Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
В ВИХРЕ ВРЕМЕН |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Повелитель моря - 2
Я вот подумала -- может, мне начать всё с самого начала выкладывать?
Я думаю, что это хорошая идея. Тем более, что на моей памяти на форуме такое уже было.
Я думаю, что это хорошая идея.
Тогда вот:
Книга первая
ПОВЕЛИТЕЛЬ МОРЯ
Полёт фантазии не ограничен,
Но я стараюсь фактов суть
Облечь в слова, чтоб историчен
Сего полёта был бы путь.
Часть I.
Знаки судьбы.
«И не введи нас во искушение…»
Слова из молитвы «Отче наш».
Пролог. 24 мая 2011 года. Чехия, Прага.
Ночной ветерок слегка шевельнул занавеской и занёс в приоткрытое окно спальни сладковатый запах цветущей сирени. Тусклый свет уличного фонаря рассеивался по комнате и осторожно касался немолодых лиц супружеской пары. На щеке спящего мужчины едва заметная щетина отливала серебром, а выхваченные из темноты светлые, некогда густые, но всё так же непокорные кудри ореолом обрамляли плешь. Длинные тёмно-каштановые волосы женщины веером рассыпались по подушке. Из-под руки, прикрывавшей лицо, заметно подрагивали ресницы. Тяжёлый вздох вспугнул царившее в комнате умиротворение. Вздохнув ещё раз, Агата убрала с лица руку и открыла глаза. Откинув со лба прядь волос, посмотрела на мужа и осторожно выскользнув из-под одеяла, села.
— Ты куда?
— Спи, любимый. Я немного помедитирую и вернусь, — Агата поцеловала сонного мужа и заботливо подоткнула одеяло.
— Опять сложный пациент спать не даёт? – Ярослав зевнул и перевернулся на другой бок.
— Не даёт, — Агата пошарила рукой по прикроватному столику в поисках заколки.
Муж не ответил, и она обернулась. Ярослав, положив голову на сложенные ладошки, сладко спал. Агата заколола волосы, неслышно вышла из спальни и тихо закрыла за собой дверь.
Добравшись до гостиной, она задержалась у выключателя, но старинный ореховый сервант матово отражал свет уличного фонаря и был хорошо различим. Приблизившись к нему, Агата взяла недогоревшую восковую свечу и привычным движением руки нащупала на небольшом карнизе серванта зажигалку. Маленькое пламя весело затрепетало, придав вещам тёплый жёлто-оранжевый оттенок. Поставив подсвечник на журнальный столик, Агата зашторила окно и зажгла ароматическую палочку. Комната наполнилась пряным запахом сандала, затмившего лёгкий сладко-медовый аромат воска.
— Сакра[1]! А телефон-то я в спальне забыла! Ладно, обойдусь без музыки, — Агата села «по-турецки» на ковёр и закрыла глаза.
Непокорные мысли сразу же перенесли её в прошлое, в конец восьмидесятых. Тогда в гибнущем Советском Союзе всякого рода экстрасенсы, целители и колдуны стали гораздо востребованней, чем врачи. Заинтересовались «альтернативщиной» и в поликлинике, где Агата работала участковым терапевтом. Однажды про её эксперименты с гипнозом узнала коллега, страдавшая неврозом, и уговорила провести несколько сеансов. Коллега осталась довольна и вскоре к Агате потянулись и другие сотрудники. Поэтому, попав под сокращение, Агата решила попробовать себя на целительском поприще. Продав заботливо запасённые мамой «в приданное» модные бельгийские покрывала, она отправилась в Москву на курсы экстрасенсов. Вместе с дипломом «специалиста по бесконтактному массажу» привезла домой твёрдое убеждение что почти все эти экстрасенсы – жулики и шарлатаны. Однако выданный там красный диплом с круглой печатью Министерства здравоохранения позволил получить патент на индивидуальную деятельность целителя. Агата арендовала медицинский кабинет и стала принимать страждущих.
Врачебный опыт и потомственная любовь к фитотерапии довольно быстро сделали её известной городской целительницей. Людская молва однажды привела к ней Наташу, предложившую устроить небольшое турне по Чехии. В Праге довольно быстро нашлись предприимчивые люди, предложившие делить доходы пополам в обмен на оформление вида на жительство и официальную «крышу». Поскольку СССР распался и возвращаться было некуда, Агата согласилась.
Желающих полечиться у русской целительницы нашлось немало, но ещё больше оказалось тех, кто хотел у неё учиться. На первом же семинаре Агата встретила Ярослава. После свадьбы стало окончательно ясно, что теперь её дом здесь. Тут же возникло желание вернуться к любимой профессии, тем более что чешские власти, наконец-то проснувшись, стали «затягивать гайки» доморощенным экстрасенсам. Однако процесс признания диплома врача оказался слишком долгим, а родственники и знакомые бывших пациентов не хотели ждать и донимали мольбами о помощи.
Вот и пришлось Агате, чтобы не возникло проблем с властями, после рождения дочери Луции, переквалифицироваться в психолога. Она закончила полугодовые курсы, а родственник одного клиента, будучи владельцем и главврачом поликлиники, не задавая лишних вопросов, взял «русскую чешку» на работу. Так к частным пациентам добавились и официальные. Один из таких — молодой парень, просаживавший не только свои, но и чужие кроны в игровые автоматы — и лишил её сейчас сна.
Глубоко вдохнув аромат сандала, Агата постепенно успокоила бег мыслей. Почти двадцатилетняя практика подсказывала, что все доступные ей методы этому парню не помогут. Человек, запустивший в себе программу деструкции и упорно отказывавшийся что-либо изменить в своей жизни – безнадёжен.
Такой вывод был поражением, и это болело.
— Но ведь есть ещё и другие, которым я могу помочь! Ладно, завтра попробую в последний раз достучаться до Алеша. Не получится — всё, скажу в регистратуре, чтобы его ко мне больше не записывали, а ещё раз попробовали уговорить обратиться в психодиспансер.
Сделав глубокий выдох, Агата окончательно расслабилась. Последняя мысль: «Нельзя спасти всех!» растаяла вместе с облаком в голубом небе. Агата заставила воображаемое небо потемнеть и усеяла его звёздами. Некоторое время она наслаждалась внутренним покоем и любовалась воссозданными памятью созвездиями, как вдруг сильное головокружение разрушило образы. Чтобы удержать равновесие, Агата раскинула руки и открыла глаза.
