– А мы с кем? – уточнил Карл.
Колби неторопливо зашагал вперед.
– Мы с кем? – задумчиво переспросил он и тут же ответил: – Мы должны быть с будущим. В наших интересах вписаться в группу тех, кто будет формировать  следующую администрацию, – Джордж одобрительно хмыкнул, чуть слышно, но Колби тут же повернул лицо к нему, – и не потому, что меня греет какая-то личная политическая перспектива, нет! Я сыт по горло вашингтонскими кабинетами. Но ребята, что собираются вокруг Ронни, правильно настроены относительно разведсообщества в целом, и вот это для меня важно. Нам надо перестраивать работу, но как именно – должны решать мы сами, а не навязанные нам леваки. Потому... Поэтому в Ленинграде мы будем работать именно на эту перспективу.  Нам надо крайне оперативно разобраться с этим совершенно непонятным фактором, что начинает ломать здешние расклады. И даже это еще не все, только первый слой… Но об этом дальше.
– Пояснишь тогда? – помолчав, уточнил Карл, – насчет «ломать расклады»?
– Охотно, – Колби остановился, оглядываясь. Вокруг было тихо и безлюдно, редкий смешанный лес просматривался насквозь, вплоть до белеющих вдали стен штб-квартиры.
– Top secret, – сказал он тихо-тихо, едва шевеля губами.
– Да, шеф, – Карл сдержано качнул головой и придвинулся к Колби,  взглядом контролируя пространство за его спиной. Джордж встал сбоку, прикрывая от кустарника в стороне.
– Есть три группы осведомленных о ленинградском сюжете, – все так же тихо продолжил Колби, – первая – политический Вашингтон: те, кому положено знать суть разведданных. Для них все связанное с информационными утечками оттуда  – это игра Кремля. "Голуби" усматривает в происходящем знак того, что Советы умнеют, а, значит, становятся более договороспособными. Другие, те, на кого мы ориентируемся в окружении Ронни, обескуражены резко возросшей стратегической связностью в действиях Кремля – это выбивает фундамент из-под их тезиса о неспособности советского руководства разглядеть окно возможностей.
– Так, – Карл машинально погладил лежащую в кармане трубку,  – это, в принципе, понятно.
– Далее... – Колби чуть наклогился вперед, еще чуть-чуть придвинувшись к  агентам, – есть те, кто получает более полную информацию. Они имеют основания сомневаться в том, что это именно игра Кремля, а не автономной группы внутри советсих спецслужб. Из действующих политиков среди таких сомневающихся  – только Збиг, и, через него, президент. Остальные – небольшое число руководителей разведсообщества верхнего уровня. Кстати, парни, – Колби отступил на шаг и заговорил обычным голосом: – Збиг, опасаясь аппартных помех со стороны Госдепа как по линии своего польского проекта, так и этой лениградской игры, пролоббировал создание под собой национального совета по разведке. Боссом туда ставят Дика Леманна, а вот его замом, курирующим разработку в связи с Лениградом – меня. Директива будет подписана президентом завтра. Так что я теперь в этой игре официально.
– Шеф, – ухмыльнулся Джордж, – вас стоит с этим поздравлять?
– Вряд ли, – меланхолично отмахнулся Колби и опять понизил голос: – а есть, парни, еще третья группа, внутри второй... Добро пожаловать в нее: здесь те, кто знают, – он отчетливо выделил последнее слово, – что это и не Кремль, и не автономная группа.
– Оп-с... – вырвалось из Джорджа после небольшой паузы, – а что, так бывает? А...
– Давайте двигаться последовательно, – перебил его Колби.
Он  опять зашагал по дорожке. Карл с Джорджем молча переглянулись за его спиной и последовали за ним.
– Итак, политический Вашингтон... – после небольшой паузы наставительно сказал Колби, – тут разброд и шатание. Невозможность однозначно оценить результаты того, что считается ими игрой Кремля, приводит к жарким спорам – каждый трактует неоднозначности в свою пользу.
