Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Повелитель моря - 2


Повелитель моря - 2

Сообщений 701 страница 710 из 1342

701

Глава 19 (окончание)

После литургии события начали стремительно развиваться. Ошарашенная не менее Анри вначале откровенным признанием дочери губернатора, а затем присягой дона Себастьяна, Агата забыла про сон.

Краешком сознания наблюдая за ужином в доме Фернандо и испытывая лёгкое опьянение от выпитого «сотельником» алкоголя, она наслаждалась вкусом ранее неведомых блюд и размышляла над мотивами, побудившими гранда принести плебею, по сути, вассальскую присягу. Мотивы Исабель тоже были не очень понятны — чтобы там ни говорила губернаторская дочь, но Агате не очень верилось в её желание стать женой пусть даже богатого и красивого, но простолюдина.

Ещё менее она верила словам Себастьяна. «Зачем ему это нужно?» — не переставала задаваться вопросом Агата. В отличие от Анри, поверившего в искренность клятвы, она, наученная современной жизнью, верила в бескорыстие так же, как и в инопланетян — и то, и другое наверняка существует, но где-то очень далеко.

Когда зазвенел будильник Ярослава, Агата слушала звуки пятиструнных испанских гитар и смаковала необычный пирог. В полной уверенности, что в Белизе уже ничего интересного не произойдёт, отправилась готовить завтрак. Но без сюрпризов не обошлось: губернатор срочно вызвал к себе Анри. Пропустить такое и лечь спать хотя бы на пару часов перед работой? Вот ещё! И Агата погрузилась в разговоры Анри с губернатором, рассеяно помешивая остывший кофе и невпопад отвечая на вопросы дочери и мужа.

Стоило Анри заявить о своём намерении отправится в поход против индейцев, Агата поняла, что она не может позволить себе упустить возможность увидеть настоящих майя. К тому же в голове пульсировала мысль о том, что на этом походе может закончится её путешествие в прошлое. Так же, как и друг Анри — Фернандо, она была уверена, что индейцы, напавшие на какое-то поместье, вряд ли дадут испанцу время высказать желание урегулировать ситуацию без насилия.

Недолго думая, Агата решила действовать. Первым делом надо было отменить пациентов, чтобы не только успеть хоть немного отдохнуть, но и поразмышлять над тем, чем она могла бы быть полезна Анри в походе. Как бы ни было тяжело жить двойной жизнью — за себя и «за того парня», она уже успела привязаться к этому симпатичному и близкому ей по обострённому чувству справедливости, мужчине. Его гибель теперь уже была бы не просто смерть героя приключенческого фильма, а потеря близкого человека. К тому же — кто знает, как это отразилось бы на ней?..

Выпроводив дочь в институт, а мужа на работу, Агата наставила будильник на полдень и отправилась спать.

Когда «Одинокий пастух» Джеймса Ласта вырвал её из объятий Морфея, она позвонила в поликлинику. Взволнованным голосом попросила медсестру перезаписать пациентов на иные дни, потому что не может выйти на работу по уважительной причине: дома лопнула труба, надо ликвидировать потоп и ждать аварийку.

Укорив себя за ложь, тут же нашла оправдание в том, что испанец, ставший её подопечным не зная того, находится в смертельной опасности, тогда как чехи просто запутались в самих себе. Вооружившись планшетом, поставила на журнальный столик термос с чаем и коробку с печеньем, залезла с ногами на диван, устроилась поудобнее и отправилась по каменной дороге среди юкатанских джунглей, впервые в жизни получая впечатления от верховой езды.

***

Время в обеих реальностях летело быстро.

Когда с работы вернулся Ярослав, Агата, впечатлённая встречей с индейцами майя, с затаённой тревогой вместе с Анри приближалась к поместью «Красивая излучина».

Готовя ужин, она прислушивалась к разговору мужа с дочерью менее внимательно, чем к беседе Анри с его солдатами.

Ярослав опять ушёл в спальню один, обиженный на жену за невнимание и отказ рассказать о проблемах, не дающих ей спать. Пока он, обеспокоенный поведением Агаты, засыпал в расстроенных чувствах, Анри, доверившись индейцу, скакал под сенью огромных серебристых деревьев к месту встречи с вождём майя.

Прибытия к месту назначения Агата всё же не дождалась. Съедаемая тревогой за человека, волею каких-то неизвестных сил ставшего ей близким, она, валилась с ног от усталости и вынуждена была отправиться в постель.

Поздним субботним утром Агату из глубокого сна вызволил аромат свежесваренного кофе, заботливо поданного Ярославом в постель. Тело ломило от усталости, лицо зудело. Мысль о том, что не придётся стоять у плиты, порадовала не меньше завтрака. Она села и одарила мужа благодарной улыбкой. Та получилась слишком вымученной и Ярослав, ещё раз утвердившись в том, что у Агаты возникли серьёзные проблемы на работе, искренне желая помочь, настойчиво требовал рассказать ему всё. Считая враньё убийцей семейных отношений, Агата, тем не менее, не решилась поведать о том, что с ней происходит. Вспомнив слова Анри что сокрытие правды не есть ложь, объяснила мужу свою усталость и рассеянность мыслями о небывало тяжёлом случае, упустив уточнение, что этот случай — она сама.

Анри крепко спал и Агата, наслаждаясь гренками и сладким чёрным кофе, стала просматривать его воспоминания, желая узнать, много ли интересного пропустила. Эпизод с ядовитыми яблоками напомнил «Анчар» Пушкина и вызвал необходимость снова почитать про возможные опасности тропических лесов. Допив кофе, Агата пообещала мужу беречь себя и больше отдыхать, снова уснула.

К обеду ситуация в Белизе достигла пика напряжённости — Анри отправился один навстречу неизвестности. Весь день, пока он возводил себе укрытие из бамбука, Агата лихорадочно искала в сети сведения о опасной флоре и фауне Юкатана.

И в эту ночь Ярослав, терзаемый бессилием помочь, грустно чмокнул жену в щёку и ушёл в спальню сам. Агата же, напившись крепкого чая, села на своё любимое медитативное место и стала ждать появление касика…

Как только украшенная перьями фигура вышла из джунглей и приблизилась к костру, Агата испытала некое разочарование: разница между увиденным «там» и «тут», в картинках и роликах с ютуба, была невелика. Да и надежда увидеть величественные пирамиды не оправдалась. Однако разговор Анри с индейцем оказался интересным. К моменту, когда был заключён договор, уже светало. Пока Анри купался под тропическим ливнем и ужинал обезьяньим мясом, Агата допила пятую чашку кофе. Рассудив, что жизни Анри, по крайней мере от индейцев, ничего не угрожает, она отправилась на кухню и сосредоточилась на приготовлении оладушек для воскресного завтрака.

Пока семья за столом делилась новостями, обсуждала проблемы изменения климата и вырубку тропических лесов, Анри уснул.

Пользуясь моментом, Агата сослалась на головную боль и удалилась в спальню. Устроившись поудобнее, принялась внушать «сотельнику» то, что успела узнать о опасностях тропиков.

«Странно, что я никогда раньше не задумывалась, сколько всякой гадости живёт в джунглях», — подивилась она, сосредотачиваясь на новом образе. «Хотя, чего странного-то? Я же в джунглях никогда не была и не собиралась. А теперь меня туда уж точно никто не заманит!» — от мыслеобразов ядовитых пауков и змей Агату передёрнуло. Передавая подобным образом информацию о болезнях, разносимых кровососущими насекомыми, она вздрогнула, вспомнив, как зудело и её лицо от искусавших Анри москитов. Пришла мысль что надо на следующий раз подготовить антигистаминное и обезболивающее, но её вытеснила другая: «Если у меня так зудят укусы, полученные не мною, и болят мышцы, хотя не я рубила бамбук саблей, интересно, что будет со мной, если Анри ранят или убьют?»

Сонливость как рукой сняло.

Агата задумалась. Логика подсказывала, что все ощущения дискомфорта, которые испытывал Анри, проявляются у неё лишь эмпатически. Следовательно, если она примет таблетку ксизала, чтобы унять зуд, это поможет ей лишь потому, что она знает действие препарата. Анри же, скорее всего, облегчения не почувствует. Та же логика подсказывала, что в случае смерти испанца она испытает его боль и страх, но двойная жизнь, с наибольшей правдоподобностью, прекратится.

Придя к такому выводу, Агата поняла, что уже не хочет этого.

И не только потому, что для неё закрылся бы новый мир, который она только начала познавать. Но и потому, что не желала смерти Анри — он стал ей очень симпатичен. Она чувствовала его порядочность и честность. И, хоть и видела его без колебаний топил корабли пиратов и знала, что в бою он будет безжалостно кромсать врагов, ощущала душевную чистоту и доброту «сотельника». Его убеждение, что только бог, даровавший жизнь, имеет право забрать её — импонировало Агате, хотя и было продиктовано сильной религиозностью Анри.

«Ну ладно, про пауков и змей я его предупредила, хотя, вероятно, это сделает и старый индеец», — вернулась Агата к своей «работе». «Вот уж, кстати, подарок небес! Надо же, как он вовремя появился – прям как специально его кто-то навёл на нас! Да, кстати, надо ещё намекнуть Анри, когда проснётся, что если баночку с мазью Хуан взял у колдуна для него, то неплохо было бы чтобы она у него и осталась. Мало ли где ещё может пригодиться. Некоторые вирусы, переносимые москитами и комарами, даже сегодня не умеют лечить. И, похоже, что если индейцы правильно поставили диагноз заболевшей женщине, то это как раз тот случай», — Агата вздохнула, вспоминая то, что недавно читала про болезнь, которую испанцы называли «чёрной рвотой», а сейчас известную как жёлтая лихорадка. Не зря её сравнивали с чумой — она опустошала целые города в Карибском бассейне, пока в конце XIX века один кубинский врач не выяснил, что это заболевание переносят комары. Но только в XX веке началась борьба с ними. «Кстати, надо бы заодно заставить Анри заняться поисками хинного дерева для профилактики малярии, а то ведь и её можно от комаров подхватить. Да, чуть про клещей не забыла! Они тоже столько гадости разносят — жуть! И сейчас от них люди умирают, а тогда так и говорить нечего! Хорошо ещё, что испанцы и в такую жару не отказываются от своей привычной одежды. Она почти не оставляет клещам лазеек», — Агата устало провела рукой по лицу: «Так, а что же всё-таки придумать, чтобы отправить Анри на поиски хинного дерева в Южную Америку? Он же собирается на Ямайку», — поскольку идеи не приходили, Агата решила вернуться к этому вопросу позже. «Ну что же, что могла — я сделала. Теперь осталось лишь надеяться, что он всему тому, что ему сейчас снилось, поверил. А я, на всякий случай, в его следующую ночь сеанс продублирую», — и с чувством выполненного долга, Агата спокойно уснула

+2

702

Глава 20 Бунт

Анри спал сном праведника — крепко и спокойно. После каких-то хаотичных картин всяких ядовитых тварей, он увидел море — ласковое, игривое, залитое солнцем. Вот только почему-то смотрел он на него не со шканцев «Победоносца», а с балкона губернаторского дворца. Рядом стояла улыбавшаяся контесса Исабель, а на её руке сидел большой красный попугай с длинным синим хвостом. Сеньорита Исабель подняла свободную руку и нежно погладила Анри по щеке. Её красивые, манящие губы были так близко, что он невольно поддался искушению и потянулся к контессе. Неожиданно со стороны дверей послышался шорох, а на лицо девушки пала тень. Радостное выражение контессы сменилось недоумением. Она повернулась на шум. Анри проследил за ней взглядом и в дверях увидел леди Энн Хэмптон. Дочь английского генерал-губернатора, которая уже долго будоражила его мысли, медленно двигалась к нему, протягивая руки и шурша белым платьем. Вдруг попугай на руке контессы Исабель захлопал крыльями, пронзительно закричал и полетел к леди Энн. Лицо любимой исказила страшная гримаса. Анри попытался ухватить попугая за ярко-синий хвост, но тот вырвался и продолжил угрожающе надвигаться на леди Энн. Тогда Анри привычным движением руки нащупал рукоять заткнутой за спину даги, рванулся к англичанке на помощь и…

Проснулся.

