Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Монитор "Стрелец"


Монитор "Стрелец"

Сообщений 421 страница 430 из 461

421

Отступление второе
Большой Британский Блеф

Считается, что понятие «блеф» - это чисто американская выдумка, как и карточная игра покер. Суть ее состоит в том, чтобы создать у противника впечатление, будто у вас на руках гораздо более сильная карта, чем на самом деле. Предполагается, что введенный таким образом в заблуждение партнер не решится наращивать ставки в игре и бросит карты.
Возможно само это слово - «блеф» (Bluff) действительно появилось за океаном, где-нибудь между Миссисипи и Великими Озерами. Но сам принцип использовался за много столетий до появления на политической карте Североамериканских Соединенных Штатов политиками и военными всего мира. Например, некий военачальник китайского царства Цин, подойдя к вражеским пределам, велел в первую ночь разжечь сто тысяч костров, во вторую  - пятьдесят, а на третью лишь тридцать. Противник опрометчиво решил, что цинские воины струсили, повел войска в наступление - и угодил в расставленную ловушку.
Или вот пример из американской истории. В декабре 1780-го года некий полковник Уильям Вашингтон и восемьдесят его кавалеристов блокировали в какой-то бревенчатой развалюхе отряд лоялистов. Оживленная перестрелка не дала результата; осажденные пришли в себя и уже подумывали о контратаке, когда перед ними предстал сам полковник Вашингтон. И не один: рядом с ним стояла внушительных размеров пушка, каковой он и посулил изничтожить упрямцев вместе с их «крепостью». Напуганные   лоялисты сложили оружие; каковы же были их возмущение и досада, когда выяснилось, что страшное орудие - не более чем раскрашенное бревно на колесах, вошедшее в американскую историю под названием «квакерская пушка». Да что там китайцы и квакеры! Любой из читателей с легкостью извлечет из мировой истории не один пример блефа - в военном деле и в политике.
Блеф, как прием карточной игры, имеет свои, и весьма строгие законы. И один из них таков - если партнер не поддается на блеф и не бросает карты, он неизбежно выигрывает, причем проигрыш будет тем разорительнее, чем дольше вы будете упорствовать в выбранной стратегии. Это правило действует и в военном деле и в политике, причем столь же безжалостно, как и за зеленым сукном.
И еще одним политические игры великих держав напоминают покер.  Игрок, не имея представления о картах  партнера, судит о них по нюансам его поведения, оценивая по тем или иным, часто трудноуловимым, признакам степень его решимости. В этом и кроется главный подвох: приходится строить игру, исходя из собственных, и не всегда верных, представлениях о чужой психологии.  И при том (особенности военно-политических игрищ!)  серьезно порой заблуждаясь по поводу своего расклада.
Примерно это и происходило в январе 1878-го года между Британской и Российской Империями. С одной стороны, Россия одержала на Балканах уверенную победу и, как никогда, близка была к воплощению стародавней мечты - твердой ногой встать на берегах Проливов, после чего весь Ближний восток, вся Малая Азия, все Восточное Средиземноморье окажутся под прицелами русских пушек. И это означало конец имперской политики викторианской Британии -  под удар попадала и главная артерия Империи, Суэцкий канал.  А ведь русские войска уверенно закрепились в Туркестане и все ближе подбирались с севера к главной жемчужине короны,  Индии!
Можно было сколько угодно отливать памятники недавним победам из трофейных русских пушек, но обманывать себя бессмысленно и опасно - ждать повторения успеха Восточной войны силами одной Британии, без союзников в лице Турции и Франции не стоит. На Австрию надежда слабая - Берлин не дремлет, половина европейской прессы твердит, что стоит Британии вступить в войну с Россией, как Германия ударит не только по Австрии, но и по не добитой при Седане Франции.
Но ведь и ждать, наблюдая, как император Александр прибирает к рукам Проливы, тоже немыслимо! А значит, остается блеф. Блеф наивысшей пробы, основанный на тонком знании психологии противника. Недаром русский канцлер Горчаков как огня, боится морской  мощи Британской Империи; недаром министр иностранных дел Милютин испуганно замолкает, стоит только представить себе британские броненосцы, входящие в Финский залив. И оба слушать не желают Великого князя Константина, плешь им проевшего в попытках доказать - мощь Королевского Флота бессильна перед отлично организованной минно-артиллерийской обороной Кронштадта. Если Ройял Нэви, как и в 1854-м, явится на Балтику, то это кончится тем же самым. Постоят некоторое время в виду неприступных фортов, изувечат пару кораблей на минах, покидают бомбы по прибрежным крепостям, пустят на дно полсотни каботажных посудин, сожгут десяток чухонских мыз, оборвут подолы попавшимся под руку чухонкам - и уберутся, несолоно хлебавши. Вести сухопутную войну с Россией без помощи остальных европейских держав Британия не может. А терроризировать столицу, чего так боялись и Горчаков с Милютиным, а до известной степени, сам император, не выйдет - минные поля и форты Кронштадта вместе с пушками Балтийского флота надежно берегут морские подступы к городу Петра Великого.
Но, как и было сказано, по-настоящему качественный блеф всегда основан на тонком знании образа мыслей партнера. Выстраивая свою игру, джентльмены из Форин Офис меньше всего думали о реальной мощи Королевского Флота,  о русских минах и крупповских орудиях на фортах Кронштадта и Свеаборга. Расчет строился исключительно на понимании того, чем дышат в Санкт-Петербурге.
В известной нам истории английский министр иностранных дел лорд Дерби и премьер  Дизраэли не ошиблись. Русские, имея на руках четыре туза с джокером, бросили карты, и Британия сорвала банк - Берлинский конгресс, на котором были подведены итоги Балканской войны, фактически лишил Россию всех плодов ее блестящей победы. И тем самым, отвел серьезную угрозу самому существованию Британской империи. Но ведь история, как мы с вами условились, имеет сослагательное наклонение...
Законы блефа беспощадны - если партнер не поддался на обман, вы можете потерять все. Единственный вариант - вовремя бросить карты, не пытаясь повышением ставок запугать неуступчивого соперника. Англичане, как мы уже знаем, карт не бросили.
Да и была ли у них такая возможность? Кроме описанных выше последствий воцарения России в Проливах, это решение стало бы сигналом всему миру: Британия уже не та, она готова отступить, признать поражение. На континенте набирает силу новорожденная Германия; индийские раджи только и ждут повода для мятежа; французы строят новый броненосный флот; в Южной Африке зреет недовольство буров; из-за океана недобро поглядывает бывшая колония, с которой за последнюю сотню лет случилось то ли три, то ли четыре войны. Нет, сейчас решительно невозможно показать хоть малейшую слабость! А значит, надо бросить на сукно новые ставки в виде броненосных эскадр - вдруг заупрямившийся партнер вспомнит, наконец, о своих страхах и спасует?
Но... уже отзвенели благовесты над куполом Святой Софии. Отгуляли по городам, городкам, селам и станицам  от Буга до Сахалина  шумные праздники - за обретение Царьграда, за невиданную, самим Богом дарованную православному воинству победу. Англичане не понимали, что теперь русский император не может уступить! Не нашлось умника, который напомнил бы, как Петр III 1762-м году отказался от плодов победы  в Семилетней войне, заключив мир с прусским императором - что и стоило ему трона вместе с головой.  А тут ставки повыше: не о какой-то там Пруссии речь шла - о Константинополе, Втором Риме, колыбели православия!  Такого позора императору не простил бы ни народ, ни петербургская аристократия, ни собственная Гвардия.
К тому же,  чтобы решиться выйти из игры, надо  отдавать себе отчет  в собственной слабости. А вот с этим у британских политиков было туго: они, как и их геополитические противники, попали под магическое воздействие длинных колонок списков броненосцев Королевского флота. Британия правила морями, а значит - и всем миром, и усомниться в этом не смел решительно никто! Даже тревожный звоночек в виде бесславного бегства эскадры Хорнби из Мраморного моря не был услышан - его попросту списали на нерешительность и трусость вице-адмирала. А значит,  игра продолжается, джентльмены!

Конец второй части

Отредактировано Ромей (09-08-2018 21:31:25)

+3

422

Часть III
«Quintili Vare, legiones redde!“

I. «Нормальные герои всегда идут в обход!»
БАМ-М-М! Снаряд угодил в башню по касательной, срикошетил и, не взорвавшись, канул в волнах. Броневой бочонок загудел, как гигантский барабан, по которому какой-то сумасшедший великан ударил  палицей из цельного дуба. Сережа невольно втянул голову в плечи - даже здесь, под палубой, звук был таким, что от него закладывало уши.
Предыдущее попадание тоже пришлось вскользь, но не в башню, а в палубу. Не пробив одиннадцати дюймов слоеной, на дубовой подкладке, брони, снаряд натворил бед не так много бед - разнес в щепки шлюпку и срезал, будто ножом, раструб машинного вентилятора.
Этот четвертый, прикинул Сережа. Он пытался считать прилетевшие со стороны англичан «гостинцы». Сбился, конечно -  на самом же деле, в монитор попало не менее полудюжины снарядов разных калибров с британских кораблей, рвущихся в обход батареи № 7. Согласно лоции, здесь полоса глубокой воды  (если можно так говорить о глубинах в четыре-пять саженей ) почти смыкается с такими же глубинами  по ту сторону линии батарей, стерегущих пролив. Мелководья  - две, две с половиной сажени, - тянулись от батареи «Александр-шанец» наискось, до мыса Лисий нос, и в самом узком месте, словно тромб в артерии, стояла батарея №7. Остальные номерные батареи, возведенные на ряжевых основаниях и насыпях грунта, вытянулись вдоль этой дуги. Любое судно,  рискнувшее идти Северным фарватером, должно продефилировать вдоль этой шеренги.
Работы на батареях еще не были закончены. Бойницы казематов, где раньше стояли гладкоствольные пексановские пушки, уже заложили камнем, но из орудий, предусмотренных новым проектом, успели установить не более половины. Старая история:   "Русак на трех сваях крепок: «авось, небось да как-нибудь»!  Где-то только-только взялись за обустройство орудийных двориков, где-то все было готово, но пушки еще не завезли;  где-то затянули с установкой, и теперь стволы крупповских монстров сиротливо лежали возле разобранных на части лафетов. На батарее № 7 из восьми штатных орудий стояло пять, причем одно стрелять не могло - после пробного залпа бетон под станиной не выдержал и пошел трещинами.
Но и с теми, что были приведены в готовность, не все было ладно. На иных батареях не наладили подачу снарядов из погребов, не везде завершили  подготовку расчетов.  Так что реальная боеспособность новеньких, с иголочки, орудий не дотягивала до штатной.
И все же, русские снаряды попадали в цель.  За двое суток вялой перестрелки с южными фортами, броненосцы Эскадры Специальной службы нахватались снарядов и мортирных бомб  с фортов «Павел Первый», «Александр Первый» и «Милютин», не сумев в ответ причинить тем хоть какой-нибудь ущерб. По «Милютину» били семь броненосцев, но их снаряды бессильно раскалывались о гранитную кладку и броню чудовищных крепостных башен.
Попытки протралить минные банки успеха тоже не имели: русские методично разбивали в щепки паровые катера и барказы. Ночью же, из-за фортов, через минные банки и линии ряжевых заграждений, на англичан кидались минные катера. Успеха, правда, пока не было; как назло, луна была полной, небо – ясным, а англичане на ночь прикрывали броненосцы катерами и канонерками. Единственной жертвой этих атак стал финский пароходик, захваченный возле Готланда и назначенный в партию траления.
После второго дня «осады» Южного фарватера небо плотно затянуло облаками, стал накрапывать дождь. Не надеясь на бдительность боевого охранения, Эстли Купер Ки отвел корабли подальше – в таких условиях русским могло и повезти.
Во всем был виноват туман, конечно. В апреле светает довольно рано, но что проку от солнца, если его лучи вязнут в молочной пелене? Сигнальщики с Толбухина маяка до рези в глазах всматривались во мглу, но все напрасно  - лишь к четвертой склянке туман рассеялся, и в этот самый момент в Северном проливе загрохотали взрывы. 
Вице-адмирал мог быть доволен собой - на этот раз ему удалось провести противника. Русские ожидали, что он будет с бараньим упорством ломиться в запечатанные наглухо ворота Южного пролива. Как бы не так! Броненосцы с большой  осадкой отстаивались  за створом Толбухина маяка и Красной горки, где их не доставали одиннадцатидюймовки фортов, а вот те, что имели осадку поменьше - «Принс Альберт», «Глэттон» и четыре «Циклопа» - обнаружились по другую сторону острова Котлин.  Ночью, на малых оборотах они  миновали полосу ряжевых заграждений. Во главе ордера шли три парохода, судя по осадке, тяжело нагруженных. Вместо батальонов Королевской морской пехоты и полевых орудий их трюмы были забиты пустыми бочками и лесом.
«Прорыватели» - сюрприз, подготовленный русским адмиралом Эстли Купером, - один за другим выползали на минные банки, перекрывающие подходы к номерным батареям. Под днищами обреченных пароходов один за другим гремели взрывы. Они проделывали в обшивке солидные дыры, но плавучесть у прорывателей была отличная:  нетонущий груз помогал держаться на воде после семи-восьми подрывов! Не успели защитники Кронштадта понять, что происходит, как в минных заграждениях была проделана прореха, и в нее, как в распахнутые ворота, вошла британская колонна.
Когда перед самой Крымской войной в очередной раз перестраивали южные форты Кронштадтской крепости, Северный пролив укреплений не имел вовсе. Считалось, что тамошнее мелководье большой военный корабль преодолеть не сможет, а те, что поменьше, остановят ряжи, мины и канонерки. Но однажды, в туманную ночь, гамбургский парусник, идущий в Петербург, сбился с дороги и оказался севернее острова Котлин. Но вместо того, чтобы налететь на ряжевые заграждения или банально сесть на мель, капитан ухитрился - еле-еле, с непрерывными промерами глубин, - обойти Котлин и выйти к Морскому Каналу восточнее Кронштадта. После этого случая оборону Северного Пролива решено было усилить.
Уже к началу кампании 1853-го года новые батареи были готовы встретить незваных гостей. В начале 1877-го их перестроили и вооружили новыми орудиями,  все равно,  они в подметки не годились «южным» фортам. За какие-то полтора часа был совершенно разбит форт № 1, «Северный»; британские мониторы, смещаясь к востоку, одну за другой приводили номерные  батареи к молчанию.
Последней преградой стала батарея №7,  ключ к Северному проливу. Разгромив ее, можно было провести в обход Котлина не только мониторы, но и некоторые броненосцы,  предварительно, изрядно их разгрузив.  Тогда Балтийскому флоту придется принять сражение где-нибудь на траверзе Ораниенбаума. А  мелкосидящие «Циклопы» вообще могли пройти к столице  по мелководьям, под финским берегом, где им могли помешать только  броненосные суда береговой обороны. Да и то, признаться, с трудом - осадка «Адмиралов» почти на метр больше, чем у «Циклопов», так что основная работа легла бы на башенные броненосные лодки.
Из них, четыре,  «Русалка», «Стрелец», «Колдун» и «Единорог», находились в резерве, на рейде  Военной гавани. Остальные стояли там, где и полагалось по диспозиции - южнее Котлина, за линиями минных заграждений, стерегли промежутки между фортами «Павел», Александр» и «Милютин». Можно, конечно, их вернуть, но... пока на мониторах получат приказ, пока они обогнут остров, пока доберутся до нещадно избиваемой батареи № 7, все уже закончится. С Балтики тянулись низкие свинцово-серые тучи; под прикрытием дождевого фронта  прорвавшиеся «Циклопы» легко уклонятся от встречи и двинутся на Петербург.  Ходоки они - не чета русским мониторам,  одиннадцать узлов против шести с половиной.
Казалось, план вице-адмирала Эстли Купера вот-вот сработает. Единственное, что могло этому помешать - четыре небольших кораблика, спешно разводящих пары на внешнем рейде Военной гавани. Только они могли вовремя заткнуть собой брешь, готовую возникнуть в морской обороне столицы.

