Ну, автор не претендует на академическую объективность. И потом - согласитесь, на текущий момент данное утверждение соответствует истине

"Дюша мой" - именно так. Устаревшее обращение

Залпы над Босфором

На начало балканской кампании 1877-го года, Босфорский пролив защищали всего шесть береговых батарей, причем четыре из этих шести располагались севернее Константинополя, для отражения  угрозы со стороны Черного моря. Из двух оставшихся одна была на анатолийском берегу, так что русским досталась единственная батарея, вооруженная восемью гладкоствольными  пексановскими гаубицами, отлитыми еще во времена Синопа и осады Севастополя. Нанести сколько-нибудь серьезный урон новейшим броненосцам они не могли,  а потому, командовавший батареей русский офицер, дав один-единственный залп увел своих людей прочь.  Пока англичане мешали с землей орудия (турки поставили их открыто, за земляными брустверами, почти у самого уреза воды), артиллеристы наблюдали за этим с безопасного расстояния. Стреляли англичане неважно, к тому же, большая часть орудий на броненосцах были дульнозарядными, и на перезарядку уходило очень много времени. 
Мы сказали, что Босфор прикрывали только шесть батарей? Это не совсем так. Батарей на самом деле было два или три десятка, но их орудия  видели еще времена Ушакова и Нельсона.  Турки содержали их исключительно по инерции - причинить сколько-нибудь заметный вред современным военным кораблям эдакая «береговая артиллерия» была, конечно, не способна. Тем не менее, русские артиллеристы, заняв эти баратеи, аккуратно зарядили древние орудия.
Среди старых медных и чугунных пушек попадались удивительные экземпляры. Так, на одной из батарей, батарее, расположенной в полутора милях от входа в пролив со стороны Мраморного моря, имелись четыре пушки-камнемета умопомрачительного калибра. Отлитые на  заре 18-го века, они метали огромные каменные  ядра со скорострельностью один выстрел в полчаса. Правда, в снарядном погребе батареи нашлось всего два шара, вытесаннных из мрамора; их-то и закатили в жерла раритетных бомбард. И теперь они, вместе с другими образчиками артиллерии «времен Очакова и покоренья Крыма» ожидали своего последнего боя.
Броненосцы неспешно, на трех узлах ползли по проливу. Их движение сопровождала рекая пальба старых турецких пушек, на которые британские артиллеристы отвечали полновесными бортовыми залпами. Несколько ядер даже угодили в борта английских кораблей - дистанция кое-где была совсем пустяковая, полтора-два кабельтовых, - но вреда не причинили. Хуже пришлось катерам - один был в щепки разбит метко пущенным ядром, и англичанам пришлось стопорить ход и восстанавливать  «тральный караван». Прошло целых три с половиной часа, прежде чем «Александра» поравнялась с пртаившимися за потрескавшейся каменной кладкой бруствера «камнеметами».
К тому времени англичане уже раскусили замысел русских - те своей бессмысленной пальбой заставляли англичан расходовать содержимое своих далеко не бездонных погребов и впустую расстреливать стволы крупных калибров. А потому вице-адмирал запретил разбрасывать дорогостоящий фугасы по всем подряд береговым укреплениям, ограничиваясь редким, по необходимости, ответным огнем.
Камнеметы выпалили, когда «Александра» оказалась точно на траверзе батареи. Первое ядро подняло огромный столб воды у борта; второе раскололось о броню носового каземата в мелкую мраморную крошку. При этом оно вызвало такое сотрясение корпуса, что кое-кто из офицеров решил, будто броненосец напоролся на мину. Рулевой, потрясенный страшным ударом, инстинктивно закрутил штурвал влево. «Александра» выкатилась из строй, и тут-то ее настиг злой рок в виде двух якорных мин систем Герца, выставленных ночью с русских катеров. 
Эти мины были из числа новейших, системы инженера Герца, заказанные перед самой войной в Германии. В отличие от мин систем академика Якоби и Нобеля, они снаряжались не черным порохом, а пироксилином. Согласно заключению комиссии заведующего минной частью контр-адмирала Пилкина, мину Герца была  «принципиально новым образцом, открывающим целую эпоху в развитии минного оружия». Большая часть из полутора сотен мин Герца, хранившихся на складах в городе Бендеры, были использованы для защиты переправ через Дунай. Оставшиеся полтора десятка мин передали флоту; восемь из этих полутора десятков прибыли в Босфор на борту «Константина».
