Тяжело в учении...
Слитный грохот девятидюймовок безжалостно встряхнул монитор. В подбашенном отделении звук получился слабее, чем палубе или в башне, но и этого хватило, чтобы мичман Казанков на секунду оглох.
- Что застыл, храпоидол? - заорал артиллерийский кондуктор. - Подавай, язви тя в корень!
Мартос ловко зацепил железными клещами чугунную болванку практического снаряда, в котором пороховой заряд заменили песком. Двое других навалились на цепи; снаряд оторвался от тележки и поплыл вверх, в люк, прорезанный во вращающемся полике орудийной башни. Там его подхватили, уложили в кокор, накатили к казеннику и деревянной палкой с обитым кожей валиком дослали в камору правого орудия. Подали картузы дымного артиллерийского пороха; клиновый затвор масляно чавкнул, запирая канал ствола, а из погребов уже поднимали на лязгающем цепном подъемнике снаряд для левой девятидюймовки. Действие повторилось с безжалостной точностью хорошо отлаженного механизма.
Наводчики уже крутили винты горизонтальной и вертикальной наводки, подправляя прицел, сбитый сотрясением выстрела. Мишень - сколоченный из досок и парусины щит на плотике - покачивался в волнах на удалении семи кабельтовых от монитора.
- Пли!
Снова сдвоенный гром, снова судорога прокатывается по железному набору корпуса, от баллера руля до форштевня. Подпалубные помещения на секунду затягивает легчайший туман - взвесь водяной пыли, поднятая страшным сотрясением залпа.
Переговорная труба, соединяющая подбашенный отсек с мостиком, ожила, захрипела:
- Задробить стрельбу! Башню в походное положение!
Сережа воткнул кожаную пробку в амбушюр и бросил взгляд на указатель положения башни.
- Шабаш, ребята, отстрелялись! Олябьев, ворочай лево пять!
В подбашенном отделении загрохотало, залязгало. Клиновый механизм пришел в действие, центральная колонна, поддерживающая башню, толкнула многотонное сооружение верх, оторвала от вделанного в палубу железного кольца и приподняла - совсем чуть-чуть. Унтер-механик крутанул штурвал поворотного механизма, приводная цепь задвигалась, приводя в движение массивную медную шестерню, насаженную на опорную колонну. Ползунок указателя пополз по шкале, и мичман принялся вслух отсчитывать деления: «Один... Два... Три... Четыре... Шабаш!
Снова лязгнуло, и башня тяжко села на опорное кольцо. Железный свод над головой ощутимо дрогнул. Сережа невольно вздрогнул: каждый раз, когда завершалась процедура поворота орудийной башни, он непроизвольно представлял, как та продавит палубу своими многими тысячами пудов, и превратит людей, запертых в подбашенном отделении, в кровавые кляксы.
Знакомясь с устройством «Стрельца», Сережа в деталях изучил механизмы башни, изобретенные шведом Эриксоном для американского «Монитора». После чего, следуя совету старшего артиллериста, осмотрел и орудийные башни «Смерча». Это судно было заказано после «американских» мониторов, учтя при проектировании учли многие недостатки и слабые места прежней конструкции. В том числе, жалобы артиллеристов на загроможденность внутреннего пространства башен механизмами опоры и приводов, что создавало немало неудобств при обслуживании орудий.
Башни системы англичанина Кольза, стоящие на мониторах поздней постройки, двухбашенных «Смерче», «Русалке», «Чародейке», а так же на башенных броненосных фрегатах, не имели эриксоновского подъемного механизма с центральным штырем. Вместо этого, башня опиралась на катки, а поворотные механизмы целиком были убраны под палубу. Саму башню углубили в круговую нишу, что улучшало остойчивость судна и уменьшало размер цели, открытой снарядам неприятеля. Конструкция стала прочнее, поскольку у башен Эриксона наблюдались смещения механизма поворота при сотрясении от ударов снаряды, а теперь самая уязвимая его часть, опорный контур, не подвергалась опасности при обстреле. Подача боеприпасов сильно упростилась, да и в башне, не говоря уж о подбашенном отделении, стало не в пример просторнее.
Позавидовав артиллеристам «Смерча», Сережа поинтересовался, почему старые башни не заменили при модернизации, когда меняли на мониторе пушки и орудийные станки? Оказалось, что переменить системы вращения башни с эриксоновской на кользовскую невозможно, проще построить новый монитор. Но и старички-«американцы» при всех своих недостатках, еще годились в дело, так что, приходилось теперь маяться с их капризной и не слишком надежной механизацией.
