С табаком не всё так просто. Как раз в 17 веке его неоднократно запрещала церковь, в итоге, насколько я знаю, курить, по крайней мере в Испании, стали в специально отведённых местах. Да и на всех картинах таверн и трактиров того времени, что я нашла, нигде не дымят.

А чему удивляться? Дворянин не может вызвать плебея на дуэль -- не по статусу. А руки чешутся. Вот и нашли выход.

Глава 42 (окончание)

Комната встретила дона Себастьяна ароматами свежего сена и чистого белья.

Войдя, он отложил на сундук шляпу и упал на постель. Тюфяк упруго прогнулся и приятно скрипнул — сеньор Сандро добросовестно отработал полученные деньги. В коридоре жалостно закряхтели половицы под тяжестью приближавшихся людей. В дверь постучали. Вздохнув, дон Себастьян поднялся.

— Войдите!

Четверо мужчин обнажили головы и протиснулись в комнату. Один из них был в чёрном колете, трое в чёрно-синих. Лицо городского солдата показалось аристократу знакомым.

Могучего телосложения пехотинец «Птичьей» армады довольно грубо подтолкнул вперёд гарнизонного.

— Вот, ваша милость. Этот негодяй в «Морских девах» рассказывал всякие гадости про нашего Эль Альмиранте, — детина с такой силой хлопнул по плечу солдата, что тот согнулся.

Дон Себастьян с интересом посмотрел на доставленного.

Невысокий крепыш, опустив голову, сопел и нервно теребил смятую в руках шляпу, Его удлинённое загорелое лицо блестело от пота, а оттопыренные уши пылали. Вояка, переминаясь с ноги на ногу, ожидал своей участи.

— Назовись, — приказал дон Себастьян.

— Тадео Гомес, ваша милость, солдат городского гарнизона.

— Ты ведь был в экспедиции под моим началом, не так ли?

— Так, ваша милость!

Дон Себастьян нахмурился. «А змеюка сурукуку…», — вдруг вспомнилась ему песня Педрито.

— Ну, и какими россказнями ты забавлял посетителей таверны? — грозно спросил он.

Солдат вдруг упал ниц под ноги аристократа:

— Не губите, ваша милость! У меня двое детей и жена на сносях! — и зарыдал, закрыв лицо шляпой.

— Почему ты не подумал о них до того, как произнёс имя достойного сеньора с недостойным умыслом? — дон Себастьян пнул скорчившегося Тадео Гомеса и отступил. — Встань! Веди себя достойно! Ты солдат, а не цыган!

Вояка враз замолчал. Поднялся, вытер лицо шляпой и угрюмо уставился в пол.

— Что ты плёл про сеньора Верна?

— Я всего лишь сказал, что сеньору Андрэ сопутствует такая небывалая удача, какая может быть только от Лукавого, — глухо ответил солдат.

— Похоже, ты неплохо осведомлён о возможностях дьявола, — дон Себастьян перекрестился, — Думаю, тебя стоит передать Святой Канцелярии. Там быстро разберутся, откуда ты получил такие познания.

— Ваша милость, сеньор капитан, клянусь своими детьми, это не я придумал! Так сказал наш кабо Эрнан Родригес, будь он проклят!

— Вот как? И когда же он это сказал? — тон офицера стал мягче и это заметно приободрило солдата.