Яркий свет больно резанул. От неожиданности она зажмурилась и тут же поймала себя на мысли, что это странно. Причём странным показалось не то, что ночью, в комнате, озаряемой лишь пламенем свечи, она увидела ослепительный свет, а то, что он сделал больно. В недоумении Агата вновь открыла глаза, но уже осторожно, прикрыв их рукой. Осмотрелась и не сразу поняла, где она.
«Господи, я же на корабле!»
--------------------
[1] Сакра (на чешском «sakra») – восклицание. Вероятнее всего происходит от лат. Sacer, Sacred – «святость». Верующие люди не произносили вслух названия «нечистых сил», боясь призвать их. Поэтому, например, в Чехии до сих пор, споткнувшись, призывают святых или всеобъемлющим «сакра» или же не менее частыми Proboha (ради бога) и под.
Отредактировано Agnes (20-06-2020 23:32:00)
Пролог (продолжение)
«Не просто на корабле, а на «Победоносце!», — мысль прилетела из ниоткуда, словно кто-то у неё в голове удивился тому, что можно не знать такие очевидные вещи.
Незамедлительно Агата узнала и то, что «Победоносец» — это боевой парусный корабль, флагманский. Задуматься «что значит флагманский?» она не успела — ответ пришёл сам собой: «командующий флотом».
«Это не сон — слишком много чётких деталей и мысли ясные. Галлюцинация?», — Агата опустила руки и ощутила под пальцами ковёр. Почти сразу пришло осознание, что она одновременно сидит дома на полу и…
…стоит, балансируя, на палубе.
«Итак, моё тело на прежнем месте, руки двигаются, мыслить могу. А вот сознание преподнесло сюрприз, — Агата сделала глубокий вдох и мотнула головой. От резкого движения заколка раскрылась и отлетев, звякнула о паркет. Волосы мягко коснулись лица и упали на плечи. Накативший испуг рассеялся, уступив место профессионализму.
Агата стала анализировать свои ощущения. Они были двоякими и очень удивительными: лёгкая тревога смешалась с уверенностью, что всё хорошо. Агате стало комфортно, она расслабилась и принялась осматриваться «в другом мире».
Всё пространство впереди неё занимал надутый ветром голубой парус, под ногами — некрашеная дощатая палуба, а над высоким деревянным бортом… «фальшбортом» — вдруг поправилась мысль… простиралась безбрежная необыкновенно синяя гладь, у далёкой линии горизонта слившаяся с ярко-голубым небом. Едва мелькнул вопрос: «море это или океан?», сразу появился уверенный ответ: «это Карибское море». И тут же порыв ветра толкнул в спину, заскрипели мачты, глубокий вдох наполнил рот солёным привкусом, а в нос ударил запах йода...
Чтобы понять, что она находится не просто в чужом мире, но и в чужом теле, Агате понадобилось несколько мгновений, а может быть, и минут. Она разглядывала себя с интересом и удивлением, хотя в то же время всё ей было знакомо и привычно: мягкие, очень высокие облегающие белые сапоги с манжетами, короткие тёмно-синие штаны и такого же цвета атласный камзол, подпоясанный широким жёлтым шарфом. Из рукавов выглядывали пышные кружевные манжеты белой шёлковой рубашки и… красивые мужские руки, украшенные перстнями. С левого бока сначала нащупала, а потом увидела длинные ножны с саблей, и тут же поняла, что за спиной за пояс засунуты короткие — с дагой. «Что ещё за …», — додумать не успела, вопрос вытеснило удивление: «Интересно, откуда я знаю, что дага — это на испанском кинжал?». Но самым впечатляющим оказалось то, что Агата не только знала, что такое абордажная сабля и дага, но и не сомневалась, что умеет ими пользоваться!
— Ми альмиранте! — раздался хриплый мужской голос.
Агата слышала его впервые, но в то же время он, почему-то, был таким знакомым, словно принадлежал близкому человеку. Да и язык лишь на долю секунды показался чужим. Из глубин души мгновенно выплыло, что это испанский и, хотя Агата его никогда его не учила, речь сразу же стала понятной, даже родной. А ещё она почему-то знала, что говорившего зовут Энрике, что он — её давний друг и обращается к ней уважительно: «мой адмирал».
Агата повернулась на голос. В поле зрения попал небольшой шкафчик с приборами… «нактоуз» — тут же поправилась мысль. Рядом с нактоузом стоял Энрике — коренастый невысокий мужчина лет пятидесяти, одетый так же, как и она, лишь вместо сапог на нём были чёрные туфли, украшенные пряжками. Седина посеребрила его виски и вплела серебряные нити в жгуче-чёрные пышные усы и аккуратно подстриженную бороду, обрамлявшую загорелое широкое скуластое лицо. Взгляды встретились и Энрике, блеснув из-под косматых бровей карими глазами, бодро прокричал низким хриплым голосом:
— С таким ветром мы будем в Белизе к закату!
«И так, я — моряк!», — тут же кто-то внутри возмутился и с гордостью напомнил, что не просто моряк — а командующий собственным флотом — армадой. А ещё — известный торговец. И что Белиз — это дом.
«Это просто сон...», — Агата сильно зажмурилась, желая проснуться, но вместо этого вдруг увидела промелькнувшие, как в калейдоскопе, картинки чужих воспоминаний.
«Неужели шизофрения?», — от такого предположения во рту пересохло. Кровь прихлынула к лицу, в голове запульсировало. Страх стал медленно вползать в сознание.
Агата сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Это помогло успокоиться, и она принялась анализировать ситуацию.
Её мысли, как и мысли мужчины, в теле которого она оказалась, были логичны и ясны, и… у каждого свои. Вскоре Агата утвердилась в том, что, если она осознавала и себя, и приютившего её «я» мужчину — и это было удивительно, волнительно и очень не по себе: шутка ли — читать чужие мысли?! — то мужчина внимал только тем её мыслям, что подкреплялись сильными эмоциями, не осознавая их чужеродности. Во всяком случае, пока. Испанец чётко знал кто он, где находится, с кем говорит, куда и зачем направляется. Скорее всего, странные мысли, посетившие его, вызвали бы больший интерес и обеспокоенность, если бы Энрике не отвлекал его своими речами. Агата постаралась обуздать свои эмоции, чтобы не тревожить мужчину, явно не по своей воле разделившим с ней тело. Она решила просто слушать разговоры и мысли мужчины. Благодаря этому она узнала, что у испанца французское имя — Анри, но Энрике, видимо, не способный выговорить «карта¬вое» французское «r», коверкал его на испанский манер — Андрэ.
