Agnes
ок)

Поцелуй
 
 
 – Итак? – в голосе дона Мигеля сквозило нетерпение.
 – Он согласен, – без предисловий ответил Тень.
 – Отлично. Однако ты должен был вернуться  еще  на прошлой неделе. Что тебя задержало?
– Мне надо было кое-что уладить, дон Мигель, – буркнул наемник. – К тому же –  мы не оговаривали точные сроки.  Да и дельце сделано...
Не желая пререкаться с генуэзцем, де Эспиноса подошел к стоящему у переборки шкафу-кабинету черного дерева,  извлек из кармана связку ключей и открыл одну из многочисленных дверок, украшенных искусной резьбой. 
– Мы в расчете, Тень, – сказал он, бросая тому увесистый кожаный мешочек. – Но если хочешь еще подзаработать, останься, пока все не закончится.
Тень поймал мешочек на лету и подкинул его на ладони. Несколько мгновений он о чем-то размышлял, затем кивнул.
 – А ты неразговорчив. Тебя не интересует, что ты должен делать?
 – Мое ремесло не располагает к болтливости, – ухмыльнулся Тень. – Питер Блад – опасный человек. Вам бы не хотелось, чтобы он выкинул какую-нибудь штуку, не так ли, дон Мигель?
 
***
 После разговора с Тенью де Эспиноса  решил подняться на квартердек, зная, что вечерние часы  пленница обычно проводит там. Он не ошибся, Арабелла стояла у гакаборта и смотрела в сторону Ла-Романы. Услышав его шаги, она обернулась. Лучи вечернего солнца вспыхивали золотистыми искорками в ее каштановых волосах, бездонные глаза устало смотрели на него со ставшего совсем прозрачным за последние дни лица. И дон Мигель с неудовольствием почувствовал, как защемило сердце. Что с ним творится? С недавних пор все пошло не так, как ему представлялось, он потерялся в тумане сомнений и непонятной тоски, перестав видеть свой путь.
Он угрожал Бладу передать Арабеллу в руки инквизиции как ведьму. Сейчас он бы не поручился за то, что она и в самом деле не околдовала его. Чем объяснить, что мысли о мести и о скорой смерти проклятого пирата не вызывают больше радости и не обещают его мятущейся душе хотя бы  покоя? Почему он видит перед собой не еретичку, жену своего смертельного врага, а женщину, которой готов восхищаться? 
Легкое нежное тело в его объятиях... В память дона Мигеля с необычайной яркостью запечатлелось, как он нес бесчувственную пленницу по палубе «Санто-Доминго». И когда же случилось то, в чем он до сих пор упорно отказывался признаваться себе? То, что она стала казаться ему самой желанной во всем мире? Отец Амброзио, его духовник, сказал бы, что он одержим...
 – У меня для вас новости, донья Арабелла, пойдемте, нам нужно поговорить, – глухо сказал он.
 – Конечно, дон Мигель. 
Арабелла заметила появление на «Санто-Доминго» того человека, которого дон Мигель послал в Порт-Ройял, и догадывалась, о каких новостях пойдет речь. Она ожидала, что испанец снова направится в кают-компанию, однако, спустившись по трапу, он повернул в другую сторону и распахнул перед  ней дверь своих апартаментов.
 – Входите.
 Арабелла в нерешительности остановилась посреди каюты, рассматривая роскошную обстановку и не совсем понимая, почему дон Мигель пригласил ее сюда.
 – Присаживайтесь, донья Арабелла. Не буду вас томить и скажу сразу, что ваш супруг принял мои условия и скоро вы вернетесь... домой.
Арабелла, погруженная в свои горестные переживания, до сих пор так и не спросила его, в чем состоит выкуп и де Эспиноса в глубине души был этому рад. Она узнает о цене своей свободы, но... это будет потом.
 Арабелла невесело улыбнулась:
 – Домой... в дом, которого я не помню, и... – «к человеку, который тоже стал незнакомцем и пугает меня», – продолжила она про себя, а вслух тихо сказала: – Вам не следовало высаживаться на разбившийся бриг, дон Мигель.
 По лицу испанца пробежала судорога.
