Или чокнутый тот автор, что ради одного слова не спит ночами!

Ох, наконец-то мы пришли к компромиссу!     А изобретения мои Вам не нравятся почему-то. Вот хорошо же звучало: "неправом"! Так нет же -- пришлось менять! Я ещё не забыла, как мы с Вами по поводу нактоузного дневника спорили.

Глава 33 (продолжение)

***

— Я правильно понял, что вы не хотите моего присутствия в следующей экспедиции? — спросил аристократ, расположившись на сундуке.

— Не совсем так, Себастьян, — Анри откинулся на спинку стула. Лицо стало сосредоточенным, а голос непривычно тихим. — Ваше присутствие всегда полезно, но, боюсь, то деликатное дело, которое меня крайне волнует, требует незамедлительных действий, а кроме вас с ним вряд ли кто справится.

— Что же это за такое важное дело, ради которого я должен пренебречь своими обязанностями? — вопреки привычке, дон Себастьян даже не попытался скрыть удивление.

— Я хочу, чтобы вы нашли того мерзавца, который оскорбил меня своими лживыми обвинениями.

— Что вас больше волнует, Анри — то, что вас обвинили, или же то, что это мог быть кто-то, кто к вам близок? —дон Себастьян изучающе поглядел на друга.

— Меня не может не волновать посягательства на мою репутацию честного человека и истинного католика. Но я не исключаю возможное предательство и мне не менее тяжко смириться с мыслью что тот, кто оболгал меня, возможно, продолжает ходить по одной палубе со мной. Однако не только мои пехотинцы были с нами в джунглях, Себастьян. Ровно так о моей встрече с касиком мог узнать и кто-то из людей губернатора. Но о том, служит ли этот человек у меня или в городском гарнизоне — и предстоит выяснить вам. А вот почему он это сделал — я потом спрошу его сам.

Себастьян погрузился в глубокие раздумья.

— Каждый поступок продиктован той или иной целью. Для того, чтобы найти лживого обвинителя, надо сначала самому себе ответить на вопрос: «Зачем?». Я уверен, что у солдата может быть лишь повод, но не цель. К тому же, — дон Себастьян упёрся взглядом в Анри: — сомневаюсь, что кто-либо из них способен писать. Вспомните пасквиль, что держал губернатор. Вряд ли эго дело солдатских рук. По моему разумению, надобно искать человека, которому выгодно избавиться от вас, друг мой.

— Таковые, безусловно, имеются, но как они могли бы узнать то, что было в экспедиции? Да и как велика должна быть выгода, чтобы толкнуть человека на преступление против совести? — задумался Анри, мысленно перебирая имена своих конкурентов.

В дверь постучали.

— Я выскажу вам свои соображения на этот счёт, Себастьян, но чуть позже. А сейчас прощу у вас немного терпения, — почти прошептал Анри и, обернувшись в сторону двери, громко сказал: — Войдите!

Дверь открылась, и изрядно помятый Игнасио доложил о приходе сеньора Густаво.

— Я к вашим услугам, менеер адмирал, — поклонился навигатор.

— Я собираюсь в экспедицию по реке и мне нужен картограф. Могу я рассчитывать на вас, менеер Колс, или же мне поискать на других кораблях?

— Сочту за честь сопровождать вас, менеер Верн. Когда я должен быть готов?

— Мы отправляемся завтра на рассвете. Фрегаты «Упорный» и «Решительный» доставят нас к устью реки Белиз, а дальше мы пойдём на баркасах.

— Позвольте узнать, что явилось причиной этого путешествия? — оживился голландец.

— Где-то на берегу реки есть старая миссия францисканцев. Туда индейцы должны были доставить похищенных ими женщин. Полагаю, вы в курсе того, что пару дней назад майя напали на асьенду Буэн Рекодо? — пояснил Анри, удивлённый тем, что может быть кто-то, кто не слышал о гибели сеньора Эухенио.

