Иллюстрированный журнал «Нива»
С-Петербург,
декабрь 1881 г.
Литературное описание боя в Чесапискском заливе.
Составлено капитаном 1-го ранга Првалишиным И.Ф.
со слов участников и очевидцев
к трёхлетию этого знаменательного события.
…не согласимся с теми, кто считает, что победу англичанам обеспечила хитрость вице-адмирала Инглфилда. Да, то, что он ввёл в заблуждение Портера, изобразив пожары и многочисленные подрывы на своих судах, сыграло определённую роль, но лишь в принятии решения атаковать британскую эскадру. Сам же исход боя целиком определила тактика, выбранная сторонами – и тут безусловную пальму первенства следует отдать британцам.
Дэвид Портер принял решение, которое было чрезвычайно легко предвидеть. Он построил свои мониторы линией фронта и атаковал стоящую на якорях и под прикрытием противоминных сетей эскадру Инглфилда, рассчитывая прижать её к береговым батареям и минным банкам, прикрывающим устье реки Элизабет. При этом следует помнить, что осадкой американские мониторы значительно уступали британским броненосцам и, следовательно, могли беспрепятственно пройти над выставленными минами.
Инглфилд, как и было упомянуто выше, разгадал избранную Портером тактику и заранее принял меры. Обрубив противоминные сети и расклепав якорные цепи, он быстро дал ход (следы взрывов и пожаров на  его судах были, напомним, чистейшей бутафорией), и двинулся поперёк курса мониторной шеренги, развив ход до эскадренных десяти узлов. При этом англичане серьёзно рисковали: тяжёлые мортиры форта Монро обстреляли проходящие мимо броненосцы, и даже добились одного результативного попадания – в палубу «Трайумфа», позади грот-мачты. При этом погибли восемь матросов и лейтенант Коллинз; так же были выведены из строя две скорострельные пушки системы Норденфельда.
Целью Инглфилда был охват неприятельского ордера с правого фланга, причём реакция Портера была не менее предсказуема: попытка выполнить поворот «все  вдруг» на восемь румбов, и навязать бой в параллельных колоннах, прижимая английский ордер к форту Монро. Это, безусловно, могло бы принести плоды, особенно, при сближении на дистанцию менее полумили, когда дальгреновские орудия мониторов имели бы возможность нанести серьёзные повреждения британским броненосцам – если бы не другой, неожиданный ход Ингфилда. 
Британский адмирал разделил свою эскадру надвое: основная ударная сила три казематных броненосца, и три винтовых фрегата, «Комюс» и «Рэйли», так же представляющие, благодаря своей превосходной артиллерии, серьёзную угрозу для американских мониторов.
Можно не сомневаться, что подобный тактический приём Инглфилд спланировал заранее, ибо корабли были заранее поставлены на якоря именно в таком положении – броненосцы носом на норд, фрегаты – наоборот, на зюйд. И когда Портер увидел, что его шеренга подверглась опасности охвата с флангов, он растерялся. Ненадолго, всего на несколько минут – но эти минуты оказались роковыми!  А когда он скомандовал, наконец, «поворот все вдруг»,  три британских броненосца уже охватывали подковой его правый фланг, а с противоположной стороны, в тыл американскому ордеру, нацеливались орудия «Рэйли» и «Комюса».
Но даже в этой непростой ситуации у Портера был выход – и он его нашёл! Контр-адмирал поднял флажный сигнал, предписывающий головным «Маопаку» и «Аяксу» одновременно выполнить правый коордонат (так называется поворот с последующим возвращением на прежний курс), а замыкающим «Диктатору» и «Каноникусу» - левый. При этом «Кэтскилл» и флагманский «Лихай», составлявшие центр построения, оставались на прежнем курсе. Таким образом американский ордер из колонны должен был превратиться в строй двойного пеленга. Причём головные мониторы каждой пары могли вести огонь по преграждающим путь броненосцам, а замыкающие, поворотив башни на корму, получали возможность без помех обстреливать угрожающие им с тыла фрегаты.
Рискну предположить, что даже неискушённому в морском деле читателю вполне очевидно, что такое действие требует строжайшей согласованности и превосходных навыков эскадренного маневрирования –  то есть того, чем как раз и не могли похвастать подчинённые Портера. По меньшей мере три из них были недавно выведены из резерва и укомплектованы экипажами – о какой сплаванности можно говорить? Отлично задуманный манёвр с треском провалился: вместо геометрически точного построения, американский ордер превратился в кучу-малу, участники которой способны были думать только о том, чтобы избежать столкновения. И в эту свалку с двух сторон летели английские снаряды - нацеленные хладнокровно, по цели предписанной указаниями с флагмана.