Спустя некоторое время Агата стала воспринимать происходившее как увлекательное приключение. Но, как бы ни было интересно, из чужого сознания надо было выбираться. Осталось только понять, как. Она сделала дыхательные упражнения из пранаямы, затем попробовала медитировать, и даже прочитала «Отче наш» — единственную молитву, которую знала. Ничего не помогло. Снова стал подкатывать страх. Чтобы не поддаться панике, Агата убедила себя, что, хоть ситуация и не ординарная, угрозы для жизни нет. Сделав вывод, что влипла надолго, она решила затаиться: мало ли какие последствия могут быть, если испанец осознает присутствие «незваной гостьи». Возможно, со временем придёт понимание того, как и почему её сознание оказалось в теле этого Анри, а разобравшись в механизме переноса, можно будет и вернуться. Если, конечно, до этого времени она не вернётся обратно так же неожиданно, как и попала в чужое тело.
Смирившись, Агата расслабилась и снова закрыла глаза, чтобы полностью погрузиться в чужое сознание. Она внимательно вслушивалась, пытаясь узнать как можно больше о том, кто такой этот молодой испанец с французским именем и в какое время он живёт.
Щелчок за спиной заставил её вздрогнуть и открыть глаза. Испанскую речь и шум моря заглушил родной и знакомый голос:
— Агата, пошли спать, — Ярослав, включив свет, подошёл к жене и сел рядом на ковёр. — Медитируй – не медитируй — всех не спасёшь, — обнял жену за плечи и поцеловал в щёку. — Пошли, мне без тебя тоже не спится.
— Сейчас приду, Яро. Дай мне ещё пару минут! — Агата уткнулась носом в плечо мужа.
— Ладно, — Ярослав вздохнул, поднялся и вышел, оставив свет гореть.
Во время разговора с мужем Агата не переставала видеть и слышать всё то же, что и Анри.
«А ведь мой мозг работает, как многоядерный процессор, который решает одновременно разные задачи и отображает их на двух мониторах!» — восхитилась она возникшей аналогии.
Стоило Агате вспомнить, что она находилась в гостиной — словно по щелчку тумблера картинка комнаты становилась ярче, а Карибское море бледнело, не исчезая. Двигаясь по комнате, Агата продолжала лихорадочно обдумывать поступавшую информацию. Гася свечу, она услышала, как кто-то зовёт Анри: «Альмиранте, паруса на горизонте!», — и тут же сознание мужчины, начавшему всё сильнее прислушиваться к себе, заполонили мысли о чужом корабле.
«Ладно, пойду спать, а утром, если я всё ещё буду в голове этого альмиранте, прежде чем снова начну думать о том, как это лечить, попробую хотя бы узнать, в какое время меня занесло. Когда ещё мне представится возможность побывать в Карибском море, да ещё и в теле владельца боевого парусного флота!»
Усталость, усиленная пережитым потрясением, разом навалилась на Агату. Она выключила свет и пошла в спальню. Ярослав, оставив гореть настольную лампу на тумбочке жены, сладко спал, положив руки под голову.
Отредактировано Agnes (20-06-2020 23:29:32)
Глава 1 Белиз
Подставив паруса попутному ветру, «Победоносец» стремился к горизонту, уверенно рассекая волны. Корабль торопился в родную гавань, словно горячая скаковая лошадь, которая, узнав дорогу, несётся в свою конюшню во всю прыть, невзирая на ухабы.
Высокий молодой человек, одетый в расшитый золотом тёмно-синий камзол, такого же цвета панталоны и высокие испанские сапоги из выбеленной кожи, стоял на квартердеке[1], оперившись о планшир[2] и вглядывался в даль. Туда, где синева моря соединялась с голубизной неба.
Над его головой, покрытой чёрной широкополой шляпой с белым страусовым пером, развевалось на кормовом флагштоке синее полотнище с сияющим золотым солнцем, а над бизань-мачтой[3] гордо реял белый с красным бургундским крестом флаг Испании[4]. Крепкий ветер усердно надувал голубые паруса, подгоняя корабль всё ближе к дому.
Рисунок 1 "Победоносец"
— Ми альмиранте! – хриплый мужской голос перекрыл скрип рангоута[5]. Анри обернулся. — Похоже, ветер не скоро переменится, — Энрике опёрся одной рукой о нактоуз, а другой указал на пушистые облака, похожие на отару овец. — Думаю, мы будем в Белизе к закату!
Ничего не ответив, альмиранте снова обратил взор в море и погрузился во внезапно накатившие воспоминания.
Недели три назад, при возвращении в Белиз из Сан-Хуана, после этой привычной фразы в его мозг словно ударила молния. На какой-то момент ему даже показалось, что тело перестало подчиняться, а мысли коснулось чужое сознание.
Анри прислушался к себе, выискивая в памяти удивившие его тогда странные ощущения. Первым вспомнилось непреодолимое желание оглядеть себя. Некая сила заставила его осмотреть одежду, словно он видел её впервые в жизни. Затем из глубин памяти всплыло и то, как на доли мгновений он будто забывал давно знакомые слова. С любопытством и неким неосознанным опасением Анри прислушался к себе — не повторятся ли те странные ощущения? Но ничего не почувствовал. Лишь память услужливо указала то самое немолодое женское лицо, что в той ослепительной вспышке мелькнуло перед внутренним взором. Осознать произошедшее он тогда не успел – вперёдсмотрящий заметил паруса и капитаны Победоносной армады, прильнув к зрительным трубам, ждали сигнала с флагманского корабля. Поскольку необычное явление с тех пор больше не повторялось, повседневные дела и заботы вытеснили воспоминания о произошедшем на задний план. Упоминание Белиза примерно на том же месте, как и тогда, всколыхнуло память. Перебирая знакомые и уже почти забытые женские лица, Анри попытался опознать мелькнувший в заблеске лик. Безуспешно. Зато эта попытка пробудила в нём мысли о доме и о городе, приютившем его.
Белиз… Вот уже долгих восемь лет он — Анри Верн, торговец и владелец собственного флота, уважительно именуемый подчинёнными Эль Альмиранте, считал его своим домом. На самом деле не было там у него жилья, только склады да лавка на Торговой площади. Настоящий дом – это восьмидесятипушечный линейный[6] корабль, несколько лет назад отобранный у пиратов возле Бермудских островов, а затем отремонтированный в Новом Амстердаме и получивший нынешнее имя – «Победоносец». К настоящему времени Анри уже владел плантациями на Кубе, Ямайке и трёх островах из Малых Антильских, но только сюда — в Белиз — возвращался, как домой. Может быть, потому, что это было первое поселение в Новой Испании, до которого когда-то добрался молодой моряк, мечтая начать новую жизнь?