— Ах да, в трактире что-то обсуждали по поводу нападения и посланной губернатором карательной экспедиции. Но вот что индейцы забрали там женщин, как-то минуло моё внимание, — виновато смутился Густаф.

— Моя интуиция мне подсказывает, что сегодня в тавернах будут обсуждать эту карательную экспедицию с подробностями, неизвестными даже мне, — саркастически усмехнулся Анри, но понял его лишь дон Себастьян.

— Ну что же, тогда я не буду донимать вас расспросами, менеер Верн. На какой из фрегатов я должен прибыть на рассвете и как долго продлится наше путешествие? — перешёл сразу к деталям голландец.

— На первый вопрос я отвечу вам сегодня вечером во время ужина у Сандро, а вот на второй, к сожалению, ответ знает лишь Господь, — развёл руками Анри. — Похоже, только он и майя из Нахо-Баалам знают, где это место и как долго мы будем его искать.

— В таком случае я скажу на постоялом дворе, что утром съезжаю, — пожал плечами навигатор. — Однако придётся взять с собой мой сундук, тем более что для вычислений мне понадобятся приборы.

— Мы найдём на баркасе для него место, менеер Колс, — заверил Анри.

Голландец, простившись до вечера, удалился.

— Ну что, команданте, продолжим? — повернулся Анри к дону Себастьяну.

Тот кивнул и, сложив руки на груди, спросил:

— У вас есть некоторые подозрения?

— Если бы я сам вчера не видел идальго Контрераса на смертном одре, поставил бы его первым в моём списке. Однако он был в таком состоянии, что, даже если бы и хотел уполномочить на донос одного из своих солдат, то вряд ли бы смог, — задумчиво произнёс Анри, откинувшись на спинку стула.

— Я поручил охранять его нашим людям. Даже не будучи больным, он всё равно не смог бы ни с кем договориться. Единственный человек, посетивший его в монастыре до нашего ухода — фра[3] гвардиан. Но я не думаю, чтобы дворянин и монах могли пасть так низко, даже будь у них возможность отправить донос в Белиз, — покачал головой аристократ. — Давайте исходить из возможностей, Анри, а затем попробуем найти мотив.

— Ого! Вижу, я не ошибся, поручив это дело вам, Себастьян! Вы взялись за него как заправский дознаватель! — воскликнул Эль Альмиранте.

— Я всегда добросовестно выполняю возложенные на меня обязанности, используя для этого всё то, чем меня наградил Господь, — смиренно опустил глаза аристократ.

Анри с неподдельным восхищением посмотрел на него: — Хотел бы я знать, за какие добродетели Всевышний даровал мне такого друга, как вы, Себастьян!

Лёгкий румянец едва заметно окрасил скулы гранда.

Анри сделал вид, что не заметил смущение команданте:

— Ну же, давайте поговорим о возможностях. Ложь о том, что я бросил умирать в джунглях солдат гарнизона, вероятно, основывалась на словах доктора, что больных нельзя везти в Белиз. А, поскольку в обвинении упоминался и мой договор с касиком, полагаю, это даёт основание утверждать, что тот сеньор, пожелавший остаться неизвестным, должен быть хорошо осведомлён о нашей экспедиции.

— Верно мыслите, Анри. Давайте упомянем тех, кто, кроме вас и меня, знал о экспедиции всё и попробуем понять, у кого из них была причина желать вам смерти. Если слова сеньора Антонио о том, что нам нельзя возвращаться, могли слышать многие солдаты, как наши, так и городские, то о содержании вашего разговора с касиком, кроме вас и меня, если не брать во внимание индейцев, один из которых где-то в джунглях, а другой был в тюрьме, знает лишь губернатор. Даже идальго Контрерас, которого вы поставили на первое место, до вашего возвращения в лагерь не знал, где вы. Когда он заметил ваше исчезновение, я сказал, что вы отправились осматривать местность. Да и о вашем разговоре с касиком он знал с ваших слов лишь то, что женщины находятся в миссии на реке Белиз, — размышлял в слух команданте, запустив пятерню в свои густые чёрные волосы. — При всём моём уважении к доктору, я вынужден обозначить и его в этом списке, ровно как и графа Альменару, хотя и не понимаю, какой у них резон избавляться от вас.