Отредактировано Ромей (09-08-2018 21:32:46)

+3

423

II. «Мы принимаем бой!»
Брякнула цепь подъемника. Из люка, ведущего в башню, свесилась перемазанная копотью физиономия.
Каблуков, узнал Сережа. Артиллерийский кондуктор, правая рука старшего артиллериста, хозяина башни.
-Вашбродие, господин мичман! - надсаживаясь, заорал Каблуков. -  - Господина лейтенанта малеха оглоушило, сидят, сомлевши. Говорят - зови, Каблуков, мичмана, он меня, ежели что, сменит!
Из уха у кондуктора сбегала струйка крови – похоже, «малеха оглоушило» не только лейтенанта. Сережа кивнул и торопливо полез вверх.
В башне было не продохнуть от пороховых газов. В сизой мгле мелькали обнаженные по пояс комендоры. Сережу толкнули в спину, он чуть не полетел с ног.
Чьи-то руки подхватили его, раздался густой бас: «Куды прешь, лярва, мичманца чутка не зашиб!
Сережа попятился, сделал два шага и снова чуть не упал, запнувшись о лежащего лицом вниз человека. Он тоже был голым по пояс, спина - сплошной фиолетово-пунцовый кровоподтек.
Над ухом снова залязгало. Снизу, из люка полз подъемник с картузами. Мичман посторонился, пропуская матроса с прибойником, прижался спиной к стенке башни.
- Вы, вашбродие, от железа-то отсуньтесь! - снова заорал Каблуков. - Ежели, не дай Бог, счас попадет, вас как Коптильева... 
Сережа склонился к лежащему. Все ясно - когда снаряд угодил в башню, несчастный прижимался спиной к броне.  Страшным сотрясением ему переломало кости, не вызвав при этом видимых повреждений, кроме вот этого жуткого кровоподтека. Сережу передернуло - наверное, под кожей сплошное месиво из мяса и осколков костей...
- Голубчик, Сергей Ильич! - раздался знакомый голос.  Сережа обернулся. Лейтенант Онуфриев, сидел, опершись на опору подъемного механизма.
- Вы целы, голубчик?  -  прохрипел тот. – А вот меня контузило,  ни пса не вижу, и голова раскалывается!
Слова  старшего артиллериста заглушил грохот - снаряд разорвался на  броневой палубе. Лейтенант, попытавшийся было подняться, снова повалился лицом вниз, неловко вывернув правую руку за спину.
В переговорной трубке, свисающей с подволока, захрипело.
- Леонид Андреич! Сейчас будем поворачивать вправо, на семь румбов, - раздался их раструба амбушюра голос командира «Стрельца». – Что-то по нам «Глэттон" пристрелялся, будь он неладен. Вы уж не дожидайтесь, ворочайте сразу башню на левый борт! 
Сережа обеими руками схватился за трубу.
- Иван Федорыч... простите, господин капитан второго ранга! – Лейтенант конту….-
-...не слышу, Леонид Андреич! - отозвалась трубка. - Громче, а то мы все тут оглохли...
Сережа  собрался, было заорать, как Каблуков, но вовремя сообразил, в чем дело. Оглянувшись на комендоров - не видят ли? - выдернул из амбушюра кожаную затычку, и та повисла, раскачиваясь, на цепочке.
- Здесь мичман Казанков! Старший артиллерист контужен!
В трубке снова захрипело. Сережа склонился поближе, но больше ничего не услышал. Палуба под ногами дрогнула - монитор покатился влево, закладывая циркуляцию, и мичман вспомнил о полученном приказе.
- Каблуков, ворочаем влево на... - он запнулся, ища глазами указатель поворота башни. -  ...на девять!
Сильнейший удар сотряс «Стрельца». Все, кто был в башне, полетели с ног. На этот раз снаряд угодил в саму башню, но броня выдержала. Сережа вскочил первым и принялся помогать контуженному Онуфриеву. Но тот и сам поднимался, цепляясь за станину орудия.
- Все целы?
Сережа принялся пересчитывать матросов орудийной прислуги. Так, семь... десять... а вон и Каблуков, возится у рычага поворотного механизма. В низах залязгало, но опорная колонна, на которой должна подниматься башня, не дрогнула.
Каблуков, посинев от натуги, навалился на рычаг. На помощь ему кинулись два матроса. Снова лязгнуло, протяжно заскрежетало; палуба под ногами слегка дрогнула - подъемный механизм попытался толкнуть стальную махину вверх, оторвать от опорного кольца и провернуть.
Бесполезно. Броневой бочонок даже не шелохнулся.
- Заклинило! - плачуще проорал Каблуков. - Как есть, заклинило, вашбродие, никак не идет!
Все было ясно. Механизм эриксоновской башни не выдержал сотрясения при попадании снаряда и вышел из строя.
Каблуков свесился в люк и проорал что-то. Из подбашенного ответили замысловатой матерной тирадой.
- Так что, вашбродие, говорят - привод в порядке, это у нас, наверху что-то! - доложил Каблуков. - А у нас-то все целехонько, я ужо глянул. Снаружи заклинило, видать осколок под мамеринец  залетел! Спозвольте, вашбродие, я выйду, гляну?
Сережа торопливо закивал - «Стрелец» заканчивал поворот, и теперь его орудия были развернуты в противоположную от неприятеля сторону. Скрипнув, броневая дверца открылась, пропуская кондуктора, и мичман бросил взгляд на Онуфриева.  Лейтенант махнул рукой, и юноша, подхватив лом, полез за Каблуковым.
***
Оказавшись снаружи, Сережа с наслаждением вдохнул стылый, сырой воздух. Да, в нем хватало пороховой гари и дыма от сгоревших кардифов, но куда там до душегубки, в которую превратились низы «Стрельца»! Раструбы вентиляторов были сбиты первыми же попаданиями, воздуходувка не справлялась,  кочегары, машинисты и обслуга бомбового погреба задыхались в угольном чаду. К тому же после каждого залпа немалая часть продуктов сгорания пороха оказывалась внутри башни, слепя глаза наводчикам, разрывая легкие приступами кашля.
Шума наверху, тоже было поменьше. Вместо лязгающих, скрежещущих механизмов, барабанных ударов снарядов по броне, регулярных, как метроном, залпов самого «Стрельца», пространство между низкими, свинцово-серыми волнами Северного фарватера и балтийским небом заполнил, как звук органа заполняет объем готического собора, рык десятков тяжелых орудий. Выстрелы  корабельных и крепостных пушек сливались в единую симфонию битвы, но куда ей до того, что  творилось под броней!
Сережа заозирался. Так, бурая буханка, сплошь окутанная дымом, что лежит  на воде в полудюжине кабельтовых от монитора – это батарея №7. В сизом облаке то и дело взблескивали темно-багровые языки – батарея вела огонь по сидящему почти вровень с водой судну с приземистой грибообразной надстройкой. Черный дым валил прямо из нее, накрывая, как пологом, корму - у броненосца была сбита дымовая труба. Башни развернуты в сторону батареи; орудия кормовой молчали, носовая же лениво выплюнула сначала один, потом другой столб ватно-белого дыма и начала вращаться.
Ясно, сообразил Сережа, ворочает для заряжания. У «Циклопов» орудия дульнозарядные, башни каждый раз надо приводить в диаметральную плоскость, опускать стволы пушек и снаружи, из-под палубы по наклонным желобам подавать заряды.
Низко, над самой рубкой провыл снаряд и лег перелетом в пол-кабельтова,  подняв высоченный столб грязно-пенной воды. Сережа закрутил головой, пытаясь понять, откуда он прилетел и увидел в отдалении, милях в полутора,  еще два силуэта. Приглядевшись, он опознал однобашенный таран «Глэттон» и «Принц Альберт». Броненосцы стояли неподвижно,  обстреливая батарею №7 и выписывающие рядом с ней зигзаги русские мониторы. По «Стрельцу» стрелял «Глэттон»; его осадка не позволяла преодолеть мелководья и приблизиться к батарее, так что британский монитор поддерживал редкими залпами единственной башни наползающие «Циклопы». Наводчики на батарее, похоже, не обращали внимания на «Глэттон» и «Кинг Альберт» -   море вокруг них было спокойно, тогда как возле «Циклопов»  то и дело вырастали всплески близких накрытий.
- Вашбродь, подсобите! – ворвался в Сережины наблюдения крик кондуктора. – Так и есть, осколком заклинило! Никак я его не…
Дальнейшие реплики Каблукова более подходили для писания на заборе. Впрочем, Сережа давным-давно перестал обращать внимание на сквернословие и нецензурную брань, без которой невозможно представить повседневное флотское бытие.
Одного взгляда хватило, чтобы понять – повреждения таковы, что с помощью двух исконно русских средств (лома и такой-то матери), имевшихся в распоряжении аварийной партии, их не устранить. Здоровенный кусок чугуна – видимо донце от снаряда, - вошел под мамеринец и намертво заклинил броневую «коробку из-под леденцов». Попытки выбить окаянную железяку кувалдой, которой яростно орудовал Каблуков, успеха не имели. Сережа предложил заколотить в щель лом и, действуя им, как рычагом, выколупнуть осколок. Бесполезно: тот сидел, как влитой, поддразнивая мичмана полукруглой бороздкой на донце, похожей на дразнящую ухмылку.
Хуже того, сотрясением заклинило и механизм подъема башни -  из попыток  приподнять ее и выбить осколок прочь, ничего ровным счетом не вышло. В сердцах, мичман обложил по известной матери мудреную конструкцию Эриксона. С башней системы Кольза такая неприятность случиться не могла - та утоплена в круглую нишу, надежно укрывающую стык башни и броневой палубы от осколков. «Впрочем, черт его знает, как оно на самом деле. – поправил себя мичман. – Это все теория, а проверки боем русские мониторы пока не прошли.  Бой на Северном фарватере, по сути, первая проба сил…
Прогнав под броню Каблукова, Сережа задержался, чтобы еще раз оглядеть театр военных действий. Конечно, башня – не бомбовый погреб,  но все равно, много ли разглядишь через вечно задымленные амбразуры?
Монитор тем временем, заканчивал циркуляцию. До «Гидры» оставалось кабельтова полтора, и клубы дыма, валившие из ее сбитой трубы, накрыли «Стрельца».  Должно быть, английские кочегары " шуровали вовсю, поднимая давление у котлах, лишь бы поскорее проскочить пышущую огнем батарею. Рискованно, конечно  – «Циклопы» ползли по самому мелководью,  едва не цепляя брюхом дно; одна ошибка рулевого -  и бронированная махина с разгону сядет на мель.
Сережа закашлялся, отплевываясь от копоти, зажмурился, и в этот момент монитор снова  рыскнул на курсе. Видимо, поняв, что исправить поворотный механизм не получится,  Повалишин,  решил наводить орудия на цель поворотом всего корабля. Над головой снова провыл снаряд - на этот раз со стороны батареи №7. Наводчики  старательно целили по «Гидре», не замечая скрытого в пелене дыма «Стрельца». «Еще влепят сдуру… - поежился мичман. – одиннадцатидюймового стального снаряда броня может и не выдержать, это не чугунные бомбы Армстронга, которыми почем зря швыряются британцы…
Он не успел додумать эту мысль – «Стрелец» разом выпалил из обоих орудий, и Сережа с трудом удержался на  ногах. В глазах плыли красные и фиолетовые круги, в ушах стоял непрекращающийся то ли звон, то ли свист.
Один снаряд попал в носовую башню «Гидры», второй поднял высоченный столб воды и пены в полукабельтове по курсу монитора. Мичману показалось, что в грязной пене и брызгах мелькнули какие-то… доски? Обломки бревен?
По броне противно взвизгнули рикошеты и щеку Сереже чувствительно царапнуло. Длинная щепка, отколовшаяся от палубного настила, рассекла кожу, и ладонь, и правую щеку тут же залила кровь. Над головой снова заверещал металл – осколки? В дымном облаке, окутавшем надстройку «Гидры», замелькали вспышки. Расчет британсктй револьверной пушки не забыл о своем долге и  пытался отогнать наглую русскую жестянку. Пора убираться под броню -  серьезных повреждений «Стрельцу» эта мелочь не нанесет, разве что проделает еще пару дырок в кожухе трубы, а вот его, мичмана Казанкова, вполне может и ухлопать.  Сережа опрометью кинулся к броневой двери, и в этот момент…
Нет, ему не померещилось, когда в столбе воды он заметил обломки бревен. Девятидюймовый снаряд угодил в притаившийся под водой ряж – один  из сосновых, заполненных бутовым камнем срубов, цепочка которых перекрывала проходы между батареями. И в этот ряж врезалась с разгона «Гидра», подобно тому, как парусник в шторм врезается в коралловый риф.
Шпирон ударил в преграду, куски дерева полетели выше полубака. Но сила инерции волокла «Гидру» дальше; пронзительный скрежет заглушил какофонию боя. Монитор Королевского Флота с ходу вполз на ряж, срывая листы обшивки, сминая шпангоуты, нелепо задирая нос - и замер, бессильно уставясь стальным бивнем тарана на ост, туда, где в туманной весенней дымке лежала недостижимая теперь русская столица. 
Сережа замер, потрясенный этим зрелищем, но тут его бесцеремонно схватили за рукав кителя и втащили в башню. Лязгнула, запираясь, броневая дверца – перед мичманом стоял все тот же Каблуков и вытирал пот со лба скомканной бескозыркой.
- Так что, вашбродие, господин лейтенант совсем сомлевши, командовать не могут! Приказали: зовите второго антиллёра, пущай башню принимает! Это вас, стало быть, вашбродие!
В башне царила привычная суета: снизу на скрежещущих цепях подавали пороховые картузы и бомбы, масляно чавкали затворы, принимая смертоносную начинку. В стороне кто-то суетился возле лежащего на свернутом брезенте лейтенанта, лил ему в рот воду из оловянной кружки.
- Готово! – заорал унтер у правого орудия и вскинул руку. От левого ответили, и Сережа, вспомнив, что он теперь отвечает за артиллерийскую стрельбу,  приник к смотровой щели.
«Гидра» замерла в кабельтове от монитора, нелепо задрав форштевень и покосившись на левый борт. Носовая башня, только что получившая солидную оплеуху, еще ворочалась – англичане не собирались сдаваться. «Стрелец» уже обошел противника и его орудия, неподвижные в горизонтальной плоскости, смотрели мимо цели. Сережа кинулся к переговорной трубе и выдернул затычку.
- Мичман Казанков, командую башней. Примите три румба влево, тогда я раскатаю англичашку к свиньям на циркуляции!
Его трясло о возбуждения в азарте первого в жизни – и какого! – боя. Вот он, рукой подать, корабль сильнейшей в мире морской державы, и он, Сережа Казанков,  сейчас нанесет ему coup de grâce , после чего просвещенным мореплавателям останется только спустить флаг! Нос «Стрельца» покатился влево, монитор обходил  «Гидру» по широкой дуге, нацелившись в промежуток между британцем  и батареей № 7. Немного… еще чуть-чуть... 
- Пали, братцы!
Рявкнули оба орудия, и Сережа, не веря своим глазам, увидел, как от сдвоенного удара сдвинулась, срываясь с шарового погона, башня, как огромной консервной банкой  раскрылась ее броневая крыша, как… и тут «Стрелец вздрогнул» от очередного попадания.