В сущности, это было начало разгрома. Видя, что мониторы Портера не в состоянии вести сколько-нибудь эффективный артиллерийский огонь, и производят лишь редкие и нерезультативные выстрелы, Инглфилд скомандовал идти на сближение. Британский командующий рассчитывал поставить точку в сражении, применив имеющиеся на броненосцах мины Уайтхеда - в такую кучную и малоподвижную цель, как скопление мониторов Портера промахнуться было непросто. Действительно, «Шэннон», а за ним и «Беллерофон» произвели в общей сложности пять пусков самодвижущихся мин, но тут предусмотрительность изменила англичанам: рассчитанные на обычную осадку мореходных броненосцев, мины попросту прошли под днищами американских мониторов!
Пушки, тем временем, делали своё дело. Три, одно за другим, попадания четырнадцатидюймовых бронебойных снарядов совершенно разрушили башню «Маопака», оставив монитор без командования и управления. Другой монитор, «Диктатор», на корме которого разорвался тяжёлый снаряд, выкатился из общей кучи поперёк курса британской колонны. Командир флагманского «Беллерофона» долго не раздумывал – монитор получил страшный таранный удар в районе мидель-шпангоута на скорости в одиннадцать узлов, разломился пополам и почти мгновенно затонул вместе со всем экипажем.
Столкновение, однако, заставило «Беллерофон» почти замереть на месте, и идущие мателотами «Шэннон» и «Трайумф» вынуждены были маневрировать, в свою очередь, превращая британский строй в свалку. И тут произошло то, что обеспечило сюжетами и вдохновением десятки художников, изображавших в последующие годы эту знаменательную баталию.
Мы уже упоминали, что американская эскадра состояла из шести однобашенных мониторов: ««Аякса», «Маопака», «Кэтскилла», «Диктатора», «Каноникуса» и флагманского «Лихая». Это не совсем так. Кроме этих шести боевых единиц, имелась ещё и седьмая – таранный миноносец «Индепид».
Заложенный в 1870-м году, этот сравнительно небольшой корабль целиком был изготовлен из железа. Главным его оружием стал чудовищный тридцатифутовый таран, выглядящий до крайности несуразно в сочетании с кургузым корпусом. Что касается минного оружия, то оно состояло из трёх подводных шахт для шестовых мин. Однако, в процессе постройки корабля технический прогресс не стоял на месте, и шахты приспособили для пуска мин Уайтхеда – правда, весьма неудачной конструкции. Ещё две шахты, под углом в сорок пять градусов к курсу, предназначались для выдвижения шестовых мин – на случай промаха при таранной атаке.
Из защиты «Индепид» мог похвастать полным броневым поясом по ватерлинии из кованого железа толщиной около четырёх дюймов. Броневая палуба, однако, отсутствовала, что делала минный таран лёгкой добычей для навесного огня или обстрела с боевых марсов или высоких надстроек неприятельских кораблей.
Как это частенько бывает с конструкциями, перенасыщенными новинками, «Индепид» с момента ввода в строй в 1874-м году страдал от многочисленных технических проблем. Одно время его использовали для испытания самодвижущихся мин, но уже через год разоружили и поставили в резерв. Последующие три года он провёл на приколе в различных портах Новой Англии – пока в преддверии британского набега не был спешно довооружён и включён в состав эскадры контр-адмирала Портера. И никто, даже командир самого «Индепида», не мог предположить, что этому нелепому судёнышку предстоит войти в историю наряду с «Монитором» и «Фердинандом Максом»…

Отредактировано Ромей (20-09-2020 13:36:18)

XVI. Ночь перед Рождеством
Гавань Нью-Йорка
24 декабря 1878 г.
- Что это там? Никак ведьма на метле прилетела?
Командир «Клеопатры» прищурился. И правда - на фор-салинге фрегата «Дэлавэр» маячили неясные фигуры, размахивающие чем-то разлапистым, ветвистым, вроде  огромной метлы. Кавторанг улыбнулся.