«Сколько мне тогда было? Восемнадцать?» — видения водоворотом закружились перед глазами памяти. Вспомнилась усталая улыбка матери и то, как она постоянно заправляла непокорную прядь тёмно-русых волос под платок. И сухой голос парализованного отца: «Погоди, сынок, не уходи! Прочти мне ещё страницу!» … И озорные лица двух младших братьев и сестры, которые, однако, были размытыми, затуманенными — память постепенно стирала черты и голоса, но вот их обгорелые тела виделись по-прежнему чётко. Наверное, потому что именно ему — двенадцатилетнему мальчишке, в одночасье ставшему бездомным сиротой — пришлось хоронить всех: и братьев, и маленькую сестричку, и отца, и, спустя несколько дней, мать, чьё изуродованное тело море вынесло на берег недалеко от деревни…
Набеги пиратов на немногочисленные рыбацкие деревушки Испано-Французского Средиземноморья не были редкостью. В детстве Анри не раз слышал о разграбленных и уничтоженных прибрежных поселениях. Но, повторяя за взрослыми страшные проклятия в адрес подлых разбойников, Анри не испытывал ненависти. Она пришла потом. Она ворвалась в его душу адским пламенем, когда, вернувшись с ярмарки в Фигерасе с соседом, которого мать, узнав, что тот отправляется торговать, уговорила взять мальчика с собой, чтобы он мог продать её последнюю драгоценность – обручальное кольцо, вместо родного дома увидел пепелище. И потом, когда над могилами родных, стыдливо пряча слёзы, хоть их и некому было видеть, он поклялся стать капитаном и бороться с морским разбоем до конца своих дней.
Как же много всего мальчишке пришлось пережить и испытать до того, как судьба вознесла его на шканцы мощного боевого судна! Забудется ли когда-нибудь сожжённая дотла деревня и золотое кольцо матери, спасшее ему жизнь? Как долго он ещё будет помнить голодное и холодное путешествие по Каталонии, грязный и шумный порт Барселоны и фелуку, на которую его взяли бисоньо[7], и то потрясение, когда он понял, что попал к отпетым негодяям, не гнушавшимся ни контрабандой, ни разбоем?..
Анри вздохнул, отгоняя воспоминания. Здесь, в Тиерра Фирме[8], он уже успел стать легендой. Во всех тавернах и трактирах испанских колоний встречались «хорошо осведомлённые» пьяницы, готовые за кружку пива «раскрыть все тайны прошлого и настоящего» славного Карибского Эль Альмиранте. Но на самом деле даже ставшие самыми близкими ему люди ничего не знали о своём адмирале, кроме случайно оброненных им в разговоре крупиц воспоминаний да того, чему сами были свидетелями. Тут у каждого есть своя история, приведшая представителей разных сословий из разных европейских держав в Новый Свет, но не каждый готов был ею делиться. Здесь жизнь учит жить настоящим, не вороша прошлое, и верить делам, а не словам.
Анри огляделся – с обеих бортов и за кормой «Победоносца» желтели наполненные ветром паруса. Это его Победоносная армада послушно следовала за своим флагманом. Чувство гордости горячей волной накрыло Анри. Как же много он успел достичь в свои неполные двадцать шесть лет! Слава успешного торговца открыла принадлежащим ему торговым караванам все порты Нового Света, а его четырнадцать боевых кораблей, разделённых на две армады, бороздят воды Карибского моря и Мексиканского залива, а в Сан-Хуане набирает команду пятидесятидвухпушечный будущий флагман новой армады.
«Наверное, у Господа есть какие-то планы на меня, раз он ко мне так благоволит! — Анри благоговейно перекрестился. — Ведь ещё восемь лет назад всем моим имуществом был только кинжал!», — он невольно взглянул на свою правую руку. Средний палец украшал массивный золотой перстень с крупным тёмно-синим сапфиром, поверх которого красовался витиеватый вензель. Переплетавшиеся и как бы вытекавшие одна из другой литеры A и V, в виде скрещённых шпаг, не только надёжно удерживали в ложе перстня драгоценный камень, но и оставляли на воске отпечаток того самого прошлого, которое он — Андрес Анри Руис Верн — не хотел забывать. В этих литерах было не просто его имя, но и память о его дедах — каталонском мастеровом и французском рыбаке. Каждый раз, втискивая в воск эту печать, Анри словно отправлял своим предкам посыл, что они могут гордиться им, несмотря на то, что он не осуществил мечту матери — не пошёл по стопам отца и деда Андреса Руиса и не стал архитектором, а посвятил свою жизнь морю, как и его дед Анри Верн.
Своего каталонского деда Анри почти не помнил — слишком рано тот ушёл из жизни, зато его французский дед, пропахший рыбой, прокопчённый солнцем и просоленный морем, был для Анри другом и учителем. Именно в память о нём, решив начать новую жизнь, юноша, ступивший в феврале 1652 года на доски мола в Белизе, стал Анри Верном, оставив Андреса Руиса далеко в прошлом. Лишь спустя годы, заказывая себе дорогой печатный перстень, Анри велел мастеру вплести в вензель первую литеру оставленного в Старом Свете имени, данное ему по праву первородства и согласно древней традиции из поколения к поколению передаваемое от отца к сыну рода Руисов — Андрес.
Из погружения в лабиринты памяти Анри вернул в действительность звук корабельного колокола, отбивавшего склянки[9]. Когда после четвёртого сдвоенного удара вахтенный матрос прокричал:
— Восемь склянок[10]! Конец вахты! — к Анри подошёл Энрике:
— Ну что, ми альмиранте, пригласишь отобедать? — белозубая улыбка прорезала его коротко стриженую чёрную бороду с прожилками седины, слившуюся с пышными усами.
— Разве я могу нарушить традицию, капитан? Передавай вахту и приходи, — Анри слегка хлопнул друга по плечу и направился к трапу.
Над трапом показалась золотоволосая голова Густафа — молодого, но уже опытного навигатора. Жизнерадостный голландец резво взлетел на шканцы, поприветствовал адмирала и энергично сообщил капитану о своей готовности заступить на вахту.
Не дожидаясь конца протокола, Анри спустился и вошёл в проём полуюта[11] мимо слуги, услужливо придержавшего дверь, в адмиральскую каюту.