+3

424

III. Принимайте командование!
Канонирам «Глэттона» для подготовки к выстрелу, требовалось втрое больше времени, чем из коллегам в башне «Стрельца». Орудия уже ворочались в сторону батареи, когда из-за окутанной дымом «Гидры» выполз русский монитор. Офицер, командовавший башней, еще не понял, что «Гидра» села на ряж – он увидел только, как русские дали залп в упор и как сорвалась с места, лопнув, как яичная скорлупа, носовая башня.    И немедленно скомандовал наводить на монитор.
Обычно для того, чтобы добиться хотя бы накрытия, требовалось дать не один выстрел, причем каждый раз башню приходилось возвращать в исходное состояние для перезаряжания. За это время тихоходные, но юркие броненосные лодки русских успевали выйти из-под обстрела, и пристрелку приходилось начинать заново. А потому единственная башня «Глэттона» не давала сдвоенные залпы – сначала палило правое орудие а уж потом, подправив  прицел по фонтану от падения снаряда – левое. Но на этот раз командир башни, разозленный судьбой «Гидры», скомандовал залп сразу из обеих одиннадцатидюймовок.
Любителям морской истории известен термин «золотой снаряд». Боевые корабли сходятся и расходятся, осыпают друг друга тоннами металла, пробуя на прочность броню, круша надстройки и все время промахиваясь, промахиваясь – на учениях канониры Королевского Флота считали успехом, когда  с дистанции в полторы мили удавалось добиться двух процентов попаданий. «Золотой снаряд» - это единичное, особо точное попадание в болевую точку, способное решить не только исход поединка, но и судьбу целого сражения.
Канониры «Глэттона» добились сразу двух таких попаданий – причем в одном залпе, что бывает и вовсе уж редко. Два одиннадцатидюймовых снаряда, выпущенные с секундным интервалом легли в самое яблочко - первый попал в бруствер башни «Стрельца», снося леера и коечные сетки, засыпая осколками смотровые щели. Мгновением позже ударил второй  - чуть выше, в боевую рубку. Он не пробил клепанную из десятка дюймовых слоев брони, но вмял ее почти на фут. И эти два удара стали роковыми для тех, кто был под броней.
Рубки русских мониторов имели всего пять футов внутреннего диаметра, и в эту тесноту во время боя набивалось не менее четырех человек – командир, рулевой, сигнальный кондуктор, и еще кто-нибудь, обычно штурман или старший офицер.
Сюда и влетели через смотровые щели рои острых как бритва кусков чугуна; к ним присоединились выбитые внутрь заклепки, скреплявшие листы брони – оставалось лишь удивляться, как в этой мясорубке хоть кому-то удалось остаться в живых. Этим счастливчиком оказался капитан-лейтенант Повалишин, командир «Стрельца». Большую часть осколков принял на себя рулевой; сорванный с крепления шкафчик для карт полетел  в голову Ивану Федоровичу, но по пути ему подвернулся старший офицер. Окаянная железяка снесла ему полголовы и, изменив траекторию, врезалась в переборку.
Повалишину тоже досталось: мелкие осколки угодили ему в плечо, в бедро, скользнули по щеке и темени. Но сознания капитан-лейтенант не потерял; выбравшись из-под навалившихся на него мертвых тел, он попытался нащупать переговорные трубы. В глазах стояла кровавая чернота, и не понять было, то ли он ослеп слепота, то ли ничего не видно из-за пороховых газов…
Пальцы нащупали перекрученный металл – трубы не выдержали. Стойка машинного телеграфа… разбита, провода в гуттаперчевой изоляции торчат во все стороны. Повалишин простонал: «Есть кто живой?» В ответ лишь булькающие хрипы в развороченной груди рулевого. Не было сил встать, осмотреться, отдать команды, которых ждут у орудий, в  кочегарках, в машинном отделении. Чувствуя, что теряет сознание, капитан-лейтенант  на ощупь, расталкивая трупы, по лужам крови пополз к люку, ведущему в башню. Перегнулся через край, прохрипел:
-Мичман! Казанков, вы там живой? Принимайте командование!
И, как в прорубь с черной ледяной водой, провалился в беспамятство.
***
В рубке Сережу едва не вывернуло – тяжелый, тошнотворно-сладкий запах свежей крови, тела,  разорванные в клочья кусками металла… Не то чтобы юноше не приходилось видеть в жизни мертвецов – нет, случалось и присутствовать на похоронах родственников, и в Морском Корпусе, что ни весна, тиф уносил одного-двух воспитанников, пренебрегавших запретом пить сырую воду. Но сейчас было что-то совсем непохожее на то, что представлял себе Сережа Казанков, грезя о морских баталиях. Он вспомнил, как однокашник по Корпусу рассказывал, что дядя, в чьем имении молодой человек гостил летом, заставлял того наблюдать, как режут свиней и свежуют туши, приучая к виду крови – мол, в жизни пригодится... От этой мысли мичмана передернуло, и он  с трудом подавил новый рвотный позыв.
Окровавленного, лишившегося сознания командира спустили палубу, в тесную кают-компанию, превращенную на время боя в лазарет.  Там уже лежал старший артиллерист, а в башне распоряжался артиллерийский унтер, хозяин правого орудия. Штурман перестал хрипеть – кончился, когда его протаскивали через узкий люк. Еще два тела, рулевого и сигнальщика, оттащили в сторону и положили одно на другое - в искалеченной рубке и без того было неимоверно тесно.
Штурвальная колонка, машинный телеграф, переговорные трубы - все побито, поломано, выведено из строя. С помощью неизменного Каблукова Сережа кое-как открыл заклинившую броневую дверь, ведущую наружу. Отсюда открывался впечатляющий вид на Северный фарватер: вот пылающая от носа до кормы "Гидра", по палубе то тут, то там мечутся фигурки людей – спасайся, кто может, пока не рванули погреба!  Вот батарея № 7 отплевывается залпами, а за ней, в клубах порохового дыма мелькают "Единорог" и двухбашенная "Русалка". Эти осторожничают: не лезут за линию ряжей, а жуками выползают из-за батареи, дают залп и на реверсе машин пятятся, перезаряжая орудия. Так безопаснее, зато и самим пристреляться трудно: снаряды дают высокие всплески вокруг броненосцев, а попаданий не видно…  А где еще один монитор, «Колдун»?
"Стрелец", тем временем, продолжал выписывать дугу между искалеченной «Гидрой» и батареей № 7. Мичман спохватился:
- Каблуков, повторяй за мной  в башню, и пусть реперят в румпельное!
Подчиняясь переданным по цепочке командам, руль переложили, и «Стрелец» повернул к финскому берегу, уходя с линии огня батареи и британских броненосцев. Сережа подумал, что хорошо бы  подрезать с носа неприятельскую колонну, тогда можно удерживать неприятеля в центре циркуляции, чтобы орудия заклинившей башни могли хоть изредка, но доставать цель продольным огнем. Но было уже поздно: неприятель выходил из боя.  На стеньге головного «Принца Альберта» запестрели сигнальные флажки и оба броненосца поворотом «все вдруг» отвернули на вест; за ними торопились успевшие отползти назад «Циклоп» и еще один, однотипный с ним монитор. Сережа поискал глазами четвертый и обнаружил его  по другую сторону батареи– со сбитой мачтой, осевший так, что палуба целиком ушла под воду, и волны захлестывают амбразуры башен. Догонять их не имело смысла: самый тихоходный из британцев имел верных три узла преимущества в ходе. К тому же, при такой погоне они окажутся  в мертвой зоне для неподвижных орудий «Стрельца», зато сами смогут добросить снаряд-другой до преследователя из кормовых башен. Но это уже неважно – главное, что они уходят, бросая на произвол судьбы обреченных собратьев! Победа?
- Каблуков, репети: Задробить стрельбу, руль прямо! Машине сбавить обороты, самый малый!
И, не удержавшись, добавил:
- Кричи, братец:  британцы поворачивают назад! Наша взяла!

