Бенгальский залив.
    К северу от Мадраса.
…сентября 1878 г.
Муссоны – обычное дело для северо-восточной части Индийского океана. Образуясь с сентября по декабрь, эти постоянные тропические ветра несут в Восточную Индию массы влажного океанского воздуха и оборачиваются затяжными штормами вдоль всего побережья Бенгальского залива.
В одну из таких штормовых полос и попал караван, возглавляемый «Крейсером». Шхуны с повстанцами нещадно мотало на буксире у «Луизы-Марии» и «Сенегала». Последнему тоже приходилось нелегко – неуклюжие приспособления, приводящие его в движение, скрипели под ударами семибалльных волн, и людям на его борту  - Михайлов распорядился оставить на пароходе прежний экипаж, включая рыжего шотландца, приставив к ним «крейсерского» мичмана с двумя матросами и кондуктором-сигнальщиком - оставалось молиться, чтобы клёпаные ажурные конструкции колёс выдержали этот напор. Пока, вроде выдерживали – «Сенегал», волокущий на длинном тросе одну из «островных» шхун, исправно держался за «Луизой-Марией» и на все запросы отвечал торопливыми махами флажков: «В помощи не нуждаюсь. Следую за мателотом».

Тяжело им там сейчас приходится. – заметил Греве, наблюдая за шхунами, прыгающими в волнах за пароходом. – Мало того, что люди вконец истощены каторгой, так ещё и штормовой переход! Небось, хором травят сейчас за борт… Высадим их на берег – едва ползать смогут, много ли с такими навоюешь?
Камилла – с тех пор, как барон вернулся на пароход, она старалась проводить с ним как можно больше времени – недовольно сморщила носик.
- И кому это пришло в голову превратить наше прекрасное судно в буксир для этих оборванцев? Я вообще не понимаю, Шарль, почему мсье Mihailoff не распорядился отпустить нас ещё во время стоянки в Порт-Блэре! В конце концов, королевство Бельгия не воюет с вашей страной, а винтовок – пресловутой «военной контрабанды, из-за которой вы нас задержали - на борту больше нет. Зачем же нас и дальше удерживать?
Греве усмехнулся – про себя, разумеется. Этот диалог почти в точности повторял беседу, состоявшуюся между ним и командиром клипера перед уходом с Андаманских островов.
«Я бы и рад отпустить пароход, дюша мой, но придётся пока подождать. – объяснял Михайлов. -  Бельгиец,  шкипер «Луизы-Марии», охотно выложит первому же встречному англичанину всё, что знает «Крейсере». Сами посудите – к чему нам это?  Нет уж, придётся вашей сахарной вдовушке немного потерпеть. Сбудем с рук наших индийских друзей, найдём в какой-нибудь нейтральный порт, угля и пресной воды – вот там мы с ними и расстанемся. Да и буксир лишний сейчас не помешает.  «Крейсеру» лучше оставаться свободным от вериг и конвоировать эту инвалидную команду. Вдруг буксирный трос оборвётся – надо же кому-то ловить сорвавшихся?
Но не излагать же эти соображения его нынешней собеседнице? 
Барон нежно приобнял женщину за талию.
- Вы так торопитесь расстаться со мной, мон шер ами?
В ответ Камилла расцвела очаровательной  улыбкой.
- Что вы такое говорите, Шарль! И это после того как я… решительно, вы неблагодарны, как все мужчины!
- Не судите так строго мадам…
Греве огляделся – не видит ли кто? – и легко прикоснулся губами к её шее, чуть пониже аккуратного розового ушка, в котором блестела изумрудная капелька.
- Разумеется, мы вас отпустим -  когда доставим этих бедняг…  куда мы должны их доставить. Капитан-лейтенант планирует вскорости покинуть этот район Индийского океана, вот тогда и…
Значит, мы с вами скоро расстанемся? – огорчилась Камилла,  Греве про себя удивился её непоследовательности: вроде, только что сетовала, что русские не отпускают её пароход?  - Вы должны дать мне слово, что обязательно найдёте меня в Европе. Эта бессмысленная война не может длиться долго!
- Крымская война – у вас её называют Восточной – продолжалась два с половиной года, с октября пятьдесят третьего, по март пятьдесят шестого года. И вовсе не такая уж она бессмысленная…
Значит, вы хотите заставить меня ждать целых полтора года?
- Я офицер, мадам, и присяга требует… - принялся оправдываться барон, но женщина его уже не слушала.
Что-то я озябла Шарль. – заявила она, кутаясь напоказ в шёлковую шаль. – Пойдёмте в мою каюту, Лиззи, наверное, уже приготовила кофе…
И улыбнулась – обещающе, призывно. Улыбка, её взгляд, требовали: прямо сейчас, ни мгновения не медля,  согреть её в объятиях, увести в каюту, избавить от отсыревшего на промозглом ветру платья и уложить – горячую, страстную – на простыни огромной кровати, украшающей просторную, не хуже адмиральского салона,  спальню…
За спиной забухали по палубному настилу башмаки. Греве мысленно выругался и обернулся.
Кондуктор сигнальщик бодро отрапортовал:
- Так что, вашбродь, с «Крейсера пишут: «На норд-норд-вест открылся берег!»
Барон повернулся.
- Прошу извинить, мадам, я должен быть на мостике.
- Это ведь Индия, Шарль? – встревоженно спросила женщина. – Вы сюда везли этих несчастных? И когда вы намерены…
- Как только появятся новые сведения я вам тотчас сообщу. – ответил он сухим, официальным тоном.  - А сейчас мне пора, служба-с…
Он повернулся на каблуках, и отправился к трапу, лопатками чувствуя её разочарованный взгляд.
«...нет, чтобы этой треклятой Индии объявиться хоть часа на два позже! Нелегка ты, доля военного моряка – решительно некогда подумать о личной жизни!»