***
Ветер крепчал. Лазурно-синее днём, море к вечеру потемнело, как и небо. Клонившееся к горизонту солнце золотило немногочисленные облака. Местами их золотистый цвет переходил в тёмно-оранжевый, словно кто-то могущественный и очень щедрый посыпал их цейлонской корицей. Иссиня-чёрные волны вздымались, заставляя корабль взбираться на их гребни и потом стремглав падать вниз. Но «Победоносец» упорно стремился вперёд.
Солнце уже почти касалось воды, когда Анри снова поднялся на квартердек. Следом за ним появился капитан Энрике. Сопротивляясь ветру и балансируя на гарцующей палубе, они приблизились к стоявшему у нактоуза Густафу:
— Идём бакштаг[12], менеер адмирал! Скоро будем в Белизе — уже виден маяк на Птичьем острове и чайки появились! — доложил тот, перекрикивая ветер и указал рукой яркую оранжево-красную точку на горизонте.
Новый порыв ветра заскрипел такелажем и толкнул корабль в корму, словно наездник, подстегнувший лошадь ударом по крупу.
— Сигнал армаде «Строй кильватера[13]», — скомандовал Анри и протянул руку. Густаф незамедлительно вложил в неё зрительную трубу и сразу же после этого удивительно сильным для такого худощавого тела голосом повторил приказ. Как эхо его подхватил стоявший на шкафуте[14] боцман, и над кораблём разнеслись трели боцманской дудки. Матросы забегали, потянули фал, и разноцветные вымпелы, как красочная гирлянда, полетели вверх.
— Надо бы грота-шкоты подтянуть, — заворчал Энрике и рванул на шкафут, на ходу рыча команды.
Вахтенный матрос осторожно перевернул стеклянный цилиндр песочных часов, бережно упрятанных в раму из красного дерева, выложенную изнутри бархатом, и сразу же мелодичный звук судового колокола разнёсся над палубой, сливаясь со свистом ветра — один сдвоенный и один простой удар.
— Три склянки[15]! — догнал звук колокола голос матроса.
Быстро темнело. Ветер то стихал, то снова налетал, подгоняя Победоносную армаду к родной гавани. Корабли шли правым галсом, виляя среди многочисленных островков и мелей. Свет маяка — путеводная звезда отважных, бросивших вызов бездонной морской стихии — становился всё ярче и всё ближе…
Не прошло и двух часов, как «Победоносец» первым встал на рейд[16] в Белизе.
***
---------
[1] Квартердек (из английского) или Шканцы (из нидерландского) — помост либо палуба в кормовой части парусного корабля. Здесь обычно находился капитан, а в его отсутствие — вахтенные или караульные офицеры. Тут же устанавливались компасы.
[2] Планшир — горизонтальный деревянный брус в верхней части фальшборта или борта шлюпок, аналог верхней планки перил на балконе, т.е. своеобразный парапет.
[3] Бизань-мачта — самая задняя и наименьшая мачта на корабле, на которую укрепляется парус «бизань».
[4] В 1526 г. король Франции Франциск I уступил императору Карлу V Бургундию. Это было немаловажным событием в истории испанских военно-морских флагов. Защитником Бургундского дома являлся св. Андрей, знаком которого был косой крест, символизирующий распятие Андрея Первозванного, и потому испанской геральдикой был перенят красный диагональный бургундский «пнистый» крест. Именно этот крест с 1535 г. по 1793 год стал изображаться в центре белого (для колоний) или жёлтого (для метрополии) прямоугольного полотнищ.
[5] Рангоут — общее название устройств для постановки парусов (все деревянные предметы над палубой, части корабельной оснастки: мачты, реи, стеньги и пр.).
[6] На самом деле термин «линейный корабль» официально появилось для кораблей 1 – 4 рангов лишь в 1677, когда секретарь Адмиралтейства Самуэль Пепис предложил «единую, полнейшую и неизменную» классификацию по рангам», которая положила начало системе, продержавшейся до 1817 года. Тогда же корабли, относящиеся ранее к кораблям 5-6 рангов получили название «Фрегат», а в оставшиеся 7 и 8 ранги вошли все остальные типы кораблей. Франция, введя у себя систему рангов вслед за англичанами. Голландский флот, как и испанский, единой системы рангов не имел. Все испанские военные корабли, соответствующие английским линейным и фрегатам, назывались «Галеон». Большая группа кораблей под командованием одного человека у испанцев называлась «Армада», а отделившаяся от неё малая группа — «Эскадра».
[7] Бисоньо (исп. bisoño — молокосос) — просторечное название новобранца в испанском флоте, аналогично русскому «салага».
[8] Тиерра Фирме (исп. «Tierra Firme» — дословно "твёрдая земля") – название территорий прибрежья вокруг Карибского моря и Мексиканского залива в XVI и XVII веках. Его использование распространялось на берега регионов и наместничеств во Флориде, на западном побережье Мексиканского залива в Техасе и Мексике, на Центральную Америку и северное побережье Южной Америки. Сейчас эти территории более известны под английским названием «Испанский Мэйн» (Spanish Main, что есть сокращение от Mainland -— материк) благодаря английской «пиратской» литературе.
[9] Склянки — название песочных часов с получасовым ходом во времена парусного флота. Каждые полчаса часы переворачивал вахтенный матрос и сопровождалось это сигналом корабельного колокола. Склянкой на флоте называли также получасовой промежуток времени. «Бить склянку» — значит отмечать ударами колокола каждые полчаса. Счёт времени начинали в 00 часов 30 минут — 1 удар (одна склянка), 2 удара (две склянки) — в 1 час 00 минут, 3 удара (три склянки) — в 1 час 30 минут и так до 8 склянок — в 4 часа. Затем начинали новый отсчёт от 1 до 8 склянок и т.д.
[10] В данный момент склянки били 16 часов.
[11] Полуют — надстройка на юте, ют — кормовая часть верхней палубы. Служит для размещения кают капитана и его помощников.
[12] Бакштаг – курс парусного судна при попутно-боковом ветре, когда угол между продольной осью судна и направлением ветра больше 90 и меньше 180 °.
[13] Строй кильватера – это когда каждый корабль следует в кильватерной струе впереди идущего, т.е. корабли идут в линию друг за другом.
[14] Шкафут — широкие доски, уложенные горизонтально вдоль бортов для прохода от носовой надстройки (бак) на шканцы.
[15] В эту вахту три склянки — 17 часов 30 минут.
[16] Рейд (от нидерл. reede) — прибрежная акватория, место якорной стоянки военных кораблей и торговых судов. Не путать с англ. raid, — набег, налёт — способом ведения боевых действий.
