Да нет, я сразу везде новое публикую. Это просто ты медленно читаешь.   

Я тоже!

ОЧепЯтки и Ошибки -- издержки торопливости!     Спасибо! Пошла исправлять.

Глава 30 (продолжение)

Чехия, Прага, 20 июня 2011 года.
Весь день стояла невыносимая жара. Техника не выдерживала и выходила из строя. Ярослав и два его помощника разрывались между кабинетами министерства. А ведь надо было ещё подготовить тех-оборудование конференц-зала. В последующие два дня министр образования будет проводить слёт преподавателей, которые соберутся со всей страны.

Ярослав нервничал, стараясь как можно быстрее завершить работу. Нехорошие предчувствия терзали его: Агата не отвечала на звонки, а ближе к вечеру вообще отключила телефон. Учитывая, что вот уже почти месяц она была сама не своя, особенно в последние дни, это не могло не тревожить.

Домой Ярослав добрался уже затемно. На звонок никто не вышел. Пришлось открывать дверь своим ключом. Войдя в квартиру, он заглянул через незакрытую дверь в комнату дочери. Луция сидела за письменным столом в наушниках, что-то рисовала и в такт слышимой лишь ей музыке покачивала головой. Осторожно прикрыв дверь, Ярослав решительно направился в гостиную.

Свет уличного фонаря едва пробивался сквозь тонкие шторы цвета корицы. Агата сидела на диване, поджав ноги и тихо плакала, закрыв лицо руками. Не включая свет, Ярослав подсел рядом и нежно погладил жену по спине:

— Ну что с тобой, родная?

Агата отняла руки от лица и, обхватив шею мужа, положила голову ему на плечо. Ярослав молча обнял её, терпеливо ожидая ответа.

— Яро, я сегодня убивала, — едва слышно прошептала она, продолжая всхлипывать.

— Что?! Ты о чём? — Ярослав, взяв жену за плечи, отстранил её от себя и посмотрел в лицо.

Блеснули карие глаза, полные печали и слёз, неприбранные волосы упали на плечи…

— Милая, ну что с тобой происходит? Расскажи! Если на работе неприятности — так ну её к чертям! Уходи!

— Это не на работе, Яро. Это со мной…

И Агата обстоятельно рассказала мужу всё, начиная с того самого первого момента, когда она увидела под ногами деревянную палубу, а за фальшбортом — Карибское море.

Муж слушал, не перебивая. С каждым словом жены всё больше и больше веря в то, что его Агата попала в чужое тело, отделённое пространством и временем.

Дойдя до сегодняшнего дня, женщина взглянула на свои руки.

— Яро, я рубила людей саблей прямо с коня! Я чувствовала, как клинок проходит через человеческую плоть, словно он был продолжением моей руки. Я ощущала запах свежей крови, Яро! И он возбуждал меня! Но, что самое страшное — я не испытывала ни к убитым, ни к убегавшим от меня в ужасе даже капельки жалости, только холодное понимание справедливости возмездия! Куда подевался мой гуманизм? Неужели моё слияние с сознанием человека из того времени настолько сильное, что я начинаю воспринимать жизнь через призму его миропонимания? Яро, я не хочу этого, но я уже сомневаюсь в правильности принципов ахимсы[1]! — и Агата, всхлипнув, охватила мужа руками и крепко прижалась к нему.

— Солнышко моё, может, мы вместе найдём способ, как это закончить? — Ярослав обнял жену и зарылся носом в её волосы.

Агата резко отстранилась:

— Нет, Яро, ты не понял! Я не хочу, чтобы это закончилось!

— Тогда почему ты плачешь? Разве не от того, что ты — уже не ты? — непонимающе покрутил головой Ярослав.

— Ты прав, милый. Во мне многое изменилось. Очень многое. И это касается не только моих взглядов на историю и отношения к разным нациям. Это повлияло и на мои принципы! Даже если всё закончится, я уже никогда не буду прежней. Наверное, потому, что увидела наш мир иными глазами. Понимаешь, всё то, во что мы с тобой верили: что на зло нельзя отвечать злом, чтобы тем самым не увеличивать его, и что делая добро, мы делаем наш мир добрее. Я помню, как говорила, что лучше умру, чем убью. Но сегодня, когда я вместе с Анри убивала, я смотрела его глазами на трупы англичан и поняла, что он видит за ними спасённые жизни испанцев — детей, женщин, стариков. А ещё он вспомнил своих братьев, сестру и родителей, зарезанных такими же пиратами, только арабами. И знаешь, что меня в тот момент поразило больше всего? — Агата всмотрелась в лицо мужа.