Отредактировано Ромей (22-08-2020 13:16:17)

так он и подумал, и не раз.
Но хочется ещё

К тому же, в такой ситуации капитан просто не может хотя бы ненадолго не появиться на мостике. Дисциплина пострадает.
Вот потом - да...
К тому же это полезно и с другой стороны - его пассия должна знать своё место и взирать на ОЧЕНЬ ЗАНЯТОГО любовника с должным почттением.

Отредактировано Ромей (22-08-2020 14:03:05)

Отступление первое
Блеск и нищета двухдержавного стандарта
Двухдержавный стандарт! Как много в этом звуке слилось… положим, не для всякого русского сердца,  но уж для знатока военно-морской истории наверняка. Когда к 1889-му году с усилением военно-морской мощи Франции, Германии, России и Японии  закончилась эпоха тотальной экономии на флоте, Британия заявила об избрании нового курса. Согласно ему, Королевский Флот должен был быть сильнее, чем два любых других флота в мире вместе взятых (на тот момент это были Франция и Россия).
Но и раньше, начиная, пожалуй, с эпохи Наполеоновских войн, концепция тотального превосходства на море, во многом определял образ мыслей политиков и кораблестроителей  Британской империи.  Особенно в том, что касалось  численности и боевой мощи кораблей линии, в роли которых выступали тогда броненосцы.
И, видит Бог, их понастроили немало! Но ещё больше в списках боевых единиц Роял Нэви числилось других кораблей – винтовых фрегатов и корветов, шлюпов и канонерских лодок, призванных защищать становой хребет Империи, морскую торговлю, опутавшую маршрутами перевозок весь мир. Океан окончательно превратился в торную (хотя, порой и ухабистую) дорогу, по которой регулярно, согласно коммерческому расписанию, перемещались грузы, пассажиры, войска. Словом, всё то, что делало могущество викторианской Англии по-настоящему всеобъемлющим и непререкаемым.
А где большая дорога – там и разбойники, не так ли?
Но – к делу. Возможно, кое-кому из наших читателей случалось пролистать знаменитый труд британца Мэхена «Влияние морской силы на историю». В этом случае они, несомненно, запомнили ту критику, которой британец подверг идею крейсерской войны, направленную на истребление торговли, ярыми сторонниками которой были французы. Несмотря на тот очевидный факт, что потери британского торгового тоннажа от штормов и прочих «неизбежных на море случайностей» далеко превосходила результативность французских каперов (те могли похвастать разве что многочисленными захватами рыбацких скорлупок в Северном море да истребления британского каботажа в Ла-Манше), идея крейсерской войны обрела новую жизнь. И в особенности - после подвигов кептена Рафаэля Семмса и его «Алабамы».
Мы не будем детально разбирать действия крейсеров флота конфедератов, тем более, что их жертвами стали лишь  ничтожные проценты всех потерь торгового флота северян. Отметим лишь, что сразу две державы в то же самое время сделали ставку именно на крейсерскую войну, причём противник в обоих случаях был один и тот же – Британская империя.
Первыми из поборников этой идеи стали её авторы, французы. И увлеклись до такой степени, что когда разразилась  несчастливая для Второй Империи войне с Пруссией, французский флот оказался к ней совершенно не готов. Нет, он был достаточно многочисленен и боеспособен, но вот беда: французские адмиралы готовились к крейсерским действиям против англичан, которые одни могли стать союзниками Франции в  борьбе с растущей мощью германской нации…
Итог закономерен: французский флот не принял в боевых действиях сколько-нибудь заметного участия. Единственное столкновение, случившееся возле никому не нужной Гаваны между французским авизо «Бувэ» и прусской канонеркой «Метеор» не в счёт, тем более, что «лягушатники» в этом бой проявили себя не с лучшей стороны. Но это никого не отрезвило: новое поколение французских моряков и кораблей по-прежнему готовилось к истреблению британской торговли.