Отредактировано Agnes (21-06-2020 12:46:59)
Глава 1 (окончание)
Всю ночь лил дождь. Тяжёлые капли барабанили по доскам полуюта и стучались в окна. Под их дробь и мерное покачивание корабля Анри, закутавшись дорогим шёлковым покрывалом, крепко спал. Звук корабельного колокола, отбивавшего склянки «собачьей» вахты, ворвался в его сон, став частью сновидения так же, как и монотонные звуки дождя. Анри снился бой.
Их уже было много в его жизни. Слишком много. Среди них были равные и неравные, случайные и ожидаемые, с потерями и без. Но из всех он вышел победителем. Что было причиной его побед? Невероятное везение или же отвага и опыт? Умение находить самоотверженных офицеров, надёжных моряков и верных солдат? Или, может, педантичное изучение и кропотливое нанесение на карты предательских мелей и рифов, изменчивых течений и розы ветров? Скорее, всего, всё, вместе взятое, и ещё безграничное стремление к знаниям, пытливый аналитический ум и упорный труд.
Но сейчас Анри просто спал и видел сны. Яркие, живые, наполненные звуками и запахами. Он снова слышал громыхание пушек и треск картечи, попавшей в фальшборт. Свист летящих ядер и лопавшийся от их попадания бархоут[17], стон сломанных мачт и крик идущих в атаку абордажников… Он снова рубил и колол врагов саблей и ощущал запах их крови. Кровь… Она была повсюду. Даже море казалось красным от крови…
А потом появились лица – искорёженные гримасами страха и ненависти — у пленных, страдальческие — у раненых, и радостные — у победителей…
***
Лучи восходящего солнца разбудили Анри. Лежать на шёлковой простыне было очень приятно, но нежиться в постели — непозволительная роскошь, поэтому он встал и позвал слугу. Когда до него донеслись два сдвоенных[18] удара колокола, он уже был умыт и полуодет. Облачившись в белоснежную рубашку из испанского шёлка, взял из сундука чёрные бархатные туфли с серебряными пряжками и вышел на шкафут.
Торопливо поднимаясь над горизонтом, солнце вызолотило небо, а лениво плещущемуся морю придало медный оттенок. Лёгкий бриз был весьма кстати в душном влажном воздухе. Палубные доски ещё не высохли после ночного дождя, и в утренних лучах казалось, что по палубе разлили расплавленную бронзу.
Рисунок 2 Рассвет в Белизе
Анри любил утро. Ещё будучи мальчишкой, он вставал с рассветом, чтобы проводить в море деда. Старик Верн привил своему внуку любовь и уважение к морю, научил понимать и не бояться его. «Наша кровь солёная, потому что в ней есть море», — любил повторять дед. Старый моряк считал эту водную стихию огромным живым существом и верил, что тот, кого она полюбит, сможет всегда с ней договориться — утихомирить шторм или же призвать ветер в полный штиль. И Анри верил деду. Верил до тех пор, пока море однажды не забрало старика. А до этого было не одно утро, когда, придя на берег, они вскидывали руки вверх, приветствуя море и солнце. После этого дед выталкивал свою баланселлу в воду и уплывал. Анри же ещё долго стоял на берегу, всматриваясь вдаль на постепенно исчезавший парус. Утренний воздух был прохладен, и чтобы согреться, мальчик размахивал руками и приседал. Постепенно это стало обычным утренним ритуалом, который не только согревал, но и придавал немалый заряд бодрости.
Детство давно кончилось, но привычка осталась. Не изменил ей Анри и сегодня. Он вышел на палубу, повернулся к выплывавшему из моря солнцу и приветственно поднял руки. Прошептав благодарственную молитву, перешёл к активной части, чтобы размять натруженные недавним боем мышцы.
Члены команды вначале посмеивались над причудой Анри, но постепенно привыкли. Кое-кто даже, полагая, что именно этот странный утренний ритуал и делает Эль Альмиранте неуязвимым, присоединился к этой гимнастике. Вот и сейчас на полуют подтянулись свободные от вахты офицеры и, весело переговариваясь, заряжались энергией, силой и бодростью с помощью нехитрых упражнений, а на шкафуте размахивали руками и приседали солдаты и часть матросов…
А впереди, на расстоянии двух кабельтов[19], просыпался Белиз. Немногочисленные каменные постройки, видимые за частоколом, отделявшим город от побережья, казались золостыми в лучах восходящего солнца. В порту и примыкавшим к нему улочкам копошилась, суетясь и шумя, многолюдная толпа. К берегу причаливали рыбаки с ночным уловом. Из трактиров и борделей, расположенных неподалёку от порта, выходили загулявшие моряки и высматривавшие новых клиентов шлюхи. Многочисленные носильщики тарахтели тележками по деревянной мостовой или же, покрикивая и расталкивая прохожих, несли на спинах тяжёлые тюки. В распахнутые ворота было видно, как чиновники со свитой секретарей и члены городского совета стекаются на Пласа де Монтехо — главную городскую площадь, названную в честь завоевателя и первого генерал-капитана Юкатана Франсиско де Монтехо-и-Альвареса, чтобы исчезнуть в здании кабильдо[20]. Уже открылись лавки на Торговой площади, и степенные сеньоры в сопровождении служанок начинали рассматривать товары, только что выложенные торговцами. В общем, просыпавшийся город жил своей обычной будничной жизнью, радуясь новому мирному дню.
----------
[17] Бархоут — усиленный ряд наружной обшивки корпуса судна над ватерлинией.
[18] В эту вахту два сдвоенных удара – четыре склянки — соответствуют 6 часам утра.
[19] Кабельтов — (в переводе с нидерландского — «буксирный канат») — трос для швартовов и буксиров, а также архаичная морская единица для измерения коротких расстояний или глубины. Различают несколько видов кабельтовых. В данном случае речь идёт об испанском, который был равен 120 испанским саженям или 200,628 метров.
[20] Кабильдо (в переводе с исп. – совет) — так называлось здание, где заседал совет (у нас известно как нем. Rathaus — Ратуша). Кабильдо также муниципальные органы власти, выбираемые жителями на ежегодных голосованиях. Кабильдо ведали местным благоустройством, городскими финансами, разбором уголовных и гражданских дел. Их деятельность контролировалась колониальной администрацией, назначенной королём.
Отредактировано Agnes (01-07-2020 22:50:21)
Он вышел на палубу натруженные недавним боем мышцы.
Мне кажется, что здесь пропущено какое-то слово или слова? Возможно: "размять"?