Ласковое утреннее солнце дотянулось до его лица, нежно касаясь щеки. Где-то далеко в лесу перекрикивались обезьяны, а небольшое облако комаров уже кружило над лицом, не решаясь, однако, испробовать его на вкус. «Надо бы заполучить у Хуана это его вонючее снадобье», — пришла в голову первая связная мысль, окончательно вернув его из мира грёз.

Вспомнив, что старик ушёл в ночь, Анри поднялся и сразу же увидел Хуана. Тот сидел на корточках перед костром. Рядом с ним лежали длинные бамбуковые стволы, а напротив сушились шёлковая рубашка и колет, растянутые на воткнутых в землю палках. Увидев, что испанец проснулся, старик показал рукой на бамбук:

— Я принёс воду, сеньор!

Анри подошёл и присел рядом:

— Твоё снадобье принесло мне облегчение. Я бы хотел купить его.

Старый охотник, сушивший свою маштлатль на вытянутых к огню руках, зацокал языком:

— Я брал его для тебя, сеньор. Оно твоё, — и, откинув дымившуюся ткань, вытащил из поясной сумки глиняный горшочек и подал Анри.

Эль Альмиранте потянулся за мешком и бережно уложил чудесное средство. Подчинившись порыву благодарности, вытащил баночку с солью и предложил Хуану:

— Вот, возьми. Мне кажется, для тебя это значит намного больше, чем для меня.

Удивлённый такой невиданной щедростью, старик опустил маштлатль и с благоговением взял подарок обеими руками.

— Когда я найду женщин, наш договор потеряет силу, — наблюдая, как осторожно Старый Змей укладывает драгоценный подарок в сумку, произнёс Анри.

Старик кивнул.

— Ты уже решил, куда пойдёшь — к майя или ица? — Анри изучающе посмотрел на индейца.

— Нет, сеньор. Духи моих предков пока не навели меня на новый путь, — майя приподнял маштлатль и снова подставил её огню.

— Может, это потому, что тебе незачем уходить? — испытующий взгляд испанца упёрся в насторожившегося индейца. — Ты заслужил моё уважение, Старый Змей, и я хочу предложить тебе работу.

— Нет, сеньор. Я благодарен тебе, но, когда ты найдёшь своих женщин, я уйду, — решительно произнёс Хуан и поднялся. — Надо возвращаться. Нас ждёт ещё далёкий путь.

— Ты знаешь, где миссия, в которую повезут испанок? — Анри тоже встал.

— Нет, сеньор. Но я помогу тебе найти правильный путь в любом направлении, которое ты укажешь.

— Ну что же, тогда для начала вернёмся в Белиз. Собирайся.

— Да, сеньор, но прежде мы должны наполнить твой деревянный сосуд водой, — с этими словами Хуан поднял один из бамбуковых стволов и крепко ухватил его: — Прошу тебя, сеньор, руби здесь.

Анри вытащил из земли саблю и с размаху ударил клинком по указанному месту. Свиснув, сталь прошла сквозь ствол, почти не встретив сопротивления.

Откинув отрубленное, индеец наклонил оставшуюся часть ствола над анкерком и в бочонок потекла прозрачная желтоватая жидкость.

Не прошло и часа, как анкерок был заполнен, вещи собраны, а Анри с державшимся за стремя Хуаном огибал мыс леса, разделивший долину.

В лагере царило ленивое спокойствие. Однако часовые бдели:

— Эль Альмиранте вернулся! — понеслось над прогалиной, распугивая птиц.

Возле укрытия Анри поджидали дон Себастьян, Антонио и теньенте Контрерас.

— Рад вас видеть живого и во здравии, альмиранте, —приветствовал его аристократ. — Надеюсь, вы принесли нам приятные вести.

Анри кивнул:

— Так и есть, команданте. Поднимайте людей, мы идём домой.

Теньенте Контрерас скривил губы язвительной ухмылкой:

— И что же приятного в этой новости? — И, убрав с лица гримасу, злобно добавил.  — Наше задание не выполнено!

Анри опустил взгляд и поинтересовался, стараясь сдержать раздражение:

— Ваша милость знает, где на реке Белиз находится старая миссия?

— Нет, — угрюмо бросил идальго Контрерас. — А вы что, желаете исповедаться?

— Я намереваюсь забрать оттуда сеньору Паулу и её служанок, — отчеканил Анри, не поднимая глаз.

— Женщины там? — тихий голос дона Себастьяна помешал теньенте снова проявить остроумие.

— Ещё нет, но будут через два дня. И, надеюсь, не только они. Касик пообещал выдать того, кто ответственный за убийства на асьенде. Кстати, доктор, — повернулся Анри к сеньору Антонио, — по словам касика одна из женщин больна чёрной рвотой.

Услышав это, доктор побледнел.

— Это очень опасно? — обеспокоился Анри.

— Очень, — сухо ответил тот и нахмурился. — Похоже, у нас тоже есть заболевший. Пока что я не уверен, если это действительно чёрная рвота. Признаки появились лишь вчера вечером и пока рано судить, но если мои опасения подтвердятся, то нам нельзя в город. Лишь один Господь знает, сколько из нас ещё заболеет, но, если мы принесём эту лихорадку в Белиз, он будет обречён!

Анри ещё никогда не видел Антонио таким удручённым.

— По-вашему, мы должны оставаться здесь и ждать смерти? — возмутился теньенте Контрерас.

Доктор Эрнандес опустил голову:

— У нас нет выбора, — с обречённым видом поднял глаза на Эль Альмиранте и мрачно добавил: — И это не все плохие новости, сеньор Анри. — и на мгновение замолк, словно готовился изречь приговор: — Ещё двое находятся при смерти — одного из наших пехотинцев укусила змея, а солдат губернатора наелся тех ядовитых яблок и так корчился в муках, что мне пришлось дать ему опиум.

Анри в отчаянии снял шляпу и кинул оземь.

— Где эти люди? — вдруг вмешался Хуан.

— Ты умеешь лечить? — недоверчиво проворчал сеньор Антонио.

— Нет, — невозмутимо ответил индеец, — но я могу сказать тебе, кто из этих двоих останется жить, сеньор.

— Хорошо, пойдём, — кивнул доктор Эрнандес и вдруг замер, уставившись на Эль Альмиранте: — Что у вас с лицом?

Анри недоумённо провёл по лицу рукой. Только после возгласа доктора заметил направленные на него удивлённые взгляды офицеров и непонимающе посмотрел на сеньора Антонио.

— Я сейчас, подождите, — бросил тот на бегу, скрываясь в укрытии.

Вернувшись, доктор протянул маленькое зеркальце. Анри всмотрелся в сияющую гладь — его загорелое лицо стало ещё более тёмным и приобрело красноватый оттенок.

— Кажется, я знаю, отчего майя такие краснокожие, — вернул зеркало, кивнул в сторону индейца и пояснил: — Это от мази, которую подарил мне Хуан.

— Какой ещё мази? — поинтересовался доктор.

— Мази, которая спасла меня от зуда и новых укусов летающих бестий. Если хотите, сеньоры, она и ваши лица сделает красными, но избавит от мучений, — и Анри стал отвязывать мешок.

Больше всех снадобьем заинтересовался сеньор Антонио. Получив в руки маленький сосуд, он неторопливо открыл его и понюхал. Резкий запах заставил доктора поморщится и чихнуть.

— Нанесите содержимое на лицо и разотрите, — посоветовал Анри.

Взяв на пальцы немного снадобья, доктор недоверчиво размял его и осмотрел, осторожно принюхиваясь.

— Вы позволите, альмиранте? — прервал раздумья сеньора Антонио дон Себастьян. Получив согласие, команданте протянул ладонь, и доктор с видимой неохотой вложил в неё сосуд.

— Не пугайтесь, когда почувствуете жжение. Оно уйдёт вместе с зудом, — предупредил Анри, вспомнив свои первые ощущения.

Аристократ кивнул и решительно покрыл лицо тягучим сильно пахнувшим средством.

Сеньор Антонио, получив снадобье обратно, более не раздумывая, последовал примеру дона Себастьяна. Закончив, закупорил сосуд и отдал Анри. Затем позвал индейца и направился в сторону большого навеса, вокруг которого за прошлый день появилось немало малых.

— Ваша милость не желает попользоваться? — Анри протянул теньенте Контрерасу кувшинчик, но тот лишь брезгливо поморщился и отправился вслед за доктором Энрандесем.

Оставшись наедине с доном Себастьяном, Анри увлёк его под навес поближе к костру и рассказал всё, что узнал от касика, не забыв упомянуть и о заключённом с майя договоре.

— Что вы намерены предпринять в сложившихся обстоятельствах, Анри? — задумчиво постукивая по эфесу шпаги, спросил аристократ.

— Нам нужно идти, — твёрдо произнёс Анри, чувствуя, как к нему возвращается уверенность. — И надо продумать, как мы понесём пострадавших - я не оставлю их тут умирать.

— С теми, что отравлены, я согласен, но как быть с опасениями доктора? Мы не смеем подвергнуть город риску эпидемии!

— А я и не собирался этого делать, — пожал плечами Анри. — Помните карту в кабинете сеньора Альвареса? На нашем пути, примерно в шести лигах от Белиза и пол лиги южнее дороги есть монастырь францисканцев. Я намерен доставить больных туда, а заодно и расспросить монахов о миссии на реке Белиз. Если же они не знают, где она, мы узнаем это в Белизе. К тому же, если под сенью святого Бонавентуры у нас появятся ещё больные, мы и их поручим опеке братьев. Разве может для них быть более пригодное место, чем святая обитель ордена, взявшего на себя обет заботиться о больных?

Подумав, Себастьян кивнул:

— Пожалуй, это самое мудрое решение, которое можно было найти. Осталось доставить больных к братьям-францисканцам.

Мужчины поднялись и направились к солдатам, сидевшим вокруг огня без привычных грубых солдатских шуток, сдобренных громким хохотом.

+2

703

Глава 20 (продолжение)

Разглядев индейца, резко выделявшегося среди одинаково одетых испанцев, Анри устремился к нему. Лейтенант Контрерас, заметив дона Себастьяна, оттолкнул доктора, что-то говорившего ему, и шагнув навстречу, гневно крикнул:

— Всё, с меня хватит! Я забираю своих людей и возвращаюсь в Белиз!

— Вы, идальго, кажется, забыли, что находитесь под моим командованием, — дон Себастьян не повысил голос, но лицо его мгновенно окаменело.

— Под вашим командованием мы тут все передохнем! — сорвался на фальцет теньенте, всё более возбуждаясь.

— Если вы немедленно не прекратите истерику, я прикажу арестовать вас, — прикрикнул на него дон Себастьян.

Не обращая внимания на слова команданте, идальго Контрерас повернулся к одному из своих пехотинцев:

— Кабо, командуйте нашим людям сбор! Мы уходим!

— Да, сеньор теньенте! — глухо ответил ветеран, кинул на Анри виноватый взгляд и махнул рукой в сторону одного из костров:

— Отряд, седлать лошадей! — затем кашлянул, собираясь с духом, и, не поднимая глаз на дворянина, несмело спросил: — А как быть с Масиасом, ваша милость? Ему совсем худо, он не то что в седло, он и на земле сесть не сможет!

Теньенте Контрерас уже повернулся спиной к Анри и дону Себастьяну, собираясь уйти, но вопрос кабо остановил его.

— Пусть об этом идиоте позаботится дон Себастьян со своим плебейским альмиранте! — презрительно бросил идальго и направился к одному из навесов.

Команданте потянулся за шпагой, но Анри остановил его, дёрнув за рукав и окрикнул идальго Контрераса:

— Стойте, теньенте! Если вы сделаете ещё шаг, мой стилет остановит вас навсегда.

Идальго замер и обернулся. Его лицо исказила кривая усмешка:

— Человек, побоявшийся проливать кровь, угрожает мне смертью?