— После битвы. Ну, не той, что была под стеной, а потом. Когда ваша милость приказали нашему отряду вернуться в гарнизон, нас послали на помощь крепости. Ну, а когда там отбились, надо было охранять пленных. Потом доставили ещё — с моря. Ну, намаялись мы с ними! Так много их было! А когда всё кончилось, мы с ребятами, ну, теми, что из нашего гарнизона были, решили расслабиться немного. Ну и, само собой, победу отпраздновать. Кабо и предложил идти к севильянцу. А тот нас пускать не хотел. Ну, мы, конечно, напомнили ему, кто за город насмерть стоял… А тут как раз пришли офицеры, а потом ещё какие-то благородные сеньоры... Ну, они и заставили сеньора Рауля открыть заведение и выкатить бочку для всех. Ну, мы и надрались… Мы ж победили, и заслужили, чтоб нас отблагодарили бесплатной выпивкой! … — Солдат потоптался, почесал затылок, явно пытаясь выловить в памяти подробности: — Ну, стали мы про бои говорить — сначала у крепости, потом вспомнили битву у ворот… А потом кто-то про наш поход стал выспрашивать… Ну, тогда про сеньора Эль Альмиранте и заговорили... Уж и не знаю, кто первый сказал, что сеньор Андрэ, должно быть, заговорённый — ни болезнь его не берёт, ни вражьи сабли… Думаю, как раз тогда кабо и сказал, что сеньор Андрэ должен быть в сговоре с Нечистым. Ну, мы и прикинули: там, где он — нас беды обходят. Ни индейцы, ни твари лесные, ни лихорадка не трогали, а вот стоило ему уйти — и всё! Бац! И мы тут же оказались во власти нечистого! — солдат перекрестился. — Масиас отравился, кого-то там змея укусила, а тут ещё эта чёрная рвота! И теньенте наш… Аккурат в тот же день, как с сеньором Андрэ поругался, так и заболел! — Тадео Гарсия замолчал и, не смея поднять глаз, поглядывал на аристократа украдкой.

Всё время, пока солдат говорил, дона Себастьяна не отпускало чувство, будто упускает что-то важное, но что?.. Он нахмурился.

— Где, говоришь, вы праздновали победу?

— В таверне, что возле Торговой площади. «У севильянца». Обычно таких как я туда не пускают, но ведь мы победили, и сеньоры офицеры потребовали от трактирщика угостить всех. Это ведь справедливо, да, ваша милость?

— Справедливо, — кивнул Себастьян, не особо прислушиваясь. Он уже уловил то, что вызвало у него то странное ощущение. «У севильянца»! Это же именно то место, куда ходит выпить идальго Рокафулл!

— Ну, а потом что было? — он снова повысил голос. Предчувствие, что сейчас последний кусочек мозаики встанет на своё место, заставило сердце биться быстрее.

— Так я же уже всё сказал вашей милости! Пили мы. Забились в угол, чтобы не мешать сеньорам офицерам, и пили, пока было что, — не понимая, чего от него хотят, солдат опять занервничал. Он взглянул на пехотинца, словно искал подсказку, но тот только зыркнул исподлобья и буркнул:

— Ну, чего замолчал? Его милость хочет знать, что было потом!

Бедолага опять почесал затылок, вытер шляпой вспотевшее лицо и развёл руками:

— Так я же сказал — мы пили, потом завспоминали немного, потом стали спорить. Ну, это когда кабо наш сказал, что сеньор Андрэ в сговоре с врагом рода человеческого. Я даже защищал сеньора Андрэ, вот вам крест! — Тадео Гомес истово перекрестился и поцеловал палец. — Если бы не тот офицер, я бы ни в жизнь не поверил, что знаменитый Эль Альмиранте мог продать душу дьяволу!

— Какой офицер? — от волнения дон Себастьян даже схватил солдата за грудки.

От неожиданности тот опешил, вскинул руки, словно хотел защититься, и чуть не упал, отклонившись назад. Аристократ отпустил его и, уже прежним спокойным тоном, повторил вопрос.

— Да простит меня ваша милость, что я не знаю имени того благородного сеньора офицера. Вот если бы тут был наш теньенте идальго Контрерас… Сеньоры офицеры точно в добрых отношениях. Я не единожды был свидетелем того, как их милости дружески общались.

— И как же называл теньенте Контрерас того сеньора офицера? — дон Себастьян начал опять терять терпение и спокойный тон в этот раз стоил ему немалого усилия.

Солдат думал недолго:

— Он говорил ему «сеньор Алонсо».

— Вот как? — глаза аристократа сверкнули, — И где же они встречались? Уж не возле губернаторского дворца ли?

— Так ваша милость знает этого сеньора офицера? — с облегчением выдохнул Тадео Гомес.

— А теперь расскажи мне, что такого сказал этот офицер о сеньоре Верне, — холодно приказал дон Себастьян.