+2

425

IV. «Мы, кажется, встречались?»
«Колдуну» досталось куда сильнее, чем «Стрельцу». Выбравшись за линию ряжей, монитор ввязался в дуэль с «Горгоной»  - и попал под перекрестный огонь сразу  «Горгоны» и «Циклопа».  После чего закономерно схлопотал то ли пять то ли семь попаданий с малой дистанции, а напоследок – таранный, хоть и пришедшийся вскользь, удар, разворотивший правый борт в районе офицерских кают. Глубины на этом участке были крайне малы; «Колдун» сел на дно так, что, вода покрыла палубу на три фута. Часть уцелевших  спасались на верхушке башни; туда переправили, в первую очередь, раненых и контуженных. Остальные стояли на палубе, кто по грудь, кто по пояс в апрельской ледяной воде.  Всего из сотни человек команды в живых осталось не более семидесяти; чудо еще, что за полтора часа ожидания холод не собрал более обильного урожая жертв. Коченеющие в неласковой балтийской водичке люди пытались согреть  друг друга, двигались, толкались, тормошили соседей, стараясь расшевелить тех,  кто уже готов был сдаться. Здесь был и командир «Колдуна», капитан-лейтенант Веселаго, уступивший место на башне раненым. Он объяснял, как уберечься от смерти в ледяной купели, заставлял потерявших надежду на спасение бороться за жизнь. И, как подобает командиру корабля, последним поднялся на борт подоспевшего «Стрельца».
Они успели в последний момент – с веста развело волну, и люди,  держались из последних сил. Сережа прикрыл «Колдуна» от волн корпусом своего монитора, и матросы из боцманской команды, натасканные на тяжелые авральные работы при любой погоде, принялись гроздьями выдергивать скорчившихся от холода людей на палубу. Принесли одеяла, бушлаты, офицерские шинели; закоченевших «колдунцев» спускали в низы, к кочегаркам, отогревали возле пышущих жаром топок.
С верхотуры башни Сережа видел, как тают за горизонтом дымы британской эскадры. Сердце его переполнял восторг – несмотря на тела погибших в кают-компании, на вид полузатопленного «Колдуна» и повреждения самого «Стрельца». Победа, победа - не уступающая тем, что одержаны в просторах Индийского океана, в узостях Босфора его однокашниками Карлушей Греве и Венечкой Остелецким! Два новейших британских монитора разменяны на один, допотопной конструкции, который, к тому же, можно поднять и отремонтировать. Да ведь это первый – самый первый!  – бой русских броненосных кораблей с броненосным же противником, да какой бой! Больше десятка кораблей  с обеих сторон, береговые батареи, открытое море! Ну, положим, назвать Северный пролив открытым морем значит сильно погрешить против истины,  но все же, не пресноводная канава вроде какой-нибудь там Миссисипи, где сражались между собой речные броненосцы конфедератов и северян-аболиционистов.  Этот бой шел по всем правилам военно-морского искусства, с применением самых современных  средств:  стальных казнозарядных орудий, револьверных пушек-картечниц, таранов. Потери тоже впечатляли – в сумме три боевые единицы  выведены из строя, да и другим, надо полагать, крепко попало…
Мичман спохватился – пусть в мыслях, но он обидел «Стрельца», обозвал его допотопным старьем. А ведь тот честно прикрывал их своей броней от британских калибров, отвечал  своими девятидюймовками! Сереже сделалось стыдно перед старичком-монитором,  будто он зазря, походя, ради красного словца,  обидел седого ветерана, не кланявшегося пулям когда он пешком под стол ходил… Мичман похлопал рукой по броне,  и ладонь наткнулась на глубокую вмятину. На миг показалось – или это разыгралось слишком уж пылкое воображение? - что монитор едва слышно проворчал: «Ладно уж, что с вас, молодых взять, прощаю на первый раз…»
- Да, крепко досталось нашим старичкам!
Сережа обернулся, смущенный тем, что кто-то стал свидетелем его душевного порыва. Перед ним стоял мужчина немного за тридцать;  шинель не по росту, видимо, принадлежащая кому-то из офицеров «Стрельца», накинута на плечи, поверх матросской нательной рубахи нового образца, в синюю полоску, что совсем недавно введены на флоте. Офицерские брюки явно были длинны нынешнему владельцу, и тот аккуратно их подвернул.
Гость, перехватил взгляд мичмана:
- Спасибо вашим сослуживцам, мичман, приодели, как могли. Вид у меня непрезентабельный, но спасенному  из пучины морской – простительно-с...
Сережа вспомнил про свой заляпанный кровью и разодранный на спине сюртук.
- Позвольте представиться, капитан-лейтенант Веселаго-первый. Искренне признателен за спасение моей команды и меня, грешного!
Сережа замялся. Он, конечно,  знал Веселаго – по службе, как и других командиров судов. Но было еще что-то – забытое, из далекого детства…
- Особо позвольте поблагодарить за заботу о нижних чинах, - продолжал меж тем капитан-лейтенант.  - Ваш баталер, храни его Никола-угодник,  не поскупился: выделил три полные ендовы хлебного вина. Сейчас сидят по низам да кочегаркам, отогреваются, страдальцы. Еще полчаса, мичман, и люди не выдержали бы, а тут еще волна разошлась, ну ее к шуту! Вестового моего, Аггея, едва за борт не смыло, едва успел за мой рукав схватился, да так и оторвал по шву!
И тут Сережа вспомнил.
- Простите, мы ведь с вами, кажется, встречались?
Веселаго осекся и посмотрел на собеседника с недоумением..
- Ну, разумеется, мичман, и не раз. Да вот хоть осенью, в Гельсингфорсе…
- Нет, раньше! – мотнул головой Сережа. Улыбка у него расползлась чуть не до ушей, совершенно по-детски. – Вы, наверное, не помните,  я с маменькой был в Кронштадте, на экскурсии, вы тогда на нашем «Стрельце» служили.  Все нам показывали и объясняли! Мне девять лет всего было… - поспешно добавил он. – Вы еще матушку попросили меня не ругать, когда я сказал глупую шутку...
- Как же, припоминаю! – улыбнулся в ответ капитан-лейтенант. Сережа отметил, что улыбка вышла несколько вымученный, уголок рта у него отчетливо дергался. – Насчет коробки с леденцами? Я пересказал ее в кают компании, так потом на столе долго стояла большая жестянка наилучшего монпансье «Жорж Борман»: старший офицер самолично гонял буфетчика за ним на Невский, к Филиппову .  Так вы, стало быть, закончили Корпус и теперь на «Стрельце»? Вот как жизнь-то порой оборачивается!
Веселаго ни с того ни с сего принялся потирать ладони, нервно передергивая плечами и озираясь.
- А не в родстве ли вы с Феодосием Федоровичем? – нашелся Сережа. – Приходилось  в Корпусе изучать его труды по истории флота…
Он имел в виду генерала флота Весела́го, военно-морского историка и крупного чиновника Адмиралтейства.
- Разве что в дальнем.  – отозвался командир «Колдуна». Ладони он спрятал под мышки, укутываясь в шинель, уголок рта продолжал дергаться. - Веселаго спокон веку на флоте: батюшка мой, царствие ему небесное, Осип Иваныч, до вице-адмиралов дослужился, другой наш родич, Егор Власьевич Веселаго, при Александре Благословенном был капитан-командором и Георгиевским кавалером. Вот и мой троюродный кузен, Миша Веселаго, командует яхтой «Стрельна» - знаете, колесная посудина постройки аж пятьдесят шестого года. Как объявили о войне с Англией,   Миша сейчас к начальству с рапортом: не хочу, мол, позориться, враг на пороге, а я на придворной посудине отсиживаюсь!
- И что, добился перевода? - поинтересовался Сережа.
- Как бы, не так! – нервно хохотнул Веселаго. – На «Стрельну» воткнули старую девятифунтовку Обуховского завода, в дополнение к двум ее собственным пукалкам, годным разве что для салютов, и  перевели в разведочные и посыльные суда. А Мишка и рад: лихая, говорит, будет служба!
Веселаго-первый говорил быстро, сбиваясь и проглатывая слова. Сережа заставил себя не смотреть на его руки, судорожно тискающие полы шинели.  «Нервы… оно  и неудивительно, после такого-то. Надо распорядиться, чтобы ему коньяку плеснули, что ли…»
Мичман и сам не отказался бы от рюмки крепкого. Напряжение боя постепенно отпускало, наваливались усталость, запоздалый страх,  но надо было что-то делать: отдавать команды, распоряжаться....
- Вашбродие, господин мичман! – прервал излияния Веселаго матрос-сигнальщик. – С «Русалки» пишут – занять место в строю, идем в Кронштадт!
Сережа опомнился:
- Каблуков, репети в румпельное: руль право девять!
- Так что, вашбродие, трубки-то я исправил! – бодро отрапортовал кондуктор. – Можете таперича сами команды подавать, и в румпельном услышат, и в машинном! Немного еще обождите,  я и привод штурвала исправлю. Там забот на рыбью ногу: штуртросы под палубой перебило, срастить, и всего делов!
Сережа кивнул командиру "Колдуна" – потом, мол, договорим, – и поспешно нырнул в рубку.