Вместо ответа Анри неспешно опустил руку в голенище, нащупывая спрятанный там стилет. Солдаты, привлечённые спором командиров, стали медленно окружать их. Кое-кто потянулся за оружием.

Лицо идальго побледнело.

— Вы не посмеете, — прошипел он, — Вас за это повесят!

— За свои поступки я готов отвечать и перед законом, и перед Богом, ваша милость, —Анри перехватил тонкое лезвие стилета пальцами. — А вы готовы держать ответ перед Всевышним за свои деяния?

— Вы заплатите мне за это, я клянусь! — взвизгнул идальго Контрерас.

— Сначала будете расплачиваться вы, теньенте. За бунт, — дон Себастьян подошёл к идальго и протянул руку: — Вашу шпагу, сеньор Мигель! Вы арестованы за неповиновение и попытку дезертирства.

Идальго Контрерас скользнул взглядом по своим солдатам. Они застыли на местах и явно не горели желанием умереть за него. Теньенте, не скрывая бешенства, отстегнул шпагу и швырнул под ноги дону Себастьяну. Сразу же несколько пехотинцев в тёмно-синих колетах окружили его, а Педрито поднял шпагу и с почтением подал команданте.

— Свяжите его и оставьте под одним из навесов, — приказал дон Себастьян и осмотрелся. Заметив сархенто Пласу, скомандовал:

— Сезар, поднимай людей! Пусть собирают лагерь. Мы уходим!

— Да, сеньор команданте, — склонил голову старый вояка. Как только над прогалиной полетел его зычный голос, пробудивший притихшие джунгли, лагерь ожил.

Доктор Эрнандес хотел что-то возразить, но Анри положил ему руку на плечо:

— Чем вы так испугали теньенте, сеньор Антонио, что он резко изменил свои намерения и вместо того, чтобы отправиться на поиски деревни, решил сбежать в Белиз?

— У нас есть ещё один заболевший, — доктор указал рукой на недалёкий навес. — Я более чем уверен, что это чёрная рвота, — сеньор Антонио поднял на Анри глаза, полные отчаяния: Доставив больных в город, мы принесём ему смерть.

— Они исцелятся при надлежащем уходе? — тихо спросил Анри, убирая руку с плеча доктора. 

— Выживут — возможно, но вряд ли они вернутся к службе. Эта болезнь подрывает здоровье навсегда, — сухо ответил сеньор Антонио.

— А какие шансы у отравленного и укушенного? — повернулся к индейцу Анри.

Но вместо индейца снова ответил доктор:

— Наш краснокожий проводник уверил меня, что Лоренсо выживет, ибо змея, укусившая его, была ещё мала, но двигать рукой он сможет очень нескоро. Надеюсь, что Хуан прав, однако сейчас Лоренсо опять потерял сознание, и у него сильный жар. Так что, если вы не передумаете идти в город, в седле ему не удержаться, даже если он и придёт в себя. Что же касается отравившегося, то, по словам Хуана, сок яблок смерти разъел его внутренности и проник в кровь.  Но я и сам уже вижу, что беднягу ждёт неминуемая и жуткая смерть. Всё, что мы можем сделать для него — это избавить от мучений ударом милосердия.

Анри нахмурился и обратился к индейцу:

— Чем ты можешь подкрепить свою уверенность?

— У человека, которого укусила змея, две чёрные точки на синем пятне. Вот здесь, — майя показал пальцем место у самого запястья. — Это укус сурукуку. Эта змея может быть очень большой. Но та, что укусила твоего человека, ещё не выросла. У большой сурукуку большие зубы. От них был бы большой след. Если бы его укусила большая змея — он бы умер. От молодой сурукуку он будет долго болеть. Очень долго, но не умрёт. Другой человек ел маленькие яблоки смерти. Я не знаю, сколько, но я знаю, что их сок попал в его кровь. Его глаза уже плачут кровью, значит, жуткий огонь пылает в его внутренностях и растекается по жилам. Сок злого дерева медленно пожирает его изнутри. Он будет умирать в муках, истекая кровью из всех отверстий.

— Если всё так, как ты говоришь, почему же я не слышу его стенаний? Никто не снесёт такой боли молча, — недоверчиво покачал головой Анри.

— Я дал ему опиум. Этот бедолага выл от боли и извивался, как змея на углях! Он даже раскусил «утешитель[1]»! — вмешался доктор Эрнандес.

— Как долго ему осталось жить? — спросил дон Себастьян у майя.

— Думаю, он умрёт до заката. Или ночью. Но восход он уже не увидит. В этом я уверен.

Мужчины переглянулись.

— Должен ли я окончить его мучения, альмиранте? — тихо спросил команданте.

Анри задумался: «Взять на душу грех и ускорить кончину бедняги или дать ему умереть в муках, как задумал Господь? Если положиться на волю божью, то что лучше — ждать здесь ещё одного утра, подвергая опасности остальных, посылая их в поисках дров и еды в заполненные ядовитыми тварями джунгли? Или же немедля отправиться в путь, надеясь, что Господь за перенесённые страдания даст бедолаге возможность умереть под молитвы монахов?» ...

Анри посмотрел на дона Себастьяна:

— Не будем решать за Господа, кому и сколько суждено страдать, а кому нет, — и повернулся к доктору Эрнандесу:

— Сеньор Антонио, как велики ваши запасы опиума?

— Достаточно, чтобы держать этого страдальца в милосердном сне.

Анри снова взглянул на дона Себастьяна:

— Ну что же, команданте, Провидение тому солдату даёт шанс умереть под молитвы братьев. Так что не будем брать грех на свои души.

Дон Себастьян склонило голову:

— Да, альмиранте!

Ани повернулся к Хуану:

— Ты поможешь нам сделать носилки для больных?

— Если ты объяснишь мне, что это, сеньор — смиренно ответил майя.

Анри начертил стилетом на земле две прямые линии и соединил их зигзагом.

— Что вы задумали, сеньор Анри? —   доктор Эрнандес подошёл ближе. Вид его был мрачен.

— Я хочу уложить больных на носилки, прикрепив их к сёдлам мулов и ещё засветло достичь монастыря святого Бонавентуры. А вас, сеньор Антонио, я прошу в дороге следить за несчастными и вовремя умерять их боль. А пока соберите свои вещи. Надеюсь, мы покинем это место ещё до полудня.

Доктор Эрнандес сосредоточенно кивнул и перекрестился:

— Да поможет нам Всевышний! — поцеловал палец и пошёл в сторону укрытия.

Присутствовавшие, кроме Хуана, так же наложили на себя крестное знамение.

Анри повернулся к команданте:

— Да, дон Себастьян, надо предупредить людей, чтобы они тщательно осмотрели свои вещи и себя. В этих лесах полно всякой дряни, что едва заметна оку, но не менее опасна, чем эта таинственная сурукуку. И не забудьте проделать то же самое, — и, взглянув в спину удалившегося доктора, добавил: — А я пока пойду и скажу это сеньору Антонио.

Аристократ кивнул и подозвал к себе сархенто Пласа.

Над лагерем полетели команды и люди засуетились, стали стягивать одежды и помогать друг другу осматривать себя.

То и дело до Анри с разных мест долетали возгласы удивления или ругательства, свидетельствовавшие о том, что осмотр не был излишним.

После того, как сеньор Антонио и дон Себастьян с помощью Анри завершили с осмотром и в огонь полетели клещи, найденные на сапогах команданте и чулках доктора, дон Себастьян отвёл Эль Альмиранте в сторону от любопытных ушей:

— Анри, как ваш друг и подчинённый я не позволил себе спорить с вами прилюдно, но ваш поступок задел меня и потому я бы хотел знать: почему вы опять не позволили мне убить негодяя и очисть стадо от паршивой овцы?

— Поверьте мне, Себастьян: меньше всего на свете я бы хотел задеть вашу честь и достоинство. Именно поэтому я не допустил дуэли. Вы же не собирались просто так проткнуть его, верно?

Дон Себастьян кивнул:

— Верно. Я не убийца, что бьёт из подворотни. Если бы теньенте Контрерас отказался подчиниться, я вызвал бы его на дуэль, чтобы не провоцировать битву наших людей против людей губернатора.

— А разве такая причина имеет исключение в запрете дуэлей? — Анри встретил недовольный взгляд аристократа.

— Нет, — нахмурил брови дон Себастьян. — Но негодяи должны отвечать за свои поступки.

— А разве я не этого добивался?

Команданте отвёл глаза. Черты его лица смягчились:

— Убив идальго на дуэли, мне предстояло бы оправдываться перед королём. Но я уверен, мои веские аргументы способны смягчить Его Величество. А вот вас, Анри, после короткого суда просто повесили бы.

— Я знаю, Себастьян. Но я не мог допустить, чтобы перед судом, даже королевским, стояли вы. Я дал вам слово, что мои действия не кинут тень на вашу честь. Тем более что в инциденте есть моя вина — если бы меня тут не было, идальго Контрерас проглотил бы свой гонор и не позволил себе воспротивиться.

— А каково было бы мне, если я дал слово быть вашей защитой, но не смог бы спасти вас от гароты или виселицы? Вы же не вытащили стилет лишь для того, чтобы похвастать им? — дон Себастьян вернулся к своей привычной манере говорить, но в глазах его был укор.

— Если бы пришлось, я бы пустил его в дело, — кивнул Анри. — Но что-то подсказывало мне, что идальго не очень нравилась перспектива умереть не на дуэли, а от руки плебея. И мысль о том, что меня потом казнят, его явно не утешила. К тому же я боялся, что ваша дуэль сильно подорвёт дух отряда, который и так упал. Разве нам с вами нужны стычки между солдатами и дезертирство?

Себастьян понимающее кивнул:

— Вы опять доказали мне свою мудрость, Анри. Но прошу вас — в третий раз не останавливайте меня!

— Даю вам слово, Себастьян! — Анри склонил голову и положил руку на сердце.

Аристократ кивнул и дружески тронул плечо Эль Альмиранте:

— Идальго оскорблял не только меня, но и вас. Поскольку вы не дворянин, а я дал слово защищать вашу честь, как свою, у меня есть в два раза больше причин, вызвать идальго Контрераса на дуэль. Так что она неизбежна. Но обещаю вам, Анри, что не нарушу закон и потребую разрешение на поединок в суде. А пока, думаю, будет не лишним поручить нашим пехотинцам приглядывать за солдатами губернатора, — и пошёл в центр лагеря выискивать сархенто Сезара Пласа.

https://b.radikal.ru/b03/2008/b7/132a54ee9b71.jpg
Рисунок 9 Сурукуку (бушмейстер) - самая крупная змея из семейства гадюковых, длина ее тела достигает 4-х метров.

----------
[1] «Утешитель» — деревянная палочка, которую клали в рот раненым, чтобы они могли закусить её и не кричали от боли. Обычно использовалась во время ампутации.

+2

704

Глава 20 (окончание)

Солнце едва успело пройти половину пути от вершин деревьев до зенита, как больные уже лежали на носилках, прикреплённых между мулами.

Отряд выстроился в колон попарно. Солдат городского гарнизона рассредоточили между пехотинцами Анри. Во главе, по праву проводника, встал Хуан. За ним, задавая темп всем остальным, шли солдаты, ведущие мулов с носилками. Доктор пристроился к последнему из них, чтобы наблюдать за своими пациентами. Следом ехали Анри и дон Себастьян. За их спинами, время от времени осыпая проклятиями плебейское отродье, двигался идальго Мигель Контрерас и не спускавший с него глаз сархенто Сезар Пласа. Связанными руками теньенте держался за переднюю луку седла, а поводья его лошади висели на правой руке Сезара.

Тени заметно удлинились, когда неспешно двигавшаяся кавалькада вышла на хорошо знакомую каменную дорогу всего лишь в полусотне пасо от развилки, ведшей к асьенде.

Теньенте Контрерас, который последнюю сотню пасо угрюмо молчал, встрепенулся:

— Дон Себастьян, прикажите своему человеку развязать меня и верните мне мою шпагу, — его повелительный тон диссонансом вмешался в пение цикад.