Матросы, подгоняемые зычным рыком кондуктора, принялись приводить в порядок сложное хозяйство подбашенного отделения. Сделав, больше для порядку, пару замечаний, и, убедившись, что все делается в соответствии со строгими регламентами и наставлениями, мичман полез по железному трапу вверх.
Каким удовольствием было вдохнуть полной грудью свежий морской воздух - после духоты подпалубных помещений, полных угольного смрада, чада горячего машинного масла и пороховой гари, с которыми никак не справлялись вентиляторы!
Легкий ветерок задувал с норда; октябрь в этом году выдался студеным, обещая раннюю зиму. Лужицы на мостовых Гельсингфорса к утру покрывались тонким, ломким ледком. Вице-адмирал Бутаков, завершая навигацию, вывел свой отряд, две броненосные батареи и шесть мониторов, из Свеабога для практических стрельб. Результаты вице-адмирала вполне удовлетворили: корабли показывали уверенный процент накрытий; усталость людей и механизмов не привела к сколько-нибудь серьезным неполадкам. «Стрелец» имел лучшие результаты среди своих собратьев, заработав адмирал «Флагман выражает свое удовольствие». Повалишин, стоявший на верхней площадки башни, откуда он управлял стрельбой, улыбался, будто кот, отведавший сметаны.
«Вот, батенька мой, - твердил он мичману, - противники башенной системы твердят, будто кораблики наши не пригодны к длительным плаваниям. А хоть бы и не пригодны, так и что с того? Наше дело не океанские походы, а твердая оборона берегов нашего Отечества, и тут уж мы всех за пояс заткнем, никакая волна нам помехой не станет!
И верно - несмотря на то, что волнение разошлось до того, что пенные барашки свободно гуляли по палубе, захлестывая башенные амбразуры, комендоры стреляли исправно и расколотили в щепки два щита-мишени. Повалишин расчувствовался до того, что посулил команде две призовые чарки сверх положенной.
«Стрелец» шел третьим в ордере, за «Единорогом» и броненосной батареей «Кремль», на которой держал флаг Бутаков. Короткие, злые волны, идущие со стороны Финского залива, били в левую раковину; белые, с косыми голубыми крестами андреевские полотнища трещали на кормовых флагштоках. Мониторы, будто усталые лошади, торопились в Свеаборг. Оттуда отрад должен был перейти в Гельсингфорс и встать на долгий зимний отдых у пирсов Южной гавани.
***
Призрак войны с Англией витал над кронштадтскими фортами и бастионами Свеаборга; о скорой войне говорили в кают-компаниях и в кубриках, на приемах в офицерском собрании и в кабаках, где завсегдатаями матросы Кронштадтского экипажа. Увы, в руководстве Балтийского флота не было единства, столь необходимого в преддверии столь грозных событий. В кают-компаниях поговаривали о ссоре вице-адмирала Бутакова с Великим князем Константином Николаевичем. История была такова: Великий князь, покровительствовавший кораблестроителю Попову, автору проекта круглых броненосцев береговой обороны для Черноморского флота, старался в свое время продавить строительство третьего такого судна. Бутаков заявил тогда, что согласится построить еще одного уродца, ежели тот будет иметь ход 11 узлов и сможет ходить до Константинополя. А когда Великий князь принялся возражать, не выдержал:
«Пора, наконец, положить конец дурацким поповским экспериментам, и строить настоящий боевой крейсерский флот. Чтобы чувствовать себя в безопасности, мы должны иметь на Балтике шестнадцать быстроходных броненосных крейсеров, а на Черном море хотя бы два броненосных крейсера. Что касается самого адмирала Попова, то он сегодня только тормозит наше кораблестроение и чем скорое перестанет им заниматься, тем будет лучше для России!»
Совещание закончилось нешуточным скандалом: Попов вышел прочь, хлопнув дверью, Великий князь почувствовал себя оскорбленным.
Но этого оказалось мало: на совещании в Морском министерстве Бутаков жестоко раскритиковал состояние кронштадтских фортов, доказав с цифрами в руках, что при нынешнем положении дел британскому флоту не составит особого труда миновать их и прорваться к столице. Оборону Кронштадта было решено усилить, но отношения вице-адмирала с Великим князем, в чьем ведении находилась морская оборона столицы, стали еще более натянутыми.