- Боюсь, Геннадий Егорыч, в Новом Йорке нет ни кузнеца Вакулы, ни его ненаглядной Оксаны. И Пузатого Пацюка тоже нет. И не ведьма это вовсе, а американские матросы - собираются примотать к клотику рождественскую ёлку. Сочельник, традиция!
_ Ф-фух, а я уж подумал, и правда, запахло Николаем Васильевичем. – Старший офицер состроил гримасу облегчения и сделал вид, что утирает пот со лба. – Мало нам сюрпризов за эти две недели… К Норфолку, вон,  сходили – думали, будет хорошая драка. А в результате только уголь зря извели!
- Нашли о чём жалеть, батенька! Английская эскадра, даже после боя с мониторами Портера, оставались крепким орешком. Сколько православных душ загубили бы…
- И нам ещё отсиживаться в этом клятом Нью-Йорке? Признаться, начинаю завидовать Сибирской флотилии –  они   собралась послать крейсерский отряд в Южные моря, аж к берегам Австралии!
= Да, в «Нью-Йорк Геральд» третьего дня была телеграмма – в Сан-Франциско ждут прибытия наших рейдеров. – подтвердил Повалишин. -  Во Владивосток-то им сейчас путь закрыт. Бухта Золотой Рог во льдах, не пройти…
- Вот именно... – проворчал старший офицер. - А тут ни льдинки  -  однако сидим без дела, только уголь пережигаем на отопление.
- Ну-ну, не спешите, друг мой…  – каперанг говорил успокоительным тоном. - Мне давеча шепнули в нашем консульстве:  англичане запросили перемирия. А пока идут переговоры – нам велено носу из гавани не казать.
Он поплотнее закутался в шинель – декабрьские ночи стояли морозные и к утру вода в большой бочке на полуюте, возле которой матросы собирались покурить, покрывалась тонким ледком.
С берега раздалась раскатистая трель хлопков, взлетели разноцветные искры. Нью-Йорк праздновал близкое Рождество и недавнюю победу.
- Всё гуляют…  - Повалишин вытащил из-за пазухи перчатки. – Право, как дети: уже две недели прошло, а они всё никак не уймутся.
- Как же-с – грандиозная морская виктория! – ухмыльнулся собеседник. -  Эскадру Королевского Флота погнали прочь, да ещё и цельный броненосец утопили! А уж когда в Нью-Йорке узнали о гибели «Шэннона» - так вовсе словно с  цепи сорвались. Оркестры, фейерверки, виски и ром рекой… Во всех газетах только и пишут о подвиге адмирала Портера. Заложили аж пять таранных миноносцев по образцу «Индепида». Новый класс боевых судов для них придумали – «armored ram».
- «Бронированный баран? – удивился командир «Клеопатры». Бьёт, значит, с разбегу, как лбом в воротину? Не слишком-то лестно…
- А вы что хотели, голубчик – американцы… Они и тактику какую-то особую взялись изобретать – чтоб в составе отряда мониторов непременно были такие броне-бараны.
- Да, мониторы…  - кивнул Повалишин.  - По всему Восточному побережью  выводят их из резерва, а какие законсервированы на стапелях, вроде «Пуритана» - спешно достраивают. Объявили набор матросов торгового флота, кто не идёт своей охотой – берут под конвоем. Вчера наших двух олухов чуть не загребли. Они, вишь ты, по пьяни поменялись в кабаке одёжкой с американскими матросами и стали отплясывать джигу – на свой, рязанский манер. Ну и попались вербовочному патрулю.
- Это вы мне рассказываете? -  Старший офицер состроил возмущённую мину. – Да я же их и вызволял из кутузки! Американцы сильно обижались – наши орлы сломали нос констеблю, а ещё двоих в окна повыкидывали… Сейчас сидят в судовом карцере, приходят в себя.
Мимо прошлёпал широкими колёсами портовый буксир. За ним на канате полз, словно баржа-грязнуха, длинный, плоский, как бильярдный стол,  двухбашенный монитор. Вид он имел неопрятный  - амбразуры башен забиты дощатыми щитами,  палуба загромождена дощатыми клетушками, сарайчиками, будками, на корме – груда угля, прикрытая от непогоды драным брезентом.
- Вот вам ещё один, из резерва…  - Повалишин проводил монитор задумчивым взглядом. –меня ведь, голубчик, эта война началась с мониторов – ими, похоже, и заканчивается.
- Думаете, всё же скоро конец?
- Похоже не то.
Офицеры помолчали, провожая взглядом медленно ползущий караван.