Ответа не последовало. Команданте продолжил движение, даже не оглянувшись. Идальго Контрерас пришпорил коня, видимо желая приблизиться к дону Себастьяну, но недремлющий Сезар натянул поводья его жеребца:

— Не балуйте, ваша милость, а то скинет вас невзначай, а мне отвечай!

Оглянувшись, Анри увидел, как бессильная злоба перекосила лицо идальго.

Сплюнув и тихо выругавшись, сеньор Мигель, после непродолжительной борьбы с самим собой, вдруг сменил тон на примирительный и обратился к Анри:

— Сеньор торговец, предлагаю вам компромисс — я готов забыть ваши угрозы взамен на свободу и шпагу. Если бы мне сразу сказали, что вы не намерены оставаться в тех проклятых джунглях, конфликта бы не было. Как офицер, отвечающий за своих людей, я должен был увести их оттуда, чтобы не допустить новых потерь.

— Не я назначен губернатором командовать экспедицией и не я принимал решение о аресте вашей милости, — сухо произнёс Анри, не поворачивая головы.

— Не прикидывайтесь агнцем, сеньор торговец! — раздражённо воскликнул идальго. — Все знают, кто тут имеет власть. Но Белиз — не джунгли, закон будет на моей стороне! Или вы рассчитываете на благосклонность нашего губернатора? Неужели вы думаете, что в вопросах дворянской чести он займёт сторону плебея? К тому же в Мериде, например, могут найтись и более влиятельные люди, пожелавшие проверить ваши торговые лицензии!

— А ваша милость, стало быть, за освобождение из-под ареста готов подтвердить их подлинность перед этими влиятельными людьми? — с отрытым сарказмом спросил Анри, обернувшись, но не поднимая на теньенте глаз.

— Вашими стараниями я подвергаюсь унижению, но я готов простить вас и забыть о вас, и о ваших делишках.

— Ради ущемлённого самолюбия вашей милости я не буду умалять авторитет дона Себастьяна и в последний раз довожу до вашей милости, что не я командую отрядом и не мне решать в каком качестве ваша милость въедет в Белиз.

Идальго снова сплюнул и громко выругался.

— Да простит вас Господь, и да не услышит вас Пресвятая Дева! — раздался вдруг возмущённый голос из придорожных зарослей.

От неожиданности Анри остановил жеребца и повернулся на звук. Его спутники сделали то же самое.

Из кустов, словно большой серый гриб, вырос круглый клобук, потом показалась высокая худощавая фигура, одетая в тёмно-коричневую рясу, подпоясанную верёвкой. Вслед за первым из зарослей поднялись ещё двое монахов.

— Негоже истинному католику сотрясать воздух такими недостойными словами, брат мой! — обратился подошедший ближе францисканец.

— Простите, брат, — теньенте смиренно склонил голову и перекрестился связанными руками.

— Я вижу, на вас лежит не только вина сквернословия, сеньор! — печально произнёс священник и, не дожидаясь ответа, повернулся к дону Себастьяну: — Полагаю, ваш путь лежит в Белиз?

— Нет, брат, — дон Себастьян соскочил с коня и подошёл к монаху. — Мы направляемся к Святому Бонавентуре. А как вы оказались здесь, и куда направляет вас Господь?

— Похоже, нам сейчас по пути, брат мой. Мы возвращаемся в монастырь из недалёкой асьенды. Нам сообщили о нападении на её обитателей, и мы шли предать земле невинно убиенных, однако ни живых, ни мёртвых там не было. К счастью, брат Варфоломей нашёл свежие могилы, и мы провели над ними обряд поминовения. А что вас ведёт в нашу скромную обитель, сеньоры?

— Мы хотим поручить вашим заботам наших больных, — вступил в разговор Анри, спешившись. — А погибших на асьенде похоронили мои люди ещё в четверг. Они ждали вас, пока это было возможно, но…

— Увы, не мы распоряжаемся своим временем, а Господь. Он привёл нас туда вчера, и мы потратили немало времени в поисках тел. Благородство ваших людей, сеньор, достойно похвалы, но им не стоило торопиться с погребением. Католическая традиция предавать земле усопших на третий день должна быть соблюдена при любых условиях. Лишь на поле боя позволительно нарушать её, — назидательно, но мягко пожурил францисканец.

— Не сердитесь, брат. Они не хотели, чтобы тело сеньора Эухенио и его людей обглодали дикие звери. Надеюсь, души убиенных уже нашли упокоение и простили моих работников за самовольство, — Анри снял шляпу и, перекрестившись, покорно склонил голову.

— Господь милосерден, брат. Я помолюсь за тебя и твоих слуг, — монах смягчился и осенил Эль Альмиранте. — Нынче же, думаю, мы можем продолжить путь в обитель совместно. Не зря же Господь привёл сюда вас, когда, направляясь обратно в монастырь, мы присели для отдыха. А чем больны ваши солдаты, брат? —глянув в сторону носилок, поинтересовался францисканец.

— Наш доктор думает, что у них чёрная рвота, — ответил Анри.

Лица францисканцев вытянулись и даже под клобуками было заметно, как они побледнели. Тот, что беседовал с Эль Альмиранте, видимо, будучи старшим, повернулся к одному из стоявших рядом братьев и кивнул в сторону носилок. Выбранный монах поклонился и отправился осматривать больных.

Над кавалькадой повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь беззаботным треском цикад. Закончив осмотр, монах вернулся к пославшему его.

— Я видел лишь двоих с пожелтевшими глазами, брат Максимилиан, — сипло доложил он. — Что с остальными — не могу сказать. Я не заметил у них ни признаков чёрной рвоты, ни ранений.

— Что с ними? —брат Максимилиан обвёл глазами Анри и дона Себастьяна.

— Одного укусила змея, а другой отравлен ядовитыми плодами, — с готовностью пояснил аристократ.

Францисканец склонил голову, молитвенно сложил руки и на некоторое время затих. Затем перекрестился и, глядя на дона Себастьяна, произнёс с печалью и смирением:

— Вы приняли правильное решение, сеньоры, избрав для своих больных солдат сень нашего монастыря. Но не было бы благоразумней доставить их в госпиталь Белиза под попечительство лекарей? Чем мы, монахи, можем помочь им, кроме молитв?

От неожиданности ни Анри, ни подошедший доктор Эрнандес не нашлись, что ответить на такой завуалированный отказ. Дон Себастьян, увидев выражения их лиц, учтиво склонив перед францисканцем обнажённую голову и мягко, даже, как показалось Анри, ласково, заговорил:

— Что может быть более целительным для больного, чем молитва благочестивых братьев Ордена святого Франциска Ассизского, передавшего своим верным францисканцам не только завет заботиться о душах и телах паствы, но и умение исцелять искренней молитвой? Или я не прав, брат?

Монах снова опустил голову, но на этот раз чтобы скрыть эмоции.

— Вы правы, брат мой! Раз Господь надоумил вас отправиться под кров Святого Бонавентуры, значит, братья позаботятся о вас и ваших людях. Пойдём же, не будем терять время! — с этими словами брат Максимилиан махнул рукой монахам и все трое ушли вперёд, опираясь на посохи.

+2

705

Глава 21 Монастырь св. Бонавентуры

Несмотря на то, что вторую половину пути отряд продвигался по каменной дороге, она забрала больше времени, чем первая. Монахи шли медленно, делая привалы каждых пол лиги. Тем не менее, когда кавалькада входила во двор монастыря, солнце ещё не скрылось за лесом.

Братья, недолго посовещавшись, забрали куда-то больных и умирающего, распределили места для ночлега и пригласили гостей по заходу солнца разделить с ними скромную трапезу нищенствующего Ордена.

Лишь четверых гостей францисканцы уважили возможностью отдохнуть на постели и в уединении — дона Себастьяна, Анри, доктора Энрандеса и теньенте Контрераса. Идальго был удостоен не только отдельной кельей, но и караулом. Всем остальным пришлось спать на соломе в дормитории[1], подложив под головы сёдла.

До заката ещё оставалось немного времени, и Анри, устроившись и смыв с себя дорожную пыль, изъявил желание говорить с братом-гвардианом.[2]

В просьбе вежливо отказали под предлогом того, что брат Диего уединился для раздумий и молитв и что на вопросы постояльцев ответит после восхода. Делать было нечего и Анри решил пройтись. Длинный коридор завёл его в крытую арочную галерею, обрамлявшую небольшой внутренний дворик, поросший травой и украшенный заботливо высаженными цветущими кустами. В центре его находился каменный колодец, а в углах росли «Жезлы Марии». Под одним из деревьев он увидел ораву разновозрастных индейских мальчишек, окруживших знакомую фигуру. Дети внимательно слушали, что рассказывал им Хуан, но до Анри слова не долетали.

— Надеюсь, мы не разгневали вас, сеньор, разрешив вашему слуге пообщаться с детьми его соплеменников? — раздался за спиной тихий старческий голос.

— Нет, брат, — ответил Анри, повернувшись.

Седой монах, пригнутый к земле годами, перебирал руками привязанные к верёвочному поясу деревянные чётки и ласково улыбался.

— Откуда у вас индейские дети, да ещё так много? — поинтересовался Анри.

— Наша обитель была создана более ста лет назад для того, чтобы мы несли свет и учение господа нашего Иисуса Христа в эти дикие места. Наш монастырь ещё с тех пор забирает на обучение индейских отпрысков, дабы отцы их не впали снова в ересь.

— И откуда вы их приводите, брат?

— Раньше недалеко отсюда, ближе к реке, было несколько поселений индейцев, но болезни и переставшая родить земля заставили их покинуть обжитые места и искать новые. Они ушли, а мы остались. Теперь нашим братьям, чтобы четырежды в год навещать все индейские деревни, где поселились те, кого всегда опекал наш монастырь, приходится идти целых пять дней. Но мы продолжаем исполнять свой долг и наставляем на путь веры новые поколения этих детей божьих, забирая их для обучения в нашу обитель.

— Стало быть, вы ещё не знаете, что, как минимум, двух поселений уже не существует?

— Нет, брат, — голос францисканца стал озабоченным, а с лица исчезла ласковая улыбка.

Он наложил на себя крестное знамение и, молитвенно сложив руки, попросил Богородицу позаботиться о душах невинно убиенных. Анри так же перекрестился, поцеловал палец и, когда монах закончил молитву, указал на майяских мальчишек:

— Возможно, у большинства этих детей уже нет ни родных, ни дома.

— Это очень печально, брат мой! — удручённо покачал головой монах. — Но на всё воля божья. Он решает, кому и какие испытания предстоит пройти.

— Что будет с этими мальчиками, когда они окончат обучение? — вид детей, возможно, ещё не узнавших о том, что они осиротели, наполнил душу Анри болью.

— Им придётся самим искать своё место в этом мире. Они будут не первые отроки, которым предстоит преодолеть нелёгкие испытания, выпавшие на их долю. Но я надеюсь, что вера в истинного бога поведёт их правильным путём.

Снова взглянув на притихших детей, Анри вспомнил себя. Перед глазами замелькали лица людей, врезанные судьбой в память, подобно тому, как мастер вбивает слова на сталь клинка. Анри до боли сжал кулаки, на глаза невольно навернулись слёзы, заходили желваки. Он опустил голову и быстрым шагом отправился в свою келью.

Монастырский колокол вначале призвал всех к вечерней молитве, а затем известил начало трапезы. Ужин был весьма скромным: хлеб, сыр, томаты, чеснок и прохладная колодезная вода.

В келье Анри зажёг сальную свечу в глиняной плошке на небольшом грубо сколоченном столике и разделся. Но стоило ему сладостно растянуться на жёсткой постели, как в дверь постучали. Несколько раздосадованный, Анри сел и пригласил ночного гостя войти.

Дверь скрипнула, пропуская в комнатушку Хуана:

— Сеньор, мне надо говорить с тобой.

— Ну так говори. Я слушаю тебя.