 – Не говорите так. Нет ничего, окончательнее смерти. Во всяком случае, вы будете свободны, а не в окружении врагов, как на моем корабле. Вы выпьете вина? – вдруг спросил он. – У меня есть превосходная малага. Dorado-o-Golden...
 Не дожидаясь ответа, де Эспиноса извлек из шкафа высокую бутылку темного стекла и два позолоченных кубка тонкой работы. Он откупорил бутылку и наполнил кубки янтарным вином. По каюте поплыл тонкий цветочный аромат.
 Арабелла взяла протянутый кубок и пригубила, чувствуя на языке вкус фруктов, впитавших щедрое солнце Испании. Она прикрыла глаза, маленькими глотками осушая свой кубок. 
 – У вас чудесная малага, дон Мигель. Могу ли я теперь вернуться к себе? – спросила она через некоторое время и встала, но де Эспиноса, также поднявшись, шагнул к ней, загораживая дорогу.
 – Не уходите, донья Арабелла. Что вам делать в вашей тесной каюте, которая, наверняка вам опостылела?
 – А что мне делать в вашей каюте?
 – Я бы хотел, чтобы все случившееся было для вас только кошмарным сном, но увы, это не в моей власти, – сказал де Эспиноса, со странной жаждой глядя в ее лицо. – Побудьте еще немного здесь.
 Она не ответила, но и не сдвинулась с места.
 – Арабелла... – он осторожно взял ее за плечи, мягко привлекая к себе. 
 Арабелла, обессилившая от многодневной борьбы – с ним, с неумолимой судьбой, с прошлым, которое подобно убийце в покрытом мраком переулке подстерегало ее, чтобы нанести глубокую рану – не сопротивлялась, только печально смотрела на него. Прикосновения рук де Эспиносы дарили неожиданное утешение ее исстрадавшейся душе, и Арабелла непроизвольно прижалась к нему в поисках простого человеческого тепла, не думая в эту минуту, что ее обнимает человек, который пленил ее и угрожал ей. Но когда де Эспиноса прильнул к ее губам, она задрожала и попыталась отпрянуть. 
 – Не надо... – прошептала она.
 – Не бойся, – тихо ответил де Эспиноса, снова целуя ее. Его взгляд, полный тоски и страсти, завораживал Арабеллу, лишал ее воли. – Мi chiquitina, не бойся, сейчас нам обоим нужно немного тепла...
 Под руками дона Мигеля, гладившими ее спину и плечи, стихала дрожь, по телу разливалась сладкая слабость, и Арабелла вдруг поняла, что отвечает на его поцелуи. 
«Не бойся, все будет хорошо... доверься мне»
Мужской голос, прозвучавший в эту минуту в ее сознании, не принадлежал дону Мигелю! С поразительной четкостью Арабелла увидела, как к ней склоняется темноволосый человек, его пронзительно-синие глаза светились любовью, и ее сердце  затопила невыразимая нежность... 
 – О, отпустите же меня! – она как безумная забилась в объятиях де Эспиносы. – Вы не можете! Отпустите! – яркие образы хлынули в ее мозг, они не сменяли друг друга, а наслаивались, и она тонула в их бурном потоке: – Я вспомнила! Питер! 
 Пальцы дона Мигеля впились в плечи Арабеллы, заставив ее вскрикнуть, затем он разжал объятия. 
 – Вы заблуждаетесь, миссис Блад! Вы в моей власти, и я могу сделать с вами все, что мне заблагорассудится, – с угрозой в голосе сказал он.
Арабелла отскочила в сторону, не сводя с него гневного взгляда. Лицо дона Мигеля исказилось, как от сильной боли. Он отвел глаза и язвительно осведомился: 
 – Так значит, к вам вернулась память? Своевременно, стоит отметить. Что же, вы и меня вспомнили?
 Арабелла, задыхаясь от противоречивых чувств, молча покачала головой.
 Де Эспиноса уже полностью владел собой. Неожиданно он рассмеялся, блеснув  в темноте каюты белыми зубами:
– Если бы вы могли сжигать взглядом, от меня не осталось бы и кучки золы. Вы потрясающая женщина, донья Арабелла. Гнев придает вам еще большую прелесть. Но полно, не смотрите так на меня, я не стану покушаться на вашу добродетель. Не смею вас больше задерживать.