— Я ни за что не поверю в то, что к доносу может иметь отношение сеньор Антонио. В итоге в этом списке остаётся лишь губернатор. Но, устранив меня, он больше теряет, чем приобретает. Его расположение ко мне даёт городу надёжную защиту, не требуя из казны ни единого мараведи! Не стоит забывать и о пошлинах, которые я плачу Белизу за свои корабли на рейде и проданный в городе товар. Кроме того, разве не вы накануне уверяли меня, что граф Альменара мне благоволит?

Дон Себастьян думал некоторое время, затем поднял глаза на Анри:

— За то время, что я имел возможность познать сеньора Альвареса, я могу взять на себя смелость утверждать, что ему чужды низкие поступки, коим, несомненно, является донос. Стало быть, мы вернулись туда, где начали — к солдатам.

Анри развёл руками:

— Боюсь, наши рассуждения заводят нас в тупик. Я был уверен, что касик придёт не один, потому внимательно следил за поляной. Я принялся возводить себе укрытие, но не для ночлега, ибо поверил словам Хуана, что до ночи буду снова в лагере. Это позволяло мне исследовать местность и наблюдать за ней. Хоть я поручил вам проследить за тем, чтобы никто из солдат не покинул лагерь, я обозревал не только прилегавшие джунгли, но и места, из коих мог появиться какой-нибудь нерадивый пехотинец. Я никого не видел, Себастьян. Если кроме меня там присутствовал ещё один испанец, он должен был приложить специальные усилия, чтобы скрыть от меня своё пребывание и обмануть вашу бдительность.

— Ну вот и первый возможный вариант — наличие опытного разведчика, который был послал шпионить за вами. Однако, если мы примем эту версию, то, боюсь, она опять приведёт нас к губернатору, — хлопнул себя по колену команданте.

Анри думал довольно долго.

— Я знаю графа Альменара с первого дня его появления в городе. Тогда он был ещё интендантом. Как я уже вчера сказал вам, Себастьян, я не питаю особых иллюзий по поводу симпатий сеньора Альвареса к моей особе, но и не вижу повода для того, чтобы он вдруг решил избавиться от меня, да ещё и таким образом.

— А что, если этот суд был театральным действием, разыгранным для того, чтобы привязать вас к губернатору ещё более, сделав обязанным ему за оправдательный приговор? Возможно, ваша строптивость и нежелание следовать настоятельным рекомендациям толкнули его на такой постыдный шаг? Ведь вы позволяете себе роскошь проявлять независимость, друг мой. Это часто не прощают даже людям знатным и именитым, а что уж говорить о представителях среднего сословия, к коему относитесь и вы.

— Возможно, вы правы, но тогда замысел минул цель. Если я кому и обязан за своё освобождение — так это вам и Фернандо. Смею предположить, что, вздумай бригадьер штурмовать тюрьму, пехотинцев Победоносной армады за ним повели бы вы. Или я не прав и ваше желание с оружием противостоять моему аресту на пирсе сегодня утром лишь плод моей фантазии? — Анри внимательно посмотрел в лицо аристократа.

----------
[3] Фра — обращение к священнику, состоящему в монашеском ордене.

Глава 34 Откровения губернатора

Солнце медленно набирало высоту, всё сильнее нагревая землю и усиливая ароматы портового города. Солёный запах моря, рыбы и водорослей затмила в доках вонь корабельной смазки и кипящей смолы, а за воротами постепенно набирали силу тяжёлый дух старого дерева, пыли, потных тел и отхожих мест.