Старый майя подошёл ближе к освещённому слабым пламенем свечи испанцу:

— Сеньор, ты уже знаешь, как попасть туда, где тебя будут ждать ваши женщины?

— Нет ещё, — насторожился Анри.

Индеец помялся.

— Разве эти падре не знают, как туда идти?

— Я ещё не имел возможности спросить об этом.

Хуан потоптался на месте, как застоявшийся конь, и опустил голову.

— Я дал слово помогать тебе, сеньор, пока ты не найдёшь своих женщин. Но я думаю, что моя помощь тебе больше не нужна.

— Никто из нас не может заглядывать вперёд. Меня, скорее всего, ждёт новый длинный переход через джунгли. Я рассчитываю на тебя.

Майя тяжело вздохнул:

— Я встретил тут несколько детей из нашей деревни, а ещё из Йаша и Балам-Ха. Скоро их отправят домой, но куда они пойдут?

— Постой, ты сказал, что тут есть дети из Балам-Ха? Ты думаешь, что их семьи остались в деревне и ждут возвращения детей?

— Нет, сеньор. Я уверен, что все жители Балам-Ха ушли. Майя мудрый народ. После нападения на испанцев он не будет возвращаться туда, куда ваши солдаты прежде всего понесут смерть. Но они придут сюда забрать своих сыновей. И снова уйдут. Они оставили детей потому, что тут им ничего не грозит.

— Вот как, — Анри задумчиво посмотрел на индейца: — И что ты хочешь делать?

— Я хочу отвести остальных детей в Йаш. Если и там прошла смерть, мы найдём новое место для деревни. Я буду учить их жить, пока духи предков не призовут меня к себе.

— Но ведь касик сказал, что деревня Йаш сожжена, а её люди убиты. Почему ты не отведёшь их в Нахо-Баалам?

— Человек, который рассказывал жителям Балам-Ха про то, что мою деревню уничтожили испанцы, лгал. Возможно, он лгал и про Йаш. Только побывав там, я узнаю правду. А люди из Нахо-Баалам больше не примут меня. Я привёл к тебе касика, а ты забираешь у них женщин и колдуна. Они не простят мне этого.

— Но детей-то они могли бы принять?

— Да, сеньор. И однажды это случится. Потом, когда племя примирится с испанцами. Я не хочу, чтобы сердца этих молодых майя отравляла ненависть.

Анри задумался.

— Ты мне ещё будешь нужен. Я не освобожу тебя от твоего обещания. Но, когда я буду говорить с гвардианом, я попрошу его задержать отход детей до твоего возвращения. Кроме того, если я верну женщин и приведу в Белиз колдуна, я мог бы рассчитывать на благосклонность губернатора. Я попрошу у него для вас землю для новой деревни.

— Нет, сеньор! — тряхнул головой старый охотник. — Эта земля и так наша. Мы уйдём туда, где нас будет трудно найти.

Анри пожал плечами:

— Как знаешь. Но жизнь в изоляции имеет свои тёмные стороны. Подумай об этом снова, Хуан. У тебя ещё есть время, — и снова лёг, давая понять, что разговор окончен.

Индеец ещё немного потоптался, потом ушёл, тихо прикрыв за собой дверь.

Задув свечу, Анри прикрылся грубым полотняным одеялом и заснул.

***

Против обыкновения, в это утро Анри разбудили не лучи восходящего солнца, а монастырский колокол, призывавший братьев к заутренней. Рассвет слабо проникал в узкое маленькое оконце кельи, выхватывая из темноты лишь едва заметные очертания скудной обстановки. Пошарив рукой по тумбе, Анри нащупал огниво и зажёг свечу. Её жёлтое колеблющееся пламя треща выхватило у тьмы небольшое распятие, постель и сложенные на грубом табурете вещи.

Одеваясь, Анри услышал приближавшиеся гулкие шаги. «Не иначе Себастьян по мне соскучился за ночь», — мысленно усмехнулся и, не дожидаясь стука, крикнул в сторону двери:

— Входите, команданте!

Дверь тут же отворилась, и в келью, позвякивая шпорами, вошёл дон Себастьян.

— Вы умеете видеть сквозь стены, Анри? — едва заметно приподнял брови аристократ и кивнул в знак приветствия.

Анри кивнул в ответ и пожал плечами:

— Нет, Себастьян. Я не умею видеть сквозь стены, но вашу поступь я не мог не узнать. Что привело вас ко мне в такую рань? Полагаю, вы пришли не для того, чтобы пожелать мне доброго утра?

Лицо аристократа приняло привычное сосредоточенно-серьёзное выражение:

— Вы правы лишь отчасти, друг мой. Зная вашу привычку вставать с рассветом, я намеревался не только пожелать вам доброго утра, но и присоединиться к вашим упражнениям. А также спешу проинформировать о том, что теньенте Контрерас захотел исповедаться. Я не смог отказать и позволил солдату сообщить о желании сеньора Мигеля гвардиану.

— Надеюсь, идальго желает облегчить душу на самом деле, а не притворяется из хитрости. Ну что же, давайте не будем рассуждать о причинах и угадывать последствия, а просто отдадимся в руки Господа, — Анри и дон Себастьян перекрестились на распятие.

Анри задул свечу и, предложив перейти к утреннему ритуалу, первым вышел из кельи.

---------------

[1] Дормиторий — спальное помещение монахов в католическом монастыре. Начиная со Средних веков, монахи спали в общем спальном зале на полу, покрытом соломой и только каноники имели отдельные кельи. Позднее на отдельные спальные места дормитории разгораживали с помощью занавеса или деревянными стенами.

[2] Гвардиан – настоятель монастыря у Ордена францисканцев.

Отредактировано Agnes (10-08-2020 19:01:33)

+3

706

Глава 21 (продолжение)

В атриуме уже собралось десятка два солдат, ожидавших Эль Альмиранте. Скрытое лесом солнце золотило редкие облака и высокие каменные стены, окружавшие двор. После ночного ливня воздух был тяжёл и неподвижен. Казалось, он приглушает шаги шедших по золотисто-розовым каменным плитам мужчин. Даже голос монаха, певшего псалмы в одной из угловых капелл[3], не разносился по всему атриуму, а словно завис над плитами.

Закончив утренние упражнения, все отправились на хозяйственный двор. Поискав глазами Верзилу, Анри окликнул его и провёл рукой по лицу, показывая, что желает побриться. Тот понимающе кивнул и исчез в дверном проёме. Пока кабо собирал всё необходимое, Анри повернулся к дону Себастьяну:

— Команданте, пошлите кого-нибудь узнать, закончилась ли уже исповедь. Мы не можем уйти, пока я не поговорю с гвардианом. А пока командуйте сбор. Надеюсь, через час мы сможем продолжить путь, — и отправился в свою келью.

Выбритый и умытый, Анри с помощью Верзилы довершил экипировку, собрал вещи и вышел во двор. Повсюду суетились солдаты: наполняли анкерки свежей колодезной водой, чистили и седлали лошадей, приторачивали к уже осёдланным воду и вещи. Поискав глазами своего белого жеребца, Анри заметил дона Себастьяна, отдающего распоряжения и направился к нему.

— Вашего жеребца уже седлают, альмиранте, — доложил команданте и, окликнув одного из солдат, приказал позаботиться о мешках Эль Альмиранте.

— А что брат гвардиан? Он уже освободился? — поинтересовался Анри, отдавая вещи пехотинцу.

— Нет, альмиранте. Но мне обещали, что известят, как только брат Диего сможет принять вас.

Анри посмотрел на солнце, ещё не выползшее полностью из-за леса и пробурчал:

— Надеюсь, нам не придётся ждать обедни.

Дон Себастьян с укоризной взглянул на Анри:

— В обители свои правила. Вторгаясь сюда, мы должны уважать их. Но есть и приятное: монахи были столь щедры, что поделились с нами чесноком и хлебом. Так что людям будет чем позавтракать.

— Хорошая новость, команданте. А про наших больных вы что-нибудь знаете?

— Нет, но уверен, что доктор Эрнандес нам представит полную картину, когда соизволит объявиться.

— Вы тоже ещё не видели его сегодня? — обеспокоился Анри.

— Нет, но зато брат гвардиан, кажется, освободился, — дон Себастьян кивком указал на монаха, внимательно рассматривавшего солдат, словно выискивал кого-то.

Видимо, не справившись с поиском, он заговорил с одним из пехотинцев. Тот указал рукой на Анри. Монах кивнул и быстрым шагом направился к цели.

— Вы сеньор Анри Верн? — прохрипел францисканец, приблизившись.

— Да, брат.

— Брат Диего, наш гвардиан, желает говорить с вами, сеньор. Он ожидает в своей келье. Прошу, следуйте за мной, я доведу вас.

Анри кивнул и, попросив дона Себастьяна проследить за тем, чтобы подготовили коней для идальго Контрераса и сеньора Антонио, отправился вслед за монахом в крытую галерею, огибавшую Райский сад.

Возле крепкой резной двери в конце длинного коридора францисканец остановился. Постучав, отошёл в сторону. Услышав «Войдите!», Анри толкнул тяжёлую дверь и, почтительно сняв шляпу, шагнул в полумрак.

Келья гвардиана была гораздо больше, чем та, в которой ночевал Анри. Утренний свет, проникавший в комнату через два узких окна, открывал взору скромное убранство: большой дощатый стол с несколькими простыми стульями, полки, заполненные книгами, кровать, прикрытую таким же полотняным одеялом, как и в гостевой келье, и большое серебряное распятие на чёрном деревянном кресте.

Перед распятием, выставив кожаные сандалии из-под тёмно-коричневой рясы, преклонил колени на подставку согбенный сухощавый человек. Его редкие короткие седые волосы, непокорно торчавшие в разные стороны, пронизанные светом, казались ореолом святости.

Услышав шаги, гвардиан перестал перебирать пальцами длинные деревянные чётки, поднялся и заткнул их за опоясывавшую его верёвку. И только потом повернулся к вошедшему.

Его морщинистое лицо украсила ласковая улыбка:

— Приветствую вас, сеньор Анри, — голос брата Диего был мягким, обволакивающим. Он указал рукой на стул: — Прошу, присаживайтесь. Разговор нам предстоит долгий, а в ногах правды нет.

— Благодарю вас, брат гвардиан, — почтительно поклонился Анри. — Но вначале позвольте мне выразить вам и всем братьям благодарность за гостеприимство и заботу о нас.

— Благодарность принадлежит не нам, а нашему Господу Иисусу Христу, ибо ему мы служим, и предоставлять кров и заботу путникам есть наша обязанность, — брат Диего возвёл очи к серебряному распятию, благоговейно перекрестился и, снова улыбнувшись, направился к столу.

Анри дождался, когда сядет гвардиан, и уселся на предложенное место.

— Скажите, сеньор Анри, мне верно передали, что весь этот большой отряд и командующий им гранд подчиняются вам? — выцветшие до небесной бледности глаза монаха с нескрываемым любопытством рассматривали Эль Альмиранте.

— Да, брат гвардиан, ваш осведомитель весьма сведущ, — Анри вдруг испытал глубокое расположение к францисканцу.

В улыбке священника появилась хитринка:

— О - о - о, брат, я уверен, что вам не хуже меня известно, как полезно иметь при себе человека, обладающего нужными знаниями и умеющего ими вовремя воспользоваться.

Анри не пришлось долго раздумывать над словами гвардиана. Память услужливо вернула момент, когда встреченные отрядом братья попытались отговорить от идеи доставить больных в монастырь. «Похоже, нашу вчерашнюю встречу монахи описали весьма подробно. Даже речь Себастьяна не иначе, как дословно передали!» — невольно восхитился он, но вслух сказал то, что его волновало гораздо больше, чем личность доносителя:

— Увы, мой осведомитель не так расторопен, как ваш, брат гвардиан, и я пока ничего не знаю о своих людях, вверенных заботе братьев. Надеюсь, вы сможете развеять мои волнения?