Арабелла  не помнила, как оказалась на палубе. Свежий порывистый ветер немного привел ее в чувство. Плотная завеса над прошлым приподнялась, и Арабелла отчаянно пыталась понять, что же за ней скрывалось. Недопустимая сцена, только что произошедшая в апартаментах де Эспиносы, меркла перед этим, отступала на второй план.
К сожалению, воспоминания были разрозненными: она видела высокого синеглазого мужчину то в кандалах и заросшего бородой, то в кирасе и шлеме на палубе корабля, то в тщательно завитом парике и элегантном, черном с серебром камзоле. Теперь она знала, что это и есть ее муж, Питер Блад, пират и губернатор. А еще она ясно осознавала то, что любит его.
 

Отредактировано Анна (06-09-2020 23:36:38)

Божий суд

Накатывающиеся с тихим шелестом волны впитывались в песок у самых сапог Блада. Он вновь шел по берегу. Но на этот раз над головой ярко светило солнце, да и берег вовсе не был пустынным. Блад еще из шлюпки увидел  фигурку жены: Арабелла сидела в тени, в окружении людей дона Мигеля. Горячая волна безудержной радости  поднялась в нем: она жива! 

Но Блад оставил эту радость за спиной, как оставил собственное ощущение безнадежности и отчаяния, которому он не позволял вырваться наружу, но которое отражалось в прощальном взгляде Джереми. Три человека ожидали Блада у самой кромки прибоя, и он должен был призвать всю свою выдержку — только в этом он видел шанс на удачный исход. 

Блад не удивился, узнав Тень: чутье и прежде подсказывало, что им придется сойтись в поединке. Дон Мигель де Эспиноса своей надменностью и неподвижностью напоминал статую, а вот третий, молодой человек лет двадцати, не скрывал злобной радости. Дон Эстебан. Питер помнил об юноше, когда-то поклявшимся отомстить за смерть отца, но надеялся, что обойдется без его присутствия. Не обошлось – и это сильно осложняло ситуацию. Ну да так тому и быть.

...Арабелла смотрела на идущего к ним неторопливой легкой походкой темноволосого человека в белой рубашке и  узких черных штанах. И по мере того как он приближался, яркие камешки воспоминаний начинали складываться в разноцветную мозаику. Прошлое открывалось ей, и это было настолько ошеломляюще... и чудесно, что она больше ни о чем не думала.

Негромко вскрикнув, она вскочила на ноги. Де Эспиноса вышел из своей мраморной неподвижности и оглянулся на нее. Он нахмурился и, указывая на пленницу рукой, что-то тихо сказал стоящему рядом Тени. Тот кивнул и сделал шаг в сторону Арабеллы. Однако приказ  запоздал, люди дона Мигеля, не ожидавшие ничего подобного, также не успели задержать Арабеллу – не чувствуя под собой ног, она уже бежала к самому дорогому для нее человеку.

…Де Эспиноса был настолько поглощен видом Питера Блада, побежденного, сдающегося ему, что совсем позабыл о пленнице. Крик Арабеллы вернул его в реальность.

– Придержи ее,  – приказал он Тени.

Не успел генуэзец сделать и пары шагов, как Арабелла бросилась к Бладу, нарушая тем самым все планы дона Мигеля, и тот выругался сквозь зубы. Тогда Тень быстрым движением выхватил из-за пояса пистолет и взвел курок, целясь в нее. Дон Мигель похолодел. Не задумываясь, даже не вполне осознавая своего действия, он метнулся к наемнику и с силой ударил его по руке.

– Я не сказал – убей ее! – в ярости прошипел он.

Мысль о том, что Арабелла могла бы быть уже мертва, приводила его в содрогание.

…Питер заметил, что Тень навел пистолет на Арабеллу, и прыгнул вперед, протягивая руку, в попытке оттолкнуть ее, и с ужасом понимая, что не успеет. К его изумлению, вмешался де Эспиноса, выбив пистолет у генуэзца. А в следующий миг нежные руки жены обвились вокруг  его шеи, и он наконец-то смог прижать ее к себе. Его сердце готово было разорваться от тоски и нежности.

– Ты... это ты... Питер... ты пришел, – как в бреду шептала она.

Блад жадно вглядывался в лицо Арабеллы, с беспокойством отмечая ее восковую бледность и странный, блуждающий взгляд. 

– Арабелла, разве ты сомневалось в этом? Дорогая, ты больна? Что с тобой?

– Я была больна... но все прошло... Все уже закончилось, да?