До литургии шестого[1] часа было ещё минут двадцать, но Анри не хотел ждать. Сняв шляпы, мужчины вошли в церковь и, смочив пальцы в святой воде, осенили себя крестным знамением. «Пожалуй, надо будет отчитать новену[2] в память павших за Белиз», — подумал Анри. Он чувствовал долг перед своими людьми, которых не удалось уберечь в этот раз от костлявой. Конечно, битва есть битва и всегда в ней кто-то умирает, а кто-то остаётся калекой. С тех пор, как он объявил войну пиратству, ему приходилось делить с теми, кто пошёл за ним, все тяготы и опасности морских и пеших походов. Эти люди стали его семьёй, хотя и не всех, кто сейчас служил под его началом, он знал в лицо и по имени. Тем не менее он всегда проявлял заботу о близких погибших или покалеченных. Но, не менее важным для Анри было позаботиться и о их душах. Просто разделить с губернатором расходы на поминальную мессу ему показалось мало. «Да, обязательно отчитаю новену Розария. Тем более что на реке будет много времени для этого», — твёрдо решил он и, приказав солдатам ждать в наосе, вместе с доном Себастьяном двинулся к алтарю. Там они преклонили колена и перекрестились, а затем скользнули в правую дверь, где находилась сакристия[3].

Падре Игнасио, как и ожидалось, был там. Он читал огромную рукописную книгу в тяжёлом кожаном переплёте, лежащую на аналогии[4], иногда сокрушённо качая головой. Услышав шаги входящих, захлопнул книгу и повернулся:

— Да благословит вас Бог, сеньоры!

— Падре, — склонил голову Анри, — мы вышли из тяжёлой битвы и собираемся в трудное путешествие. У нас очень мало времени, а я хотел бы причаститься перед дорогой. Я осмелился попросить вас отслужить для нас малую мессу в благодарность Господу за то, что помог нам победить, и в интенциях благополучного окончания нашего небезопасного дела.

Дон Игнасио, хорошо знавший о щедрости своего благочестивого прихожанина, кивнул:

— Следуйте за мною, дети мои.

Открыв узкую невысокую дверку рядом со шкафом, где хранились облачения, пригласил спускаться за ним по крутой винтовой лестнице в крипту.

Скудный свет, просачивавшийся через узкие щели под потолком, едва растворял темноту помещения. Падре Игнасио, почиркав кресалом, зажёг дешёвую сальную свечу, а от неё ещё четыре, осветившие небольшой алтарь. Дождавшись, пока Анри и Себастьян встанут перед ним, начал мессу:

— Во имя Господа!..

Он не спешил, но сократил чтения и полностью опустил пение гимнов. Наконец, звякнул колокольчик, когда падре открыл шкафчик со Святыми Дарами. Первым принял причастие Анри.

По окончании мессы дон Игнасио погасит свечи, и все поднялись по той же узкой и крутой лестнице наверх. Там Анри вытащил из-за пояса кошелёк размером с кулак:

— Падре, я знаю, что храм сей нуждается в вспомоществованиях. Не побрезгуйте принять скромный дар от меня.

Отец Игнасио кивнул, указав подбородком на столик. Анри послушно опустил мелодично звякнувший мешочек, поклонился и вышел.

Литургия ещё не началась, но на скамьях уже сидели хорошо одетые дамы, среди которых затесалось несколько благородного вида мужчин. Дальше, через трансепт[5], скромно примостились человек двадцать победнее. Многие женщины, покрытые чёрными мантильями, тихо всхлипывали.

Продвигаясь к атриуму, Анри пробегал взглядом по лицам сидевших в наосе богатых горожан, повернувшихся посмотреть на вышедших из сакристии. Тем, кто приветливо кивал — отвечал также, а тех, кто показывал неудовольствие, неосознанно откладывал в памяти, интуитивно ощущая потенциальную угрозу. Разглядывая прихожан, он невольно вспомнил реакцию толпы на зачитанные обвинения против него и почувствовал, как обида вновь коснулась сознания. «И практически никто из местных даже не догадывается, что, ворвись приватиры в город, выкупом бы не обошлось! — пронеслось в голове. Проходя мимо глухо рыдавшей сеньоры, Анри задумался: — А ведь одному только Господу известно, была бы сейчас ещё жива эта вдова, не вернись мы вовремя, обмазанные глиной!»