- Зато американским фрегатам раздолье. – сообщил после паузы старший офицер. - Такой разбой на трансатлантических линиях учинили – только держись! Но и англичане не дремлют: неделю назад наш знакомец, «Трентон» встретился возле Ньюфаундленда с другим нашим приятелем, «Комюсом», и эта встреча закончилась для американца весьма и весьма плачевно.
- У королевы всё ещё много?  - улыбнулся Повалишин.
- У королевы всё ещё много. Хотя и заметно меньше, чем год назад.
- Да, англичанам в этой войне решительно не везёт.  Два раза выиграть крупные морские сражения – и оба раза не суметь воспользоваться плодами победы.
- Это вы, Иван Фёдорович,  про Александрию?
- Разумеется. Там они, как и в Ческапикском заливе,  практически разгромили противника, хотя и не без потерь. И тоже  принуждены были уносить ноги, не солоно хлебавши.
- Да, какое уж тут везение…
Вдали, на колокольне церкви Троицы, чей тонкий, похожий на обглоданный рыбий хребет, шпиль высился над частоколом корабельных мачт, задребезжал колокол.
- «Что же сказать на это? Если Бог за нас, кто против нас?» - нараспев произнёс Повалишин.
- «…и все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас…» - подхватил старший офицер. – «Послание к Римлянам», стих восьмой.
- Вижу, на уроках Закона Божия вы не спали, как наш мичманец на морской истории?
Старший офицер усмехнулся.
- В бытность мою на клипере «Гайдамак» в семьдесят пятом,  судовой батюшка частенько приводил именно это место из Писания. Вот и запомнилось.
- Что вы, голубчик, разве ж я в упрёк? Наоборот, сочувствую и разделяю…
Матросы на мачте «Дэлавэра» закончили возиться с ёлкой. Повалишин пригляделся – такие же деревца украшали мачты и других кораблей. С берега кричали, размахивали руками, горланили наперебой песни.
- А может, и нам, Геннадий Семёныч?..
- Что вы, Иван Фёдорыч!  - глаза старшего офицера округлились от удивления.  - Не по уставу, да и Рождество теперь не наше, не православное.  К тому же  - где сейчас ёлку-то взять?
- Бросьте, батенька – «положено – не положено!» Мы, чай, не в Кронштадте, а в городе Новый Йорк. А в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
- Ну, раз вы так настаиваете… боцман!
По палубе простучали башмаки.
- Вот тебе десять… нет пятнадцать долларов, братец. Бери двух матросов, гичку  - и чтобы через час были три ёлки. Где хошь добудь, хоть роди! Как принесёте – прикрутите  по одной на каждую мачту, вон, как американцы делают…
Он ткнул пальцем в «Делавэр».
- И ещё: после седьмой склянке команде выдать по две чарки по случаю праздника.
- Слушш! – физиономия боцмана расползлась в довольной ухмылке.  -  Всё сделаем, в наилучшем виде. Вот ребята-то обрадуются!
С пирса со змеиным шипением взлетела и закувыркалась в чёрном зимнем небе ракета. В ответ раздались весёлые крики, полетели в воздух цилиндры, кепи, дамские шляпки. Бодро вздохнул, заиграл оркестр – музыканты, все, как один красовались в ярко начищенных медных пожарных касках.
- Ну что, Иван фёдорыч, пора и нам?  - старший офицер в предвкушении потёр ладони. - Посмотрим, чем нас сегодня порадуют к ужину. Слышал, буфетчик съезжал на берег – так приобрёл, шельмец двух индеек, картошки и три фунта чернослива. Рождество - оно всегда Рождество, хоть по григорианскому календарю, хоть по какому ещё…
Нью-Йорк, 1878 год.
Сочельник.

Отредактировано Ромей (20-09-2020 20:36:32)

Восточно-китайское море
6 января 1879 г.

Мало-помалу утихла привычная суета, которой корабль жил изо дня в день, весь поход, все  эти долгие месяцы. Пробили зорю, сыграли гимн "Коль славен наш Господь в Сионе", и матросы  - кроме вахты и подвахтенных – улеглись спать. Правда, ненадолго – через два часа всех поднимут к рождественской службе.