— Сожалею, сеньор Анри, но мои известия не обрадуют вас. Сразу по полуночи один из ваших солдат покинул этот грешный мир. Братья сейчас отпевают его в капелле святой Анны. Если вы не желаете доставить тело родным в Белиз, мы упокоим его на нашем кладбище. Как вы решите, брат? — взгляд гвардиана стал по-отечески ласковым.

— Думаю, будет благоразумнее похоронить его здесь. Что может быть почётнее, чем покоится в монастырской земле? Но если же у этого солдата осталась в Белизе семья, она будет извещена и, если пожелает, то успеет перевезти тело в город, — Анри напрягся. Но в добрые глаза монаха посмотрел с надеждой: — А что с иными больными?

— Что же касается остальных — их состояние не ухудшилось, и это вселяет надежду, — почему-то печально произнёс брат гвардиан.

Сердце Анри снова сжало неприятное предчувствие.

— Однако болезнь проявилась у ещё одного из ваших людей. Полагаю, вы захотите и его предоставить нашим заботам? — взгляд и голос гвардиана стали сердобольными.

— Кто это? — выдохнул Анри.

Волнение сдавило горло, а по спине побежала струйка холодного пота от мысли, что будет названо имя доктора Эрнандеса.

— Это один из ваших офицеров. Идальго Мигель Контрерас.

— Кто? — не веря услышанному переспросил Анри.

Комок, перекрывший дыхание, исчез.

— Ваш арестант, брат, вне всяких сомнений, болен чёрной рвотой, — лицо гвардиана выражало скорбь, но глаза жадно ловили эмоции собеседника. — Почуяв себя неважно, он понял, что болен и пожелал исповедаться.

— Да-да, конечно, — рассеяно пробормотал Анри. — Надеюсь, вы позаботитесь о нём, пока не поправится?

— Конечно, брат Анри. И если Господь услышит наши молитвы и исцелит его, что вы намерены делать с идальго дальше?

Анри пожал плечами:

— Это не от меня зависит, брат гвардиан. Его судьбу будет решать трибунал.

Священник покачал седой головой:

— Разве вы не подтвердили мне, сеньор Анри, что именно вашему решению подчиняется эта экспедиция?

— Да, но я не военный, я всего лишь торговец, который не остался равнодушным к судьбе испанок, попавших в плен к индейцам. Я возглавил эту миссию лишь для того, чтобы разрешить конфликт мирным путём. Но военные вопросы губернатор Белиза поручил решать дону Себастьяну.

— Я знаю это, брат Анри. Но знаю и то, что дон Себастьян прислушивается к вашему мнению, — голос францисканца был доверительно-ласков до умиротворения.

— Почему вас так волнует судьба идальго Контрераса, брат гвардиан? — в сознании Анри зашевелилась подозрительность.

— Не его судьба меня волнует, брат, а ваша! Прощать оступившихся — это богоугодное дело. Но, простив целой деревне индейцев убийство испанского сеньора и его слуг, вы не проявляете снисхождения своему соотечественнику, допустившему всего лишь минутную слабость. Проявляя милосердие к одним, нельзя лишать его других! Будьте последовательным в своих богоугодных деяниях, брат, и Господь не оставит вас без своего внимания! — гвардиан сокрушённо покачал головой и добродушно взглянул на Анри. — Вы давно были на исповеди?

Этот вопрос застал Анри врасплох.

— Не более трёх месяцев назад, брат гвардиан!

— Что же гнетёт вашу душу сейчас, брат? — францисканец участливо наклонился.

-----------
[3] Капелла — отдельное помещение в католических монастырях или же интерьере больших храмов, имеющее собственное посвящение какому-либо святому, церковному празднику, чтимой иконе и др. и обычно не предназначенном для общественных богослужений за исключением монастырей некоторых орденов. Например, у францисканцев капеллы были только в Латинской Америке, потому что именно в них проводились богослужения для индейцев. Это было связано сразу с несколькими причинами: в начале христианизации индейцам было привычнее участвовать в обрядах, проводимых на открытом пространстве. Позднее монахи не перенесли богослужения в храмы, т.к. они не могли вместить в себя всё количество верующих, да и климатические условия во времена отсутствия кондиционеров сыграли не последнюю роль.

Отредактировано Agnes (10-08-2020 19:02:02)

+3

707

Глава 21 (окончание)

Анри задумался. Он всегда остерегался открываться незнакомым людям, даже если они облачены в рясу. Однако чистый взгляд глаз, голубых, как небо над Гондурасским заливом, проникновенный голос и сияющий в солнечных лучах белый ореол над головой монаха располагали к откровенности.

— Кровь на моих руках, брат Диего, — тихо сказал Анри и посмотрел на свои руки.

— Чья кровь жжёт вас, брат Анри? — всё так же участливо продолжал расспрашивать монах.

— Людская, брат гвардиан. Кровь врагов, убитых мною и теми, кого я вёл. И кровь моих друзей и соратников, убитых врагами. А теперь на них и кровь того солдата, что умер ночью, потому что я привёл его туда, где он нашёл свою погибель, — Анри посмотрел в ясные глаза старого священника: — Простит ли меня Господь, если я до конца дней своих намерен убивать?

— Кто ваши враги, брат Анри? — участливо поинтересовался францисканец.

— Мои враги — это враги Испании. Но даже если вдруг Испания завершит все войны, ими останутся отбросы рода человеческого, занявшиеся морским разбоем, — выплеснув на гвардиана свою боль, Анри сжав кулаки и ударил по столу.

— Убивать врагов своей страны — это не грех, брат Анри, это доблесть! Что же касается идущих на смерть за вами — они умирают за благое дело и предстают перед Господом чистыми, аки младенцы! Не стоит винить себя за их гибель. Ибо только Господь определяет, когда и кого призвать к себе, — шершавая сухая ладонь францисканца легла на кулак Анри. — Да, кстати, брат, что было причиной жуткой кончины вашего человека этой ночью?

— Не смотря на строгий наказ, он наелся ядовитых яблок, — Анри, вдруг почувствовавший себя опустошённым.

— Маленьких яблок смерти? — задумчиво переспросил гвардиан.

— Да, маленьких зелёных яблок с дерева смерти, — повторил Анри.

— Я не раз слыхал истории о жутких болезнях и смертях, вызванных плодами и соком манцинеллового дерева, но впервые вижу какую страшную смерть оно несёт! Видать, этот человек допустил не один тяжкий грех, раз Господь послал ему такие мучения! Возможно, напрасно ваш доктор облегчал его страдания опиумом, — брат Диего перекрестился. — А что за змея укусила другого солдата? — в голосе отца гвардиана благоговейный ужас вдруг сменился любопытством.

— Старый майя, что пришёл с нами, назвал её сурукуку.

— Похоже, что Всевышний был к этому солдату более милостив. Нам приходилось отпевать укушенных ею. Его же жизнь уже вне опасности. Если, конечно, Господь не пошлёт ему новое испытание в виде чёрной рвоты.

— Эта болезнь разносится комарами, напившимися крови больных обезьян, — неожиданно для себя сказал Анри. Опустошённость вдруг наполнилась удивлением, а потом добавился страх.

— Откуда вам это известно, брат Анри? — внезапно оживился францисканец.

— Не знаю, брат гвардиан, — признался Анри. — Но не сомневаюсь, что это так. Не позвольте летающим кровопийцам проникнуть в обитель, и эта болезнь не коснётся братьев.

— К счастью, окольные леса были вырублены давно, а болота далеко, так что комары редкие гости в монастыре. А тех, что навещают нас, братья научились выкуривать, — Анри не мог не заметить, как повеселел голос гвардиана.

— Значит, Господь знал, почему направил нас сюда, под сень святого Бонавентуры, — перекрестился Анри. Опасения отступили под натиском воодушевления, которое передалось от брата Диего.

— Господь всегда знает, что делает, — закивал головой францисканец и поднялся. Встал и Анри, понимая, что разговор закончен. Монах обошёл стол и, дождавшись, когда тоже самое сделает Анри, взял его за локоть. — Надеюсь, вы прислушаетесь к своему милосердному сердцу и примите правильное решение относительно вашего арестанта.

— Да, брат гвардиан, я прислушаюсь к вашему совету и своему сердцу, — покорно склонил голову Анри.

— Вот и славно, брат! — монах положил руки на склонённую тёмно-русую голову и произнёс: — Пусть всемилостивый Господь наш дарует вам долгую жизнь, сеньор Анри, держа над вами свою охранную длань! — после этого осенил Анри крестным знамением и протянул руку для поцелуя.

Отвесив священнику низкий поклон и приложившись губами к руке гвардиана, Анри направился было к двери, но вдруг резко остановился:

— Брат гвардиан, позвольте мне одну смиренную просьбу.

— Да, брат Анри, что я ещё могу сделать для вас?

— Я видел вчера майяских мальчишек, находящихся в монастыре на обучении. Один из братьев сказал мне, что вскоре они отправятся домой. Но дома у них больше нет, брат гвардиан, —Анри поймал взгляд францисканца.

— Да, я уже знаю о нападении на индейские деревни. Но чего вы хотите от меня, брат Анри?

— Я прошу вас, брат гвардиан, не отправлять детей из монастыря, пока за ними не придёт старый майя по имени Хуан.

— И как долго он будет идти, брат? Вы же видели, как скудна наша пища и мы не можем позволить себе долго кормить лишние рты, — из голоса монаха исчезла мягкость. Он стал вдруг по-старчески ворчливым.

— Это не заберёт много времени. До трёх недель Хуан снова будет здесь.

После недолгого раздумья гвардиан снова приветливо улыбнулся:

— Хорошо, брат мой, я буду вам примером милосердия и оставлю индейских отроков на неделю дольше.

Поняв намёк, Анри тоже улыбнулся и кивнул:

— Я последую вашему примеру, брат гвардиан! Позвольте мне задать вам ещё один вопрос.

— Я слушаю вас, брат, — голос францисканца был по-прежнему мягкий, но улыбка исчезла с его лица.

— Много ли миссий на реке Белиз?

— Зачем вам это знать, сеньор Анри? — удивился гвардиан.

— В какую-то миссию на реке Белиз индейцы обещали доставить похищенных с асьенды Буэн Рекодо женщин. Я должен забрать их и доставить в город.

Немного подумав, брат Диего покачал головой:

— Увы, брат Анри, я не в силах помочь вам. Раньше на этой земле было много францисканских монастырей и миссий, но некоторые были разрушены во время смуты, а некоторые закрыты, ибо им больше некого было наставлять на путь веры, когда индейцы покинули близлежащие деревни и ушли далеко вглубь полуострова. Лишь брат Энрике, провинциал Ордена, знает сколько на Юкатане наших обителей и где они расположены. Вы найдёте его в Мериде, в монастыре святого Франциска, известном также как Ла Мехорада.

Анри покачал головой:

— К сожалению, Мерида слишком далеко. Похоже, придётся идти вверх по реке в поисках этой миссии. Надеюсь, её будет видно с воды.

Ещё раз поклонившись, Анри вышел из кельи и закрыл за собой дверь.

+3

708

Глава 22 Чёрная рвота

В конце коридора Анри поджидали доктор Эрнандес и дон Себастьян.

Аристократ ещё издали заметил понурый вид друга и, когда тот приблизился, вопреки своей привычке скрывать эмоции, проявил участие:

— Похоже, разговор с гвардианом был не из приятных?

— Более чем, — подтвердил Анри. — Где миссия на реке Белиз брат Диего не знает, так что нам придётся плыть туда наугад, да к тому же у нас есть ещё один заболевший чёрной рвотой.

Заметив, что доктор кивнул, повернулся к нему:

— Вы знали об этом, сеньор Антонио?

— Мне сообщили об этом братья, когда я осматривал наших больных.

— Стало быть, вы уже знаете, кто это? — Анри обвёл мужчин глазами.

— Да, — ответил за обоих команданте, — доктор разыскивал вас, чтобы сообщить эту новость и то, что идальго желает видеть вас, альмиранте. Я же тут, чтобы получить от вас распоряжения, как мне следует поступить с арестованным. В город его везти нельзя.