Повернувшись к алтарю, перекрестился и обратился к Всевышнему: «Как же непостижимы замыслы твои, Господи! Сначала ты приводишь меня в город в самый критический момент, да с таким неожиданным оружием, как глиняная маска, повергшая врагов в ужас. Затем ты позволяешь мне вовремя вмешаться в морской бой, чтобы спасти друга, и даруешь победу. И после всего этого ты ставишь меня перед судом! Для чего всё это, Господи? Чего ты ждёшь от меня? И должно ли мне искать обидчика или простить, увидев в нём посланника твоего? И куда приведут меня поиски миссии на реке?» — ответа не последовало, зато краем глаза Анри заметил внимательный взгляд дона Себастьяна. «Похоже, он вспомнил наше последнее посещение литургии», — предположил Анри, и тут же память услужливо повторила странный мысленный диалог с таинственным голосом. Это воспоминание окатило холодной испариной. Некоторое время он вслушивался в себя, пытаясь уловить малейшие признаки присутствия чужого сознания, однако не ощутил таковых. Зато пришла иная мысль: «Возможно, Господь не случайно приставил ко мне такого друга и защитника. Ну что же, если Себастьян найдёт доносителя, стало быть, это и будет проявлением воли божьей». — и Анри, больше ни на что не отвлекаясь, вышел из собора.

***

Вслед за церковным колоколом, призывавшим верующих на литургию, громыхнула фортовая пушка, уведомляя горожан, что наступил полдень. Духота с тяжёлыми запахами ладана, воска и человеческих тел, царившая в церкви, сменилась лёгким бризом, дохнувшим приморским городом и деревянными мостовыми. И только возле лавки со сладостями пряный и сладкий аромат специй, мёда и карамели перебивал смрад отхожих мест и гниющего дерева.

Толкнув дверь, Анри с удивлением обнаружил, что она заперта. «Похоже, сеньор Гильермо решил, что в такой день, когда город оплакивает погибших, желающие полакомиться его сладкой продукцией не найдутся», — подумал с досадой и, не скрывая озадаченности, повернулся к своему спутнику:

— Ну, что будем делать, команданте? Жду ваших предложений.

— Негоже являться на обед без гостинца, — задумался дон Себастьян. — Я вижу два возможных решения: самое простое — бить в дверь до тех пор, пока конфитеро не соизволит явиться и удовлетворить наши прихоти.

— А более сложное? — спросил Анри, наблюдая за присматривавшимся к двери аристократом, будто искавшим на ней уязвимые места.

— Подыскать другие подарки, — пожал плечами дон Себастьян.

— Да, вы вновь правы, команданте: первое решение намного проще, — согласился Анри и несколько раз с силой ударил в дверь ногой.

Результата это действие не принесло — никто не отозвался.

— Альмиранте, похоже, не стоит тут терять время. Может, мы сумеем найти нечто достойное в вашей лавке? — промокая вспотевший лоб кружевным платочком, предложил аристократ. — К тому же, смею надеяться, вы сделаете мне скидку.

— Надеяться всегда можно, однако, боюсь, мы сейчас не найдём там подходящих товаров. В лучшем случае нам придётся выбирать между табаком и чаем. Не будем же мы дарить дамам отрезы на платья или оружие! Хотя… Недавно Фернандо доставил партию неплохого вина. Если ещё остались английские бутылки[6], это вино в них будет хорошим подарком. Идёмте, Себастьян, — и Анри решительно направился в сторону своей лавки.