Ах, как Питеру хотелось, чтобы это и в самом деле было так! 

– Капитан Блад! – раздался глухой голос де Эспиносы. – Можете мне не верить, но я рад видеть вас. 

Блад глянул поверх головы прижавшейся к нему Арабеллы на испанца. Нельзя, чтобы чувства взяли сейчас вверх, и поэтому он с ноткой иронии в голосе ответил:

– Не могу разделить вашу радость, дон Мигель. И прежде всего из-за вас. Вы так и не вняли совету не искать больше встречи со мной. Я приношу вам неудачу, господин адмирал.

Де Эспиноса даже задохнулся от невероятной дерзости человека, которого считал  проигравшим.

– Вам ли судить о неудаче! – проскрежетал он. – Но у нас еще будет время... побеседовать об этом. Сейчас мой человек проводит миссис Блад до шлюпки, а вам я предлагаю проследовать за мной...

– Что вы такое говорите, дон Мигель? – Арабелла, с тревогой слушавшая этот обмен любезностями, переводила взгляд с одного мужчины на другого: – Почему я должна идти без тебя, Питер? Разве речь не идет выкупе?

– Вопрос в том, что понимать под выкупом, миссис Блад! – де Эспиноса хрипло рассмеялся, действительно ощущая себя одержимым: жажда мести и невозможная, недопустимая страсть раздирали его душу на части.

– У нас остались неразрешенными некоторые разногласия, дорогая, – сказал Блад, осторожно отстраняя Арабеллу от себя.

– Я никуда не пойду! – Сбывались худшие ее подозрения, и Арабелла снова почувствовала себя тонущей в трясине: – Разногласия могут быть улажены, ведь так?

– И в самом деле, почему бы нам не решить все в честном поединке? – небрежно осведомился Блад.

– Дядя! – предостерегающе воскликнул подошедший Эстебан.

– Честный поединок для презренного пирата? Никогда! – де Эспиноса больше не сдерживался. – Тебе незнакомо само понятие чести!

В синих глазах Блада  появилась насмешка:

– А что известно о чести вам? И много ли чести в том, чтобы, ложно обвиняя женщину в колдовстве, угрожать ей инквизицией? 

– Питер, о ком ты? – недоуменно спросила Арабелла.

– О вас, миссис Блад, о ком же еще, – ядовито вставил Эстебан.

– Арабелла, дон Мигель любезно уведомил меня, что передаст тебя в руки инквизиции для суда, если я не сдамся ему. Ты не знала этого?

Арабелла растерянно посмотрела на испанца, в глазах которого зажёгся мрачный огонь.

– Я выполню свой долг и совершу благое дело для Испании, казнив тебя! 

– О, оставьте высокие материи, дон Мигель! – скучающим тоном ответил Блад. – Мы-то с вами прекрасно знаем, что дело в вашем уязвленном самолюбии и мести. А сейчас ваши гордыня и спесь не позволяют вам  принять мой вызов.

Лицо де Эспиносы исказилось от бешенства. Он махнул рукой своим солдатам, указывая на Блада.

– Отойди, дорогая, – сказал Питер и выхватил шпагу.

Испанцы медленно начали окружать его, беря в кольцо.

– Живым! – бросил дон Мигель.

Тогда Тень подобрал лежащий на песке пистолет и, холодно улыбаясь Бладу, прицелился:

– Пуля в колене – весьма неприятная штука, синьор говернаторе. Но что-то мне подсказывает, что это еще не самая большая неприятность, которая вас ожидает...

– Постойте! – прервала наемника Арабелла. В ее глазах светилась решимость и вдохновение: – Если против меня выдвинуты столь тяжкие обвинения, то возможно, дон Мигель соблаговолит принять мой вызов?

Де Эспиноса потрясенно уставился на нее:

– Женщина не может... участвовать в дуэли, – пробормотал он.

– Но женщина может воззвать к Высшей справедливости и потребовать Божьего суда, если ее невиновность не может быть доказана иными способами, – немедленно среагировал Блад. – И назначить защитника. Этот вопрос заслуживает разрешения  в судебном поединке, не так ли?К тому же ордалии до сих пор  признаются  католической церковью. Дон Мигель, вы обвинили мою жену в колдовстве. Готовы вы держать ответ за свои слова?