Сочельник. Греве в который уже раз удивился, насколько удобно устроена жизнь нижних чинов на Вспомогательном крейсере. С клиперами не  сравнить – просторные кубрики, койки никаких тебе коечных сеток, после которых пробковый гамак всякий раз пропитан влагой и сушить его бесполезно… у каждого свой закуток, рундук,  служащий одновременно койкой… гостиница, да и только! Про офицеров и говорить нечего – кают-кампания больше напоминает ресторан на шикарном пассажирском пароходе. Ну, может «шикарного» - это преувеличение, «Москва» переоборудована из грузо-пассажирской «Тюрингии», но с условиями на борту военного клипера – не сравнить. Отдельные каюты даже у мичманов, дуб,  бронза, бархат…   как в каюте у Серёжи Казанкова, к которому он как раз направляется.
«Москву» чувствительно качнуло. Греве едва удержался на ногах, и пришлось самым постыдными образом опираться рукой о переборку. Он воровать оглянулся – не видел ли кто? Впрочем, имелось оправдание – культя в шейной повязке, из-за которой барон никак не мог привыкнуть сохранять равновесие. Да, искалечен, но ведь ничего:   держится, бодр и весел, не то что старый приятель, с самого Нагасаки, покидающий каюту лишь по служебной надобности. Капитан-лейтенант Михайлов, добрая душа, видит, что творится с подчинённым и лечит его на свой манер – нагружает сверх меры работой.  Не помогает: Казанков, как всегда, безупречен по службе, но стоит сдать вахту – и он, не говоря ни слова, скрывается в своей каюте.
А ведь сегодня сочельник. Неизвестно, какими правдами и неправдами сумел старший офицер раздобыть в Нагасаки ёлку – не совсем, правда,  настоящую, скорее, диковинную японскую сосну, но  зато с сильным запахом смолы и длинными бледно-зелёными иглами.  Однако ж - и раздобыл, и доставил в тайне на борт и спрятал, завернув в  тёмно-коричневую упаковочную бумагу, в ледник…  Вчера вечером в Кают-компании творилось весёлое священнодействие – японскую красавицу  обряжали в бумажные звёзды, гирлянды из разноцветной фольги, японские фонарики, заранее закупленные в Нагасаки. А Серёжка так и не пришёл – сказался нездоровым и на весь вечер заперся в каюте.
Меланхолия, будь она неладна. Чёрная тоска. Когда барон попытался завести разговор о предстоящем праздновании Рождества, Казанков посмурнел, уставился невидящими глазами в переборку и произнёс похоронным голосом: «А знаешь, Гревочка, на прошлое Рождество мы с Ниной в Гельсингфорсе на коньках катались, на катке, что возле «Стрельца» устроили. Глинтвейн пили, а когда уморились – взяли санки и на Михайловскую в кофейню. В нашу кофейню…»
Барон, услышав это, скривился. «Наша кофейня» - стало быть, дело совсем худо.  знал, конечно, о беде друга, странным образом совпавшей с общероссийской трагедией. Казалось, стоило ожидать, что военная страда, долгие месяцы в чужих морях, костлявая, что не раз стояла за спиной со своей ржавой литовкой - все это просто обязано было ослабить боль потери. Так оно, в общем, то и вышло – но, видимо, что-то надломилось во время стоянки в Нагасаки, будь оно неладно  - и выплеснулось наружу, и придавило душу серой чугунной тоской...
А значит – вся надежда теперь на старого друга.
«…может, рассказать Серёжке о моей вдовушке? Он, помнится, интересовался, подшучивал…
…нет уж! Только не о делах интимных. В другой раз, не сегодня…»
Греве вздохнул и, не стучась, толкнул дверь каюты.

- … Леонид Васильевич велел напечь блинов. Конечно, Рождество не масленица, но отчего бы не порадовать команду? Сметаны в Нагасаки раздобыли, а что икры нет – так её заменили французскими сардинами в прованском масле из пресервов, взятых, как мне сказали, ещё в Гамбурге. Пробовал? Объедение-с!..
Серёжа кивнул. Солидная стопка блинов – тех самых, о которых с таким аппетитом рассказывал барон – красовалась у него на столике, доставленная по распоряжению барона, вестовым. Увы – давно остывшая. Рядом притулилась распечатанная баночка сардин, тоже нетронутая.
«…так, попробуем другой заход…»
- А что говорят про наши дальнейшие планы? Куда идём – в Сан-Франциско?
Серёжа помотал головой.