– И по наркомафии? – Джордж опять бесцеремонно сбил Колби с попытки перевести все в размеренную лекцию. Карл покосился на него с выразительным неодобрением, но Джорджа было не остановить: – Я считал, что у нас там чистый плюс. Да и слив палестинцев… Это ж были не наши?
– Нет, не наши. И – да, – качнул головой Колби, – это все действительно неоднозначно. Так, вброс информационного пакета по  колумбийской наркомафии поставил подножку и обозначившейся в последнее время кубинской активности на данном направлении. Мы, раскручивая этот клубок, смогли ее идентифицировать, а, значит, и начать противодействовать. Оказалось, что это вотчина  генерала Очоа, а к нему у Москвы в последнее время накопилось много неоплаченных счетов. Он, в частности, курирует кубинские силы в Африке. Их отказ воевать против сепаратистов в Эритрее серьезно осложнил положение Советов на Африканском Роге,  да, к тому же, создал определенную двусмысленность в отношениях Москвы и Гаваны.
– Подножку ли? – вопросил Карл, – может быть, наоборот, расчистили им поле?
– Может и так, – легко согласился Колби, – я же говорю, однозначности нет. Нужно время, чтобы оценить в динамике.
– Афганистан? – проявил настойчивость Джордж, – Израиль?
– Афганист... – тяжело вздохнул Колби, – аналитики считают, что расчетливое уничтожение Халька привело к оптимизации роли Советов в Афганистане и повысило устойчивость вдоль южной «дуги нестабильности». Вдобавок, на фоне обострения внутриполитической ситуации в Иране, отмечены попытки скрытых контактов иранского шаха с Москвой – Пехлеви эту комбинацию оценил по достоинству и сейчас пытается зондировать, причем в тайне от нас, возможность как-то опереться на Москву в противостоянии с религиозными фнатиками у себя дома. Что же касается Израиля… – Колби на миг задумался, – начну с того, что вектор события на основе одного акта с достаточной достоверностью пока определить невозможно. Важнее другое: Вашингтон в результате сейчас попал в стратегическую «вилку». Для многих здесь этот слив выглядит признаком того, что Кремль хочет участвовать в идущем сейчас за "закрытыми дверями" мирном процессе. Безусловно, если бы Москва искренне взялась за такое миротворчество, то вопросы безопасности Израиля, столь близкие сердцу многих в Вашингтоне, решались бы намного проще... Русский контактер Примаков на прошлой неделе провел в Аммане переговоры с королем Хуссейном, прояви в при этом и  недюжинную информированность, и необычную гибкость. Пат Мойнихен рвет и мечет, и хочет срочно ехать в Москву.  В общем, Картеру нужно оперативно выбирать, что для нас важнее: обезопасить Израиль или «польский» проект Збига.
– Что хочет Бжезинский – можно не объяснять, – насмешливо протянул Джордж.
– Да, это очевидно, – кивнул Колби, – и, кстати, эта очевиднось подрывает его позиции: влиятельные друзья Израиля сейчас охотно проходятся по его происхождению, мол, «национальные комплексы» исторической родины для него важнее интересов страны, гражданином которой он является. При этом следует учесть и то, что для подкрепления «польского проекта» им уже предлагалось поджечь южное подбрюшье Советов, пойдя на ситуативную поддержку радикального ислама, пусть и не напрямую, а через саудитов. А, значит, жертвовать Ираном и наращивать угрозы Израилю. И все это ради не вполне ясных перспектив потеснить глобального оппонента. Это вызывало значительное сопротивление и ранее, а уж сейчас, на фоне этих, как считаю здесь, примиряющих жестов Кремля... Збигу сейчас приходится  умерить свой пыл.

ы

вставить

Отредактировано CAHEK (01-01-2018 16:34:00)

наклонился

считают

усматривают