Своими размерами здание ничем не отличалось от иных в торговом ряду, однако обилие товаров внутри впечатляло каждого посетителя. Здесь было всё, что производили мануфактуры, принадлежащие «Карибскому адмиралу» — от сахара до сигар, а также то, что было отобрано у пиратов, до этого успешно ограбивших торговцев, привозивших товар из Европы и Азии. Конечно, самый большой выбор был у оружия, но, если повезёт, можно было найти и французский порселян, и модную одежду, и духи, и отрезы дорогих тканей. Изредка предлагалось и английское новшество — прочные бутылки из чёрного стекла с выдавленными узорами. Такая бутылка, особенно наполненная вином, была очень дорогим подарком, вполне достойным и губернатора. Проблема была лишь в том, что в лавке таковых не оказалось.

----------

[1] Литургия шестого часа проводится в полдень.

[2] Новена – католическая молитва (новена Розария — несколько молитв, читаемых по чёткам), которые читаются в течение 9 дней подряд. Новена может читаться по поводу смерти человека или по другим причинам. Например, в поддержку кого-то или успешность предстоящего похода.

[3] Сакристия (от латинского sacrum — священная утварь) — представляет собой помещение, которое располагается сбоку или впереди алтаря. Тут хранятся принадлежности культа, совершаются облачение священнослужителей и некоторые другие обряды. Перед началом мессы в ней звонит колокол, возвещающий прихожанам о начале богослужения. Миряне допускаются в сакристию не во время мессы в случае необходимости переговорить со священником

[4] Аналогий —в храме или молельне небольшой высокий столик с наклонной столешницей для чтения книг стоя.

[5] Трансепт (из лат. trans «за» и лат. septum «ограда») — поперечный неф в базиликальных и крестообразных по плану храмах, пересекающий основной (продольный) неф под прямым углом. Окончания трансепта образуют апсиды, выступающие за пределы основной части здания.

[6] Первую винную бутылку, похожую на современную, произвёл на свет в 1652 году англичанин сэр Кенельм Дигби. Однако вплоть до XVIII века для перевозки вина использовали различную тару из глины, фаянса и дерева, несмотря на то, что во второй половины XVII столетия в Англии началось промышленное производство бутылок. Поскольку они были слишком дорогими, до середины XIX века вино разливалась по бутылкам уже в стране потребления. Винные бутылки XVII-XVIII веков отличаются многообразием форм и объёмов, но все они были приземистые, грубоватые сосуды дутого тёмного стекла в виде луковиц или сплюснутых шаров с горлышками.

Глава 34 (окончание)

— Что вы хотите этим сказать, сеньор Анри? —- рука графа покинула плечо, а голос стал холоден. Брови губернатора полезли вверх, указывая крайнюю степень недоумения.

— Я никогда не подвергал сомнению правдивость и искренность слов вашего превосходительства, как и не давал повода вашему превосходительству сомневаться в моей честности. Однако сегодняшнее утро наглядно показало, как мало надо для того, чтобы сделать героя негодяем. Когда я стоял на площади, слушая возмущение горожан поступками, коих не совершал, слова вашего превосходительства о том, как чреват может быть гнев сильных мира сего, проросли в моем сердце. Сегодня утром мне показалось, что ваше превосходительство долго думал, прежде чем признал обвинения беспочвенными и что лишь аргументы, приведённые идальго Фернандесом, склонили ваше превосходительство на мою сторону, — Анри говорил тихо и медленно, стараясь обуздать разбушевавшуюся в душе боль.

Губернатор выслушал, нахмурившись, и ответил не сразу:

— Говорят, мудрость приходит с годами, но вас она уже посетила, друг мой. Заверяю вас, дорогой мой сеньор Анри, что ваш арест был для меня не меньшей неожиданностью, чем для вас. Симпатия, которую вызвала во мне ваша порядочность, преданность Испании, ум и отвага, совершенно искренняя. Но, как человек умный, вы ведь понимаете, что люди моего положения даже ради спасения тех, к кому они расположены, не будут рисковать своей репутацией. Без должных оснований я не мог вступиться за вас против таких тяжких обвинений, хотя и не сомневался в их лживости. Благодарите небеса за своих верных офицеров, сеньор Анри. Это они дали мне возможность спасти вас от петли.

