Очнувшись, дон Мигель обнаружил себя в объятиях своей нареченной, поддерживающей его в сидячем положении. Его голова покоилась на груди Беатрис, и он нашел, что это весьма приятно. Камзол с него стащили, а грудь под рубашкой вновь стягивала повязка. Чертова рана все-таки открылась, однако сильной боли он не чувствовал, а значит, все не так уж страшно.
Карета покачивалась, и это неожиданно напомнило ему о «Санто-Доминго». Он понял, что тоскует по кораблю и морю. Скорей бы! Но все же отплытие придется отложить еще на пару дней: необходимо уладить кое-какие вопросы с Хуаном Сантаной.
Дон Мигель запрокинул голову и хрипло произнес, глядя на встревоженное личико Беатрис, наклонившейся к нему:
– Не могу и выразить, насколько очаровательно пробуждение в ваших объятиях, сеньорита Сантана.
Беатрис тотчас отпрянула:
– Мое поведние показалось вам непристойным? Но оно вызвано лишь желанием уберечь вас от толчков при езде, дон Мигель.
– Похвальное желание, – не сдержал усмешки де Эспиноса, выпрямляясь на сидении. – Куда мы едем? – счел нужным поинтересоваться он, не вполне уверенный в намерениях Беатрис — учитывая ее характер и необычные обстоятельства.
– В обитель.
Де Эспиноса приподнял бровь:
– Мне послышалось, или вы приняли мое предложение?
– Да, дон Мигель, но вы были без чувств, ваша рана...
– Я вполне сносно себя чувствую, сеньорита Сантана, – тоном, не терпящим возражений, заявил он, – Небольшой упадок сил – обычное дело после ранения и долгого времени, проведенного в постели. Я слишком разнежился благодаря вашей неустанной заботе. Не будем утруждать еще и сестер-бенедиктинок, у них и без меня хватает страждущих.
– Как скажете, – подозрительно легко согласилась Беатрис.
Сидящая напротив них Лусия хмыкнула, но тут же ее лицо стало равнодушным, даже туповатым: всем своим видом служанка демонстрировала, что на нее не стоит обращать внимания.
Беатрис, выглянув из окошка, крикнула:
– Хайме, поворачивай! Мы возвращаемся в Ла-Роману! – затем она обернулась к де Эспиносе и строго сказала: – Вам не стоило подвергать вашу жизнь такому риску. Если бы вы из-за своей слабости упали с Сарацина и свернули себе шею, чувство вины, что я послужила тому причиной, отягощало бы совесть до конца дней моих.
Дон Мигель даже поперхнулся от удивления.
«Вот дерзкая девчонка!»
– Обещаю больше так не делать, сеньорита Сантана, – нарочито смиренно ответил он и тут же иронично добавил: – Если вы пообещаете больше не перечить мне и не пытаться избегать... своей судьбы.
«Моей судьбы... – сердце Беатрис замерло. Она вспомнила, чему ее учили, и те обрывки разговоров, которые ловил ее чуткий слух, и неясное томление вдруг наполнило душу: — Жена должна быть покорна мужу и его желаниям... И... каковы же будут его желания?»
Она встряхнула головой, отгоняя необычные ощущения, и в ее глазах сверкнул непочтительный задор:
– Боюсь, мне сложно дать такое обещание, но постораюсь приложить к тому все усилия.
– Приложите, – уже серьезно сказал де Эспиноса, пристально глядя на нее. – И мы поладим.
Снаружи ржали лошади, Хайме, пытающийся развернуть карету на узкой дороге, отчаянно ругался с Джакобо. Внутри же царило молчание: гранду Испании и дочери обедневшего идальго еще предстояло осознать перемены, так внезапно произошедшие в их жизнях.
Отредактировано Анна (11-09-2020 13:55:57)