- Нет, в Портленд, становиться на ремонт. Вас поначалу-то думали оставить в Нагасаки. В Йокогаме зимует клипер «Разбойник» - он там находится в распоряжении русского посланника – он по весне и доставил бы «крейсерцев»  во Владивосток. Но потом, когда пришло известие о перемирии с Англией, решили не ждать, а отправить вас в Россию через Америку.
Греве, как и прочие офицеры «Крейсера» был допущен в кают-компанию. Он с удовольствием участвовал и в застольях, беседах, вместе со всеми наряжал японскую «ёлку», смаковал перспективы праздничного меню -  на однако на состоявшийся недавно совет приглашён не был. Но, разумеется,  знал, конечно, что ни в какое Сан Франциско они не идут – никто не собирался скрывать планы, просто традиция требовала, чтобы на совете присутствовали лишь офицеры «Москвы». И теперь спрашивал, исключительно, чтобы отвлечь друга беседой.
– сначала с нами, в Портленд, потом по железной дороге на Восточное побережье, и там, пароходом какой-нибудь судоходной компании – в Европу.
- Через Америку, значит… - Греве уселся на стул, ловко орудуя ножом, соорудил несколько блинов с сардинами и с наслаждением откусил. – Вот нелепица: до России рукой подать, а мы отправляемся домой вокруг половины шарика!
Он извлёк из кармана маленькую овальную фляжку из британского пьютера (куплено в прошлом году, в Лондоне, на пути в Америку) – и протянул владельцу каюты.
- Будешь?
Казанков помедлил, потом осторожно отхлебнул коньяк и взял второй блин.
- Что поделать, дружище, что поделать. Через Сибирь на перекладных полгода будешь добираться, а тут – месяц-полтора и ты  в Европе!
Греве сдержал улыбку – его план, похоже, сработал. Серёжа с аппетитом уплетал блин,.
_ А ты как? Будешь ждать окончания ремонта?
Вряд ли. Михайлов намекнул, что по случаю перемирия часть офицеров отзовут в Россию. Так что, надо думать, вместе и поедем. Из Портленда, по железной дороге до Нью-Йорка, а там – пароходом какой-нибудь европейской компании домой.
Кстати,  в Нью-Йорке стоит эскадра Бутакова. Может, статься застанем их там… - сказал барон и тут же пожалел о сказанном. Повалишин – родной дядя покойницы Нины, она жила у него в доме и в Петербурге, и в Гельсингфорсе, когда начался и с Серёжей роман…
«..ну, так и есть:  глаза затуманились, блин не доел, пальцы дрожат – сейчас разрыдается…»
Оставался последний козырь.
Барон осторожно отобрал у Казанкова надкусанный блин, изо всех сил стараясь не капнуть прованским маслом тому на китель, и вытащил из-за пазухи сложенную в несколько раз газету.
- Смотри, что я тут обнаружил!
Серёжа взял.
Газета была французская, двухнедельной давности – её, в числе прочей «прессы», взяли в Нагасаки.
- На второй странице статья о конференции по Суэцкому каналу…
На развороте, поверх заголовка, красовался большой рисунок, сделанный, как это водится в подобных изданиях, по фотографическому снимку. Просторный, с высоченным потолком, зал, посредине, вокруг огромного круглого стола – мужчины в мундирах, фраках, многие с орденскими лентами и звёздами. Внизу, крошечными буквами, подписи – кто где сидит.
- Пятая слева.
Серёжа от удивления выпрямился, едва не опрокинув локтем тарелку с блинами. Барон успел подхватить её в последний момент.
- Остелецкий? На конференции в Порт-Саиде? Каким ветром его?..
- Да ты погляди ниже, списки там делегаций. Сказано:  «младший советник по военно-морским делам».
- Венечка? В дипломатах? Дивны дела твои, господи…
- За это надо, ещё по три капли! – уверенно заявил Греве, откручивая оловянную крышку.
«…Сработало!..»

Отредактировано Ромей (21-09-2020 13:57:52)

Пожалуй.

«Москву» чувствительно качнуло. Греве едва удержался на ногах, и пришлось самым постыдными образом опираться рукой о стену. Он воровать оглянулся – не видел ли кто? Впрочем, имелось оправдание – культя в шейной повязке, из-за которой барон никак не мог привыкнуть сохранять равновесие. Да, искалечен, но ведь ничего:   держится, бодр и весел, не то что старый приятель, с самого Нагасаки, покидающий каюту лишь по служебной надобности.