Анри глубоко вздохнул. Тяжёлые мысли одолевали его. Он хотел верить сеньору Альваресу. Очень хотел. Но слова дона Себастьяна, что только граф Альменара знал всё и что ему ничего не стоило сделать одного из солдат экспедиции шпионом, жгли сознание. «Но зачем?», — спрашивал сам себя, не находя ответа. Абсолютная ясность была лишь в одном: случись что — рассчитывать на помощь губернатора можно лишь в том случае, если это ему ничего не будет стоить. «Что ж, раз я не могу обнаружить причины, по которой графу было бы выгоднее избавиться от меня, чем иметь со мной дело, буду считать его непричастным», — решил для себя Анри и, понимая, что пауза затянулась, поблагодарив в душе сеньора Альвареса за терпение, спросил:

— Ваше превосходительство знает, кто стоит за всем этим?

— Увы, друг мой, — развёл граф руками. — Не будь в этом обвинении таких подробностей, о которых не мог знать никто из уважаемых горожан, я бы подумал на происки ваших конкурентов. Возможно, вам будет небезынтересно узнать, что выдать энкомьенду под строительство красочной меня убедил алькальд. Не так давно в Белиз из Севильи прибыл племянник сеньора Рикардо и именно его услуги по производству красок мне и были предложены. Кстати, мне показалось или наш алькальд действительно вас недолюбливает?

— От наблюдательности вашего превосходительства ничто не способно укрыться, — учтиво произнёс Анри.

— А что же послужило поводом для этого? — в голосе губернатора зазвучало нескрываемое любопытство.

— Одному богу известно, что тому виной. Каждый раз, когда мне приходилось иметь дело с его светлостью сеньором алькальдом, я всегда был предельно вежлив и никогда не скупился, отдавая часть призов на нужды города. Я чужд притворству, потому всегда прямолинеен. Возможно, зная меня и высокочтимого сеньора Рикардо, ваше превосходительство поможет мне понять причину его неприязни к моей скромной особе? — с надеждой спросил Анри.

Граф снисходительно хмыкнул.

— Возможно, именно ваша скромность всему виной, — голос графа, доброжелательный и слегка ироничный, вдруг посерьёзнел: — Мы, государственные мужи, должны блюсти прежде всего достаток короля, а много ли возьмёшь в этих бедных, богом забытых краях? Другое дело в Лиме! Слыхал я, что та благословенная земля столь щедра, что даже слуги ходят, обвешанные золотом! Вы же, друг мой, и здесь умудрились сколотить недурное состояние. Это ли не повод к неприязни, вызванной завистью менее успешного, да к тому же зрелого мужа благородной крови? Однажды мне самому пришлось как-то услышать сетования сеньора Рикардо на неблагосклонность Судьбы. Похоже, он в обиде на неё за то, что его заслуги в превращении поселения в город остались неоценёнными. Злые языки донесли до моих ушей, что сеньор алькальд рассчитывал жить в губернаторском дворце. Однако, Совет Индий принял иное решение. Быть может, его неприязнь к вам следствие не только вашей успешности, но и моей благосклонности? — сеньор Альварес вновь придал голосу доброжелательность: — Вы проинформируете меня, сеньор Анри, если ваши поиски будут успешны? Вы ведь, полагаю, не отказались от мысли найти того, кто написал на вас пасквиль?

— Если Господь снизойдёт до моей просьбы и откроет мне имя негодяя, я непременно доложу вашему превосходительству, — поклонился Анри.

— Пусть вам сопутствует удача, друг мой! — губернатор протянул руку и, когда Эль Альмиранте приложился к печатному перстню, вышел, оставив его наедине с картой.

Отредактировано Agnes (31-08-2020 14:08:39)