— Я уже обсудил этот вопрос с гвардианом. Идальго останется под опекой братьев.

— Да, альмиранте, — кивнул Себастьян. — Вы соизволите говорить с ним?

Анри кивнул:

— Желаете присоединиться, команданте?

— Не рискуйте зря, сеньор Анри, — вмешался доктор. — Я осмотрел его — идальго Контрерас действительно болен.

— Сеньор Антонио, а вы знаете, что чёрная рвота переносится с больных обезьян на людей комарами, напившимися крови? — сдерживая волнение, Анри внимательно наблюдал за впечатлением, произведённым его словами.

— Что? — на лице доктора отразилось безмерное изумление. — Кто вам это сказал? —сеньор Антонио повысил голос и выпятил грудь, как петух, готовый к бою. — Самые великие умы, светила медицинской науки, уже более ста лет бьются над тем, как передаётся эта болезнь, но до сих пор никто даже близко не подошёл к разгадке!

— До этой минуты я был уверен, что знаю это от вас, — Анри и опустил голову, желая скрыть нахлынувшую растерянность.

— Может, вы услышали это от Хуана? — предположил доктор, враз остыв. — Хотя откуда ему это знать?

— Всё возможно, — пожал плечами Анри. — Может, и он, а может, мне это приснилось. Но я почему-то уверен, что это правда.

— Видимо, он потому и дал вам эту смердящую мазь, дабы защитить, — выдвинул своё предположение дон Себастьян.

— Много ли у вас её осталось, сеньор Анри? — оживился доктор Эрнандес.

— Не знаю, я больше не пользовался ею. Кроме того, её на весь отряд всё равно не хватило бы.

— Прикажите индейцу принести ещё, — предложил дон Себастьян.

— Он просил её у колдуна, которого майя должны доставить мне вместе с женщинами. Кроме того, Хуан говорил, что мужчины ею не пользуются, у них есть свой метод защиты от кусающих насекомых.

— Тогда пусть он научит нас этому! — возбуждённо потребовал сеньор Антонио.

— Вот вы этим и займитесь, пока я узнаю, что от меня хотел идальго, — Анри повернулся, намереваясь идти дальше, но аристократ запротестовал:

— Этим займётся доктор Эрнандес, это по его части, а я пойду с вами, альмиранте.

— Вы боитесь, что идальго будет для меня угрозой, команданте? — лёгкая ирония, мелькнувшая в голосе Анри, не осталась незамеченной.

— Нет, альмиранте. В этом грешном мире я боюсь лишь одного: потерять честь. Сопроводить вас к арестанту входит в мои обязанности, но, если моё присутствие при разговоре вы считаете нежелательным, а обожду вас за дверью, — отчеканил аристократ, явно задетый тоном Эль Альмиранте.

Волна вины накрыла Анри, облив лицо краской. Он смущённо опустил голову:

— У меня больше нет тайн от вас, команданте. Пойдёмте.

Шпоры и подбитые железом каблуки испанских сапог заполнили высокие своды каменного коридора гулким эхом.

У кельи теньенте Контрераса всё ещё дежурил пехотинец. Дон Себастьян отпустил часового и открыл дверь, пропуская вперёд Эль Альмиранте.

Сеньор Мигель лежал на постели одетый, но его колет был распахнут. Услышав вошедших, вскочил и дрожащими руками стал застёгиваться. Красное лицо блестело от пота. Крупные капли выступали на лбу и скатывались вниз. Длинные волосы растрепались, потемнели и мокрыми прядями падали на припухшие веки, мешая стремлению теньенте выглядеть согласно этикету.

Идальго, желая откинуть непослушные локоны, мотнул головой и пошатнулся. Анри непроизвольно кинулся к нему на помощь. Теньенте бессознательно ухватил его за протянутые руки и устоял. Скользнул замутнённым взглядом, словно не узнал.

— Вам надлежит быть в постели, ваша милость, — Анри отвёл глаза от лица дворянина.

— Лучше не подходите ко мне, сеньор Анри, — каким-то незнакомым, глухим голосом произнёс идальго Контрерас и, отпустив Эль Альмиранте, отступил назад. — Вы здоровы?

— Да. Ваша милость хотел меня видеть? — тяжёлое дыхание ещё вчера цветущего, полного жизни молодого офицера, взволновало Анри, а глубоко в душе шевельнулось сострадание.

Разглядев жалость на лице Эль Альмиранте, идальго нервно рассмеялся.

— Похоже, вы грешили намного меньше меня, сеньор Анри, и заслужили благоволение Господа. А вот мне сегодня ночью Господь недвусмысленно дал понять, что я был несправедлив к вам и дону Себастьяну, — теньенте Контрерас попытался вытереть пот мокрым рукавом.

— Вам лучше лечь, идальго, — воспользовался паузой команданте.

— Нет! — выкрикнул тот, заскрипел зубами и сжал руками виски, — Пока я не скажу всё, что должен!

— Тогда хотя бы присядьте, ваша милость, — настаивал Анри.

Сеньор Мигель поднял на него мутные глаза и присмотрелся. Не заметив на слегка склонённом спокойном лице собеседника ни тени насмешки, он оглянулся на постель, как будто оценивая расстояние и, отступив пол шага назад, сел.

— Несмотря на то, что вы неблагородного происхождения, сеньор Анри, я хочу апеллировать к вашей чести. Возможно, Господь скоро призовёт меня, и я уже не смогу очистить своё имя, —дыхание больного участилось и стало прерывистым. Слова давались ему с трудом. Сделав небольшую передышку, идальго продолжил: — Прошу вас, сеньор Анри, не пятнайте мою честь рапортом губернатору о том досадном недоразумении, что произошло между нами! Заклинаю вас именами моих славных предков, служивших Испании со времён Реконкисты! — прохрипел идальго и, вновь схватившись за голову, заскрипел зубами.

На прикроватной тумбе стоял глиняный кувшин и небольшая чаша. Анри подошёл налил воды и подал идальго.

— Выпейте, ваша милость. Не стоит тратить сейчас силы на разговоры, мы поговорим об этом позже, когда ваша милость поправится.

Идальго отчаянно оттолкнул чашу, выплеснув на пол часть воды, и поднялся. Однако, пошатнувшись, ухватил Анри за руку и вновь опустился на постель.

— Пейте! — прикрикнул на сеньора Мигеля Анри.

На этот раз теньенте подчинился.

— Ваша милость останется в монастыре до выздоровления, что же касается просьбы вашей милости, то пока что я могу обещать лишь то, что попрошу дона Себастьяна не давать ход рапорту до возвращения вашей милости в Белиз, — Анри перевёл взгляд на дона Себастьяна: — Вы согласитесь со мной, команданте?

— Нет, сеньор Анри, — последовал жёсткий ответ. — Недостойное поведение нельзя простить даже низкому сословию, но особый спрос с дворянина. Верный своему долгу, я готов был терпеть оскорбления идальго Мигеля Контрераса до тех пор, пока нас связывала военная дисциплина. По окончании этой экспедиции я планировал вызвать его на дуэль. Но когда теньенте Контрерас попытался дезертировать, я отказался от сатисфакции, поскольку обязанность поставить перед судом офицера, поднявшего бунт, главенствует над желанием призвать к ответу наглеца. Разумеется, пока идальго болен, он не может отвечать ни за первое, ни за второе, но недостойным поведением он уже оскорбил память своих славных передков и должен понести заслуженное наказание. Если же вы намерены просить меня при докладе губернатору о экспедиции упустить инцидент с неповиновением его офицера, то вы должны осознать, сеньор Анри, что ставите меня в неловкое положение, — дон Себастьян многозначительно посмотрел на Анри: — Если Господь не призовёт идальго Контрераса к себе, известив сеньора Альвареса о произошедшем спустя некоторое время я буду выглядеть словно подлец, сводящий счёты личной неприязни. Поэтому я не могу согласиться с вами, альмиранте, и выпустить из рапорта упомянутый инцидент.

— А если я попрошу вас всего лишь повременить с докладом? Разве будет должностным нарушением, если вы отчитаетесь перед его превосходительством губернатором не в процессе экспедиции, а по её завершению? Ведь мы ещё не нашли сеньору Паулу и иных женщин. Другое дело, когда мы вернёмся в Белиз со спасёнными испанками и майяским колдуном! Вот тогда бы и решилась судьба сеньора Мигеля. Если Господь призовёт его на свой суд, вы не будете упоминать бунт в своём докладе из уважения к славным предкам рода Контрерасов. Но ежели теньенте останется жив, я не стану препятствовать вам поступать так, как посчитаете нужным, ибо буду видеть в этом волю Всевышнего, передавшего правосудие в ваши руки. Будет ли такая просьба оскорбительна для вас, дон Себастьян?

+2

709

Глава 22 (продолжение)

Аристократ внимательно выслушал Анри и ответил незамедлительно:

— Хорошо, будь по-вашему, альмиранте. Если за время нашего путешествия за сеньорами в миссию францисканцев идальго Контрерас покинет этот мир, я не упомяну в своём докладе бунт, предоставив суд над его душой Господу и славным предкам. Но предупреждаю вас, сеньор Анри, если идальго выживет, даже в случае, что вам удастся заставить меня забыть вину офицера Контрераса, то я буду требовать сатисфакции от идальго Контрераса за его оскорбления. Но как вы планируете избежать нашей встречи с губернатором при нынешнем визите? Неужели вы хотите отбыть на поиски миссии, не уведомив сеньора Альвареса?

Сеньор Мигель дёрнул Анри за руку и прохрипел:

— Правильно ли я вас понял, дон Себастьян, что от обвинений в бунте мою честь может спасти лишь смерть? —идальго попытался встать, но не удержался на ногах и рухнул обратно.

— Да, теньенте, — отрезал аристократ, выражая презрение всем своим видом.

— Ну что же, верните мне мою шпагу, и вы сможете получить свою сатисфакцию прямо сейчас!

— Хватит! — крикнул Анри. — Дон Себастьян человек чести, а не убийца! Горячность вашей милости я приписываю лихорадке. Я готов простить вашей милости все оскорбления в мой адрес, полагая, что Господь уже наказал вашу милость за них, но я не могу решать вопросы чести за дона Себастьяна. Ежели эта болезнь не заберёт жизнь вашей милости, даже если мне и удастся уговорить команданте не рапортовать о бунте, дуэли вашей милости не избежать. Так что лечитесь, набирайтесь сил, чтобы зрители успели увидеть хотя бы один выпад вашей милости.

— Вы твёрдо намерены уговорить меня забыть о инциденте, сеньор Анри? — брови команданте поползли вниз и к переносице.

— Да, команданте, но только в том случае, если идальго Контрерас поклянётся честью своей и своих славных предков что подаст рапорт на увольнение из гарнизона и покинет Белиз, — Анри посмотрел на больного: — Ваша милость хорошо слышал меня?

— Да, сеньор Анри, — сеньор Мигель с трудом встал. И, придерживаясь за руку Эль Альмиранте, повернулся к висевшему над изголовьем распятию. Перекрестился и поднял правую руку: — Я, идальго Мигель Контрерас-и-Эрреро, даю слово дворянина и клянусь памятью предков, что покину службу в гарнизоне и уеду из Белиза, если Господь явит мне своё милосердие и дон Себастьян не убьёт меня на дуэли, — голос теньенте звучал прерывисто и натужно.

Анри помог ему сесть.

Подобрав упавшую на постель чашу, снова наполнил водой и протянул больному.

— Выпейте, ваша милость, а потом прилягте. Полагаю, наш разговор закончен.

— Нет, не закончен, — идальго схватил Анри за руку.

Только сейчас, почувствовав горячее прикосновение, Анри осознал, насколько силён жар у сеньора Мигеля.

— Чего ещё хочет ваша милость? — он посмотрел на мокрого от проливного пота и дрожавшего от озноба идальго и содрогнулся.

«Да минует меня чаша сия!» — невольно вспомнились ему слова молитвы.

— Я выполнил ваше условие, сеньор Анри, теперь ваша очередь, — заплетающимся языком пробормотал сеньор Мигель.