— Что? — тихо спросил Ярослав.

— То, что Анри не испытывал к пиратам ненависть. В нём было лишь чувство исполненного долга и справедливости. Оно было таким сильным, что я вдруг поняла, что, если тебе или нашей Луцке кто-то будет угрожать — я забуду про ахимсу и не буду колебаться между «спасти любой ценой» и «не увеличивать зло насилием». Но не только то, что я изменилась, меня испугало, — Агата умолкла, ожидая реакции мужа, но тот молчал, и она продолжила: — Я за Анри боюсь — он на своём «Победоносце» с неполным количеством пушек и без солдат против двух английских кораблей идёт! А ведь он только что принял бой ещё с одним!

— Ну, в этом, как я понимаю, он победил, а раз сумел себе такой флот сколотить, значит, не дурак и знает, что делает. Не волнуйся. А что у него за корабль? Большой? — оживился Ярослав.

Агата вспомнила, как муж однажды рассказывал ей о своей мечте быть моряком и что у Чехии, у которой нет моря, был свой торговый флот, базировавшийся в Румынии. Она улыбнулась и взлохматила мужу волосы.

— Ну, для того времени — да, большой. А для нас… Ну посуди сам: самая большая палуба нашего «Победоносца» имеет длину чуть больше пятидесяти метров и примерно четырнадцать метров в своём самом широком месте. На нём обычно размещено восемьдесят пушек и примерно семьсот человек. Конечно же, люди не толпятся на одном месте все сразу, а распределены, как и пушки, в основном, на трёх палубах или, как они их называют, деках. Между орудийными палубами и трюмом есть ещё одна. Она находится под уровнем ватерлинии. Англичане называли её опердек, а испанцы — сойядо. Там нет естественных источников света и очень тяжёлый воздух из-за плохой вентиляции. На ней, помимо каморки, где спит часть матросов — кубрика, и отсеков для груза, который может испортить сырость трюма, оборудованы клетки для пленных. Думаю, для тех, кто там проведёт пару дней, это наказание уже само по себе. Хотя, возможно, они к этому более привычны, чем я, и для них это не так страшно. Ну, а в трюме уже никто не живёт, кроме крыс.

— А те, что против него идут? — заинтересовался Ярослав.

— Те немного меньше, но ведь у нас не все пушки.

— А ты не пробовала ему передавать знания из нашего времени? Может, он сможет улучшить своё вооружение? Какие им уже известны технологии? — вдруг стал забрасывать жену вопросами Ярослав.

— Пока что я успела лишь внушить ему кое-какие медицинские советы. Ещё я хотела бы подсказать ему, чтобы они воду в металлических баках хранили, но я даже не знаю, умеют ли они их делать, — вздохнула Агата.

— Зачем? — удивился Ярослав.

— Как это — зачем? Они воду хранят в деревянных бочках. Уже через пару дней она начинает загнивать. Испанцы перед питьём добавляют в неё лимонный сок. Он слегка дезинфицирует воду, но, главное, перебивает запах и вкус. Англичане, например, с этой же целью добавляют в воду ром, а португальцы — вино.

— Так пираты пили ром не потому, что они пропойцы, а потому, что он заменял им воду? — засмеялся Ярослав. — Ладно, если в Карибах сейчас без тебя обойдутся, может, перекусим? Ты ужинала?

Агата покачала головой:

— Нет, не успела. Пойдём, Луция по дороге из института захотела суши и купила на всех, — Агата потянулась к журнальному столику и нащупала заколку для волос.

Ярослав встал и протянул жене руку: — Пошли, морячка…

За ужином супруги привычно беседовали о том, у кого как прошёл день, но, когда Агата рассказала о задуманной Анри тактике, разговор постепенно перешёл на историю испанских колоний.