Второй державой, сделавшей ставку на концепцию крейсерской войны, стала Россия.  Её выход в океаны после проигранной Крымской войны принёс такое понятие,  как «русская кругосветка» - когда фрегаты и корветы  российского Императорского флота огибали мысы Горн и Добрая надежда, следуя на дальний Восток для службы в составе Сибирской флотилии. Это были годы Большой игры, годы соперничества Британии и России  в Средней Азии, годы туркестанских походов и афганских кампаний, которые. Две державы не раз оказывались на грани большой войны, так что выбор русских, не готовых к прямому противостоянию с броненосными английскими эскадрами выглядел вполне логично. Боевые корабли под Андреевскими флагами бороздили океанские просторы, следуя из Кронштадта во Владивосток и обратно – и в случае начала войны с Британией они немедленно превратились бы в крейсера и принялись бы истреблять торговые суда на главных океанских трассах.
Разумеется, англичане это осознавали. А потому, самым многочисленным классом в их флоте были отнюдь не броненосцы, а именно защитники торговли, призванные, в числе прочего, демонстрировать флаг Империи в самых удалённых уголках земного шара. Но и двухдержавный стандарт, ещё не принятый официально, уже владел умами лордов Адмиралтейства - вот и дымили на рейде Спитхеда грозные колонны казематных, башенных и барбетных броненосцев и мониторов,  внушая своим числом трепет недругам туманного Альбиона.
Увы, неколебимой их мощь выглядела только на парадах да в бесконечных списках кораблей и судов Королевского Флота. На деле же, необходимость защиты разбросанных по всему миру колоний и флотских баз, превращала британское морское превосходство в опасную химеру. Слишком широко была раскинута сеть; слишком крупными были её ячеи, слишком мало было телеграфных станций и кабелей, соединяющих острова и континенты. Дерзкий рейдер  имел неплохие шансы ускользнуть от гончих, винтовых фрегатов и корветов, крестящих своими курсами океанские просторы. Другой вопрос, что и сами рейдеры имели не слишком много шансов на солидную добычу:  океан необъятен и, чтобы поймать жирного торговца или транспорт с военными грузами, надо жаться к неприятельским портам, рискуя из охотников самим превратиться в добычу.
Нечто похожее происходило и с кораблями линии. Кроме Флота Канала и мощнейшей Средиземноморской эскадры, британцы держали броненосцы и на Вест- и Ост-Индской станциях, на Тихом Океане и бог знает ещё где.  Растущие амбиции многих  стран (всем памятен урок, преподнесённый британцам перуанским монитором «Уаскар») подталкивал их обзаводиться собственным броненосным флотом – и это приходилось учитывать при распределении боевых единиц Роял Нэви.
Нельзя быть сильным сразу и везде. Но именно этого и пытались достичь британцы в течение всего девятнадцатого века – во всяком случае, на море. Вера в непререкаемость британского морского могущества держалась, по сути, на «общественном соглашении»: прочие страны утвердились однажды в мысли, что англичане сильнее всех остальных, и это навсегда.  Так даже удобнее: мир нуждается в точках отсчёта, в незыблемых понятиях - и броненосная мощь Королевского Флота как раз и была одной из них.
В известной нам истории никто так и не рискнул проверить эту концепцию на прочность – во всяком случае, до 1914-го года, когда на просторах мирового океана вырвалась Восточно-Азиатская эскадра вице-адмирала фон Шпее, германские вспомогательные крейсера и любимцы фортуны,  «Эмден» с «Кёнигсбергом». Но если колесо истории однажды подпрыгнет на подвернувшейся под обод кочке и покинет  привычную колею…
Как раз об этом – наша книга.

Отредактировано Ромей (23-08-2020 14:43:10)