Agnes написал(а):
Он вышел на палубу натруженные недавним боем мышцы.
Мне кажется, что здесь пропущено какое-то слово или слова? Возможно: "размять"?
Ой, спасибо большое, что заметили! Уже поздно ночью, когда копировала текст сюда, стала опять перечитывать и, как всегда, править. Видимо, спросонья часть предложения удалила. Сейчас исправлю!
Бакштаг – попутный ветер
1. Техническая придирка: приведена формулировка из Брокгауза, но большинство других словарей, в т.ч."спец.морские", называют так не ветер, а курс относительно ветра (https://znachenie-slova.ru/бакштаг). И это определение более корректное. Смотрите: когда мы меняем направление движения (при неизменном ветре), состояние "бакштаг" рано или поздно сменится на другое. Сначала галфвинд, а потом и бейдевинд. КМК, лучше исправить.
Картинка "своя" что-то не вставляется, зараза такая; даю ссылку (https://ph0.qna.center/storage/photos/han/1571170.jpg) на "вторую попавшуюся". 
------------------------
2. Русский язык у Вас по-прежнему весьма недурён. С учетом долгих лет "плавания" в чешском — так просто даже заоблачно хорош. Неизбежные шероховатости так или иначе отшлифуются.
------------------------
ЗЫ. У нас тут сегодня День медработника. С праздником!
1. Техническая придирка:
Посыпаю голову пеплом и бегу исправлять. Спасибо! Я, кстати, про сноски как-то забыла и не перечитывала их.
2. Русский язык у Вас по-прежнему весьма недурён. С учетом долгих лет "плавания" в чешском — так просто даже заоблачно хорош. Неизбежные шероховатости так или иначе отшлифуются.
Спасибо! 
Но, видимо, Вы меня перехваливаете -- я уже, наверное, в сотый раз текст шлифую, а он всё шероховатый.
У нас тут сегодня День медработника. С праздником!
Спасибо! Хоть это давно очень было, но всё равно приятно!
Глава 2 Бригадьер
Вернувшись в каюту, Анри приказал слугам подавать завтрак на пять персон, пребывая в полной уверенности, что обязательно будут гости. И не ошибся. Не успел он надеть камзол, как солдат доложил о прибытии бригадьера[1] Фернандеса. Выйдя в ратс-камеру[2], Анри некоторое время наблюдал за тем, как Рафаэль и Игнасио, покрыв стол расшитой золотыми узорами атласной синей скатертью, принялись расставлять тарелки. Скрип открываемой двери заставил его обернуться. В ратс-камеру протискивался средних лет великан в пообтёртом камзоле. «Опять Фернандо деньги на шлюх истратил!», — нахмурился Анри, но упрёк не успел слететь с его уст — бригадьер с радостным приветствием сжал его в своих объятьях.
… В далёком ноябре 1652 года идальго Франсиско Фернандес де Кордова, из-за буйного нрава, непокорного характера и ущемлённого самолюбия, лишился должности капитан-лейтенанта на военном галеоне флота Его Католического Величества короля Испании Филиппа IV. Избежавший трибунала лишь благодаря благородному имени отца, он был высажен на пустынный южный берег Кубы между реками Сан-Хуан и Сардинеро. Там Анри и нашёл его, бредущего из последних сил по побережью: измождённого, с воспалённой от солнечного ожога и комариных укусов кожей, в грязной изорванной одежде, но не сломленного. Тогда великан, не зная с кем имеет дело, скрыл от своего спасителя настоящее имя, выдав себя за выжившего в кораблекрушении наёмника Фернандо. Когда же, спустя время, открылось истинное происхождение нового члена команды, для тех, кого идальго удостоил своей дружбой, он предпочёл остаться просто Фернандо. В 1654 году из-за скандальной женитьбы на представительнице древнейшей профессии, отец лишил его наследства и возможности однажды стать IV графом Алькаудете. Тогда же для идальго Фернандеса закрылись двери домов местной знати, переставшей считать его «благородным сеньором». Возможно, это задело идальго Франциско Фернандеса де Кордова, но не Фернандо. Известный всему Белизу как опытный капитан, отличный командир, отважный воин, верный товарищ, хороший собеседник, трактирный задира и, не смотря на женитьбу, любитель и любимец прекрасного пола, он продолжил покорять женские сердца своей незаурядной внешностью, неиссякаемой жизнерадостностью и невиданной щедростью. И вот сейчас Фернандо, прививший Анри любовь к шахматам и научивший его верховой езде и виртуозному владению шпагой, не просто друг, но с января 1658 года бригадьер Птичьей армады.
Победоносная армада в тот зимний день крейсировала у берегов Кубы и натолкнулась на англичан, направлявшихся к Сантьяго-де-Куба. Завязался бой. По его завершению Анри получил не только семидесятишестипушечный «Лондон» вместе с коммодором Джоном Германом, но и два фрегата. Именно тогда и зародилась у Эль Альмиранте идея поделить корабли на две армады. Английский флагман, отремонтированный и переименованный в «Альбатрос», положил начало Птичьей армаде. Попали в неё и призовые фрегаты, после ремонта получившие имена «Сокол» и «Беркут». Для усиления из Победоносной армады были переведены один из галеонов, переименованный по такому случаю в «Сапсана» и, ставший уже легендарным, бриг «Чайка» ...
Вслед за Фернандо в ратс-камеру один за другим вошли капитан Энрике, капитан-лейтенант дон Себастьян и корабельный доктор – сеньор Антонио. Все трое скромно устроились в стороне, дав Эль Альмиранте время пообщаться с сеньором бригадьером.
— Давно вернулся в Белиз? — спросил Анри, высвободившись из железных объятий друга.
— Пару дней назад. Торговец не солгал, я действительно нашёл лагерь приватиров[3].
— И насколько успешным был твой поход? – лицо Анри оставалось спокойным, почти равнодушным, но в голосе проскальзывали явные нотки любопытства.
— Весьма, — заулыбался бригадьер. — Думаю, не скоро кому-либо захочется снова там благоустраиваться.
— Потери есть? – озаботился Анри.
— Ну, если не считать того, что Хуан-Мануэль умудрился «Сокол» на мель посадить, то нет, — Фернандо развёл огромные руки, как бы показывая степень своего разочарования капитаном Хименесом.