+3

426

V. Заботы и сюрпризы
Веселаго и прочих спасенных с «Колдуна» передали на берег в Военной Гавани, где «Стрелец»  отшвартовался три часа спустя. Вместе с ними в госпиталь отправили  и своих раненых, в том числе, Повалишина и старшего артиллериста. Сгрузили на берег и мертвые тела – девять нижних чинов и два офицера. У оставшихся в живых не было ни времени, ни сил проводить погибших товарищей как положено: торжественным построением и молебном. Как только смолкли орудия, все, кто держался на ногах, принялись приводить в порядок машины и механизмы. Категорический приказ начальника отряда вице-адмирала Бутакова требовал справиться с ремонтом своими силами, и чем скорее, тем лучше. Всем было ясно – бой в Северном проливе всего лишь первый из многих; да, русскому флоту на этот раз сопутствовал успех,  но это еще далеко не победа в войне. И даже не победа в кампании – навигация только началась, англичанам ничего не стоит прислать на Балтику подкрепления. Вон сколько еще у них броненосцев, даже за вычетом тех, что сейчас в Мраморном и Средиземном морях…
Так что матросам оставалось только с тоской поглядывать на причал, возле которого стоял «Стрелец», на ряд пакгаузов, за которыми располагались улочки с питейными и прочими заведениями. Офицерам было не слаще: распоряжение начальника Бригады и авральный ремонт лишали их возможности повидаться с близкими. Приходилось довольствоваться кратким свиданием на пирсе – со слезами, объятиями, торопливыми поцелуями и благодарственными молитвами Николе–угоднику за то, что отец, или брат, или муж вернулись живыми и невредимыми.
Сережа  пребывал в некоторой растерянности. Согласно приказу выбывшего командира он командовал теперь «Стрельцом». Вестовой, посланный к начальнику отряда с кратким рапортом и просьбой о замене, принес записку: «Некогда, голубчик, вы уж сами справляйтесь.»
Положение исполняющего обязанности командира позволяло ненадолго сойти на берег, хотя бы для того, чтобы отрапортовать о потерях в личном составе, повреждениях и ходе ремонта. Мичман даже обязан был сделать это – распоряжение Бутакова предписывало явиться в Морской штаб с докладом на следующий день, через два часа после подъема флага. Сереже смерть, как хотелось воспользоваться оказией и навестить Повалишиных – узнать, как дела у командира в госпитале,  успокоить его супругу и, если повезет, встретиться с Ниной.  В глубине души юноша ждал, что девушка, подобно женам, матерям, невестам других офицеров явится в Военную гавань, чтобы хоть мельком увидится с ним. Увы,  прождал он напрасно. Впрочем, горевать по этому поводу было особо некогда – на мичмана навалилась масса неотложных дел. Старшего офицера, этой палочки-выручалочки командира в любых внутрикорабельных делах нет: несчастный Вацлав Карлович, прежний старший офицер погиб боевой рубке, и заменить его пока некем. Так что Сережа в сопровождении верного Каблукова (кондуктор оказался поистине незаменим и в бою и во время аврала) носился по кораблю, составлял списки повреждений, принимал рапортички с перечнем требуемых для починки материалов. И повсюду требовал  ответа на главный вопрос – «Когда будет готово?»
Офицеры-сослуживцы, ставшие теперь подчиненными (хотя многие и были старше по чину) с пониманием отнеслись к трудному положению, в которое попал юный мичман, и лишних сложностей не доставляли. В иных взглядах явственно читалось – «Уж лучше ты, дорогуша, чем я!» Сережа сделал робкую попытку временно назначить старшим офицером  корабельного минера, но тот стал перечислять срочные работы, которые без его личного участия непременно встанут: замена разбитого машинного телеграфа, ремонт динамо-машины, забарахлившей от сотрясений при попаданиях и собственной пальбе, срочная ревизия всей гальванической проводки… В запарке мичман не заметил, как стемнело и опомнился лишь, когда вахтенный сигнальщик явился за приказом играть к спуску флага – этот ежевечерний обязательный, как заход солнца, ритуал отменить не в силах ни аврал, ни срочный ремонт, ни даже внезапный визит на судно члена августейшей фамилии.
***
Из здания Морского штаба мичман Сережа Казанков – нет, уже лейтенант Сергей Ильич Казанков! – вышел, обуреваемый противоречивыми чувствами. Во-первых, присвоенный внеочередным порядком, без соблюдения положенного плавательного ценза, чин лейтенанта. Во-вторых, в довесок к чину Сережа получил официальное назначение на должность командира башенной броненосной лодки «Стрелец».  «Не тушуйтесь, дюша мой, - говорил Бутаков, - отличнейше справитесь, невелика хитрость. До сих пор ведь справлялись, верно?  Зато – командование кораблем, да еще и во время боевых действий! На войне карьеры быстро делаются, либо грудь в кустах, либо голова в крестах! «Стрельцу» вашему досталось не так сильно, как иным прочим, так что вводите поскорее его в строй, не сегодня - завтра ваши пушки нам понадобятся. За богом молитва, а за царем служба не пропадет: усердно послужите, и к концу кампании, даст бог, станете капитан-лейтенантом!»
Бутаков знал, о чем говорил: он и сам только что получил высочайшее распоряжение принять под свое начало весь броненосный флот Балтики. Вместе с этим долгожданным для балтийцев-броненосников назначением Григорий Иванович получил орлы полного адмирала. Воистину, в эти дни все делалось с непривычной для неповоротливой административной машины, расположившейся  под шпицем, стремительностью…
Что ж, теперь он, Сережа Казанков, официально становится «первым после бога». Передавая бумаги о назначении, адмиральский адъютант  поведал, что ночью в Южном проливе был большой бой: наши минные катера имели успех, потопив один и подорвав то ли два, то ли три британских броненосца. В ночных схватках отметились и мониторы, прикрывавшие отход катеров. Большая убыль офицеров, так что Адмиралтейство сейчас собирает мичманов и лейтенантов с береговых и вспомогательных должностей, чтобы занять открывшиеся вакансии на боевых кораблях, и особенно – на минных катерах.
Сережа осторожно осведомился о судьбе спасенных с «Колдуна». У него еще вчера мелькнула мысль, что неплохо заполучить кого-то из них на «Стрелец». Адъютант, покачав головой, поведал, что «колдунские» уже расписаны по другим судам; с командиром же, капитан-лейтенантом Веселаго приключилось несчастье. Оказавшись на берегу, он сперва проявлял беспокойство, потом речь его стала невнятной, и он сделался буен. Пришлось связать несчастного и немедленно отправить в Морской Госпиталь, где он сейчас и пребывает. Что касается бывшего командира "Стрельца" (адъютант так и сказал  - «бывшего», что неприятно царапнуло Сережу), то за него можно не беспокоиться: эскулапы из Морского госпиталя посулили поставить кавторанга на ноги не позже, чем через месяц.
Что до пополнения, то уже к  вечеру на "Стрелец" прибудут лейтенант и мичман, на должности старшего офицера и артиллериста. Из Флотского экипажа обещали прислать унтера и пятерых нижних чинов, но это все, на что можно рассчитывать. Люди сейчас нужны везде, так что берите, что дают…
Напоследок адъютант, заговорщицки понизив голос, сообщил, что адмирал включил нового командира «Стрельца» в списки на представление к ордену святой Анны. «Делаете карьеру, дружище, рад за вас!» Но к своему удивлению, Сережа обнаружил, что известие, которое раньше вызвало бы у него бурю восторга, оставило его равнодушным. Перед глазами стояли залитая кровью боевая рубка,  люди, растерзанные осколками и дрожащие руки Веселаго. И, тем не менее - он уже не мичманец, всего год, как выпустившийся из Корпуса. Теперь он лейтенант, командир и полноправный хозяин  боевого корабля - и скоро ему снова вести монитор в бой. Вот удивятся однокашники, Карлуша Греве и Венечка Остелецкий! Им, небось, такое и не снится…
Кроме официальных бумаг – приказов о производстве в очередной чин и о назначении командиром «Стрельца», - Сережа получил в штабе тощую пачку писем корреспонденции, пересланных из Гельсингфорса. Прикинув, что у него есть часа два с половиной перед визитом в управление порта (длинный список необходимого для ремонта был завизирован у нового командира отряда вице-адмирала Брюммера), Сережа решил перекусить. Возвращаться на монитор смысла не имело; во время аврала стол в кают-компании не накрывали, офицеры довольствовались бутербродами и чаем, которые вестовые разносили по местам работ, или наскоро перехватывали чего-нибудь в буфетной. Так что он счел возможным позволить себе небольшое послабление: устроился под парусиновым навесом летней кофейни в  двух кварталах от Морского штаба, заказал легкий завтрак, кофе и - дань ушедшей юности! – меренги. Сделал крошечный глоток ароматного, обжигающего напитка, он зажмурился от удовольствия и  вскрыл первый конверт.

+2

427

VI. Нам пишут из Басры
«…первым призом, взятым в Индийском океане после того, как «Крейсер» покинул воды Красного моря,  стал парусник «Исаак Ньютон», шедший из Рангуна с грузом ценной древесины. И это оказалось только начало – и нескольких часов не прошло, как нам попалась бригантина «Скорпион», шедшая из Манилы с грузом сигар, листового табака и копры. 
Табак и сигары стали для нас самой желанной добычей; впредь решено было выдавать их вместо табака, запасенного еще во время ремонта в Североамериканских Штатах. Оба судна, признанные законными призами согласно военно-морскому праву, мы сожгли, сняв команды. 
После этого «Крейсер» повернул на север, и по пути нам все чаще стали попадаться грузовые суда, по большей части парусные. Почти все - с британским фрахтом, так что копра, табак, сахар, чай, кофе, гуттаперча, тик, камфара и прочие ценные грузы вместо лондонских и ливерпульских доков попадали в бездонные кладовые Нептуна. Думается мне, морской царь распорядится ими лучше, чем прежние владельцы.
На одном из призов, чайном клипере, следовавшем из Вусунга, нашлись относительно свежие номера шанхайских и европейских газет. Из них мы и узнали, что планы Адмиралтейства по развязыванию крейсерской войны на британских торговых путях увенчались по крайней мере частичным успехом. Не в последнюю очередь это произошло из-за того,  что  военные суда, предназначенные защищать торговлю в Индийском океане, частично отозваны в Метрополию и на Средиземноморский театр, а оставшиеся заняты охранением идущих в Карачи транспортов с войсками и военными грузами. Дело в том, что сразу после объявления войны,  Россия создала на основе Закавказского корпуса армию для вторжения в Индию через афганские перевалы и хребты Гиндукуша. При всей кажущейся авантюрности этого начинания, оно до колик перепугало британский кабинет, и в Лондоне немедленно завопили о том, чтобы удвоить, утроить численность войск  в Индии. Туземные части, называемые сипаями ненадежны, (ты, верно, помнишь о восстании этих сипаев, случившихся вскоре после несчастной для нас Крымской кампании), так что войска, хочешь – не хочешь,  а приходится везти из Метрополии.
Операции наших рейдеров в Атлантике и здесь, в Индийском океане, произвели панику среди судовладельцев и фрахтовщиков. Газеты наперебой твердят о невиданном росте страховых премий; на Королевский Флот со всех сторон сыплются обвинения в неспособности защитить морскую торговлю, этот становой хребет Британской Империи. Стремясь пресечь учиненный нами разбой, англичане перебросили в Красное море и в Персидский залив корабли Китайской станции, базировавшиеся на Сингапур; об этом тоже сообщают газеты, особенно шанхайские и гонконгские. Вот и отлично, вот и спасибо господам репортерам - вместо того, чтобы  искать встреч с броненосными калошами Её Величества, "Крейсер" отправится туда, откуда оно явились,  в воды, омывающие Молуккский полуостров, где полно  беспечных британских торговцев и прочих заманчивых целей.
С удовольствием ознакомились мы с подробным описанием фиаско, что претерпела британская Средиземноморская эскадра при попытке форсировать Босфор. В кают-компании только об этом и говорят, и я (без сомнения, как и ты, друг мой), искренне завидую нашему дорогому Венечке, которому посчастливилось оказаться в центре событий. Надеюсь, он жив и не понес какого-либо ущерба в этой баталии...»