Мины установили двумя линиями по четыре мины с интервалом между линиями в три кабельтовых; невезучая «Александра» выскочила точнехонько на первую из этих минных банок.
Мины системы Герца отличались от предшественниц поистине революционным устройством - гальваноударным взрывателем, состоящим из платинового запала с детонатором и пяти «рожков Герца». Каждый рожок представлял собой тонкостенный свинцовый колпак, легко сминающийся от удара о борт корабля. При этом разбивалась склянка, электролит из нее заливал сухую угольно-цинковую батарею. Ток от нее поступал в мостик накаливания платинового запала и мгновенно воспламенял детонатор.
Взрыв двух пудов пироксилина проделал в скуле «Александры» дыру поперечником в шесть футов. Минутой позже, взрыв второй мины своротил набок форштевень и чуть ли не на треть расширил пробоину. Броненосец грузно осел на нос; вода поступала в носовые отсеки с такой скоростью, что аварийные команды не успевали ничего предпринять. Капитан принял единственно верное решение - приказал еще сильнее переложить руль. Продолжая движение, броненосец с хрустом выскочил на галечную отмель под анатолийским берегом и замер с сильным креном на левый борт. Следующий за флагманом «Эджинкот» дал «полный назад» и, опасаясь в свою очередь налететь на мины, резко переложил руль. Идущий третьим в ордере «Хотспур» не успел отреагировать на маневр, и на трех с половиной узлах ударил медленно разворачивающийся поперек судового хода «Эджинкот» в правый борт.
«Хотспур», вошедший в состав Королевского Флота в 1870-м году, был необычным кораблем. В нем воплотилась владевшая умами военных моряков  идея новой таранной тактики морского боя.
Этому увлечению способствовали удачные таранные атаки во время  Гражданской войны в САСШ, и, главное - успех австро-венгерского адмирала фон Тегетгофа, отправившего тараным ударом на дно итальянский броненосец в сражении  у  Лиссы. С тех пор во многих флотах появились корабли, главным оружием которых стал таран. «Хотспур» как раз и был первым представителем класса «таранных броненосцев» в Королевском флоте.
Предназначенный для проламывания бронированных бортов, кованый шпирон «Хотспура» отлично справился со своей задачей. Он поразил «Эджинкот» в районе грот-мачты, вызвав затопление угольных ям правого борта. На счастье,  таран застрял в пробоине, частично перекрывая поступление воды, и аварийные команды успели наскоро подкрепить треснувшие от страшного удара переборки и наладить паровые водоотливные помпы. Когда корабли, наконец, расцепились, «Эджинкот» уверенно держался на воде - правда, с креном, не позволявшим пустить в ход артиллерию казематов.
Береговая батарея продолжала осыпать подбитые броненосцы ядрами - правда, не мраморными а обыкновенными, чугунными.  Пушки «Александры» и «Эджинкота» не могли отвечать из-за сильного крена; единственное 24-ти тонное орудие «Хотспура» могло стрелять лишь вперед по ходу судна, и русские батареи оставались вне пределов его досягаемости. Следующие за «Хорспуром» «Султан»,  «Ахиллес», «Свифтшур» и «Темерер» не могли достать неприятеля огнем своих орудий, расположенных в бортовых казематах и на батарейных палубах. В итоге, русским вразнобой отвечали легкие пушки с верхних палуб броненосцев, не производя видимого эффекта.
Чтобы оттащить назад искалеченный «Эджинкот» и снять команду с воткнувшейся в берег «Александры», англичанам понадобилось около четырех часов. Все это время береговые орудия и подоспевшие на помощь полевые батареи безнаказанно расстреливали корабли с дистанции в полверсты. Пробить толстые  панцири английской стали они, разумеется, не могли,  зато перекалечили все, что не было прикрыто броней. «Эджинкот» лишился обеих труб и грот-мачты; на палубн «Александры», заваленной обломками, то и дело занималась пожары.  Над броненосцами вспухали ватные облачка шрапнельных разрывов, осыпая палубы градом круглых свинцовых пуль каждая размером с крупную вишню. Бессильные против брони, они дырявили кожуха вентиляторов, решетили шлюпки и паровые катера, выкашивали борющиеся с огнем пожарные партии.