«Да-а, не хотел бы я оказаться на месте Хуан-Мануэля, когда до него добрался взбешённый бригадьер!», — Анри так ярко представил себе эту картину, что невольно нахмурился. Похоже, великан уловил ход мыслей Эль Альмиранте – уж очень хорошо они успели узнать друг друга за время, проведённое на «Чайке»:
— Да жив он, жив! — Фернандо пару раз взмахнул руками, будто пытался развеять возникшее у Анри видение. — Я, когда увидел, как «Сокол» прямо на мель несёт, думал – убью мерзавца, вот только до него доберусь! Но тогда не до Хименеса было – спешил десант высадить, чтобы эти английские собаки опомниться не успели. Потом их корабли на абордаж брали. Ну, а когда фрегат с мели сняли, и я убедился, что он домой дойдёт – остыл уже. Так что обошлось без рукоприкладства, но до возвращения в Белиз он у меня всю дорогу на «Альбатросе» гальюн[4] драил! — великан махнул рукой, словно хотел отогнать от себя дальнейшие расспросы, как назойливых мух.
— А кто же «Соколом» командовал? – поинтересовался Анри.
— Как кто? Герт ван Лон, — Фернандо обиженно пожал плечами, словно стряхнул с себя вопрос. — У меня что, мало достойных мастеров[5]?
— «Альбатрос» без капитана оставил, — по лицу Анри пробежало едва заметное недовольство. — Ты, стало быть, сам его вёл?
— Сам, – лицо великана расплылось в самодовольной улыбке. — Давно вахты не стоял вот и решил тряхнуть стариной.
— Значит, «Сокол» сейчас без капитана? – по лицу Анри пробежала тень недовольства.
— Отчего бы это? — искренне удивился Фернандо. – Ничего с Хименесом не случилось. Пока фрегат в доке, он просиживает штаны в трактире. Я его вчера видел у Сандро. Надутый, как индюк, но уже отмылся.
— И не ушёл после такой экзекуции? С его-то спесью? – брови Анри приподнялись, выражая крайнюю степень удивления.
— Ну, был спесивый, а теперь уже не будет, – Фернандо резко взмахнул рукой, как отрезал. — Да и куда бы он пошёл? Он ведь женился не так давно и дом в Белизе купил.
— А как он объяснил свою оплошность? Ты же, полагаю, учинил допрос? — Анри снова нахмурился.
— Учинил. Говорит, что хотел незаметно ближе подойти и объявил на корабле тишину, вот и не успел среагировать, потому как ему про мель слишком поздно доложили.
— Гнать его надо из капитанов за такое! – Анри сказал это тихо, но в его голосе угадывалось недовольство.
— Зря ты так. На Хименеса грех жаловаться. К тому же право самому капитанов и мастеров набирать ты мне дал? – повысил голос бригадьер.
— Дал, — Анри пристально посмотрел на друга.
— Ну, тогда оставь решение за мной! – бригадьер снова рубанул рукой воздух.
Некоторое время друзья молча смотрели в глаза друг другу, затем Анри примирительно кивнул:
— Ладно, будь по-твоему. Но если Хуан-Мануэл опять «Сокол» на мель посадит – все расходы оплатишь ты. А сейчас скажи лучше, с чем вернулся.
— Тридцать семь человек пленных, две их посудины – барк и бриг, несколько рулонов льняной ткани и почти пять десятков бочек отличного португальского. Когда мы добрались до острова, эти злодеи успели опустошить пару бочек. — Фернандо саркастически усмехнулся. — Похоже, они не очень соблюдают договор со своим покровителем. Всё уже на твоём складе, альмиранте. Пленных и призовые корабли передал губернатору. Пару приватиров вчера повесили, остальных, скорее всего, в кандалы, и на какую-нибудь асьенду[6] отправят. Ну, а за корабли губернатор обещал рассчитаться с тобой лично. Кстати, он очень интересовался, куда ты отправился и когда вернёшься, – Фернандо хмыкнул: – ты же собираешься его посетить?
— Собираюсь. У меня для него есть ещё подарки. Больше сотни.
— Кто бы сомневался! — довольно пророкотал бригадьер. От его голоса зазвенели изящные узкие кубки из венецианского стекла. Он ухватил Анри за локоть и потянул в сторону накрытого стола.
— Я с удовольствием послушаю твой лаконичный рассказ и красочные уточнения Энрике, – кивок в сторону капитана, — но сейчас я жутко хочу есть! Когда мне доложили, что «Победоносец» уже стоит на рейде, я сразу же рванул сюда, не успев позавтракать.
У стола Фернандо, наконец-то, отпустил Анри и, дождавшись, когда тот занял своё место, уселся по левую руку от него.
---------
[1] Бригадьер (исп. аналог англ. Коммодор) — звание, позволявшее командовать группой кораблей.
[2] Ратс-камера – помещение для обеда, совместного отдыха или офицерских собраний на корабле. С середины XVIII века стала называться кают-компанией.
[3] Приватир — англ. название частного лица, получившего от государства лицензию (грамоту, патент, свидетельство, поручение) на захват и уничтожение судов или поселений неприятельских и нейтральных стран в обмен на обещание делиться добычей. Патент давал его обладателю шанс получить статус военнопленного. Тогда он мог избежать немедленной расправы и надеяться на освобождение за выкуп. Пиратов, не имеющих лицензии, обычно казнили сразу.
[4] Гальюн — свес в носу парусного судна. Традиционно на этом свесе (между княвдигетом и бортами корабля) устанавливались отхожие места для экипажа, поэтому туалеты на кораблях до сих пор называют гальюнами.
[5] В испанском военном флоте практически до XVIII века кораблём командовал капитан, который обязательно должен был быть дворянином. Он отвечал за ведение боя, кораблём же управлял мастер, отвечающий практически за всё остальное. На должность мастера назначались опытные мореходы из простолюдинов. В английском флоте в описываемое время капитанами назначались люди, хорошо знакомые с судовождением и ведением морского боя, независимо от своего происхождения. Нередко это были бывшие пираты и приватиры. В голландском флоте эти функции совмещал в себе шкипер, который на военных кораблях назывался капитаном.
[6] Асьенда (исп. hacienda — имение, поместье) — крупное частное поместье, пожалованное или проданное в собственность отдельным владельцам.
| Повелитель моря | Хиты Конкурса соискателей | 07-10-2018 |
| Полумесяц над морем | Архив Конкурса соискателей | 13-09-2012 |
| Что будет, если... | Конкурс соискателей | 01-10-2023 |
| Иная сила. | Произведения Михаила Буракова | 06-12-2010 |
| Несносная Херктерент. | Произведения Владимира Чистякова | 31-01-2011 |
Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Повелитель моря - 2
|
|