Сережа посмотрел на дату. Ну, разумеется, на «Крейсере» не успели получить сведений  о вторжении британской эскадры в Финский залив, да и о боевых действиях на Босфоре и Дарданеллах Греве и его сослуживцы узнали лишь по прошествии нескольких недель…
Юноша повертел в руках конверт. Письмо отправлено в начале марта из турецкого порта Басра, что само по себе удивительно:  Басра - крупнейший порт багдадского вилайета Османской империи, с которой Россия находится в состоянии войны. Впрочем, кроме замысловатого, с арабской вязью штампа, конверт украшали многочисленные  штемпели с надписями на французском, испанском и еще бог знает каких языках.  Бегло просмотрев письмо, Сережа понял, в чем тут дело: не желая обнаруживать свое присутствие заходом в порт,  «Крейсер» передал частную корреспонденцию на встреченный в море французский пакетбот, следовавший в Порт-Суэц с заходом в Басру. Из Порт-Суэца письма отправились почему-то в Аргентину, в Буэнос-Айрес, оттуда -  во Францию, в Тулон, потом в нейтральную Швецию и наконец,  в Россию. Сережа вздохнул, представив себе огромный, в тысячи миль, путь, проделанный этим конвертом, прежде чем попасть к нему в руки.
«….на «Крейсере» набралось так много народу из числа команд и пассажиров призов, что необходимость избавиться от них сделалась самой насущной. Гражданских, по большей части пассажиров, а так же моряков наций, не принимавших участия в войне,  мы сдаем на встречные французские и голландские суда.  Офицеров же и матросов британского торгового флота, которые могли бы пополнить ряды Ройял Нэви, отпускать мы никак не могли.  Надо было срочно что-то предпринимать, поскольку планировался, ни много ни мало, набег на Сингапур, и капитан не желал иметь на борту эдакую обузу.  И удача нам улыбнулась: к югу от Цейлона был взят очередной приз: парусно-паровой барк «Окленд», следовавший из Австралии в Европу с грузом австралийского угля, ценной древесины и эвкалиптового масла. Судно оказалось чудо, как хорошо; особенно новехонькая английская паровая машина тройного расширения, благодаря которой  оно на полных парах могло посостязаться в скорости даже с «Крейсером». Из такого ходока мог получиться отличный рейдер, а потому решено было не топить его, а, пересадив на борт пленных, отправить во Владивосток, благо угля и прочих припасов на «Окленде» хватило бы на два таких перехода. Сказано-сделано; теперь наш трофей с экипажем из двух десятков наших матросов под командой  штурманского офицера, следует в кильватере за «Крейсером». Наша цель, Сингапур, приближается с каждым оборотом винтов; скоро «Окленд покинет нас и  проследует Молуккским проливом, мимо Борнео и далее, во Владивосток.  Нас же ждет лихое дело, и помоги нам Никола-угодник вырваться живыми из логова британского льва, куда мы собираемся забраться – и, желательно, оставить на клыках поменьше клочьев наших собственных шкур…"
На этом письмо заканчивалось. Похоже, корреспонденция с «Крейсера» была сдана на нейтральное судно до того, как был затеян  набег на одну из главных морских твердынь Британской Империи. Сереже немедленно захотелось узнать, чем же закончилось это отчаянное предприятие, но увы, просмотрев принесенные газеты, он не нашел ни единого упоминания о каком-либо  нападении русского флота на Сингапур или  другой английский порт. Видимо, дерзкое предприятие еще не состоялось; впрочем, сведения о нем могли и не дойти до Европы. Сережа припомнил утренний визит в Морской штаб – там ни о чем подобно не слышали.
Просмотрев остальные письма (от матери, проживающей в крошечном имении близ Самары и от мелитопольского дядюшки, отставного драгунского ротмистра, искренне переживающего о карьере племянника), Сережа совсем было собрался уходить, как вдруг за одним из столиков кофейни мелькнула персиковая тальма . Молодой человек сразу узнал владелицу. Нина частенько носила ее в Гельсингфорсе;  сколько раз Сережа сопровождал девушку, одетую в эту тальму во время прогулок по городской эспланаде, в походах  по лавчонкам и магазинчикам, окружавшим Рыночную площадь! Сколько раз он, опережая, важного, как премьер-министр, швейцара,  принимал тальму у хозяйки во время визитов в театр, Морское собрание, или в памятную кофейню шведа-боцмана,  где дородная официантка в крахмальном чепце подавала изумительно вкусные взбитые сливки с цукатами. Тогда во всех кофейнях, гостиных, театральных буфетах  горячо обсуждали сражения с турками на Балканах, а о войне с Англией если и говорили, то  как о чем-то почти невероятном. Сейчас кажется, что это было в другой жизни…
Сережа вскочил, неловко зацепив стул. И непременно опрокинул бы, после чего пришлось бы краснеть под насмешливыми взглядами посетителей. Лейтенант, командир боевого корабля – какой конфуз! И это вместо того, чтобы подойти к Нине, элегантно щелкнуть каблуками и…
От позора его спас кельнер, ловко подхвативший окаянный предмет меблировки. Сережа не глядя, сунул ему непомерно щедрые чаевые и направился к столику, возле которого мелькнула персиковая тальма.

+3

428

VII. «Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море…»

- Значит, вы теперь командуете дядюшкиным «Стрельцом»?
Они шли в сторону управления порта. Торопиться было некуда: до назначенного времени оставалось больше часа, а приглашение зайти в гости молодой человек мужественно отверг, вспомнив о своих (теперь уже своих!) офицерах, которые, в отличие от него, даже на берег толком сойти не могут.
- Да, знаете ли, получил назначение.  – Сережа замялся. - А как дела у Ивана Федоровича?
Ему было неловко, будто он виноват в том, что занял это место, воспользовавшись чужим несчастьем. Спутница, однако, ничего не заметила.
- Говорят, идет на поправку. Три осколка вынули еще, да они и были неопасные. Много спит, это все из-за  контузии. К нему не пускают, Ирина Александровна с трудом упросила главного врача, чтобы ей позволили находиться при нем. Знаете, оказывается ее маменька до замужества, в Севастополе, во время осады была сестрой милосердия!  Теперь Ирина Александровна говорит, что выходит дядюшку и поступит в добровольные сестры. Я, наверное, тоже пойду…
- Да, с кораблей и фортов много раненых передали в город. – солидно кивнул Сережа. – Только у нас двенадцать душ, кроме Ивана Федоровича, да еще сколько спасенных с «Колдуна»!
- Послезавтра в Морском собрании благотворительный музыкальный вечер и бал в пользу раненых. – Нина кокетливо наклонила голову. – Устраивает супруга Великого князя. - Не составите мне общество?
Конечно, Сережа больше всего на свете хотел согласиться. Но вместо этого он забормотал что-то о парадном мундире, который надо заказывать заново, о крайней занятости в связи с необходимостью вступать в командование, заканчивать ремонт, принимать пополнение…
Нина недовольно надула губки.
- Не хотите – так и сказали бы, а то стоите столбом и  оправдываетесь!
- Простите, Нина Георгиевна, - неожиданно для самого себя сухо, даже официально ответил молодой человек. – флот в настоящее время находится в военной кампании, и я, как и прочие офицеры, не принадлежу себе. Ежели будет распоряжение начальства, можно сходить на берег по частной. А пока такового нет, я могу бывать в городе исключительно по служебным делам.
К его удивлению, Нина не стала притвориться обиженной.
- Конечно, Сергей Ильич, я все понимаю. Дядюшка и в мирное время порой сутками дома не появлялся, ночевал на «Стрельце», так Ирина Александровна ему ни слова упрека…
Сережа ушам своим не верил. И дело было даже не в том, что в голосе Нины звучали нотки раскаяния, так не подходившие ее довольно-таки язвительной натуре. Она что, сравнивает их двоих с супружеской парой Повалишиных? Значит, допускает, что…  Молодой  человек почувствовал, как вспыхнули у него уши.
К счастью, они уже пришли. На площади перед зданием портоуправления творился бедлам – сновали туда-сюда вестовые, бегали чиновники с пухлыми папками и гроссбухами, важно следовали флотские офицеры. Обстановка менее всего располагала к романтическим объяснениям, и  Сережа, поймав пролетку, помог спутнице устроиться на заднем сиденье, сунул  извозчику полтинник и проводил коляску взглядом. В ушах его звенели ее прощальные слова: «А я все же буду ждать. Может, ваше начальство все же смилостивится?»
***
Увы, Нине пришлось прождать зря. Вечер благотворительного бала лейтенант Сергей Ильич Казанков провел хоть и на берегу, но не в Морском собрании, а в здании Морского штаба - новый начальник броненосных сил Балтики собрал  командиров судов первого и второго рангов на совещание.
Предыдущие сутки прошли для команды «Стрельца» в грохоте клепальных молотков в искрах из переносных горнов, в крайнем напряжении сил, физических и душевных. Адмирал объезжал корабли и везде требовал, просил, умолял ввести их в строй не позже, чем через двое суток. «Мы отучили англичан переть в лоб на форты Кронштадта.  - говорил Бутаков. – две попытки дорого им обошлись и, надеюсь, отбили охоту повторять этот опыт. Но война только началась, и нам еще предстоит померяться силами с Королевским Флотом – уже в другом месте.
И верно: в Северном проливе британцы после упорного боя отступили, волоча на буксире избитую «Горгону». В  Южном же  неприятель решился лишь на  обстрел батареи у Толбухина маяка да на робкую попытку протралить минные банки на подходах к фортам «Константин» и «Милютин». Огонь с фортов пресек эти поползновения; ночная же атака оказалась для британцев сюрпризом, будто офицеры Ройял Нэви понятия не имели о набегах русских минных катеров на турецкие броненосцы.
Трудно сказать, в чем тут дело – то ли британцы слишком презирали азиатов, посмевших противостоять сильнейшему в мире флоту; то ли, и правда, плохо знакомы с  новейшими приемами войны на море. Но, так или иначе, набег катеров с шестовыми и буксируемыми минами они попросту проспали. Итог – подорваны пять броненосцев; один затонул, остальные получили повреждения разной степени тяжести.
Вылазка обошлась недешево.  Огнем противоминной артиллерии и явившихся к шапочному разбору британских канонерок и авизо были потоплены и перекалечены до трети минных катеров, и если бы не мониторы,  выдвинувшиеся за линию фортов, ни один из храбрецов назад бы не вернулся. В ночном бою погиб монитор «Вещун» - в борт ему всадила две мины Уайтхеда британская торпедная лодка «Везувий».  Еще два монитора, «Ураган» и «Броненосец», были избиты снарядами так, что и думать нечего ввести их в строй раньше августа.
Англичанам, впрочем, тоже досталось – разбиты и затонули две канонерки еще одна, брошенная командой, застряла на свайном заграждении.  Она и сейчас там, стоит под прицелом башенных орудий форта «Милютин», и флотские уже строят планы, как бы сдернуть неожиданный трофей и утащить в Кронштадт, не словив при этом многопудовые гостинцы с маячащих вдалеке броненосцев. 
И вот, на третий день «осады» горизонт на весте затянуло сплошной дымной пеленой – британская эскадра уходила. Куда? Почему?
  Ответ на этот вопрос у Бутакова имелся.  Выловленный из воды  офицер поведал о том, что эскадра должна бомбардировать Свеаборг  и высадить десант в Гельсингфорсе. Зачем? Пленный не знал; да и что мог  знать однопросветный  суб-лейтенант, артиллерист со старой колесной канонерки? И, тем не менее, сэр Эстли Купер Ки уводил свои броненосцы прочь, и это не могло не заставить задуматься …
***
Совещание затянулось за полночь. Бутаков объявил об изменениях в организации эскадры броненосных судов: теперь она подразделялась на четыре отряда.  В первый включили только что вошедший в строй броненосный фрегат «Минин», старый броненосный фрегат «Князь Пожарский, всего два года, как прошедший капитальный ремонт, а так же полуброненосные «Герцог Эдинбургский» и «Генерал-Адмирал». Флагманским судном был назначен «Петр Великий», увы, пока лишь на бумаге – будущий флагман стоял у стенки с неисправными машинами, и на  ремонт требовалось, по меньшей мере, двое суток. И, тем не менее, адмирал собирался идти в бой именно на этом корабле, первом (и, увы, единственном на настоящий момент) мореходном броненосце Российского Флота.
«Герцог Эдинбургский» и «Генерал-Адмирал» ранее не числились в Броненосной Эскадре, и включение их в состав первого броненосного отряда многих повергло в недоумение. Адмирал планирует действия вне Финского залива? Возможно, собирается увести отряд  с Балтийского театра, вырваться на океанский простор и учинить в Северной Атлантике такой же разбой, как тот, что устроили русские рейдеры в Индийском океане? Ответа не было; адмирал отделался фразой: «В свое время, господа, получите надлежащие указания, а пока прошу понять…»
Во второй отряд вошли четыре башенных броненосных фрегата: «Адмирал Грейг», «Адмирал Лазарев», «Адмирал Спиридов» и «Адмирал Чичагов» - практически однотипные суда, отлично приспособленные к совместным действиям. Столь же однородно выглядел и состав третьего отряда: двухбашенные «Русалка», «Чародейка» и «Смерч»,  и все шесть сохранивших боеспособность мониторов. Хотя, «сохранивших» - это как сказать:  если «Тифон», «Перун» и «Единорог» вышли из боя без особых повреждений (несколько вмятин и побитое палубное оборудование не в счет), то «Латнику», «Лаве» и «Стрельцу» досталось изрядно. Командиры клялись и божились за сутки исправить все повреждения. Бутаков выслушал, кивнул флаг-офицеру (тот сделал пометку в сафьяновой записной книжечке) и приказал на всех судах второго и третьего отрядов иметь в готовности шестовые мины. А, ежели таковых в наличии нет, принять с берега и изготовить к применению. 
По залу пробежали недоуменные шепотки. Башенные фрегаты и броненосные лодки могли нести шестовые мины,  однако  командиры, как правило, предпочитали оставлять их на берегу.  За свою недолгую службу Сережа не мог припомнить, чтобы мониторы производили учения с шестовыми минами. Разве что совместно, с катерами, но в этом случае, мониторы служили целью атаки. Но чтобы самим?  В команде «Стрельца» числился офицер-минер, но он занимался в основном капризным гальваническим хозяйством.
Четвертый отряд состоял из трех плавбатарей: «Кремль», «Не тронь меня» и «Первенец». К этим заслуженным ветеранам добавили канонерку  «Ерш», и «отряд утюгов», как высказался какой-то флотский острослов, был сформирован.
Этим перемещения в составе Броненосной Эскадры не ограничились. Второй и третий отряды – башенные фрегаты и броненосные лодки, - были сведены в бригаду береговой обороны, под началом вице-адмирала Брюммера, ранее состоявшего начальником Практической эскадры.  Взяв слово, Брюммер подтвердил требование: не позднее  вечера следующего дня закончить починки,  принять провиант, уголь, боезапас. После чего развести стояночные пары, и изготовиться к походу.  Куда?  Прямо ничего сказано не было, но перед присутствовавшими отчетливо замаячил контур Свеаборгской крепости.