– Не позволяй ему! – вскричал встревоженный Эстебан.

– Замолчи! – оборвал племянника де Эспиноса. Его месть обернулась против него, гадюкой ужалив в самое сердце. Он проговорил, едва разжимая побелевшие губы: – Я принимаю ваш вызов, донья Арабелла. И я выставляю против вашего защитника своего, – он кивнул на Тень. 

Генуэзец  приподнял бровь, но  ничего не сказал. Отшвырнув пистолет,  он  вытянул из  ножен кинжал,  затем согнул колени и приглашающе  кивнул Бладу одновременно другой рукой выхватывая длинную шпагу. Блад внимательно следил за ним, не двигаясь с места.

– Разве участники поединка не должны быть в равных условиях? – Арабелла бесстрашно смотрела на дона Мигеля.

– Убери кинжал, Тень, – сухо бросил он, не глядя на нее.

Тень неохотно повиновался. Он наклонился, кладя кинжал у своих ног, и вдруг схватил горсть песка и неуловимым движением кисти швырнул ее   в лицо противника. Тот гибко отклонился назад и в сторону.  Его клинок описал полукруг, не дав наемнику приблизится. Поединок начался.

Арабелла, стиснув руки, смотрела на сражающихся, ее губы беззвучно шевелились, шепча слова молитвы. Каждый из них неторопливо прощупывал другого, и поначалу шпаги с мелодичным звоном лишь скользили одна по другой. По силе и ловкости противники не уступали друг другу. Тень первый перешел в атаку, но клинок так и мелькал в руках Блада, и генуэзцу не удавалось пробить брешь в его защите. Тогда он резко усилил натиск и после серии выпадов  попытался нанести мощный удар в грудь своего противника. Шпаги с лязгом скрестились, Блад принял удар на основание клинка и отбил его. Однако генуэзец смог дотянуться и рассечь его правое предплечье. По рукаву  рубахи расплылось алое пятно, и Арабелла прижала пальцы к губам, подавляя вскрик.

– Первая кровь моя, синьор говернаторе! – усмехнулся Тень.

Блад не стал тратить силы на разговоры с наемником, он отпрыгнул назад и тут же стремительно контратаковал. Ему удалось приблизиться к генуэзцу вплотную и, он, перехватив правую руку Тени, нанес ему удар в лицо эфесом шпаги. 

Наемник, ослепленный болью, раскрылся, этого было достаточно для Блада. Его клинок пронзил правый бок Тени снизу вверх. Из спины наемника показалось  окровавленное острие шпаги. Темная кровь хлынула у генуэзца  изо рта, и он упал замертво.

– Вы проиграли Божий суд, дон Мигель, – тяжело дыша, сказал Блад.

Тогда, издав нечленораздельный вопль, де Эспиноса кинулся на него. 

Рана, нанесенная Тенью, была глубже, чем Питеру показалось вначале, и ему пришлось переложить шпагу в левую руку. Де Эспиноса бился с самозабвенной яростью и смог потеснить его, и тогда Блад ответил яростью на ярость, сжигая все силы и больше не думая о защите. В какой-то момент дон Мигель потерял равновесие. Он услышал отчаянный крик Эстебана. А потом время замедлилось. Де Эспиноса увидел, как сверкающий клинок летит к его груди и это было... правильно.

Он почти не почувствовал боли, только небо качнулось перед глазами...

– Питер! Остановись, не убивай его! – сквозь шум в ушах де Эспиносы пробился голос Арабеллы. – Ради нашей любви! Прошу тебя!

Зрение уже застилал туман, но дон Мигель увидел, как она подбежала к Бладу, и тот медленно опустил занесенную для последнего удара шпагу. Дон Мигель перевел меркнущий взгляд на лицо Арабеллы. Как она прекрасна!

– Напрасно... – прохрипел он. Из-под его пальцев, судорожно зажимающих рану, обильно струилась кровь, окрашивая песок в цвет кармина: – Так было бы лучше, mi chiquitina... для всех.

Его люди, глухо ворча, надвигались на Блада. 

– Не трогайте их... Высший Судия высказал свой вердикт... – де Эспиноса устало смежил веки, его рука бессильно соскользнула с груди.

– Но есть еще и я! И кровь моего отца взывает о мщении! – крикнул Эстебан. – Я не дам тебе уйти!