— Справедливо, — Анри поставил на тумбу чашу и, повернувшись к распятию, перекрестился:

— Я, Андрес Анри Руис Верн, принимая клятву идальго Мигеля Контрераса, призываю в свидетели Господа и дона Себастьяна и клянусь своей честью и памятью отца, что ни от меня, ни от дона Себастьяна, сеньор Альварес не узнает о проступках теньенте Мигеля Контрераса, — и повернулся к аристократу: — Теперь моя честь в ваших руках, команданте.

— Я не нарушу вашей клятвы, альмиранте, — сухо произнёс дон Себастьян с лёгким поклоном.

— Благодарю вас, сеньоры, за проявленное великодушие, — прохрипел идальго, положив руку на сердце. При попытке изобразить поклон его сильно качнуло. Опершись руками о постель, он повернул голову в сторону дона Себастьяна: — А теперь верните мне мою шпагу!

— Я передам её на сохранение братьям, — пообещал аристократ.

Удовлетворённый идальго попытался кивнуть, но схватился за голову и со стоном упал на постель.

Уже в дверях Анри вдруг остановился и повернулся к больному:

— Какие отношение у вашей милости с гвардианом?

Лейтенант вновь застонал и перевернулся на бок, продолжая сжимать голову руками и поджав колени. Анри не уходил, ожидая ответа.

— Он двоюродный брат моего отца, — наконец, ответил идальго и вдруг содрогнулся. С усилием приподнявшись на руках он крикнул: — Уходите! — и свесил голову с постели. Его рвало.

Перекрестившись, Анри насадил шляпу и вышел вслед за доном Себастьяном.

В коридоре аристократ ухватил его за рукав и отвёл подальше от дверей:

— Правильно ли я понял, что ваша просьба была продиктована заступничеством гвардиана?

Анри кивнул. Дон Себастьян нахмурился, но ничего не сказал и направился к выходу.

***

В атриуме солдаты, сбившиеся небольшими кучками, гудели, как пчелиный рой, изредка прерывая гул громким хохотом. В центре самой большой группы Хуан что-то месил в корыте и наделял этим обступивших его людей.

Доктор перебегал от одной группы к другой и, сильно жестикулируя, раздавал указания. Заметив появление Анри и дона Себастьяна, кинулся к ним.

При виде сеньора Антонио Анри прыснул. Даже аристократ не сумел удержать бесстрастное выражение: его брови взлетели вверх, а губы скривила усмешка.

— Да-а, будучи кровососущей тварью я бы умер от страха, увидев вас, сеньор Антонио! — пошутил Анри, рассматривая плотную коричневую глиняную маску на эскулапе.

— Зря зубоскалите, сеньор Анри! Там и на вас хватит. Хуан обо всех позаботился, — огрызнулся доктор и махнул рукой, облачённой в перчатку, в сторону индейца. — Кстати, сеньор Анри, он ничего не знает о том, как передаётся чёрная рвота.

Анри враз посерьёзнел.

— Возможно, вы узнали это от касика? — предположил дон Себастьян.

— Нет, — задумчиво качнул головой Анри. — Я хорошо помню разговор с ним. Этой темы мы не касались.

— Так вам что, всё это приснилось, и мы напрасно делаем из себя посмешища? — возмутился доктор, настроение которого теперь можно было отгадывать лишь по голосу.

— Даже если мне это приснилось, это было весьма убедительным. Кроме того, возможность избавить себя от этих докучавших тварей стоит такой экипировки.

— Если святой Бонавентура явил вам во сне своё откровение, раскрыв тайну этой колониальной чумы, то хотел бы я знать, почему он не открыл её благочестивым братьям в проклятом сорок восьмом, когда эта болезнь гуляла по Юкатану, опустошая его, убивая и белых, и красных, не щадя даже в Мериде ни бедных, ни богатых, забрав более половины её обитателей? — доктор отчаянно махнул рукой и попытался уйти.

Анри удержал его, схватив за руку. В голосе доктора Эрнандеса было столько боли и горечи, что сердце Эль Альмиранте сжалось печальной догадкой:

— Вы были в тогда в Мериде, сеньор Антонио?

— Был, — глухо бросил тот, не поворачиваясь.

— Думаю, пришло время немного рассказать о себе, сеньор Антонио. Или же вы не считаете меня достойным вашего доверия? — Анри ещё крепче сжал руку доктора.

Вздохнув, тот повернулся:

— Вы хороший человек, сеньор Анри. Я без колебаний доверю вам свою жизнь, но есть боль, которую человек должен нести сам.

— Вы не верите в знамения божьи, доктор? — заговорил вдруг дон Себастьян. — Разве это боголюбое место и вопрос сеньора Анри не являются знаком свыше, что пора облегчить тяжёлую ношу? Прислушайтесь к моему совету и доверьтесь человеку, которого вы только что назвали хорошим! — с этими словами дон Себастьян дотронулся до плеча доктора и, откланявшись, предоставил старых знакомых самим себе.

Опустив голову, сеньор Антонио некоторое время обдумывал услышанное, затем, посмотрел на Анри:

— Возможно, дон Себастьян прав. В своей печали я перестал видеть знаки, являющие нам волю Господа. Я думал, что, если не ворошить старые раны — они не будут болеть. Но я ошибался, — оглядевшись, доктор взглядом поискал укромное место, где можно было бы спокойно поговорить наедине.

+2

710

Глава 22 (окончание)

В атриум потихоньку стягивались монахи, с нескрываемым любопытством наблюдавшие за происходившим. Отгадав намерение сеньора Антонио, Анри предложил укрыться в одной из угловых капелл. Пройдя узорчатой аркой с надписью, гласившей, что это капелла Успения Пресвятой Девы Марии, мужчины оказались под высоким сводом, украшенным фресками эпизодов из жизни святого Иоанна Крестителя и сценами прощания с почившей Богородицей. Посередине за алтарём стояла каменная Богоматерь с молитвенно сложенными руками. Подойдя к алтарю, мужчины сняли шляпы и перекрестились. Опустив голову, доктор некоторое время мял края шляпы, набираясь решимости.

— Раз уж пришло время для откровенного разговора, я бы хотел начать его с предложения дружбы. Вы позволите мне называть вас другом, сеньор Анри?

— Я принимаю вашу дружбу с радостью, и в знак взаимного уважения предлагаю перейти на менее формальное обращение. Если вы согласны, предлагаю скрепить начало нашей дружбы рукопожатием, — с этими словами Анри протянул руку сеньору Антонио. Тот кивнул и ответил крепким стиском.

— Ну что же, тогда я начну свой рассказ, который будет долгим и печальным, — доктор взглянул на новообретённого друга и тяжело вздохнул: — Я был рекомендован Лекарской Академией Саламанки на должность управляющего доктора госпиталя Сан-Сервандо в Мериде в тысяча шестьсот сорок шестом году от Рождества Христова. Через год я смог вызвать к себе жену с нашими двумя дочерями, — голос Антонио задрожал. Справившись с волнением, поднял глаза и продолжил: — Мы были там счастливы, Анри!..  А потом стали приходить отовсюду тревожные вести о разгулявшейся по полуострову чёрной рвоте. Когда и в Мериде появились первые больные, я запретил жене и детям покидать дом. Но это не помогло. Сначала заболела наша младшая — Патрисия. Затем старшая Мария-Исабель. Патрисия умерла на следующий же день… — доктор снова замолчал, опустив голову.

Когда он опять взглянул на Анри, на засохшей глиняной маске были две мокрых линии. Анри слушал молча, но по его глазам было видно, что боль друга не оставила его равнодушным.

— …После того, как мы похоронили старшую дочь, заболела Мерседес… Моя жена выжила, но наш сын, которого она носила, родился мёртвым. Эта проклятая болезнь подломила не только здоровье моей Мерседес, но и затронула её разум. Я решил покинуть Мериду и вернуться в Испанию. Мы добрались до Веракрус, но до того, как прибыли галеоны, состояние моей дорогой Мерседес ухудшилось настолько, что мне пришлось вверить заботу о ней монахиням-кармелиткам, так что моя бедная жена до сих пор находится под их присмотром в монастыре Сан-Хосе-и-Санта-Тереза-де-лас-Монхас в Пуэбла-де-лос-Анхелес. Когда деньги, вырученные продажей нашего дома в Мериде иссякли, я был вынужден вновь приступить к лекарской практике. Из Пуэблы мне пришлось вернуться в Веракрус, а там я получил назначение на место доктора в госпитале Коро. Ну, а как окончилось это моё путешествие, вы уже знаете, — закончил свой рассказ доктор.

Анри положил руку на плечо друга и крепко сжал его:

— Потеря близких, наверное, самое трудное испытание, посылаемое нам Господом. Мне было всего двенадцать, когда я лишился в один день всей своей семьи. Я не могу ответить, откуда и почему мне стали известны причины этой жуткой болезни, но, возможно, я лишь посредник для того, чтобы вы, друг мой, могли теперь спасать от неё других?

— А не сказал ли вам святой Бонавентура заодно и как лечить её? — Антонио с надеждой посмотрел на Анри.

— Сказал.

Доктор напрягся:

— Как?

— Для этой болезни нет специального лекарства. Больным нужен покой, хорошая еда, чистая вода и влажные компрессы для снижения жара. Тем, кому суждено жить, это ускорит выздоровление.

— И всё? — удивился доктор. — Если не считать того, что мы снижали жар кровопусканием, всё остальное не ново.

— Увы, это всё, что я знаю, — вздохнул Анри.

— Раньше я не замечал за вами познаний в медицине. Признаюсь, вы настолько сейчас удивили меня, что я готов поверить в то, что святой нашептал вам в ночи эти знания, — задумчиво покачал головой доктор.

— Признаюсь, Антонио, я удивлён не меньше вашего.

— Ну что же, возможно, моя обида на бога закрыла меня от его посланий, и потому он выбрал вас, ибо вы единственный, кому я готов верить, — Антонио снова внимательно вгляделся в лицо Анри. — Надеюсь, вы поделитесь со мной, если кто-нибудь из святых решит научить вас ещё чему-нибудь, что могло бы помочь моей лекарской практике?

— Обещаю, но, даже если такое вновь произойдёт, то вряд ли это будет скоро, — перекрестившись, произнёс Анри.

Антонио кивнул и собрался было вернуться к своей лошади, но Эль Альмиранте остановил его:

— Друг мой, а как сейчас ваша жена?

Плечи доктора снова опустились, а голова поникла.

— Время от времени я посылаю пожертвования кармелиткам, и получаю от них короткие сообщения. Увы, состояние моей бедной Мерседес не меняется. Она по-прежнему никого не узнает и целыми днями сидит, убаюкивая тряпичный свёрток, полагая, что это наш сын.

— А как же Фебе? — совсем тихо спросил Анри.

— Она знает, что я несвободен, — доктор смял шляпу и виновато отвёл взгляд.

— И что вы намерены делать дальше? Отец хотел бы выдать её замуж.

— Я знаю, — голос Антонио был преисполнен печали. — Я говорил этой милой девушке, чтобы она не губила свою молодость. Я лекарь, Анри, и я понимаю, что рассудок моей бедной Мерседес не вернётся, но я по-прежнему люблю её, даже такую, — Антонио снова взглянул на друга и тот увидел, как заблестели его глаза.

Анри тяжело вздохнул:

— Фебе любит вас, Антонио. Она не отступится.

Антонио сокрушённо махнул рукой:

— Пойдёмте, Анри, нас ждут.

Подойдя к Хуану, Анри тщательно заправил воротник и кружевные манжеты рубашки под колет и подставил руки под тёмно-коричневую густую жижу. Под одобрительный гомон солдат размазал грязь по лицу и шее, умыл руки и натянул перчатки. Дон Себастьян уже сидел на своём жеребце, а рядом с конём Анри стоял Хуан, готовый занять место у стремени.

Как только атриум покрыла команда: «В седло!», кавалькада покинула монастырский двор.

+2


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Повелитель моря - 2