+2

429

VIII. «If blood be the price of admiralty…»*
Дым сплошной пеленой стлался над волнами Финского залива. Угольно-черные жирные клубы валили из десятков труб и уносились через правый борт, к негостеприимному, изрезанному шхерами финскому берегу. Задувало с зюйд-оста. Эскадра растянулась в колонну длиной несколько миль – в этих предательских, полных мелей водах вице-адмирал не рисковал сдваивать колонны. Русские предусмотрительно сняли береговые знаки, бакены, и вехи, обозначавшие главный судовой ход, и хотя на эскадре хватало штурманов, знающих Финский залив, сэр Эстли Купер Ки не желал играть с судьбой. Довольно того, что он оставил перед фортами Кронштадта шесть кораблей - целых шесть, и из них три броненосных!

* (англ.)   «Если жизнью надо платить за власть…»  - строка из стихотворения Р. Киплинга «Песнь мертвых».

Конечно,  мониторы типа «Циклоп» трудно назвать полноценными броненосцами – построенные, как развитие довольно удачного «Цербера», они вызвали одно только разочарование. Скверная остойчивость, низкие мореходные качества, позволявшие совершать переходы между портами только в хорошую погоду – недостатки можно перечислять долго. Задуманные для защиты побережий Метрополии, эти мониторы  были включены в Эскадру Специальной службы;  незначительная осадка позволяла надеяться, что они неплохо покажут себя на мелководьях вокруг острова Котлин.
Так оно, в общем, и получилось: четыре «Циклопа» прошли по пробитым пароходами-прорывателями проходам в минных полях и атаковали русские номерные форты. Но, видимо, не зря иные критиканы ругали артиллерию Королевского Флота: пушки броненосцев стреляли куда хуже крепостных батарей. Когда же к тем присоединились изрядно устаревшие, но юркие и почти не возвышающиеся над водой башенные лодки, командиры четырех рвавшихся вперед «Циклопов» смешались и стали совершать ошибку за ошибкой. В итоге, «Гидра» намертво засела на ряжевых заграждениях и расстреляна русскими мониторами, «Геката» получила одно за другим несколько попаданий с фортов. Многопудовые бомбы проламывали броневую палубу,  пронизывая корпус насквозь. В результате несчастная «Геката» нахлебалась воды и села на дно так, что на поверхности остались лишь башни и надстройка. Но с нее хоть удалось снять команду – морякам «Гидры» не так повезло. Оставалось молиться, чтобы русские после боя озаботились спасением людей с пылающего с носа до кормы монитора.
В итоге, броненосцы отошли, волоча на буксире «Горгону»; четвертый монитор, «Циклоп», отделавшийся сравнительно легко, замыкал ордер. Попытка прорыва Северным проливом с треском провалилась. Не то чтобы Сэр Купер Ки надеялся на решительный успех – нет, он реально оценивал шансы. Расчет был на то, чтобы выманить неприятеля под прицелы   «Принца Альберта» и «Глэттона» и учинить ему разгром. Вроде бы, это даже удалось: в рапортах говорилось о потоплении то ли трех, то ли пяти мониторов. Только вот цена, заплаченная за эти антикварные лоханки, оказалась чересчур высокой.
Потери в Южном проливе оказались куда серьезнее. Сначала артиллерия фортов сорвала высадку десанта на западной оконечности острова Котлин; не больше успеха принесли попытки протралить минные банки, выставленные поперек фарватера. Тут снова отличились русские мониторы – появляясь в промежутках между фортами, они расстреливали картечью катера и барказы тральной партии.
Ответный огонь с предельной дистанции оказался пустой тратой боезапаса.  Уже в темноте вице-адмирал  скомандовал отойти за пределы досягаемости фортов и становиться на якоря, рассчитывая повторить попытку следующим утром - и это оказалось самой большой его ошибкой.
Вахтенные  очнулись, только когда у бортов стали взрываться шестовые и буксируемые мины. Надо отдать должное выучке расчетов – быстро заняв места у картечниц и малокалиберных пушек, они обрушили на русские катера лавину свинца и стали. Но было уже поздно: с креном уходил под воду  «Уорриор»,  подорванный сразу тремя минами-крылатками; рядом медленно садился на корму казематный «Вэлиант», получивший пробоину поперечником в четыре фута и лишившийся пера руля. Аварийные партии «Гектора» отчаянно боролись с водой, заливавшей угольные ямы и кочегарки – два катера один за другим, подвели под мидель этого батарейного броненосца шестовые мины.
Повреждения получил и флагманский «Геркулес». Вице-адмирал не догадывался, как ему повезло – мины были начинены не французским пироксилином (русские, хвала Создателю,  не освоили производство новейшей хлопчатобумажной взрывчатки и испытывали в ней острый дефицит), а обычным дымным порохом. Наутро «Геркулес» и «Гектор» отползли прочь своим ходом, «Вэлиант» же пришлось оттаскивать на буксире. На том месте, где вчера стоял «Уорриор», из воды торчали покосившиеся мачты и верхушки труб – первый в британском флоте броненосный фрегат с цельнометаллическим корпусом, затонул прямо посредине Морского канала. 
В попытках отбить атаки катеров были потеряны  канонерки «Рэйсер» и «Пайк».  Еще одна, «Медина»,  села на мель и досталась русским в качестве трофея. Канониры с уцелевших канонерок и наводчики с броненосцев рапортовали  о множестве потопленных катеров и мониторов,  но проверить это было невозможно - утром на месте ночного боя удалось разглядеть лишь плавающие в воде обломки….
Итак, набег на Кронштадт, задуманный как эффектная демонстрация, обернулся дорогостоящей и кровавой авантюрой. Вице-адмирал клял себя, что не уловил вовремя момент, когда следовало остановиться, избегая чрезмерного риска. Но с другой стороны – как иначе добиться того, чтобы русские поверили и испугались? Ну, испугались они или нет – это ведомо одному Создателю, но их броненосные силы тоже понесли потери и, скорее всего, не решатся высунуться из Кронштадта.
Что ж, пора приступать к реализации второй, главной части стратегического плана. С моря русскую столицу не взять; это было очевидно еще во время Восточной войны 1854-55-го годов. Слишком много камня и орудий; слишком много якорных мин,  ряжевых и свайных заграждений стоят на пути незваных гостей. Неважно -  скоро русские обнаружат, что война подступает к их столице с севера. А на долю сэра Купера Ки останется только поддержка с моря и защита грузовых перевозок на Балтике. 
Итак, Свеаборг. Морская крепость, ключ, запирающий подходы к Гельсингфорсу, столице Великого княжества Финляндского. Русские, как известно,  отторгли эти земли у Швеции в ходе войны 1808-1809 годов.
В 1807-м году Россия, после унизительных поражений в кампаниях 1805-1806-го годов заключила с Наполеоном Тильзитский мир, присоединившись к континентальной блокаде Великобритании и ее союзников. Одним из них числилось тогда королевство Швеция.
По этому договору Россия обязывалась принудить шведов присоединиться к континентальной блокаде; островитяне же предложили потомкам викингов по миллиону фунтов стерлингов за каждый месяц войны, сколько бы она ни продлилась. Кроме того, Швеции должен был высадиться британский экспедиционный корпус. Король Густав IV Адольф, грезивший о воинской славе Карла XII,  демонстративно вернул Александру пожалованный им высший орден Российской Империи, орден Андрея Первозванного, под предлогом того, что  шведский король считает ниже своего достоинства носить тот же знак отличия, что узурпатор Бонапарт.
Последовали переговоры, не давшие никакого результата, и в начале 1808-го года российские полки перешли границу. Летом император  Александр I объявил о завоевании Финляндии; в марте следующего, 1809-го года он подписал Манифест об ее государственном устройстве. Военные действия продолжались с перерывами до лета и закончились в сентябре заключением мира между Швецией и Российской Империей. По мирному договору России отходила вся Финляндия и часть исконно шведских территорий, до рек Торнео и Муонио. Англичане не оказали помощи союзникам, отговорившись тем, что как раз в это время шла тяжелейшая и не всегда счастливая для них испанская кампания.
И вот теперь в Лондоне решили, что шведам пора взять реванш. Но для  этого надо подтолкнуть их к решительным действиям, и таким толчком должно стать падение столицы Великого княжества Финляндского. «Эти пожиратели сельди  спят и видят, как бы вернуть потерянные семьдесят лет назад финские земли. – повторял  Первый лорд Адмиралтейства. - А исстрадавшийся под тиранией «Russian tzar» местное население восстанет против угнетателей, стоит башмаку британского солдата ступить на землю Суоми!»
Что ж, замысел выглядит неплохо, во всяком случае, на бумаге. Получив новый театр военных действий в паре сотен верст от своей столицы, русские окажутся в сложном положении: их лучшие войска на Балканах и в Закавказье; их Балтийский флот, скованный присутствием британского и шведского флотов, не сможет помочь армии. К тому же на помощь шведам будет переброшен английский экспедиционный корпус – несколько отборных бригад готовы погрузиться на транспорты в портах Северной Англии и Шотландии.
Теперь решающее слово за Эскадрой Специальной службы. Пушки ее броненосцев приведут к молчанию форты Свеаборга, после чего десант займет Гельсингфорс. И тогда в войне, пока что складывающейся для Британии не слишком удачно, наступит перелом.
***
- Сэр, с «Клеопатры» передают: «Дым с веста»!  - отрапортовал вахтенный офицер.
Винтовой корвет «Клеопатра»  был придан Эскадре Специальной Службы буквально в последний момент. Только что принятая в состав Королевского флота, как и однотипные с нею «Комюс» и «Чемпион», «Клеопатра» была оснащена по последнему слову кораблестроительной техники. Корветы этой серии имели стальные корпуса, и к тому же были оснащены новинкой – карапасной   броневой палубой. Сейчас «Клеопатра» несла службу в головном дозоре; флагманский же «Геркулес», на котором пребывал, согласно Адмиралтейскому уставу, вице-адмирал, возглавлял кордебаталию . В низах броненосца грохотали кувалды и визжали пилы – ремонтные партии спешно исправляли повреждения, полученные во время ночной минной атаки.
- Прикажете сыграть боевую тревогу, сэр? – осторожно осведомился флаг-офицер.
Сэр Эстли Купер раздраженно дернул щекой. Несущиеся из-под палубы звуки навязчиво напоминали об ошибке, за которую пришлось так дорого заплатить.
- Это совершенно ни к чему, Ригби. В Свеаборге и Риге найдется, разве что, полдюжины деревянных канонерок и парусных корветов времен Восточной войны.  Русские, конечно, безумцы, но  не настолько, чтобы преграждать нам путь на этом хламе!
- Это может быть клипер, возвращающийся из дальнего рейдерства.  – встрял в разговор флагманский артиллерист. – Один или два из них ремонтировались на верфях в Филадельфии…
- Вы болван, Дадли! – вице-адмирал был готов взорваться. – Как бы они, по-вашему, могли миновать Датские проливы, где дежурят наши фрегаты? К тому же, газеты наперебой твердят, что корабли, о которых вы соизволили тут вспомнить, разбойничают в океанах, и колониальные силы, оберегающие торговлю, ничего не могут с ними поделать! Впрочем, если вы и правы, то тем хуже для русских: «Клеопатра» играючи справится с любым клипером. Если им охота сунуть голову в пасть льва – что ж, с удовольствием посмотрю, как коммодор Стёрджес разнесет русское корыто в щепки!
Коммодор Харви Стёрджес, командовавший «Клеопатрой», числился у контр-адмирала в любимчиках. Неосторожный флаг-артиллерист замолк, предпочтя проглотить оскорбление. Вице-адмирал с утра пребывал в дурном настроении, не хватало еще стать мишенью для  его неутоленной ярости! Нет уж, пусть старый индюк срывает злобу на русских, если те и в самом деле вздумают вступить в бой!
Но кровожадным чаяниям сэра Эстли Купера на этот раз не суждено было сбыться. Судно оказалось британским колесным авизо «Сипай», доставлявшим на Эскадру почту из Метрополии – тщательно засургученные, в конвертах плотной коричневой бумаги, депеши  из Адмиралтейства, мешки с почтой для личного состава и кипы газет, вышедших из-под вальков ротаторов в лондонских типографиях.
Развернув номер «Таймс», вице-адмирал  побледнел, пошел багровыми пятнами, смял газетный лист и швырнул его на палубу, злобно цыкнув на услужливого вестового, кинувшегося прибрать мусор. И выдал длиннейшую тираду, составленную из слов, пригодных к употреблению в припортовом пабе,  а никак не в приличном обществе. Развернулся на каблуках и, чуть ли не бегом, покинул мостик, на ходу придерживая путающийся в ногах палаш. Флаг-артиллерист, дождавшись, пока начальство скатится по гулкому трапу,  поднял и аккуратно развернул «Таймс». Остальные офицеры взирали на него в тягостном молчании.
Предчувствия не обманули. На первой странице красовался заголовок: «Страшная трагедия на востоке!» и размытый дагерротип, на котором можно было угадать бухту, затянутую дымом горящих судов. В сплошной пелене виднелся контур, в котором артиллерист, в свое время послуживший в тех водах, узнал форты Сингапура.