Бутаков как в воду глядел! Когда началась русско-турецкая война и возникло опасение английской экспедиции на Балтику, он решил всемерно ускорить боевую учебу на эскадре броненосных кораблей. Но ничего из этого не вышло: в отместку за сказанные когда-то неосторожные слова, Великий князь Константин объявил, что до конца войны он будет лично командовать Балтийским флотом. Бутаков был понижен до командира самого слабого из отрядов собственной эскадры (две броненосные батареи, шесть мониторов и три деревянные канонерские лодки). В него вошел и монитор «Стрелец». Местом базирования был определен удаленный от столицы Свеаборг.
Оказавшись, таким образом, в своеобразной опале, вице-адмирал старался привести хотя бы вверенные ему корабли в наивысшую боевую готовность. Офицеры повторяли его слова:
«Мы, адмиралы, капитаны, офицеры, унтер-офицеры, матросы, – не для того, чтобы у нас были адмиралы, капитаны, офицеры, унтер-офицеры и матросы, а для того, чтобы было кому хорошо действовать пушками, машинами, рулями, чтобы было кому распорядиться батареями пушек, бойко управиться каждым кораблем, толком распорядиться всеми кораблями, и все это для одной всегдашней цели – БОЯ».
В конце сентября отряд предпринял маневры совместно с экипажами минных катеров, приписанных к крепости Свеаборг. Отрабатывали защиту минных заграждений от траления неприятелем, отражение высадки десанта, ночные атаки шестовыми и буксируемыми минами на мониторы. Балтийские моряки перенимали опыт черноморцев; на слуху было имя лейтенанта Степана Макарова, служившего когда-то на башенной броненосной лодке «Русалка», а теперь возглавлявшего лихие набеги минных катеров на турецкие броненосцы. Мичмана и лейтенанты до дыр зачитывали книгу Бутакова «Новые основания пароходной тактики», содержащие единые для всех классов кораблей правила маневрирования в бою.
***
Минуло уже полгода с начала Сережиной службы на «Стрельце». службы. После июльского визита в Санкт-Петербург, он ни разу не был в столице.
Впрочем, это относилось не только к нему одному. Не имея возможности бывать в Петербурге, женатые офицеры снимали на время навигации квартиры в Гельсингфорсе и перевозили туда из столицы семьи. Так поступил и командир «Стрельца». К удивлению Сережи, Нина не осталась в Петербурге, а последовала за семейством Повалишиных. Никакой натянутости в поведении девушки по отношению к нему оказалось; она вела себя так, будто и не было ужасной сцены в «Латинском квартале»; будто не стал молодой человек невольным свидетелем страстных речей Нины, обращенных против того, что и ее дядя, капитан второго ранга Повалишин, и сам мичман Казанков готовы защищать, не щадя ни сил, ни жизни. А может, и не следовало воспринимать ее выходку всерьез? Эмансипация эмансипацией, но ведь должен рано или поздно возобладать здравый смысл? Нина представлялась Сереже барышней вполне разумной, и он искренне надеялся, что та разочаровалась в прежних опасных идеях.
А пока мичман охотно бывал у Повалишиных. Хозяйка дома собралась устраивать нечто вроде еженедельного музыкально-литературного салона. Сережа взялся ей помогать, втайне рассчитывая, что Нина тоже примет в этом участие в этом предприятии, и тогда он сможет с ней видеться.
Изредка приходили письма от Греве и Остелецкого; барон, наконец, добрался до своего «Крейсера» и осваивался в должности вахтенного офицера. Последнее письмо было отправлено с острова Тенерифе, куда клипер зашел после ремонта в Филадельфии. Впереди у него было плавание вокруг Африки, через Индийский океан, во Владивосток. Барон писал, что из-за напряженных отношений с Англией, они не будут, как обычно, заходить в Кейптаун, что на мысе Доброй Надежды, а пополнятся углем у французов, на Мадагаскаре.
Венечка Остелецкий окончательно превратился в артиллериста. Сейчас его заботам поручены орудия береговой и осадной артиллерии, в том числе и трофейные, оставшиеся после захвата крепостей на Дунае. Надо было снять многотонные орудия со станков, потом разобрать сами станки и подготовить все это непростое хозяйство, включая боеприпасы и батарейное снабжение, к погрузке на суда. Предполагалось, в случае необходимости, перевезти эти орудия морем и использовать для обороны Проливов - если русские войска сумеют утвердиться на их берегах.
А пока армия осаждала Плевну. Османы защищались отчаянно, контратакуя, отбили один за другим, три штурма. Неудивительно - падение Плевны должно было открыть русской армии дорогу вглубь Балканского полуострова, на Константинополь. А это, в свою очередь, либо поставит точку в затянувшейся войне, либо даст толчок иным, куда более грозным событиям.
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