— Знаешь, Яро, а ведь, похоже, что именно в этой битве англичане захватили Белиз и, несмотря на неоднократные попытки испанцев вернуть его, прочно тут обосновались. Правда, только в 1786 году между Англией и Испанией была подписана конвенция, согласно которой испанцы разрешили англичанам селиться на этих землях на определённых условиях. В 1840 году англичане стали называть эту территорию Британским Гондурасом, а в 1862 году Британия официально объявила его своей колонией. А для того, чтобы притязания Лондона были обоснованы, переписала истинную историю Белиза. Попытки они делали уже в XVIII веке, но окончательная версия появилась накануне официального объявления Белиза, ставшего уже Британским Гондурасом, колонией. Вот тогда и появилась наиболее распространённая сейчас версия, что первое поселение на берегу реки Белиз основали английские пираты в 1638 году.

— А ты знаешь правду, потому что нашла её в памяти Анри, — сделал вывод Ярослав.

— А вот и не угадал! — торжествующе посмотрела на него Агата. — Когда мне надо было найти подтверждение тому, что я пережила настоящий перенос сознания, а не страдаю шизофренией, я искала информации в интернете обо всём, что там узнавала. И находила! А для пущей убедительности проверяла в разных источниках. То, что я тебе рассказываю, есть и на русском, и на испанском, — женщина улыбнулась и налила себе кофе. — Это и понятно, что каждая страна пытается показать себя в лучшем свете, но наиболее предвзятыми, а кое-где и откровенно лживыми, были британские источники. Знаешь, а ведь после всех этих своих исканий я даже на испанцев стала смотреть иначе. Раньше я видела в них лишь религиозных фанатиков, погубивших цивилизации Мезоамерики, но сейчас я уже знаю, что это не так! Правда намного сложнее и многограннее, чем нам её подают. Например, об покорении испанцами индейцев Мексики и Юкатана специально сильно утрировано стали вдруг «вспоминать» англичане в девятнадцатом веке. Как раз в это время они устроили настоящий геноцид индейцев Северной Америки и им понадобилось отвлечь внимание общественности от своих действий, переключив на «зверства» прошого. Испанцы, в отличие от англичан, не ставили своей целью уничтожение местного населения. Им нужны были не просто земли, но и рабочие руки, а папе римскому срочно понадобились новые католики. Шёл раскол в католической церкви, Европа становилась протестантской…

— Да уж, как англосаксы переписывают историю мы и сейчас видим, — покачал головой Ярослав. — Кстати, если Анри победит в этом бою и отстоит Белиз, думаешь, история изменится?

— Думаю, я её уже изменила, когда внушила Анри знания о том, как передаётся жёлтая лихорадка. Если бы не я, Анри не стал бы обмазываться глиной. Без этого знания он или остался бы в джунглях по настоянию доктора, или, с большой долей вероятности, погиб в бою с пиратами, которых было намного больше, чем его солдат. — Агата с виноватым видом погладила ладонью стол, словно стирая старую карту.

— И что теперь? Проявится ли это как-то в нашем настоящем? — наблюдая за женой, спросил Ярослав.

— Не знаю, Яро. Ну, во-первых, пока не так уж сильно изменилась история — ведь мы же не знаем, как закончится бой Анри с англичанами. Вдруг он не победит? А во-вторых, я уверена, что то, что уже случилось, изменить нельзя. Если допустить правдивость теории, утверждавшей, что прошлое, настоящее и будущее существует одновременно, а Вселенная состоит из огромного количества измерений, то вполне возможно, что, когда возникают причинно-следственные аномалии, создаётся новое измерение.

— Значит, сейчас существует, как минимум, два Анри Верна в двух разных измерениях? — задумался Ярослав.

— Кто знает? Может, и два. А, может, и больше. Вряд ли человечество когда-нибудь разгадает все тайны Мироздания.

----------
[1] Ахимса — поведение и образ действий, при которых первым требованием является ненанесение вреда — ненасилие. Ахимса определяется как поведение, ведущее к уменьшению зла в мире, направленное против самого зла, а не против людей его творящих (отсутствие ненависти). Ахимса, непричинение вреда, состоит в неубиении, ненасилии, непричинении вреда всему живому (людям, животным, растениям) никогда и никаким образом — ни мыслью, ни словом, ни делом.