+3

430

IX. «А ночью в этот порт
Ворвался пароход…»

Из сочинения К. Греве
«В грозную годину на «Крейсере».
Изд. Сытина, Санкт-Петербург, 1884 г.

«…для рекогносцировки назначили «Сынка» (он все это время следовал за «Крейсером» вместе с другим призом, барком «Окленд»). Придя на место, мы воспользовались остатком дня для осмотра предстоящего театра военных действия. Для этого, взяв лоцманскую шампунку  и поставив паруса, мы пустились на сингапурский рейд, оставили Самбо справа и пошли между островами Св. Иоанна. Пролив был найден самым удобным местом стоянки в ночь атаки. Решено было на северной оконечности западного острова поставить два фонаря для обозначения входа в пролив минным катерам при возвращении после дела. Пройдя по восточной стороне Сикукури, шампунка направилась на рейд, где между коммерческими судами резко выделялись военные английские. Проходя под кормой первого (это было малое авизо), я прочел надпись «Пингвин». На судне происходило артиллерийское учение. Орудия банили и заряжали, внимание прислуги и офицеров было поглощено этим занятием.
Шампунка выбралась на ветер, поворотила оверштаг и полетела к большому корвету. Так как в это время дня по рейду ходило множество таких же шампунок, нам нечего было бояться чего-либо, что могло нас выдать. 
— Смотрите, господа, на этот корвет. Пожалуй, он стоит того, чтобы ночью им заняться.  — промолвил старший минёр «Крейсера». Он, разумеется, участвовал в рекогносцировке.
— Это броненосный корвет «Бритон». Деревянный корпус, машина тройного  расширения, несет четырнадцать 64-фунтовых нарезных орудий. Стоимость – миллион рублей. Недавно прошел модернизацию на адмиралтейских верфях в Вулвиче.  Судя по всему, самый мощный корабль из тех, что здесь имеются.  — отозвался я,  поскольку заранее изучил список судов, базирующихся на Сингапур .
— Давайте осмотрим его, господа. — решил минер.
Мы снова поворотились оверштаг и, спустившись под носом «Бритона», прошли по правому борту саженях в десяти. У кормы стояли под парами два катера, вооруженные шестовыми минами.
— Практикуются, — прошептал минёр.
— Ничего, на ночь успокоятся и прекратят пары, — отвечал я.
— Вряд ли…. — возразил минёр. — Но, полагаю, было бы полезно пройти еще раз этим путем, чтобы убедиться, как они встали на ночь. 
— Непременно так и сделаем. Времени у нас много.  — отвечал старший офицер «Крейсера» (он стоял у румпеля), направляя наш бег к третьему судну.
Это была канонерская лодка «Филомел», под флагом дежурного на рейде. На ней тоже шло артиллерийское учение, и в этот момент среднее громадное орудие лодки поворачивалось на правую сторону. Сигнальщики были поглощены переговорами с фортом Каннинг, и на нашу шампунку никто не обратил внимания.
— Ну, господа, здесь мы высмотрели все интересное, а теперь заглянем в Новую гавань, — сказал старший офицер, уже бывавший в Сингапуре.
На «Пингвине» пробили восемь склянок. Слышно было, как боцман громким басом вызвал наверх полуночную вахту. Обойдя корвет «Бритон», мы заметили на бакштове паровой катер, по-видимому, поддерживавший пары. На «Филомеле» все было спокойно, но часовые исправно окликали всякую приближающуюся шлюпку. В Новой гавани по-прежнему стоял шум и стон на пристанях.
— Не спят, — проговорил старший офицер, когда канонерка осталась позади.
— Да, это вам не турки. Они, если верить тому, что пишут о действиях катеров лейтенанта Макарова, вовсе негодно несли ночные вахты. - отвечал минер. 
К двум часам пополуночи мы возвратились на «Сынка», которого, впрочем, едва нашли, так как в наше отсутствие матросы под руководством боцмана  нарубили деревьев на острове Паданг и совершенно скрыли ими судно.
Следующий день посвятили перегону минных катеров с дрейфующего в десятке миль к весту «Крейсера», перегрузке угля и составлению плана атаки. Решено было, что я и старший офицер «Крейсера»  с двумя катерами нападем на корвет «Бритон», войдя в Новую гавань с востока, а старший минер на третьем катере  атакует «Филомел», но не ранее, чем услышит взрывы в Новой гавани. Кстати, его катер вооружили не шестовыми минами, а одной из трех имевшихся на «Крейсере» самодвижущихся мин Уайтхеда; мы решили, наконец, опробовать их в деле. 
Предполагая взять с собой и зажечь в удобном месте шампунку, ее наполнили дровами и сучьями, облитыми керосином. Как только солнце село, мы подняли пары. В 10 часов вечера «Сынок» с шампункой на буксире и в сопровождении катеров перешел в пролив между островами Св. Иоанна и там стал на якорь. Атакующие разделились и двинулись далее — два катера,  мой и старшего офицера в сопровождении шампунки пошли в Новую гавань, а катер минера, вооруженный миной Уайтхеда (он, разумеется, никому не доверил бы использовать новейшее и мало освоенное орудие)— на рейд. Мишенью для него выбрали канонерку «Филомел», как наименее важную из целей – при неудачи последствия будут менее чувствительны для общего плана.
Ночь выдалась безлунная и очень темная; мы заранее поставили на катерах фальшивый рангоут с парусами, прикрывав ими котлы и трубы.
Немного впереди «Бретона», не доходя кабельтова до пароходов судоходной компании «Кама и К°» с грузом опиума, стоявшего в окружении  больших китайских джонки, шампунка тихо отдала якорь. Задержавшись на нем, застопорили якорный канат, имевший более полутораста саженей в длину, и тотчас подожгли горючий материал. Огонь быстро охватил палубу и мачты, стопорки у каната обрезали, и шампунка быстро понеслась по течению на джонки и пароходы.
Сняв с шампунки людей, мы прошли без шума немного далее и остановились на траверзе «Бретона», ожидая удобной минуты. На корвете раньше всех обратили внимание на пожар. На пароходах и джонках работ не было, все спали мирным сном. На палубе «Бретона» послышались движение и команды. Паровой катер подошел к трапу, два фалрепных фонаря моментально зажглись и так же моментально погасли, когда катер отвалил. Электрический фонарь с фор-марса осветил громадное пространство впереди и мы увидели, что шампунка успела зажечь несколько джонок и пароход, и там царил невообразимый хаос. Но чем яснее было впереди корвета, чем лучше его сигнальщики и часовые видели действие огня на судах, тем хуже они могли заметить что-либо вокруг себя сзади. Настал момент действовать!
Я направил катер в сторону центрального каземата корвета, а старший офицер — под корму, чтобы шестовая мина пришлась около левого дейдвуда. Имея небольшое пространство перед собой из-за узости пролива, мы шли тихим ходом, не выпуская ни одной искры из трубы. Но, тем не менее, с кормового банкета раздался оклик: «Boat ahoy!»
— Ау, ау! — отвечал я и остановил машину. Часовой опять крикнул и вскинул ружье, но в этот момент шест коснулся борта, и гальванный кондуктор, повинуясь моему сигналу, замкнул цепь. Раздался взрыв. Поднявшийся столб воды еще не успел опасть, как прогремел новый взрыв  - это поразил цель второй катер. 
Моментально все смолкло в Новой гавани. Электрический свет погас, и среди мертвой тишины и непроглядного мрака ночи слышны были удары винтов удалявшихся миноносок и треск горящих джонок и пароходов. Уже на выходе из пролива мы услышали третий взрыв и частую и беспорядочную пальбу на рейде и поняли, что в эту минуту решалась судьба «Филомела».
Когда с канонерки заметил пожар у Пуло-Брани и отправили туда свой катер, наши, державшиеся недалеко и наблюдавшие, пошли на «Филомел» полным ходом.
Там, вероятно, миноноску приняли за собственный катер, почему-то возвращавшийся, и вызвали фалрепных. Старший минер, не отвечая на оклик, подошел на несколько саженей и замкнул гальваническую цепь, выпустив подвешенную под килем катера мину Уайтхеда.  Но не успел он скомандовать «Задний ход!», как шкафутный часовой сделал по нему выстрел, а затем почти мгновенно открылась пальба с канонерки из винтовок и картечниц. Громыхнул взрыв – сработала мина Уайтхеда», - и канонерская лодка стала оседать на левый борт. Но на этом дело не было закончено. Паровой катер с «Филомела», шедший к месту пожара, заметил нашу миноноску, по несчастью, попавшую в полосу электрического света от фонаря «Пингвина», и, осыпаемый выстрелами своих же судов, самоотверженно погнался за ней.
Одна из пуль пробила плечо  нашего минера, и тот без сознания повалился на пайолы; командование катером принял унтер-офицер Рыбальченко, старший штурвальный с «Крейсера», откомандированный временно на «Сынка». Это был опытный служака, видавший виды за время службы, трижды ходивший с Балтики на Тихий океан и обратно. Не однажды он пил чистейшие ром и виски на Мальте и в Гобертоуне, Гонконге и Шанхае вместе с англичанами и не однажды с ними же глумился от души над французами, разбавлявшими немилосердно эти напитки водой. И теперь он смело и спокойно твердой, привычной рукой правил штурвалом миноноски,  и был уверен, что не позднее как завтра так же спокойно вертеть штурвалом «Сынка».
Имея преимущество в ходе, английский катер нагнал миноноску, и уже готов был вступить в рукопашный бой. И в этот момент Рыбальченко, оставив штурвал, бросил в противника подрывной динамитный заряд, предварительно запалив фитиль. Баковый матрос с неприятельского катера успел перескочить на миноноску и, вероятно, спасся единственный из всего экипажа. Надо сказать, британцы  заслуживали лучшей участи за свою безумную храбрость и самоотверженность, и наши, наверное, попытались бы подобрать уцелевших, но теперь не время было выказывать великодушие. Не останавливаясь ни на мгновение, миноноска понеслась  на условленное рандеву, выйдя из полосы света и огня с «Пингвина» и тонущего «Филомела».
К 2 часам пополуночи все три катера одновременно подошли к «Сынку» и были взяты на буксир. Наш маленький караван, развив полный ход,  пошел опасным каналом Филиппа в Банковский пролив, где и встретились с «Крейсером». Командир клипера  не без основания ожидал встречи с английскими патрульными судами южнее, у Анжера или Батавии. Конечно, туда уже сообщили по телеграфу о нашем набеге на Сингапур…»

+3


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Бориса Батыршина » Монитор "Стрелец"