Не сумев подавить русские батареи огнем, вице-адмирал решился на отчаянный шаг: скомандовал высадку десанта с концевых броненосцев ордера. Морским пехотинцам и матросам,  вооруженным револьверами и абордажными палашами, было велено заткнуть треклятые пушки, пока те не раздолбали вконец злосчастную «Александру».
Большей глупости  вице-адмирал совершить не мог. В полутора верстах от берега, в высохших оврагах притаились три роты Кексгольмского стрелкового полка и сотня кубанцев-пластунов. С броненосцев их не заметили, но стоило десантным партиям подойти к батареям, как кексгольмцы с пластунами без выстрела ударили в штыки. Громовое «Урр-ра!» раскатилось над древними скалами Босфора; не успевшие опомниться англичане, были переколоты, перерезаны, передушены в свирепой рукопашной схватке. Назад из трех с половиной сотен вернулось едва три десятка тех, кому посчастливилось добежать до шлюпок.
Тем временем стемнело, и вице-адмирал оказался перед непростым выбором: взорвать выбросившуюся на мель «Александру» и отойти, или же остаться на месте, защищая флагманский броненосец, но при этом подвергнуться другой, куда более грозной опасности. Об успехах русских минных катеров на Дунае и Черном море трубили все европейские газеты; застрявшие в узости пролива корабли стали бы их легкой добычей. Можно было, конечно, прикрыть ордер шлюпками и катерами с командами стрелков, но куда деться от огня батарей, которые так и не удалось привести к молчанию? Освещать пролив ракетами, полагаясь на защиту противоминных пушек? Но где гарантия, что эти сумасшедшие не прокрадутся под самым берегом и не произведут успешную атаку шестовыми минами?  Тогда эскадра застрянет в проливе надолго, а когда  русские подтянут тяжелую артиллерию, станет совсем худо  - броня палуб не выдержит ударов шестидюймовых мортирных бомб. В июле русский пароход «Веста», вооруженный как раз такими мортирами, всего тремя попаданиями вывел из строя турецкий броненосный корвет „Фетхи-Буленд». А ведь   его палубная броня не уступала броне «Эджинкота» или «Султана»....
Нелегко было сэру Джеффри Хорнби пожертвовать своим флагманом. Погреба «Александры», прочно засевшей на отмели под анатолийским берегом, подготовили к взрыву. Команде добровольцев, оставшихся на корабле, велено было поджигать огнепроводные шнуры, как только возникнет малейшая опасность захвата броненосца. Потрепанная эскадра уползала на зюйд, к Мраморному морю, а сэр Джеффри Хорнби заперся в адмиральском салоне на «Эджинкоте» и пытался найти ответ на вопрос: «а что бы он стал делать в случае удачного прорыва к Константинополю?»  Да, орудия его эскадры могут сравнять половину города с землей, но вряд ли это заставит русскую армию отступить. Сил для полноценного десанта нет, и взять их неоткуда; любую высадку русские пресекут в считанные минуты. Эскадра могла бы стать серьезным аргументом, оставайся европейский берег Босфора и Константинополь  в руках османов. Они могли бы заключить с русскими перемирие, а пока дипломаты изощряются в составлении статей будущего мирного договора -  подтянуть к столице свежие войска и отгородиться от неприятеля полевыми укреплениями. Теперь же поздно: броненосная, сильнейшая в мире эскадра не в силах нанести сколько-нибудь заметный урон сухопутной армии и уж точно не сможет отбить захваченный ею город. А раз так - стоит ли рисковать? Не лучше уйти в Мраморное море, сохранив для Британии ценные боевые корабли и жизни моряков?
Хорнби, как никто другой, понимал, что этим решением он ставит крест на своей адмиральской карьере. При любом развитии событий, бегства ему не простят. И лучшее, на что можно будет рассчитывать - это отставка и клеймо неудачника, которое придется носить до конца жизни. Что ж, если для спасения шести броненосцев и нескольких тысяч жизней британских моряков надо заплатить такую цену - он, сэр Джеффри Томас Фиппс Хорнби, вице-адмирал и второй морской лорд, готов.